୨ৎ
Начало марта в Сеуле выдаётся поистине тёплым: первые плюсовые температуры, совсем ещё нежное солнце, застенчиво выглядывающее в течение дня из-за облаков, и редкие дожди. Снегом уже вовсе не пахнет, а в воздухе ощущается торжественное ожидание первой листвы и сладости нагретого асфальта. Люди по-прежнему кутаются в шарфы и не торопятся снимать свитера — ветер порой пробирает до костей, а болеть сейчас не в тренде. Мягкое жужжание кофемашин и приглушённое бормотание посетителей убаюкивают. Плейлист, обновляемый каждую неделю с особым старанием, ненавязчивый и едва слышимый, поставлен на фон скорее ради общей атмосферы. Что-то вроде lo-fi для лучшего фокуса и продуктивности. Кто-то надеется написать реферат до дедлайна, кто-то обговаривает совместный проект, а кто-то занят просмотром ленты в социальных сетях. У каждого свои заботы, но все они становятся менее очевидными, когда дело касается вкусных напитков и десертов. Стоит ли отказывать себе в кусочке лимонного пирога или красного бархата, если завтра может и не настать вовсе? Планета не встанет на месте, если дать себе возможность наслаждаться жизнью и её приятными мелочами. Копошение за барной стойкой не отвлекает, а скорее завораживает. Два бариста, одетых с иголочки в фирменные белые рубашки и коричневые фартуки (у одного из них, Сону, была прицеплена самодельная брошь-бантик из розовой ленты), словно кружились в танце, иногда тихо посмеиваясь над чем-то и помогая друг другу. Слаженный дуэт, построенный на хороших взаимоотношениях и любви к своему делу. Но работать в кофейне утомительно. Нет, не поймите неправильно, Сону искренне любит свою работу, но плюсы он может пересчитать по пальцам и обойтись при этом одной рукой. Он, улыбчивый экстраверт, под конец дня ощущает себя озлобленным на весь мир мультяшным монстром, готовым разрыдаться от досады, потому что люди считают бариста не иначе как мусором. Сону всерьёз допускает эту мысль, когда его оставляют без чаевых и не говорят обыденное вежливое «спасибо» за отличную матчу на альтернативном молоке. Лучшую в городе за эту цену! Пожалуй, он принял свою участь, когда его попросили приготовить капучино без молока, а затем влепили кофейне одну звезду за некомпетентную работу. Вот тогда всё точно встало на свои места. Ещё хуже лишь тот факт, что вчера Сону пришлось задержаться, чтобы привнести в интерьер, как выразился Чонвон, «романтики и весеннего настроения». Это была полностью его идея, воплощать которую пришлось Сону, потому что он попросту не умеет отказывать своим друзьям, а если быть точнее, друзьям, занимающим вышестоящие должности. Подумаешь, домой он вернулся только в первом часу ночи, свалившись в кровать без сил и напрочь забыв про свою неизменную рутину по уходу за лицом в десять ступеней (о чём на утро пожалел и проклял Чонвона раз пять, надеясь, что он будет икать во сне). А смену открывать нужно в половину восьмого. И конечно, весь этот весенний розово-зелёный салат, поджидающий Сону на каждом углу, вызывает в нём странное чувство светлой тоски по трепету отношений и возвышенности влюблённости. Он не из тех, кто гонится за отношениями и постоянно ходит на свидания при любой возможности. Сону искренне хочет любить и быть любимым, но, видимо, должно пройти ещё несколько дней-недель-месяцев-лет, чтобы он стал счастливым в отношениях с кем-то. А пока всё, что ему остаётся — это лицезреть бумажные гирлянды-сердечки над своей головой двенадцать часов в сутки и предлагать посетителям купить их новое печенье в виде очаровательных розовых цветков вишни, которая совсем скоро зацветёт и оденет город в свой пышный праздничный наряд. — Что с лицом? — Рики, их бариста на полставки, олицетворение самого настоящего злобного школьника из Интернета, с которыми боятся вступать в диалог все, кто старше двадцати. Он остёр на язык, прямолинеен, лишён и стыда, и совести. — Одиноко мне. Скоро вишня зацветёт, а мне даже посмотреть на неё не с кем, — Сону тяжело вздыхает, провожая взглядом парочку со стаканчиками айс-американо: оба как с обложки журнала, с идеальными укладками и в парных дизайнерских толстовках. А как он смотрит на неё!.. Хоть дораму снимай или роман пиши. Рики закатывает глаза и обречённо стонет. Если витамин счастья в их компании печалится — быть беде. Возможно, на Землю упадёт метеорит или случится потоп, причиной которого станет сам Сону. — Что тебе мешает найти кого-нибудь? Действуй, а не вздыхай. И не порть своим кислым лицом мой великолепный вайб. Я планирую собрать много чаевых сегодня. — Именно поэтому ты вылил на себя ведро геля для волос, — фигура Чонвона появляется из подсобного помещения. Он ловко заполняет холодильник несколькими пачками молока и сливок, напевая какую-то новую ужасно популярную попсовую песню себе под нос. — Ты не разбираешься в моде, — фыркает Рики. — Слушай, Сону… — Ты забыл «хён». — Так вот, Сону, — Рики пропускает замечание мимо ушей, на что получает убийственный лисий взгляд, хотя мог бы и подзатыльник. — Я ставлю 70.000 вон на то, что ты не сможешь пригласить на свидание следующего посетителя. Тебе слабо. — Конечно слабо, — с готовностью признаётся Сону, смахивая розовую чёлку с глаз. — А вдруг он будет уродливым или, не знаю, старым. Или вдруг вообще девушка зайдёт. — Девушек мы считать и не будем. А на кону большие деньги, — подначивает Чонвон, — заработанные чужими кровью и потом. Сону не оставляют времени на подумать: ведь действительно, даже если ничего не выйдет, даже если это будет позор всей его жизни, авантюра крайне заманчивая и почти беспроигрышная. Сеул достаточно большой, чтобы его забыли через несколько дней и никогда больше не вспомнили, если что-то пойдёт не так. Да и утереть нос Рики хочется не меньше. — Твоя взяла. Я в деле. И будто Вселенная взмахнула волшебной палочкой: прохладный уличный воздух коротко лижет вспыхнувшие щеки Сону, когда над дверью слышится звон колокольчиков. И вместе с ним — задушенный хохот Рики, опустившегося куда-то за барную стойку. Катастрофа. Вселенная та ещё шутница. — Что я могу сделать для вас, Сонхун-щи? — Сону скрывает дрожь в своих руках, крепко сцепив их перед собой. Его блестящие от тинта губы сами по себе растягиваются в улыбке, хотя внутренне он сходит с ума. Хуже и быть не может. Сонхун — преподаватель точных наук в университете, что находится буквально в пяти минутах ходьбы от их кофейни (гениальный маркетинговый ход, поднявший популярность заведения за считанные недели). К своим тридцати с небольшим годам Сонхун обзавёлся стабильной и прибыльной должностью, дорогой иномаркой и немалым количеством воздыхательниц лет на двенадцать младше его самого. Но объективно — не запасть на Сонхуна сложно, практически невозможно: его галантность и внешность подкупают любого. Увидеть его здесь — не редкость, просто потому что он часто приходит по-доброму подразнить Рики, которому за небольшую плату помогает подтянуть знания в области математики, чтобы не завалить злополучный сунын. После первого месяца занятий Рики перестал позориться на пробных тестированиях, с трудом, но всё-таки переходя порог. А ведь к такому горе-ученику ещё нужно найти подход. Сонхун долго не церемонился: окинул Рики тяжёлым взглядом на первой встрече, объяснил, кому это прежде всего нужно (ну уж точно не самому Сонхуну, — эта пара тысяч вон ему погоды не сделает), и они притёрлись, даже поладили. Как минимум, теперь не только Сону выслушивает гневные голосовые сообщения Рики, приправленные тонной жгучего первосортного мата, о его «тупой старой училке, поставившей двойку за другой способ решения задачи». Сонхун едва ли одобряет такую систему оценивая, но и Рики иногда одёргивает и просит не влезать в конфликты. — Айс-американо с собой, пожалуйста, — Сонхун поправляет очки в тонкой оправе на переносице, а взгляд Сону цепляется за точки-родинки, разбросанные по его лицу. Идеальный образ: рубашка, выглядывающая из-под кашемирового свитера, чёрное пальто, шарф, небрежно накинутый поверх. Наверняка стрелки на брюках тоже чётко отглажены, а туфли начищены до блеска. Сону готов стреляться. Конечно, он засматривался на Сонхуна и до этого, но никогда не думал сделать первый шаг. Боже, он всего лишь второкурсник хореографического, кое-как сводящий концы с концами в столице! Ещё немного — и Сону выпнут из университета за непосещаемость, но у него нет другого выхода — деньги сами себя не сделают. Разве он ровня Сонхуну? Ему нужна обаятельная девушка, примерная студентка аспирантуры или вовсе какая-нибудь офисная работница, предпочитающая деловой стиль, а не Сону с его розовыми волосами, аддикцией на косметику и бантики. А Сонхуну вообще нравятся парни? В голове сами собой всплывают слова Чонвона о некой Вонён: красавице с тонкими запястьями и длинными волосами. Ну просто жемчужина факультета зарубежной филологии! Кажется, она преподаёт практический английский. Знает несколько языков, очаровывает всех своими изящностью и умом, но чаще всего общается именно с Сонхуном. Поговаривают, что на обеденном перерыве они вдвоём частенько гуляют по скверу, обрамлённому густыми хвойными деревьями. Может, они встречаются? Тогда это значительно усложняет задачу и ставит Сону в куда более неловкое положение. — А ещё… — Сону запинается, стоит ему посмотреть в глаза Сонхуна. — Не желаете попробовать наше печенье по новому рецепту? Ограниченное предложение в честь цветения вишни! — Нет, спасибо, не нужно, — он оплачивает заказ пластиковой картой и привычно оставляет пару купюр в вазочке с лаконичной надписью «чаевые». Сонхун всегда щедр к персоналу, а это уже о многом говорит. У Сону сердце в ушах стучит так же громко, как обычно работает кофемашина. Он собирает заказ скорее на автомате, боковым зрением подмечая, что Рики всё-таки выныривает из-под стойки и развязно болтает с их посетителем. — …Ну я ей и говорю: «Тут биквадратное уравнение надо решить сначала, а потом числа подставить и по графику посмотреть», а она на меня как вылупилась… Сонхун слабо улыбается и кивает. Всё-таки иногда берёт гордость за своего ученика, который всеми силами старается осилить такой сложный для его головы предмет. Это само по себе похвально и заслуживает уважения. А Сону находит в себе силы и включает режим обольстительной лисы: всё-таки пробивает печенье за свой счёт и упаковывает его в очаровательный крафтовый пакет с размашистым названием на нём. Он успевает написать на стикере свой номер телефона и прикрепить его с другой стороны стакана так, чтобы Сонхун не увидел сразу. Сону ставит заказ на стойку, растягивает губы в хитрой улыбке и щурит глаза, с нескрываемым интересом разглядывая мужчину. — Я отказался от десерта, — с холодным удивлением замечает Сонхун, кивая на пакет. — Это от заведения, — Сону наклоняет голову и невинно хлопает длинными ресницами, подкрашенными коричневой тушью. — Сонхун-щи, а какой у вас типаж? Кто вас привлекает, м? Чонвон и Рики переглядываются, готовясь в любой момент спасти ситуацию: молчание тяжёлое, а взгляд Сонхуна — ещё тяжелее. — Не подумайте, я не хочу лезть не в своё дело! — Сону поднимает ладони в примирительном жесте. — Просто действительно интересно, кто способен растопить сердце такого привлекательного и умного человека. Комплимент сахарной посыпкой оседает на языке. Само вырвалось, но это в той или иной степени влияет и на самого Сонхуна: его плечи расслабляются, и он, кажется, задумывается на пару мгновений прежде, чем выдать чёткий ответ. — Кто-то высокий, с длинными волосами и милым лицом. Кто-то, кто разбирается в моде, добр с другими и достаточно эрудирован, чтобы поддержать диалог, — он замолкает и поджимает губы, пытаясь что-то вспомнить. — Пожалуй, кто-то, кто похож на Вонён-щи. Сону пролетает почти по всем пунктам, но зато теперь всё точно встаёт на свои места. Но разве это повод отчаиваться? Если позориться, то до конца. — Вонён-щи действительно милая, — дуется Сону и нарочито тяжело вздыхает. Будь у него длинные волосы, он бы обязательно кокетливо накрутил прядь себе на палец. — Но я милее. Сонхун бросает снисходительный и холодный взгляд, под которым Сону ощущает свою незначительность (в простонародье «маленькость»), но вида не подаёт. Мужчина забирает заказ, прощается с Рики и где-то глубоко внутри себя соглашается. Да, пожалуй, действительно милее. Колокольчики над дверью снова заливаются музыкальным смехом, силуэт Сонхуна теряется за стеклом и растворяется где-то вдали, а Сону опускается на корточки, прижимая дрожащие руки к груди. — Это было сложнее, чем я думал, — нервно хихикает он, пытаясь унять беспокойное сердце. — За такое ты мне должен не меньше сотни. — Да кто же знал!.. — сокрушается Рики и всплёскивает руками. — Я вообще не думал, что у тебя хватит смелости так открыто флиртовать с ним. — А ты чего там ему на стаканчик налепил? — Чонвон кошкой ластится к Сону, заботливо поглаживая его по голове. — Я всё видел. — Номер телефона свой написал.୨ৎ
Аудитория заполнена полностью: идеальная посещаемость и страх перед требовательным преподавателем. Старшекурсники говорят, что экзамен сдавать боязно, но безболезненно только в том случае, если честно посещал семинары, сдавал срезы, учил всё и немного больше. В общем, нужно быть действительно умным, чтобы тебе поверили и дали шанс. Сонхун предварительно подробно рассказывает студентам про каждое задание в их самостоятельной работе, озвучивает критерии оценивания и отправляет в свободное плаванье на этом корабле высшей математики. Дай бог поплывут, а если и потонут, то где-то близ берега. Списать всё равно не выйдет, пусть рассчитывают только на свои знания, если они, конечно, есть. В противном случае, всегда можно отчислиться и не позориться. Опустившись на стул, Сонхун задумчиво крутит полупустой стакан и только в следующий момент обнаруживает стикер: светло-розовый, совсем небольшой, с аккуратной последовательностью цифр, подписью и лисьей мордочкой в углу. Смело. Он заинтересован. Сону самоуверенный, отчаянный или отважный? Может, он как приторный кофе три в одном? В теории, наглого мальчишку можно проигнорировать, как Сонхун обычно и поступает с нерадивыми студентами, периодически пытающимися привлечь к себе внимание. Бесполезно. Сонхун не ханжа, нет, но предпочитает соблюдать субординацию. Однако романы между преподавателями он тоже отрицает: не хватало ещё потом выслушивать шёпотки о своей личной жизни от декана или уборщицы. Все связаны и повязаны, а у стен есть уши. Очевидно, что к своим тридцати годам Сонхун достаточно опытен: долговременные отношения и одноразовые встречи, женщины и мужчины. В пределах разумного, не распыляясь, но вполне достаточно, чтобы понять свои предпочтения и себя самого. В свои студенческие годы у него было куда больше возможностей для экспериментов, нежели сейчас. В погоне за хорошей жизнью он почти перестал ходить на свидания и потерял интерес к людям. Но какое-то щекочущее чувство внутри заставляет Сонхуна задуматься: что ему мешает хотя бы узнать о намерениях Сону? Он сломал устоявшиеся стандарты за один короткий диалог, воспользовавшись своим природным очарованием и обаянием. Насколько он серьёзен или ветренен? Сколько ему лет? Наверняка нет и двадцати. За размышлениями, неожиданно оккупировавшими голову, проходит пара, а стакан становится пустым. Печенье всё-таки идёт в ход, но только после того, как последний студент сдаёт свою работу на стол и покидает аудиторию. Песочная основа с клубничным джемом посередине. Ничего необычного, но всё-таки вкусно и не слишком приторно. Сонхун давно приучил себя делать работу сразу в университете, если есть такая возможность, а не нести все эти листочки, иногда замызганные и мятые, домой. В своих стенах банально хочется расслабиться, почитать какой-нибудь роман, посмотреть новую слезливую дораму, вкусно поесть или лечь спать пораньше, чтобы с утра не спугнуть какого-нибудь очаровательного бариста с розовыми волосами. Но высыпаться всё равно удаётся с переменным успехом. Мужчина тяжело вздыхает и нервно касается брови (детская привычка), когда видит очередное студенческое недоразумение. Ему-то вообще без разницы, кто и как усваивает материал, сколько времени на это было затрачено, потому что своё Сонхун уже отпахал. Успевал как-то и на вечеринках в туалете блевать, и сессии закрывать блестяще, и с девчонками в кино ходить. Иногда уставал, прогуливал, но всё-таки дышал полной грудью, чтобы сейчас вспоминать свои двадцать без сожалений. На десятой работе Сонхун теряет всякую надежду найти зачатки здравого смысла и понимания высшей математики. Наверное, отличнику будет обидно узнать, что всё пошло прахом из-за одного забытого минуса в самой середине вычислений. Ладно, он хотя бы пытался. Сонхун старательно игнорирует желание взять в руки телефон, на экране которого периодически всплывают сообщения из общего преподавательского чата («В столовой лазанья, кому взять?»), но по итогу всё равно отвлекается на шум. — Если ты пришёл в очередной раз рассказать какой-нибудь анекдот, который ты услышал от аджумы в гардеробе, — он не отрывает взгляд от сплошной линии, состоящей из цифр и букв, — то я тебе не рад. — Да ладно тебе! — мужчина смеётся и складывает руки на груди, опираясь плечом о дверной косяк. Его подёрнутая солнцем кожа красиво контрастирует с обесцвеченными волосами. Редко сейчас встретишь таких смелых преподавателей. Но Джей американец, ему можно. — Напомни, почему я всё ещё с тобой общаюсь? — Потому что ты зануда, а я твой весёлый друг, — Джей лениво шагает вглубь аудитории, кончиками пальцев касаясь ровных рядов парт. — Ты бы хоть сходил куда. Вампиришься в своей норе круглые сутки, а потом откисаешь дома. Рутина тебя погубит. — Говоришь со знанием дела, — ёрничает Сонхун, всё-таки снимая очки и устало потирая переносицу. Перед глазами пляшут целые математические хороводы: ещё немного и песни запоют. — Тебе даже лекции по теории перевода лень читать, поэтому ты говоришь студентам, что тебя вызывают на кафедру, а сам идёшь гонять чаи с очередным мальчиком из Тиндера. — Могу себе позволить, — разводит руками, — и никто от этого не страдает, прошу заметить. Может, тебе тоже нужен какой-нибудь мальчик из Тиндера, м? Джей победно улыбается, заметив тень раздражения и сомнения на лице друга, и бросает ещё пару колкостей в стиле подростка в пубертате, а Сонхун снова принимается проверять полёт фантазии своих студентов. У него есть ещё около получаса до прихода следующей группы, у которой он должен провести семинар. Может, какой-нибудь мальчик ему и действительно нужен. Сонхун замечает, что лиса на розовом стикере щурится очаровательнее, чем раньше, только когда приходит домой.୨ৎ
Дожёвывая свой скудный завтрак на скорую руку, Сону в сотый раз перечитывает переписку, которую уже успел выучить наизусть. И всё ещё не верит своим глазам. sunghoon: «спасибо за печенье.» sunoo 🦊🎀: «о! вы всё-таки его попробовали! рад, что вам понравилось 🥹 понравилось же?» sunghoon: «да, действительно вкусно.» sunoo 🦊🎀: «приходите завтра, я вас снова угощу. ну или приходите, чтобы просто увидеть меня,,,» Сонхун написал ему за несколько минут до полуночи, когда Сону, разбитый и уставший после смены и утренних потрясений, вышел из душа, растирая по распаренной коже вкусно пахнущий корицей крем. Стыд и смущение ведром горячей воды снова вылились ему на голову: уши покраснели, а внутри что-то оборвалось. Боже, чем он только думал? Всю ночь Сону ворочался в кровати и пребывал в полусне, то отбрасывая одеяло, то укрываясь им с головой. Унять тревожность не получилось даже прижав к себе покрепче любимую плюшевую лису, подаренную Чонвоном несколько месяцев назад. Будильник показался музыкой ада — голова раскалывалась так, что не было сил даже подняться с кровати. Но отступать уже нельзя, да и трепетная надежда глубоко внутри говорит, что шанс не упущен и нужно действовать решительно. Иначе зачем бы Сонхун ему писал? Просмотрев все фотографии профиля (а их всего три), Сону делает вполне логичный вывод — у Сонхуна есть собака. Белая, похожая на облако, с чёрными глазами-бусинами. Значит, это неплохая возможность расположить её (или его? нужно будет обязательно узнать) хозяина к себе. И план надёжен, выверен и почти идеален, за исключением одного «но»: Сону безбожно опаздывает, а смена должна быть открыта через четверть часа. Добраться — меньше десяти минут, но какой магазин с зоотоварами будет открыт раньше восьми? — Ты перегрелся? — Чонвон обеспокоенно оглядывает запыхавшегося Сону, успевшего оставить своё бежевое пальто в комнате для персонала. Удивительно, но даже после такой пробежки рано утром его макияж выглядит аккуратно, а губы сияют алым тинтом. — Наш начальник, конечно, тот ещё золотистый ретривер, но он всё-таки не собака. — Это не для Джейк-хёна, — дуется Сону, убирая пакетик с собачьим печеньем за прилавок. — Спасибо, что прикрыл. Я твой должник. — Да куда уж там, — фыркает Чонвон, помогая завязать аккуратный бантик на фартуке. Он всегда такой — добрый и внимательный, понимающий и ласковый, как большая тёплая кошка в теле человека. Посетителей много, как оно и бывает в будние дни: студенты, преподаватели, обычные офисные клерки. В потоке заказов для Сону забывается и Сонхун, — подумать банально некогда, голова забита нюансами вроде латте на клубничном молоке и двойной порции карамельного сиропа в айс-американо. Без Рики работать трудно и даже уныло, а он придёт лишь во второй половине смены, когда все явятся на ланч за сэндвичами. Усталость накатывает неожиданно и даёт сковородкой по голове: в глаза будто насыпали песок, ноги ватные, а руки с трудом слушаются. Кто же знал, что влюблённость (с поражением Сону принимает это за истину) так плохо сказывается на здоровье? Чонвон ловко надевает пластиковые крышки на стаканы, раскладывает десерты по небольшим аккуратным коробочкам с бумажным наполнителем и мурлычет «хорошего дня», пока Сону отсчитывает минуты до конца этого утреннего ада. Совсем скоро начнётся рабочий день, и людей станет поменьше. Только работы от этого не убавится — нужно протереть пол, стойку и столики, разобраться с посудой и заполнить холодильники. Рутина — это залог стабильности или выгорания? Музыка ветра над дверью издаёт приветливый перелив; Сонхун здоровается с кем-то из своих знакомых, уже получивших свои заказы. Сегодня он без очков, а под пальто чёрный пиджак и галстук. Шарф — в руках, значит, заметно потеплело. — Здравствуй, Сону, — это заставляет бариста в удивлении обернуться и обнаружить, что Чонвон берёт заказ у женщины за столиком немного поодаль. — Американо со льдом, пожалуйста. — Здравствуйте, Сонхун-щи, — Сону ярко улыбается, ощущая жар на своих щеках. — Что-то ещё? Печенье? Могу предложить вам вкуснейший фисташковый макарон! — Хорошо, — кивает мужчина, как обычно расплачиваясь пластиковой картой. — Ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь уставшим. Сону мнётся и не знает, что стоит сказать. «Я плохо спал и думал о вас?» или «Я пробежал марафон чтобы впечатлить вас своей внимательностью к деталям?» — Стресс и всё такое, — уклончиво отвечает Сону, засыпая в стакан лёд. Внимательный взгляд прожигает холодом спину, заставляя сомневаться во всех принятых решениях. — Вы сегодня поздно. Нет ранних пар? — Нужно разобраться с документами перед лекциями, поэтому нет смысла торопиться, — лёгкая улыбка на мгновение трогает его губы, а Сону уже теряет связь с этим миром. — Когда ты свободен, Сону? Вот бы ему самому знать точный ответ на этот вопрос. — Мы составляем график на несколько дней вперёд, но я могу подмениться, если это необходимо, — парень ставит напиток на стойку и укладывает макарон в бумажный пакет. — Я хочу сводить тебя в ресторан. Завтра в семь. Сердце Сону падает в живот, и он забывает, что умеет дышать и моргать. То, о чём он даже боялся фантазировать, становится его реальностью за считанные секунды. — Да, конечно, — очень трудно сдерживать своё смущение, когда мужчина твоей мечты приглашает на свидание. Это же ведь свидание? — О, постойте! У меня кое-что есть для вас… Вернее, для вашей собаки. Брови Сонхуна поднимаются в удивлении, когда он видит упаковку печенья для собак. — Я обязательно передам Гаыль, когда буду у родителей. Спасибо, это очень мило с твоей стороны, — мужчина коротко касается кончиками пальцев ладони Сону, когда забирает свой заказ. — Хорошего дня, Сону. Напиши, как закончишь свою смену. И уходит. Уходит, оставляя Сону с целым штормом в голове и под рёбрами: там цветёт что-то хрупкое и взволнованное чужим вниманием. Томительное ожидание рабочего дня не ощущается так остро: работы ожидаемо много, даже когда на смену приходит Рики — довольный и выспавшийся, хотя вроде бы целое утро провёл в школе за пробным экзаменом. — Так чё там, — он разминает затёкшую шею и снисходительно смотрит на Сону, мол, куда тебе до моей гениальности в математике, — мы это с хёном разобрали ещё несколько месяцев назад. Позорно было бы ошибиться в элементарном. А он ошибается. Невнимательность вкупе с нетерпеливостью обязательно дают свои плоды. Беготня по залу с подносами и тряпками продолжается до самого вечера; за два часа до окончания смены Чонвон отпускает Сону, уставшего и измотанного, почти что убитого. Никто из них не знает, когда он последний раз появлялся в университете, чтобы закрыть свои многочисленные долги. Учёба перестаёт иметь смысл, когда у тебя появляется возможность получать деньги без образования. Особенно, когда без этих денег ты будешь жить в картонной коробке под домом и питаться в лучшем случае корочками от чьей-то пиццы. И то, если повезёт. Вечернее солнце целует щёки и нос, слепит глаза, но придаёт немного сил. Сону глупо стоит посреди улицы, пытаясь различить чириканье птиц среди гула проезжающих мимо машин. В такие моменты жизнь ощущается жизнью, а проблемы перестают иметь какое-либо значение. Да куда до них, если тут скоро зацветёт вишня и позеленеет трава. Сону привык жить в своей скромной маленькой квартирке на пятом этаже. Не страх клаустрофоба, а просто вполне себе компактно. Ему и не нужно много места — уют и возможность расположить всё самое необходимое превалировали над квадратными метрами. У Сону нет возможности снимать что-то другое, да и вообще грех жаловаться на жилье в центре города в нескольких минутах от учёбы и работы. Соседи тихие и дружелюбные — в основном молодёжь и пожилые. В подъезде на подоконниках ютятся цветы в больших и маленьких горшках, о которых они заботятся все вместе. Не то чтобы общественный труд, просто личное желание быть причастным к добру. Сону выращивает хризантемы, такие же розовые, как и его волосы. Наверное, есть в этом что-то символическое. Окружив себя мягкими подушками, Сону томно смотрит из-под длинных ресниц прямо в чёрный глазок фронтальной камеры; его пухлые губы блестят распиаренным вишнёвым бальзамом, от которого не так уж и много пользы, но зато цвет красивый. Он уже смыл весь макияж, его кожа сияет в тусклом тёплом свете ночника после всех масок, тонеров и кремов; бутылочками и баночками заставлен весь шкафчик в ванной. Пижамная рубашка с Синнамороллом не скрывает остроты ключиц и аккуратную родинку на правой. Сону предполагает, что выглядит достаточно хорошо, чтобы впечатлить Сонхуна, поэтому без раздумий отправляет ему одну фотографию из нескольких десятков (около четырёх) с лаконичной надписью о том, что до дома он добрался полчаса назад и теперь собирается отдыхать. Сонхун прочитывает сообщение через несколько минут, долго остаётся онлайн, но ничего не пишет. Это одновременно забавляет и пугает Сону. Он успевает пожалеть о своей опрометчивой шалости, ведь только завтра они идут на их первое свидание (это же всё-таки свидание, верно?), а он уже ведёт себя достаточно провокационно. Хотя никакого пошлого подтекста и не найдёшь, если не захочешь. Может, он вообще всегда себя так ведёт. sunghoon: «извини, по работе написали. отвлёкся. доброй ночи. хорошо отдохни. я заеду за тобой завтра» И ни слова больше. Сону даже разочаровывается: Сонхун действительно такой чёрствый или просто не понимает никаких намёков и флирта? Он засыпает мгновенно, стоит голове коснуться подушки, а Сонхун ещё долго рассматривает его фотографию и думает, что было бы славно Сону поцеловать.୨ৎ
— «Смородина-базилик», «яблоко-ромашка», — Сону задумчиво цитирует вывеску какого-то кафе, рядом с которым они останавливаются на светофоре. — У тебя — кредит, у меня — домашка. — У меня достаточно денег, чтобы не брать кредит, — тихо смеётся Сонхун, барабаня пальцами по рулю. — А ты почти не посещаешь университет. Они собирают все пробки мира, несмотря на то, что выехали пораньше. Но в этом даже есть свой собственный шарм: солнце почти село, столица надевает свой ночной камзол и готовится развлекать уставших студентов и работников. Будет шумно, грязно и весело, а на утро — отрезвляюще. — Откуда вы знаете? Ну, про университет. — Рики рассказал. Конечно, кто же ещё. В этом вроде бы и нет ничего постыдного, но когда рядом сидит человек с высшим образованием, работой и возможностями, становится не по себе. Не сказать, что диплом хореографа принесёт много прибыли, но Сону хотя бы мог попытаться. Он достаточно талантлив, чтобы придумать интересные связки, и достаточно хорошо владеет своим телом, чтобы исполнить их так, как не смог бы никто другой. Возможно, его пригласили бы поработать с какой-нибудь начинающей группой айдолов, возможно, он бы открыл свою студию и возможно… Пока что только возможно. Потому что ему всё ещё нужно платить за жильё, учёбу, на которой он появляется раз в месяц и умоляет не отчислять. Попросить денег у родителей — позорно признать их правоту насчёт инфантильности. Да, он действительно думал, что будет проще. В салоне приятно пахнет зелёным чаем и бергамотом — удивительно, учитывая, что Сонхун пьёт исключительно кофе и не изменяет своим вкусовым предпочтениям. Сегодня он всё в том же пальто, но под ним лишь рубашка и галстук. Строго и со вкусом. Сону нравятся серьёзные мужчины постарше, он этого никогда не скрывал, поэтому сейчас чувствует пьянящее удовольствие. Было странно и даже смущающе садиться в дорогую чёрную иномарку с пышными белыми бутонами роз, пока ему придерживали дверь. Манеры. У Сонхуна были манеры и какая-то особая аура, из-за которой Сону чувствовал себя если не уязвимым, то очень-очень особенным. Едва ли с ровесниками он может почувствовать хотя бы нечто отдалённо похожее. Ему до дрожи приятно получать внимание от мужчины на десять лет старше. Это не эгоистичность, но внутренний голос Сону ликует: именно на него обратили внимание. Он приглаживает рукава своей шубки из розового искусственного меха и думает, что, наверное, ему повезло быть геем. Его мама всегда была волевой и характерной, требовала от него всего того, что следовало бы делать «нормальному» мужчине в их стереотипном обществе: быть опорой и защитой, выглядеть чуть лучше, чем обезьяна, а в будущем найти хорошую жену и завести детей. Его жизнь от и до была расписана ещё до рождения, хотел он того или нет. Отец же никогда ни на чём не настаивал, да и, вероятно, свою жену в последние десять лет их совместной жизни уже не любил. Заботился о Сону, о его старшей сестре, никогда ничем не обделял и делал всё возможное для их беззаботного детства, но тёплых чувств к женщине, на которой когда-то необдуманно женился, не испытывал. Сону часто думает, что именно чужие неоправданные ожидания сделали его таким, какой он есть сейчас. Какие к чёрту дети: ему бы хороший член в заднице и новый тинт в коллекцию. И он не жалеет ни о чём, когда смотрит на профиль серьёзного Сонхуна, заезжающего на парковку ресторана, — с каким-то особым изяществом он поворачивает руль, а Сону готов опуститься на колени и сдаться ему прямо сейчас. Он обходит машину, чтобы открыть Сону дверь (эти несколько секунд кажутся самыми волнующими) и в следующее мгновение тянет за запястье, прижимая поближе к себе. Непонимание и удивление заставляют Сону глупо моргнуть и поднять голову, чтобы оценить масштаб ситуации: он уже успел провиниться? Сонхун наклоняется к нему и почти касается носом чувствительного местечка за ухом. Сону пахнет чем-то очень сладким: карамелью, жасмином и совсем немного теплотой сандала. Очень трогательно. — Ты ведь знаешь, — руки Сонхуна по-хозяйски обхватывают талию, а внутри Сону что-то трескается, и он чувствует себя необычно маленьким, — что тебе не обязательно делать такие провокационные фотографии, чтобы соблазнить взрослого мужчину, м? Осознание приходит не сразу. Значит, Сонхун определённо не чёрствый, а его эмоциональный интеллект больше, чем у зубочистки. Сону тушуется, не может ответить ничего внятного, лишь продолжает стоять, ощущая, как напускная уверенность испаряется на глазах. Ощущать спиной чужое тепло даже через слои одежды было потрясающе и одновременно волнующе. — Я хотел привлечь ваше внимание, — Сону не видит выражение лица мужчины, но знает, что он внимательно слушает. — И почти сразу же пожалел. Сонхун усмехается, что вызывает у Сону сладкую дрожь где-то глубоко внутри. — Ты привлёк мое внимание своей настойчивостью ещё в кофейне, — он отстраняется, невольно заставляя Сону обернуться. — Но таким хорошеньким мальчикам вроде тебя едва ли должно быть стыдно за свои поступки. Даже если они и необдуманные. Хорошенький. Сонхун считает его хорошеньким. Туман в голове Сону вызывают не только эти слова, но и несколько бокалов дорогого шампанского, которое выбирает для него Сонхун (сам он пьёт исключительно воду — за рулём всё-таки). Ресторан отличается выдержанной скромностью дороговизны: очевидно, им не нужно кричать о своём статусе золотыми люстрами или вычурным интерьером. Тихая роскошь во всей её красе. Еда потрясающая, беседа приятная; неловкость исчезает не сразу, но довольно стремительно. Сону узнаёт, что Сонхуну тоже нравятся дорамы (порой он находит их забавными и расслабляющими), иногда смеха ради слушает трот и не может принять существование мятного шоколада. На последнем пункте Сону щурит глаза, дуется и говорит, что у кого-то просто нет вкуса. Ну и ладно, ему же больше достанется. А Сонхун мысленно задаётся вопросом: существует ли клубника в мятном шоколаде и понравится ли Сону такой подарок под дверью с утра в его выходной? А вообще Сону думает, что перед ним сейчас сидит самый красивый мужчина, которого ему доводилось видеть: у него абсолютно завораживающе обнажаются клыки, когда он широко улыбается. Есть в нём что-то такое, что делает его невероятно привлекательным, даже в какой-то степени пугающим. Неудивительно, что официантка не скрывает своего восхищения, когда заглядывается на него и кокетливо поправляет волосы. Сону закусывает щёку изнутри и думает, что даже она подходит Сонхуну больше, чем он. Они садятся в машину, когда на улице уже совсем темно и прохладно. Людей в этом районе много, все они одеты до невозможного идеально — кого-то после работы пригласили выпить соджу с начальством, а у кого-то семейный ужин. Сону думает, что для него это пока чуждо и нервно; едва ли он способен вписаться в эти рамки обеспеченности и беззаботности взрослой жизни. — Спасибо за вечер, — щёки до сих пор приятно теплеют после выпитого алкоголя, — это было правда… потрясающе. — Хочешь, чтобы я отвёз тебя домой? — Сонхун наклоняется к Сону, пристёгивая его ремень безопасности. От такого жеста заботы хочется скулить, сдержаться практически невозможно. — Или мы можем поехать ко мне. Конечно Сону хочет поехать к нему! Но тогда будет казаться, что цель крайне несерьёзная — секс на одну ночь. Быть поверхностным — это последнее, чего сейчас хочет Сону, но и отказываться от возможности стать ближе как-то боязно. Вдруг потом шанса не будет вовсе? — Прекрати так много думать, — Сонхун бережно касается указательным пальцем лба Сону, отчего тот растерянно хлопает ресницами. — Просто скажи, чего ты хочешь. Поджатых в смущении губ и красноречивого взгляда оказывается вполне достаточно, чтобы Сонхун усмехнулся, достал очки из бардачка и плавно выехал с парковки. Огни ночного города, проносящиеся за тонированным стеклом, невольно заставляют Сону охнуть и потянуться за телефоном: фотографию с букетом на коленях он выкладывает сразу же и уже через несколько секунд получает ободряющие сердечки от своих друзей (Чонвон отправляет больше всех). Путь до новенькой многоэтажки не отнимает много времени: они останавливаются в спальном районе, где цены на жильё кусаются едва ли меньше, чем где-либо ещё. Сонхун просит консьержа найти вазу для цветов и обещает забрать на следующий день, — он не уверен, что у него дома найдётся хоть что-то подходящее для них. Озабоченный своим волнением Сону вовсе не воспринимает поездку на лифте. Никаких жарких поцелуев и подростковой страсти — Сонхун лишь стоит рядом, сохраняет интригу, но в целом остаётся абсолютно спокойным, а от этого — властным. Квартира Сонхуна, ожидаемо, пахнет самим Сонхуном — ненавязчивым цитрусом и сладостью древесины. Вероятно, где-то по углам расставлены диффузоры или свечи. Прохладно и свежо. Разомлевший после ужина Сону чувствует себя куда бодрее, но от этого желание становится куда более очевидным для него самого. Ох, это проблема. В приглушённом свете глаза Сонхуна за линзами очков опасно блестят, а Сону почти что ощущает себя пойманной в капкан лисой. Шубу помогают снять и вешают на плечики в гардеробе. Мужчина опускается на колено, развязывает шнурки на лакированных туфлях, сохраняя вымеренную до каждого вздоха точность движений. Приподняв одну из ступней в милых носочках с кружевной оборкой, пальцы бережно касаются щиколотки и поднимаются выше, оглаживая мягкую кожу под тканью широких кремовых брюк. Сону откровенно ведёт: он застенчиво прикрывает ладонью рот, но не может оторвать взгляд от Сонхуна, даже когда тот направляет его в ванную, придерживая за плечи. Нет, очевидно, они займутся сексом буквально через пару мгновений, но помыть руки — необходимый ритуал. Взрослые люди, нечего рисковать здоровьем, верно? Сонхун кладёт свои большие тёплые ладони на шею Сону, вызывая дрожь предвкушения. Пальцы мягко касаются чувствительной кожи прямо там, где чётко ощущается пульс. Время кажется карамелью в банке. Сону позволяет очертить подбородок, перейти на пухлые губы и убрать с них излишки блестящего тинта. Он плавится под внимательным взглядом Сонхуна, ощущает свою незначительность перед взрослым и опытным мужчиной, который всё равно выбирает его, ещё совсем юного и где-то инфантильного в силу своих страхов перед настоящей жизнью, а не симуляции в кофейне. Сонхун разжигает в нём что-то слезливое, отчего Сону хочет навсегда остаться в его руках и умолять о покровительстве. — Такой хорошенький, — голос Сонхуна звучит неожиданно хрипло и низко. Большой палец проникает в теплоту рта, а губы с готовностью обхватывают его. Сону смотрит из-под длинных ресниц, старательно сосёт, обводя языком фалангу. Ему отчего-то стыдно и до невозможного жарко, будто он открывает какую-то очень личную часть своей души, своего тела. Он может пустить в ход зубы, прикусить, схитрить, но не находит в себе смелости — весь процесс под контролем Сонхуна. Когда мужчина заменяет палец своими губами, Сону несдержанно хнычет в поцелуй и обнимает его за шею, привставая на носочки. Это ощущается в разы лучше, чем он представлял. Сонхун не жадничает, но вполне очевидно расставляет приоритеты: его язык старательно вылизывает рот, а ладони сжимают узкую талию через шёлк блузки. Это опьяняюще, хочется больше. — Так нуждаешься во мне? — в словах нет злорадства, зато чувствуется непоколебимая уверенность. Сону слишком очевиден, чтобы отрицать, что он до безумия хочет Сонхуна: хочет его рядом на кровати, хочет его губы, хочет его член. — Используй свой рот, детка, иначе мы будем стоять здесь ещё очень долго. — Да, я очень нуждаюсь в вас, — Сону облизывает припухшие губы, всё ещё ощущая на них нечто эфемерное: чайное и мятное. Спальня — большая и, очевидно, светлая сама по себе — скрывается в приятном ночном полумраке. Щёлкнув выключателем на прикроватной лампе, Сонхун оглядывается через плечо — снова серьёзный и собранный. Он ослабляет галстук, а затем и вовсе решает избавиться от него, аккуратно складывая чёрную ленту на тумбе. Ему будто бы становится тяжело дышать, поэтому с некоторой задумчивостью он расстёгивает верхние пуговицы на рубашке и небрежно закатывает рукава. Но даже в этом есть красота и изящество. Сону мнётся и не знает куда себя деть: его руки неловко теребят атласный бант на блузке. Он всё-таки находит в себе смелость развязать его и посмотреть на Сонхуна, присевшего на край кровати. Ему откровенно боязно. Сколько раз он спал с другими парнями? Раз пять. А с другими мужчинами? Ноль. И в этом определённо есть какая-то разница, которую он пока не способен чётко осознать. Этот трепет заставляет Сону возбуждаться с каждой секундой всё сильнее, просто ощущая себя желанным кем-то, у кого есть власть хотя бы над ситуацией в этой конкретной комнате этой конкретной ночью. — Подойди сюда, детка. Сонхун расстёгивает пуговицу за пуговицей; Сону точно не справится сам — его пальцы мелко подрагивают, а сам он натянут как струна. Грудь у него совсем ещё мальчишеская, бледная, но плечи не слишком узкие. Рёбра натягивают тонкую кожу, отмеченную единичными точками родинок тут и там. В целом, Сону действительно очень худой, но не обделённый хорошей фигурой — талия у него будет тоньше, чем у некоторых ровесниц. Сонхун всматривается так, словно пытается увидеть в Сону манускрипт с тайнами их Вселенной или найти в нём новую математическую формулу, способную сделать его неприлично богатым. Но ему достаточно и просто Сону самого по себе. Его сбитое дыхание кажется очаровательным. — Мы можем не делать этого, — голос Сонхуна разрезает тишину. Он прикасается губами там, где имеет возможность дотянуться: отмечает местечко пониже ключиц и будто специально игнорирует вздёрнутые возбуждением розовые соски. Сону чувствительный, его мысли путаются, он тихо, но высоко стонет, запуская пальцы в тёмные волосы Сонхуна и вызывая ответную дрожь. В этом есть свой момент успокоения и мнимого контроля, будто он в любой момент может отстранить его от себя. Сону находит в себе силы лишь отрицательно покачать головой и посмотреть с такой возбуждённой искренностью, что Сонхун в этот момент готов отдать всё, что у него есть. — Давай снимем это с тебя, — теперь светлая ткань брюк совсем не скрывает мягкости бёдер. Сонхун думает, что Сону самый красивый партнёр в его жизни — аккуратный и миниатюрный. Настоящая куколка. Он помогает Сону лечь на живот, подкладывает несколько подушек для удобства и устраивается сзади, предварительно достав лубрикант. Поддев резинку нижнего белья, Сонхун с особым удовольствием наблюдает за смущением Сону: он утыкается носом в подушку и крепко-крепко сжимает наволочку в своих руках. Его уши и щёки пылают, но он не позволяет себе отступить. Он слишком сильно хочет Сонхуна. В этом есть очертания чего-то забытого или вовсе нового и неизведанного, но едва ли за все свои годы Сонхун чувствовал нечто подобное. Сону отзывается на каждое касание и скулит, когда в него проникает первый палец. Прохладная смазка ощущается скорее неприятно, вызывает внутреннюю мелкую дрожь. Сонхун аккуратен, он не торопится и придерживает за бедро, сильнее раскрывая Сону для себя. — Такая красивая детка, — эти слова что-то делают с Сону, и он не может не заскулить, всем телом ощущая свою податливость и слабость. Ему нравится терять контроль. Горячие и скользкие пальцы трахают его размеренно, ритмично. Сонхун не даёт Сону сдвинуться ни на дюйм, притягивает за поясницу поближе к себе и заставляет вскинуть липкие от смазки бёдра повыше. Сонхун медлит ещё несколько мгновений: он продолжает целовать шею и плечи, оглаживает ноги, подмечая, что они у Сону красивые, практически девичьи, что так разнится с его плечами и узкой мальчишеской грудью. — Ощущается хорошо, да, детка? — по-голосу слышно, что Сонхун слабо улыбается. Он наклоняется, оставляет влажный поцелуй под лопаткой, поднимается выше и проводит носом по шее. — Я не слышу ответа. Он звучит требовательно и так горячо. Сону кажется, что он бредит. Ему бы собраться, сказать что-то внятное, но пальцы внутри продолжают двигаться и растягивать его. — Да-да-да, — он самозабвенно хнычет, ёрзает, потираясь возбуждённым членом о подушку под собой и пачкая наверняка дорогую наволочку. — Пожалуйста, Сонхун… Сону привстаёт на локтях, ощущая неожиданно неприятную пустоту, и затуманенным взглядом смотрит через плечо, — так смотрят только героини французских фильмов для взрослых, но точно не мальчики-бариста, выращивающие цветы в своём подъезде. Сонхун думает, что многогранность Сону его подкупает, а сам складывает в аккуратную стопку рубашку и чёрные строгие брюки. Оставив очки на тумбе, Сонхун помогает Сону перевернуться на спину. Не зная, куда себя деть, он сводит колени вместе, пока мужчина шуршит упаковкой презерватива и распределяет смазку по своему члену. Быть молодым любовником — не привилегия вовсе, как думают некоторые, даже если это секс на одну ночь. Память накладывает отпечатки прошлых образов, которые всегда будут стоять перед глазами, но Сонхун думает, что силуэт Сону будет самым чётким из всех. Сону крепко обнимает Сонхуна за шею, когда он медленно входит, всего на пару сантиметров, сразу же останавливаясь и внимательно наблюдая за каждым жадным вздохом и трепетом ресниц. Сону стискивает ногами его талию и жмурится до белых звёздочек перед глазами. Это неприятно до покалывания в позвоночнике, но настолько необходимо, что Сону закусывает губу и откидывает голову назад в немом болезненном вздохе. Его кадык натягивает кожу, а Сонхун не может оторваться и смотрит, смотрит, смотрит, затаив дыхание. Он покачивает бёдрами, входит почти до конца и в успокаивающем жесте касается губами чужой щеки, а затем носа. Сонхун всем естеством ощущает сбитое дыхание Сону и его желание. — Поцелуй меня, — совсем тихо просит Сону, оставляя все формальности за дверью спальни. В этой фразе вся его надежда на нежность и понимание. И Сонхун поддаётся (он не может не): сначала совсем целомудренно касается уголка его губ, а затем целует глубоко и влажно, вместе с этим плавными толчками двигаясь внутри. Это сводит с ума. Сонхуна слишком много, хотя он не делает ничего особенного, но что-то в его запахе, его сосредоточенном взгляде и математически выверенных движениях заставляет Сону млеть и стонать особенно несдержанно, совсем забывая о каких-либо нормах приличия. Сонхун не видел прежде таких отзывчивых на касания людей; Сону будто соткан из одного сплошного нерва. Он чувствительный везде. Стоит слегка прикусить плечо или немного сильнее сжать талию, как Сону издаёт такие потрясающие звуки, что Сонхун теряется на несколько мгновений, чтобы затем с новой силой начать двигаться в нём. Несмотря на то, что в спальне быстро становится душно, воздух опаляет прохладой разгорячённые плечи. Несколько размашистых движений по болезненному возбуждению достаточно, чтобы Сону с громким криком вздрогнул всем телом, запачкав сонхунову ладонь и свой живот. Мужчина не останавливается, догоняет свой оргазм, раз за разом делая с Сону что-то необъяснимое: он мечется по кровати, не понимая, ему чересчур больно или приятно. Сонхуну приходится вжать его в кровать, заглянуть в глаза, полные слёз, и толкнуться глубоко ещё несколько раз, чтобы с тихим стоном наконец-то кончить. — Эй, не вздумай засыпать сейчас, — голос Сонхуна звучит успокаивающе в звенящей голове. Сону лениво кивает, но всё-таки прикрывает глаза, проваливаясь в мягкое и бессознательное, позволяя позаботиться о себе.୨ৎ
На утро Сону ощущает себя разбитым и исцелённым одновременно. Видимо, ночью Сонхун либо сводил его в душ, либо вручную обтёр влажным полотенцем, за что его стоит отдельно поблагодарить позже. Постельное белье пахнет свежим кондиционером и совсем немного Сонхуном, хотя самого его рядом нет. Ласковое весеннее солнце скромно пробивается через плотные шторы. Наверняка ещё нет и одиннадцати. По классике жанра тех самых французских фильмов для взрослых, Сону выходит лишь в одном белье и рубашке Сонхуна, едва прикрывающей середину бёдер. Он слышит приглушённые голоса, доносящиеся, судя по всему, из гостиной. Проходя мимо и останавливаясь лишь на пару мгновений, Сону ловит на себя два взгляда: один — восхищённый и в каком-то смысле жадный, второй — поражённый и смущённый. На кофейном столике перед диваном разложены многочисленные листы с заданиями по математике; Рики в удивлении роняет ручку куда-то себе под ноги, ёрзает и кривит губы, пока Сонхун поправляет на носу свои очки в тонкой оправе и говорит, что завтрак на плите. Сону улыбается и кивает, а деньги делают «дзынь» на счёт.