Ничего страшного

      Дэдлок, сидящая в темноте, из себя ничего страшного не представляет, даже если у нее странно блестят глаза (виноват радианит в крови) и подрагивают крылья носа; без своей куртки, застывшая, обездвиженная, из-за лунного света — совсем угловатая, как дикий зверь, в своей берлоге замерший, ещё не заметивший поневоле попавшего внутрь охотника, но. Скай — не охотница. Скай бережет жизни, бережет жизнь, бережет береженных; и на кухне она стоит в дверях, пытаясь услышать, как Дэдлок дышит, да только воздух нем, а мир — оглох, и в ушах — как будто звон. Все это, конечно, глупо.       Потом дикий зверь ее заметит. Глянет исподлобья, пряча в острых тенях лицо свое, и Скай представит в голове, как по привычке Дэдлок сжимает губы, как принюхивается, как во мраке хочет видеть больше контуров; как шевелятся пальцы уцелевшей руки, и двигается протез — бесшумно, угрожающе, настороженно. Подходить исподтишка к человеку, который сегодня-завтра будет вспоминать — в очередной раз — умерших сестер, павших от когтей вырвавшегося из мрака зверя… Может, всё это даже опрометчиво — потому ночь каждый раз очень страшная.       Но Дэдлок из себя ничего страшного не представляет. Или это Скай просто не хочет бояться. Между ними тянется паутина тишины, и хочется снять ее протянутыми вперёд ладонями; только вот… поторопишься — и ладоней у тебя не останется. Зверь, луной приглаженный, норвежскими морозами воспитанный, ещё молчалив, и кажет клыки — не в угрозе, но в опасении; и боится он даже больше, чем попавший в его берлогу человек.       Что есть в этой ночи? Что прячется за луной, что нырнуло во мрак, что хочет ворваться в тишину, что ищет путь вовнутрь, что залегло под окнами, что карабкается по стенам, что молчит с потолка, что провисает на лампах, что обнимает стулья, что лезет под кожу, что э т о? У Дэдлок нет ответа. У Дэдлок нет голоса. У Дэдлок нет желания шевелиться — но она шевелится, вопреки отягощению в мышцах, и голос ее, от долгого молчания приобретший хрипотцу, снимает паутину тишины:       — Не включай свет.       Не открывай окна.       Не запирай двери.       Не молчи.       Скай видит, как огоньки радужек гаснут, когда Дэдлок закрывает глаза. Можно считать это негласным разрешением приблизиться.       — Не буду, — говорит Скай, нашаривая в темноте ручку электрического чайника.       И всё, что скребётся, карабкается, живёт в ночи, пугается зелёного огонька кнопки.       Дэдлок — выдыхает.