Нежные и прелестные

      Ароматы цветов бешено носились теперь по всему Дому. С принятием нового закона жизнь в целом стала ароматнее: отовсюду тянуло духами, конфетами и крысиными феромонами. Наиболее скептичными людьми была принята политика сердитого ворчания, но настоящие мужчины пребывали в полном восторге. Помимо чарующих ароматов, в их судьбы вплелись другие, самые разные приятные мелочи, без которых они уже не представляли свои дни.       Сфинкс и Лорд решили посетить Кофейник вдвоём и поговорить о чём-нибудь отвлечённом. «Давно не общались по душам, старина», — заметил между делом Сфинкс, и Лорд, сочтя эту фразу достаточно ёмкой и отложив по такому поводу свои дела, умчался следом за ним, отчаянно надеясь, что Рыжая не успеет посетить Четвёртую в его отсутствие.       Рыжий, проводивший Сирень до самого последнего лестничного пролёта перед её крылом, где от души попрощался с ней, сидел сейчас в Кофейнике и умиротворённо зубоскалил в потолок, пока Кролик суетливо шуршал выполнением его заказа. Поймав резко вкатившихся в помещение Лорда и Сфинкса затуманенным блаженством взглядом, полным воспоминаний о прощании с новой девушкой его мечты, Рыжий завлекающе замахал им руками.       Сфинкс же понял, что и с Рыжим они давно-не-общались-по-душам-старина, и, перекивав с Лордом об этом решении, проскользил к окутанному нежностью столику крысиного вожака.       Поговорить, как собирались, решили о чём-то отвлечённом. Отвлечённым, однако, занимать беседу довелось недолго, потому что все трое не могли продолжительно отвлекаться от обсуждения самого главного занимавшего их в последнее время явления — девушек.       Первым сдался Лорд. Он заявил, что Рыжая раскладывает пасьянсы намного лучше всех его сокартёжников, о которых он пытался рассказывать до этого. И этим заявлением, кажется, Лорд открыл ящик Пандоры.       — Рыжая хороша, — согласился Сфинкс. — Рад за тебя, приятель. Многое тебе пришлось совершить, чтобы её завоевать, но оно того явно стоило. Горжусь тобой и восхищаюсь.       Лорд польщённо взметнул кружку, салютуя благодарность:       — А я горжусь и восхищаюсь ей, — понимая, что уже не остановится, Лорд сдался окончательно. — Насколько же она огненная буря, при этом добрая, и нежная, и заботливая… С ней безумно хорошо, правда. Я и не думал, что можно чувствовать что-то настолько возвышенное к земному предмету. Хотя какой же она земной предмет… Извините, мужики, я что-то увлёкся.       — Не извиняйся, Лорд. Всё ты правильно делаешь. Любимой девушкой надо увлекаться, — многозначительно кивнул ему светившийся Рыжий.       — Я полностью согласен. — От Сфинкса отлетело одобрение и расползлось по столику, задавая вектор разговора на ближайшие полчаса. — Я вот тоже часто хочу говорить о Русалке, но то случая не подвернётся, то приятных понимающих собеседников. Как будто бы никому это не интересно, а ведь так важно говорить о наших девушках. Они так много делают для нас, а мы стесняемся бросаться про них парой фраз во время застолья.       — Давайте поговорим о действительно важном, в таком случае. Как полагается, — предложил Рыжий. И никто ему не отказал.       Разговор стал значительно оживлённей, запестрил цветами, духами, шоколадом и крысиными феромонами.       Лорд говорил про Рыжую и её способность поддержать любой диалог, про её умение улаживать конфликты и разжигать их, когда это необходимо, про её чудесные веснушки, про заботливые чёрные глаза, про медвежонка и его глазки-бусинки, а также про самый вкусный кофе, который умеет заваривать только обладательница этого медвежонка.       Сфинкс говорил про доброту и искренность Русалки, про её ловкость и усердие в рукоделии, про её лучистую улыбку, про её чуткость и проницательность к его состоянию и волнением и про то, как же сильно ему с ней повезло, с её колокольчиками в волосах и в голосе, рыбками, заботой и заострёнными ушками.       Рыжий говорил мало, уступая место крепким устоявшимся чувствам товарищей. Но его тоже переполняла безграничная нежность — нежность к каждой девушке, которую ему довелось провожать до женского крыла или до библиотеки. Все они были невероятными, и, несмотря на разнообразность опыта общения с каждой из них, Рыжий по-своему каждую уважал и любил от всей души.       Настроение нежности к девушкам незаметно распространялось по Кофейнику. Пёсели заливисто перетявкивались об очаровании своих подруг. Птички, редко водившие кого-то в своё гнездо, с лёгким оттенком зависти говорили о любви Красавицы. Крысы тоже мятно попискивали о волшебницах с соседнего этажа.       Кто-то сидел с представительницей девушек, был чудовищно горд каждому смешку, прилетавшему с её стороны, и восхищён самим фактом соседства с воплощением мечты в лице своей спутницы.       Лэри, красный от смущения, принимал где-то на лестнице благодарности за розы от не менее красной Спицы.       Слепой делился с Крысой мрачноватой, но не опустошающей тишиной своего общества, тихо сидя с ней на полу на расстоянии метра и ни о чём не разговаривая.       Табаки дулся на бусы, которые ему пришлось подарить той красавице на меняльнике: бусы не принесли ему продолжения знакомства. Табаки не особо жалел, а дулся скорее из принципа.       Длинная Габи ослепляюще сидела в Кофейнике, закинув ногу на ногу, зная прекрасно, что она хороша и что каждый третий в этом помещении сейчас думает о ней, и фиолетово улыбалась в ответ на чужие взгляды.       Ральф устало потирал виски в своей комнате, перебирая документы и держа в руке стакан с сердобольно заваренным для него Овцой кофе.       А Дом стоял, окутанный весенними пряностями человеческого тепла, добрая половина которого исходила от девушек.