Ничего своего

Своего у него ничего нет — ни дома, ни семьи, ни друзей, ни какой-то цели. Хибара его кем-то брошена давно, он лишь подобрал. Всё осталось от прежних хозяев. "Хозяев", — усмехается горько Козлов. Хозяин тут только один. Остальные либо бегут от него, либо дохнут от его руки. Третьего не дано. Однажды и он подохнет. Бежать Козлову незачем — своего у него ничего нет. Авось чего от начальства перепадёт. С деньгами всяко лучше, чем без них. — Эй, капитан, ты тут? — Где мне ещё быть. Заходи. Капитан сегодня сказался больным и остался дома. Мог бы промолчать и остаться вовсе в одиночестве, но не ему решать. Своего у него ничего нет. А Максим мог бы не приходить. — Я тебе сигарет принёс. — Кинь на стол. — У тебя выходной? — Что я, не человек? Максим плюхается поперёк кровати, и Козлов охает, придавленный весом чужого тела. — Раздавишь! — Не ворчи, капитан. Капитан пинает его коленкой из-под одеяла, и охает уже Кольцов. Говорить не хочется. Макс изучает потолок, а Козлов разглядывает профиль Макса. Он отмечает отстранённо, что тот будто светится. Его раскиданные по светлому пододеяльнику кудри, подсвеченные солнцем — что-то библейское. Красиво, конечно. Но не для него. — У тебя дел своих нет? Капитану не хочется этого всего: чтобы Максим лежал рядом, напоминал о себе и о том, что ничего-то у капитана своего нет. — Есть, — ухмыляется Кольцов. — Здесь мои дела. Тебя доставать. — Лёг — спи. Капитан отворачивается к стене, показывая всем своим видом, что Максу не рад и продолжать диалог не намерен. Что ему действительно лучше уйти.

***

— Зачем? — севшим голосом спрашивает Козлов. Максим обнимает его со спины, еще не совсем проснувшись и не осознавая до конца, что делает. Капитан надеется, что тот не осознаёт. Он готов к тому, что Максим смущённо отстранится, что между ними повиснет неловкость и они больше никогда не подойдут друг к другу ближе чем на три шага. Готов к этому больше, чем к чему-либо ещё. — Что "зачем"? — сонно бормочет пригревшийся Макс. Хочется провалиться под землю. Козлов чувствует себя пустым, нагим и выставленным на всеобщее обозрение. Несмотря на то, что здесь нет никого, кроме них двоих, он словно сам сотней лиц разглядывает себя со всех сторон, вопрошая: и что же ты чувствуешь? Разве ты не хочешь этого? Ответ всё тот же. — У меня нет ничего своего, и быть не может. — Что? — уже более осознанно подает голос Кольцов. — Руки убрал, — добавляет капитан голосу стальные нотки. Он бы обошёлся без этого, но так действеннее. Максим отодвигается. Капитан ждёт, что скрипнут пружины кровати, пододвинутся ближе кроссовки, надеваемые на ноги, раздадутся и затихнут звуки шагов. Но Максим замирает в сантиметрах от него. Ну хоть так. — Поговорим? — Голос за спиной уже без тени сонливости. Козлов на грани того, чтобы разразиться матом. — О том, что ты с мужиком в постели обжимаешься? Козлов понимает, что обороняется, но не может ничего с собой поделать. Внутри сжатая пружина, того и гляди выстрелит. — Не с "мужиком". С тобой. — А, вот как! Козлов не верит в бога, но готов молиться кому угодно, чтобы Максим сейчас ушёл. Да, трусливо, да, малодушно. "Имею право!" — огрызается сам на себя капитан. — Хочу и обжимаюсь. Ты что-то имеешь против? Капитан переворачивается, проигрывая в эффекте неожиданности из-за одеяла, и замахивается кулаком в лицо напротив. Макс уворачивается, отводит руку подальше от себя и наваливается на того сверху. Капитан не собирается сдаваться. В конце концов, есть ещё вторая рука — ею он ударяет по солнечному сплетению, выбивая из Максима стон боли. — Пошёл ты! Волосы капитана растрëпаны по подушке, лицо налилось красным. Максим всё не слезает, несмотря на сопротивление, и дышит тяжело. — Херово как-то между нами всё, да? — Да что ты? Не заметил, — издевается. Загнан в угол, как зверь. Макс замирает над ним, разглядывает, ждёт, когда тот проколется, выдаст себя хоть мимикой, хоть взглядом. Скажет: "Что, журналист, повёлся? Пошли, покурим". Капитан не первый год в шпионах. Так просто его не расколоть. Он так хорошо спрятался, что сам себя потерял, если и находил вообще когда-то. — Я не враг тебе. — С такими друзьями враги не нужны, — зло выплёвывает капитан, потому что, кажется, ничего больше в нём не остаётся. Максим отстраняется. Не скрывает свой разочарованный взгляд побитого щенка. Он встаёт с кровати и обувается. Хлопает входная дверь. Чувство вины в капитане ебашит сильнее, чем злость. Из своего у капитана разве что эта вина, и делиться ею он не намерен.