Виноваты во всём

             Тяжесть чужого тела на спине ощущалась как никогда приятной. Арсений, словно мартовский кот, дорвавшийся до близости, выгибался в пояснице, подставляя длинную шею под влажные поцелуи Антона и едва слышно выстанывал его имя сквозь приоткрытый рот.       Им повезло, что через несколько дней после концерта в Москве начинались съёмки нового сезона "Импровизаторов". А значит, Арсений мог побыть в столице подольше, пока вновь Санкт-Петербург не позовёт его в свои объятия репетиций и спектаклей. Поэтому насколько позволяли силы и время парни пользовались моментом и после продолжительного съёмочного дня запирались в их квартире, находившейся почти на окраине Москвы в новостроечном районе, подальше от суеты и известности, и наслаждались моментами вместе. Иногда это были тихие совместные киновечера, прерываемые короткими поцелуями, порой каждый делал, что хотел: Антон, например, залипал в телефоне, играя в игры и просматривая рилсы, пока Арсений читал недавно присланный сценарий и заучивал новый текст. Но сегодняшний вечер оказался тем, каким бывает между ними после особо долгих разлук или особенно удачных концертов, когда в крови гуляет адреналин и кажется, что можешь всё.       Вот и Арсения прошибало с головы до ног от каждого движения Антона позади него. Словно на тихих морских волнах, его медленно раскачивали, двигали вдоль кровати, касались носом тёмных волос на загривке и шептали на ухо нежности. Всё это было великолепным, чувственным, наполненным как и всегда горящей любовью, но Арсений осознавал, что после сегодняшнего концерта он ещё не отошёл и внутри всё горело от бунтарского запала, от желания превратить штиль в штормовые волны и сносившую всё на своём пути бурю. Ему нужны были приказы, Арсений давно заметил в себе подобный кинк, особенно после просмотра тех самых кружков из "Мотиваторов". Сейчас нужно было лишь попросить, он понимал это, как и то, насколько сложно ему будет это сделать.       — Антон, — с придыханием окликнул парня Арсений, не оборачиваясь. Шастун тут же остановился, прекратив движения внутри партнёра, и подался чуть вперёд, коснувшись губами его плеча, усыпанного звёздами из родинок. Антон старался несильно придавливать своим телом Арсения, потому перенёс вес на согнутые в локтях руки, расставленные по обе стороны от его головы.       — Что, мой хороший? Что-то не так?       — Всё охуенно, только можешь… Можешь быть чуть жёстче сегодня, пожалуйста?       Арсений не увидел, но почувствовал удивление Антона, замершего позади него. Он перестал покрывать поцелуями кожу Попова, видимо, обдумывая услышанное. Они практиковали подобные вещи, не часто, но оба признавали, что им нравилась такая "острая" практика. В такие моменты Арсений отпускал свой вечный контроль, а Антон наслаждался покорностью Попова, обычно отличающегося своей гиперактивностью и желанием руководить процессом. Порой у них возникала короткая, но наигранная борьба, которая в конечном итоге всегда заканчивалась укрощением арсеньевского графского нрава.       Вот и сейчас Попов завозился под телом Антона, нетерпеливо ожидая начала их ролевого противостояния, но вместо этого почувствовал, как его сильнее прижимают к кровати и губами касаются ушной раковины, обдавая её горячим дыханием.       — А хорошие мальчики помнят про волшебные слова? — Арсений услышал низкий голос Антона и едва не застонал во всё горло от того, как сильно его повело от этих слов, сказанных с такой властной интонацией. Он попытался приподняться на руках, чтобы почувствовать Антона ещё ближе, но тот озлобленным рывком всего тела заставил его замереть и не двигаться.       — Я же сказал «пожалуйста», — надрывно произнёс Арсений, изнывающий от желания, выжигающего все его внутренности. Он снова начать дёргаться под Антоном, но тот вновь сильнее надавил телом на его широкую спину и вцепился зубами в покатое плечо, прикусывая его кожу. Арсений несдержанно вскрикнул.       — Не двигайся, — прорычал Антон, разомкнув челюсти и зализал место укуса широкими мазками языка. Арсений, тяжело дыша, кивнул в знак того, что услышал и будет покорно придерживаться данного правила. Возможно, если он будет себя хорошо вести, ему дадут то, чего он так желал.       — А теперь я хочу услышать волшебное слово от тебя, — Антон приподнялся над Арсением, вдыхая прохладный воздух. В такой близости друг от друга, когда между телами практически не было свободного пространства и всё вокруг разгоралось страстью на двоих, становилось душно и жарко до выступающих на теле бисерин пота, которые до одури хотелось слизать своим языком. Но вместо этого Антон, в ожидании ответа, вплёл пятерню в мягкие тёмно-русые волосы на макушке Арсения, пока что перебирая прядь за прядью, будто с интересом изучая их в полумраке комнаты. На Арсении данное действие отразилось лишь усилившемся возбуждением, поскольку ситуация напоминала школьные будни, когда учитель со снисходительным спокойствием ожидал ответа от нерасторопного ученика, а тот в страхе ошибиться упорно молчал, тем самым только подливая масло в огонь и без того неустойчивого терпения педагога. Но сейчас Арсений боялся и в то же время желал того, чтобы своими неправильными ответами довести своего «учителя» до белого каления и в финальной точке прочувствовать, как на него обрушиться всё его раздражение и злость в виде желаемых фрикций.       — Я не знаю других волшебных слов, — голос сам по себе стал чуть выше, словно Арсений действительно был тем самым учеником за партой, оставленным после уроков за незнание предмета. Попов нетерпеливо ожидал реакции на свои слова, не замечая, как тело ныло от не особо удобной позы, и удовлетворенно прикрыл глаза, когда ощутил, как сильнее вцепились длинные пальцы Антона в его волосы на голове.       — Ах, не знаешь? Мне тебе напомнить? Или ты настолько не хочешь получить желаемое? — Антон вновь опустился на покрытую потом спину Арсения и грубо вжал его голову в подушку, не отпуская смоляные волосы. — Ты ведь знаешь, что награждают только хороших мальчиков.       — Я хороший мальчик! — приглушенно воскликнул Арсений, словно действительно почувствовал обиду за укор от «учителя». Он положил горящую щеку на подушку и повернул голову чуть в сторону, чтобы его было слышно при разговоре. Пряди волос прилипли в взмокшему от пота лбу и заслоняли глазам обзор на Антона, что был позади него.       — Так докажи мне, — прошипел Антон, склонившись над Арсением и прикусывая кожу на его затылке. Его лицо и интонации выражали неподдельную злость и требовательность, которые если бы кто увидел на площадке во время съёмок, то пожелали бы больше не выводить Шастуна и по возможности не пересекаться с ним в ближайшие несколько недель. Но в данный момент всё это было напускным, за чем скрывалась всепоглощающая любовь и нежность, ведь Антон, если и вливался в игру с Арсением, то отдавался этому делу полностью и без остатка, чтобы насладиться процессом не только самому, но и своему партнёру.       Желая поощрить стремление Попова получить то, что ему было нужно, Антон сделал резкое поступательное движение бёдрами, вызывая мгновенный отклик в теле Арсения в виде дрожи и надрывного стона.       — Умоляй меня, — прохрипел Шастун, отойдя после своей короткой волны удовольствия и сгорая от желания поскорее нагнать его в многократном размере в скором времени.       Арсений, пережив секундную вспышку наслаждения, задышал тяжело и часто и, прикрыв глаза, буквально переступая через свою сучность и стыд, прохныкал куда-то в ткань подушки:       — Антон, пожалуйста.       — Не слышу.       — Антон, пожалуйста, сделай это.       — Сделать что?       — Шастун, умоляю, блять, выеби уже меня! — прокричал Арсений, вкладывая в слова всё своё нетерпение, давящее изнутри возбуждение и злость за то, что ему пришлось унижаться и просить. И хотя это наоборот приносило ему невозможный кайф, Попов никак не мог задействовать все свои актерские умения, чтобы фраза прозвучала явно недовольной и требовательной.       Антон хмыкнул куда-то ему в загривок, проведя по нему своим носом до самого уха, затем обвил одной рукой шею Арсения, укладывая его подбородок на сгиб своего локтя, другой вплёл пальцы в лежащую на подушке ладонь Попова.       Коснувшись губами его ушной раковины, Антон с хрипотцой в голосе прошептал:       — Хороший мальчик, — и начал резко двигать бедрами и тазом, всем телом вжимаясь в мужчину под собой. Арсений взвыл от наконец обрушившегося на него ожесточенного удовольствия, подаваясь навстречу быстрым толчкам и ощущая, как шею пережимает рука Антона, тем самым ограничивая ему доступ воздуха и вызывая лёгкую асфиксию. Арсений в череде бесконечных фрикций закатил глаза, чувствуя приближение накрывающей его со всех сторон бури, и, вцепившись в придушивающую его руку, выдавил из себя хриплый высокий стон:       — Да-да-да, Шаст, я скоро! Я скоро...       Антон, услышав это, увеличил амплитуду движений, дабы на несколько мгновений оттянуть момент разрядки и немного отдохнуть, но непрерывно срывающиеся с губ Арсения звонкие стоны, лишь подбивали его вновь ускориться и довести дело до желаемого ими обоими пика.       Тело начало трясти от напряжения, а мышц ног — сводить, но Антон стойко игнорировал сигналы измотанного нагрузкой организма, всецело поглощённый удовольствием, которое получал его партнёр.       — Кончай, мой хороший мальчик, кончай, — голос дрожал, как и тело, когда Антон произнёс фразу, после которой вновь вонзил зубы в нежную кожу плеча Арсения и сжал её до глубоких вмятин, не прекращая двигаться в нём. Арсений словно по команде отпустил себя и всё напряжение с громким протяжным стоном, ощутив, как накрывает его сокрушительной волной оргазма. Он почувствовал, как Антон замер над ним, переживая свой личный десятибалльный шторм, повторяя словно в бреду имя Арсения, затем как тот вышел из него и расслабленно опустился на соседнюю половину кровати.       Они лежали рядом короткое время, восстанавливая дыхание и прикрыв глаза. Сцепленные ладони, расположенные на подушке, так и не разжались и начали нежно перебирать пальцы друг друга.       — Любитель пожёстче, блин. Пусть Поз запишет для тебя отдельные кружки, раз тебе так хочется, чтоб тебе почаще приказывали, — произнёс Антон с шутливой ревностью и обидой в голосе. Он лежал на спине и смотрел на то, как Арсений открывает усталые глаза и хмурит брови, нависшие над подушкой, за которой скрылись его губы и часть носа.       — Дурак ты, Шаст. У меня уже есть тот, кто может приказывать мне.       — Да ну? И кто?       — Ты, дурачьё.       — А если я прикажу тебе, не знаю, помыть мне хуй, например. Сделаешь?       — Только после того, как ты этим самым хуем вытрахаешь из меня душу.       — А, ну, если ты так просишь…       — Это если прикажу. Не забывай, у меня зубки тоже имеются, — Арсений самодовольно улыбнулся, будто в его руках всё правительство мира, и, приподнявшись над подушкой, встал с кровати, намереваясь пойти в душ.       — Знаю я, какие у тебя зубки. Но помни, что я в курсе на чём они смотрятся особенно красиво, — съехидничал Антон. Арсений на это лишь закатил глаза и показал язык.       Уже на выходе из комнаты, когда он понял, что за ним никто не следовал, Арсений обернулся и, изящно положив руку на деревянный косяк двери, произнёс елейным голосом:       — Пойдёмте, господин, отмою Вам Ваш хуй. Ведь душу Вы мне сегодня действительно вытрахали, — и исчез в проёме. Антон на это лишь усмехнулся и последовал за Арсением в ванную комнату.       Всё-таки «Мотиваторы» действительно работают.