Одно утро на ближайшую жизнь

— Привет, — он улыбается уголками губ, весело и ярко, едва заметно, пальцами играясь с замком расстегнутой осенней куртки, и блестит своими невозможным светлыми глазами — Впустишь?       Юра не думает, что у него есть выбор. Юра не думает, что хочет, чтобы этот выбор у него был, когда делает пару шагов назад от входной двери и впускает Илью внутрь. Сейчас десять утра воскресенья, начало марта, и эту весну вместе с ее солнцем, заливающим всю квартиру мягким, каким-то нежным светом, Юра чувствует особенно остро. Нет желания и потребности говорить, пока он смотрит, как Илья, скинув кроссовки, снимает куртку и снова оборачивается к нему в своей светло-серой хлопковой футболке, которую Юра любит до зуда в кончиках пальцев. Нет желания и потребности ворчать об очередном раннем визите, потому что Юра и без того знает, что Илья просто наплел родителям про пробежку или внеплановую тренировку, чтобы ему не звонили ближайшие пару часов и дали спокойно побыть с ним. Нет потребности в звуках в общем, поэтому Юра молчит, глядя на чуть растрепанные из-за легкого ветра на улице светлые волосы. И без стеснения тянет к ним руки, чтобы пригладить особенно непослушные пряди, так до безумия красиво и правильно торчащие в разные стороны. Илья чуть наклоняет голову к этим прикосновением, прикрывая глаза, укладывает ладони на Юрины бока и задерживает на несколько секунд перед тем, как скользнуть ими за спину и сцепить пальцы в замочек где-то чуть выше поясницы.       Юра проснулся около пяти минут назад, и Илья знает это, когда оставляет у него на лбу легкий поцелуй в качестве приветствия и одновременно извинений. И Юра тянется к этому теплу неосознанно, без малейшего сопротивления. Касается, наконец, мягкой ткани чужой футболки сначала кончиками пальцев, а потом, постепенно, опускает всю ладонь на бока Ильи. И, повторяя его жест, так же скользит за спину, в очередной раз отмечая в голове, как же приятно ощущается хлопок на коже. А Илья будто мысли читает. Тихо посмеивается себе под нос, не разрывая взгляда глаза в глаза. И так до безумия плевать, что они стоят в прихожей, а Юрино одеяло валяется на полу где-то между комнатой и коридором. Плевать на то, что руки у Ильи холодные, как и его одежда, и Юра весь покрывается мурашками. Он все равно держит его в объятиях в подсознательном желании согреть и даже не успевает осознать мысль, шепчущую о том, что Илья может простудиться. Погода еще не позволяет ходить в распахнутой куртке и кроссовках. Но, если Илья будет приходить в этой футболке каждый раз и вот так обнимать, долго и едва ощутимо, улыбаясь глазами и периодически постукивая пальцами по Юриной спине, то Юра готов лечить этого дурака столько, сколько потребуется. — Ты идиот, — шепчет Юра все еще чуть хрипловатым после сна голосом — Я убью тебя, если ты заболеешь. И убью еще раз, если придешь больным на тренировку. — Снова угрожаешь вместо приветствия, — Илья качает головой, но его улыбка становится лишь теплее и ярче, когда он ненавязчиво прижимает Юру немного ближе — Тогда я приду больной к тебе. Ты делаешь очень вкусный кофе. — Ты идиот, — вздыхает Юра и прижимается щекой к чужой груди. — А ты повторяешься.       Исаковскому плевать, что он повторяется. Он чувствует потеплевшую мягкую ткань из хлопка под щекой и биение чужого сердца у уха, ровное и правильное. И он не хочет отпускать этого человека ни на секунду, в чем признается себе без опаски. Он просто не может сомневаться или бояться, пока его лишь плотнее заворачивают в объятия и осторожно укладывают подбородок на макушку. Но они не могут стоять так вечно, как бы Юре не хотелось. Тело быстро затекает и приходится сделать шаг назад, отойти от Ильи, потерять приятный запах уличной утренней свежести и сладкой мяты, потерять ощущение мягкой нежной ткани под пальцами. Юра знает, что может снова почувствовать все это в любой момент, может подойти и обнять. Но это не значит, что он хочет делать паузу, с которой приходится мириться, чтобы уйти на кухню и зажечь газ под чайником, предварительно проверив уровень воды. Но Илья идет за ним, садится за стол и продолжает молчать, разглядывая лучи утреннего солнца, которые дружелюбно проникают сквозь окна и ложатся на небольшой обеденный стол, задевают собой и Юру, пока он пытается сообразить хоть какой-то завтрак. Но в конечном итоге он просто облокачивается бедрами на столешницу и снова смотрит на Илью, снова устанавливает зрительный контакт. Светлые карие глаза будто наполняются жидким золотом, отражая солнечный свет. И Юре кажется, будто в светло-серую ткань из хлопка заворачивается его сердце.       Он ведь помнит, как все было в начале. Как он отводил глаза, если зрительный контакт длился более трех секунд. Как напрягался и надевал свою самую безразличную маску, стоило только Илье с искривленными раздражением или злой усмешкой губами подойти слишком близко. Как его не волновало, что Илья может заболеть, и как он не умел делать нормальный кофе с идеальной пропорцией сладости и горечи, а теперь делает все это автоматически. Отчетливо помнит, как мысленно проклинал Илью после каждой придирки и как искренне ненавидел эту светло-серую футболку, которую теперь любит больше всего на свете. И отчетливо помнит, как искренне и самозабвенно Илья ненавидел его в ответ.       А теперь Юра иногда просыпается и думает, что все это — лишь хороший сон. Что вот, он открыл глаза, что через пару часов он снова будет на тренировке, снова в атмосфере взаимного раздражения, со спрятанным в крепко сжатых кулаках желанием ударить посильнее, собрать вещи и исчезнуть. Но на экране мобильного каждый раз высвечивается сообщение от Ильи, простое одинокое «Просыпайся», и каждая буква в этом сообщении сквозит мягкой улыбкой, хлопковой тканью и запахом сладкой мяты. — Юр, — зовет Илья с легким смешком, и Юра вздрагивает, фокусируя на нем замыленный взгляд — Чайник сейчас выкипит. — Сделай сам, — вздыхает Юра и выключает конфорку под чайником, проводя ладонью по лицу. Ему пора проснуться — Я пойду умоюсь. — Ты просто огромный кусок лени, —усмехается Илья, но все-таки встает из-за стола — Признай это. — Признаю, — кивает Юра, складывая руки на груди. Ткань его футболки дешевая и не особо приятная, а принт и вовсе ощущается грубым — А еще я признаю, что хочу почистить зубы перед тем, как нормально поцеловать тебя и сесть пить чай. В ящике есть печенье.       И Юра удаляется в ванную, не отказывая себе в том, чтобы еще раз коснуться самыми кончиками пальцев мягкой светло-серой ткани, проходя мимо. И ему плевать, что он проснулся раньше времени из-за звонка в домофон, что он лег под утро и планировал проспать до обеда. Если каждое утро будет начинаться именно так, то он вовсе и не против не высыпаться в свой выходной.