Воспоминания о былой любви или Никогда ничего не берите у Шурика

Они лежат так, кажется, вечность, любуясь друг другом. Где-то за окном гудит, хуй знает, какая по счёту трасса их американского тура, а в соседнем номере этого убогого отеля, где, похоже, даже противопожарного датчика нет, напивается вся их группа. А ещё где-то, в паре километров от них, со своей новой любовью Иришей — и не только с ней — едет к ней домой Балу, вручивший им с Князем на прощание пакетик забористых самокруток, которые они решили зажучить от остальных. И вот они вдвоём тайком накуриваются у себя в номере, запершись внутри от возможных набегов согруппников. — Ууууу, хороша, забористая, — гудит Саша, затягиваясь сладким дымком, задерживает дыхание, ощущая, как приятно пощипывает горло, и выпускает облачко дыма в потолок. Мелкие тусклые лампы которого вздрагивают перед глазами, и в какой-то момент начинают плясать причудливый, неведомый Саше ранее танец. Саша хихикает и пытается поймать их рукой, в которой держит косяк. Тот чуть не валится из пальцев, но его вовремя подхватывает Андрей, так уютно примостившийся у Лося под боком.  Он бормочет что-то согласно и тоже затягивается, и Саша не сразу понимает, что перед глазами уже не лампы потолка, а курносый профиль, с торчащим между пухлых губ обрубком косяка. В полумраке номера маленький огонёк загорается всё ярче, окрашивает лицо Андрея красным, добавляя этим облику волшебства, заставляя его образ пульсировать у Саши перед глазами. — Как красиво, — не задумываясь, произносит тот. — Даааа, — тянет Андрей, похоже, сам не понимая, с чем соглашается, и, сложив губы трубочкой, выдыхает дым. Саша моргает раз, ещё раз, приподнимается и нависает над ним, и, приоткрыв рот, втягивает в себя струйку, выходящую изо рта Андрея. Тот удивлённо распахивает глаза, с шумом выдыхает — Саша ловит остатки дыма — и жмурится. Отстранившись, Саша опять ложится рядом, держа в лёгких отвоёванные кубические сантиметры удовольствия, и, когда задерживать дыхание становится уже невозможно, громко выпускает воздух прямо в лицо Андрею. Тот, до этого так и лежавший с закрытыми глазами, дрожит ресницами и наконец распахивает веки. Недоумённо моргает, растерянно шлёпает своим прекрасным ртом и поворачивает голову к Саше. — Красиво, — говорит он и замолкает. Они лежат так, кажется, вечность, любуясь друг другом. Где-то за окном гудит, хуй знает, какая по счёту трасса их американского тура, а в соседнем номере этого убогого отеля, где, похоже, даже противопожарного датчика нет, напивается вся их группа. А ещё где-то, в паре километров от них, со своей новой любовью Иришей — и не только с ней — едет к ней домой Балу, вручивший им с Князем на прощание пакетик забористых самокруток, которые они решили зажучить от остальных. И вот они вдвоём тайком накуриваются у себя в номере, запершись внутри от возможных набегов согруппников. У Саши в голове пусто-пусто, а тело наоборот горит, переполненное ощущениями. Одежда, обычно незаметная, обнимает всё тело, ласкает каждым швом. Подушка под щекой ощущается огромным райским облаком, и даже вдыхаемый им воздух доставляет удовольствие. А то, что Саша видит перед собой — самое красивое зрелище на свете. Андрей. Он словно светится. Его осветлённые волосы, падающие длинной чёлкой на глаза, будто сияют золотом, яркие голубые глаза в добром прищуре заставляют накаченное тетрагидроканнабинолом сердце Саши биться ещё чаще. А пухлые яркие, такие манящие губы шевелятся. Саша хмурится, понимая, Андрей что-то ему говорит. — Чё? — Трахаться чёт захотелось. — Ммм? — Трава, говорю, пиздец, эт-самое, — растягивая слова, говорит Андрей, — трахаться хочется. Его тёплое дыхание вдруг касается ставшей такой чувствительной кожи лица, а смысл слов не сразу, но всё-таки доходит до превратившегося в желейку Сашиного мозга. «Секс» высвечивается красными буквами на сетчатке. «Андрей» и «секс» — это как инстинкт («А ведь у людей нет инстинктов», — поправляет себя Саша), пах реагирует незамедлительно – член наливается кровью, а яички тяжелеют. В мозгу медленно плавают дутые и полые, как мыльные пузыри, мысли — Андрей рядом, он хочет секса, и Саша хочет, они одни в этой комнате, на одной кровати, близко- близко, и Саша любит Андрея хренову тучу лет. И решение такое простое, логичное, только руку протяни. Да только… — Помню в юности я с девочкой встречался, ну как, девочкой… — начинает мечтательно говорить Андрей, подперев щеку рукой. — Высокая такая, выше меня, ноги длиннющие, брюнетка, а кудри какие, Саш… Он мечтательно жмурится, и Саша сникает. Вот и то самое «только» — Андрею ведь невдомёк, что Саша его любит. А если узнает… Обострённое наркотиком разочарование так же сильно, как и до этого кайф, херачит по нервам. Пузыри мыслей лопаются один за одним, оседая мыльными едкими разводами на глазах, которые теперь щиплет неимоверно. Саша мигает раз, другой, смаргивая слёзы, и шмыгает носом. Кажется, он слишком много хапнул, краем сознания понимает он, ещё чуть-чуть и паничку хватанёт. Но Андрей придвигается ещё ближе. Совершенно не замечая его состояния, шепчет ему почти в лицо: — Она старше на семь лет, вообще-то первая у меня была, но ебалась, — он протяжно выдыхает, почти стонет, и, жмурясь от удовольствия, с улыбкой продолжает, — а как сосала, Саш. Как сосала … Он так это всё произносит, будто та самая девочка, которая не девочка, сосёт ему прямо здесь и сейчас. Ещё раз высоко и протяжно стонет «Саш» и утыкается тому носом куда-то в шею. Сашу как кипятком ошпаривает, член заинтересованно дёргается, а перед глазами снова плывут мыльные разводы. Саша закрывает глаза — радужная мыльная плёнка затуманивает сознание, остаётся только горячее влажное дыхание на шее, звуки любимого голоса и жгучее возбуждение. — Она могла просто посреди разговора спуститься на колени и начать отсасывать, и каждый раз по самые гланды, прям с заглотом, могла даже… — Андрей говорит чуть захлёбываясь, прерывисто, вспоминает, похоже, а быть может даже представляя. И Сашу самого затягивает в фантазию Князя.  Картинка ярко предстаёт перед глазами — юный — вот каким его Саша впервые увидел на сцене — румяный Андрюша, в расписной своей рубашке, и стройная брюнетка перед ним на коленях. Он такой растрёпанный, красивый, манящий… Такой желанный. Саша так его хочет, так… И вот в Сашином дурманном фантазийном мире перед Андреем на коленях уже не безликая девушка, а сам Саша. Саша, судорожно расстёгивающий крупную пряжку ремня, чуть ли не выламывая при этом молнию джинсов, жадно любующийся небольшим, налитым кровью, красивым членом, коротко касающийся его языком. Саша даже чувствует вкус — соль, горечь, мускус, отголосок мочи — самый лучший вкус на свете. Он лижет дырочку уретры, слушая сводящий с ума, мелодичный стон — и не понятно, в мареве ли Сашиной фантазии стонет Андрей или наяву — и жадно надевается на такой манящий член ртом. О, и это блаженство. Он такой гладкий, тёплый, тяжёлый на языке. Такой твёрдый и вкусный. Саша двигает головой, заглатывая по самое горло. Головка тычется в горло, но Саша не чувствует тошноты, только желание принять Андрея как можно глубже, он сглатывает, пропуская член ещё дальше, и снова получает в ответ мелодию чужого стона. На затылок ложится властная рука, давит непреклонно и собственнически, член толкается ещё глубже. Это уже даже больно, глаза слезятся, но Сашу не тошнит, ему по-прежнему надо больше. Больше Андрея. Он сглатывает ещё, смаргивая слёзы, ловя чужую пульсацию в горле и волну удовольствия, опаляющую собственные яйца. Андрей над ним охает, и… Рука на затылке, оказывается реальной, и вырывает Сашу из мира фантазий. Горячий, чуть влажный от пота Князь шепчет ему что-то. Его пальцы перебирают Сашины кудри на затылке, а бёдра обхватывают Сашино колено. Сдавленный джинсами стояк трётся о шов приносящих теперь дискомфорт трусов – Саше от этого и хорошо, и плохо. Андрей совсем близко, но, кажется, совершенно точно не с ним. Он трётся носом Саше об кадык и снова говорит, как патока, тягучим от возбуждения голосом. — Или подрочить могла… — не то шепчет, не то стонет он, — просто так, сидим в столовой, а она мне в ширинку — и за член. — Саш, Саш, вот представь, Саш? — и притирается пахом к Сашиному колену. А тому и представлять не надо. Он прямо видит. Правда, снова в его фантазии деве нет места. Они с Андреем в столовой, вокруг люди, Саша не видит лиц, но знает, кто они — их товарищи по группе. И от этого возбуждение Саши только растёт. Он, изображая безумную заинтересованность ведущейся за столом беседой, лезет под длинную, свисающую скатерть рукой и нащупывает колено Андрея. Широкой ладонью ведёт вверх по бедру, кладёт ребром на ширинку, надавливает, проходится вверх-вниз, слушая, как Андрей рядом резко выдыхает в стакан с пивом, и накрывает заинтересованный, сдавленный джинсами член пальцами. Князь давится, а Саша быстро расправляется с молнией, поглядывая на мгновенно расплывшийся на скулах Андрея румянец. Уже полностью стоящий член ложится в ладонь так правильно, так привычно, будто Саша всю жизнь только ради этого момента и жил. Жил, чтобы дрочить в общественных местах Андрею Князеву. Он оглаживает большим пальцем головку, размазывая по ней выступившую из уретры смазку, и на пробу двигает рукой вверх, натягивая крайнюю плоть на головку. Бросает взгляд на Андрея. Тот отставляет стакан в сторону и прикрывает глаза, где-то рядом раздается низкое «Князь, ты в порядке?». Саша двигает рукой от головки вниз, и Андрей хрипит в ответ «Да хорошо всё». И Саша знает — ему действительно хорошо. Вверх, вниз — Саша возобновляет беседу. Снова вверх — громкий выдох Андрея рядом, но собеседник этого не замечает, он воодушевлённо трещит о своём. Вот и славно. А Саше уже дискомфортно сидеть — в паху пульсирует, яйца горят, во рту пересыхает. Но это по-своему тоже приятно. Саша двигает рукой всё резче и резче, член Андрея в его руке совсем уже влажный, щедро подтекающий предэякулянтом, он на пороге оргазма, и Саша сам ведь вот-вот... Саше здесь и сейчас тоже заебись, Саше, кажется, никогда не было так хорошо. Воспалённый похотью мозг, выдающий фантазию за фантазией, и Андрей, обнимающий его за плечи ещё крепче. Шепчущий куда-то в шею:  — А ебалась как. За один заход могла несколько раз кончить. Я как-то её прямо на столе в библиотеке пёр, она взяла и вот так просто ногу мне на плечо закинула… Гибкая, пиздец, а я… Саша отгоняет от себя логичный вопрос, каким образом это вообще было возможно в библиотеке, разве это важно, когда перед глазами безумно яркие, радужные картинки, а делящийся впечатлениями, тяжело дышащий от возбуждения Дюша трётся стояком о Сашину ногу. В возникшей в голове красочной фантазии этим же стояком, горячим и твёрдым, он трахает Сашу в зад, влажно хлюпая смазкой в тишине пустой ночной библиотеки. Саша, нагнутый над столом, с выпяченной задницей, цепляется за край стола, на каждый толчок подаваясь назад, наслаждаясь ощущением саднения и распирания в заднице. Андрей крепко держит его за бёдра, вбиваясь с остервенением, страстью, похотью. Это не секс, это случка. И это прекрасно. Андрей стонет громко, высоко, периодически порыкивая. Он резкий, яростный, грубый. Это заводит больше, чем любая нежность. Саша сам стонет в голос, не обращая внимания ни на острый край стола, впившийся в бедро, ни на скользящие по гладкой столешнице пальцы. Андрей внутри двигается как поршень, растягивая, наполняя, сладко по касательной задевая простату, отчего следом разливается томление, яркое, острое, но короткое. Член стоит колом, подтекая смазкой на разбросанные по столу журналы, в голове туман и пульсирующая потребность — ещё, ему надо ещё. Саше мало. Надо больше. Больше Андрея. Больше. Он вскрикивает, подаётся вперёд и соскакивает с члена. Это немного больно, но Саше даже нравится. Андрей недоумённо бурчит, но спрашивает заботливо: — Саш, что не так? Но Саша не отвечает, Саша сводит разъехавшиеся, трясущиеся ноги, подтягивается немного вверх и закидывает одно колено на столешницу, крепко хватаясь за край стола. Изгвазданные, помятые журналы летят на пол, а центром композиции становится торчащая Сашина задница во всей своей красе, гостеприимно приглашающая Князя удовлетворить с её помощью его текущие потребности. — Ох, — выдыхает тот и проходится пальцами по чуть раскрытой, влажной, красной, готовой к нему дырке, проникает кончиками внутрь, не ощущая сопротивления. Саша поворачивается к нему и хрипит: — Еби. Долго Андрея просить не надо. Член входит, как по маслу. И сразу же толкается головкой в простату. И теперь всё точно, как надо. У Саши перед глазами взрываются звёзды, и Андрей, коротко рыкнув, начинает долбиться в него, как отбойный молоток. И так это хорошо, так ярко, так невъебенно, что тут, в реальности, член Саши тоже начинает пульсировать. Кажется, вот прямо сейчас… — Саш, — стонет Андрей и прикасается губами к Сашиной шее — и от ощущения его чуть шершавых, горячих губ на чувствительной коже, удовольствие — яркое, жгучее — простреливает в яйца, шея горит под Дюшиными губами, а сердце разрывается в груди. И Саша уже не способен что-то чувствовать, кроме неудержимой похоти и всепоглощающей любви к своему Андрюше. Который, оторвавшись от его шеи, приподнимается на локтях, нависает над ним и смотрит на него, Лося, с желанием и… восхищением? Не может такого быть. Саше это кажется, это очередная фантазия, не иначе, грёбанная дурман-трава отравила его сердце и мозг. — Саш, Сашенька, а давай, а? Что “давай” он не договаривает, только становится на колени и, ни секунды не мешкая, вжикает молнией на своих джинсах. А дальше всё как в Сашиных фантазиях — красивый некрупный член, с красной влажной головкой, дрожащие от возбуждения пальцы на нём и поплывший от удовольствия Дюшин взгляд. — Ты тоже можешь, если хочешь. Ну себе, — судорожно шепчет Андрей и начинает быстро двигать рукой, надрачивая. — Бля, как хорошо-о-о… Он закидывает голову назад и жмурится от удовольствия. Саша не верит своим глазам. Андрей такой красивый сейчас — яркие пятна румянца на бархатных, таких нежных для его возраста щеках, тонкая прядь волос, прилипшая к взмокшему виску, приоткрытые алые губы, дрожащие светлые ресницы, полоска неприкрытой футболкой светлой кожи на животе и чуть рыжеватые кудряшки в паху. У Саши и так пересохший рот превращается в пустыню Сахару. В гудящей, как колокол, голове пролетает внезапная мысль — а точно им Балу косяки только с травой дал? Может там что-то поядрёней было? Но она улетучивается вместе с первым протяжным Дюшиным стоном. И всё. Саша отпускает внутренние поводья и подаётся всем телом вперёд. Рука, уже не подчиняющаяся давно отлетевшему мозгу, касается руки Андрея на члене, мягко гладит запястье, и Андрей замирает. Он распахивает глаза, мычит вопросительное «Саш?», а Саша уже убирает его руку с члена и сам обхватывает его кольцом из пальцев – какой же он восхитительно гладкий – прямо под влажной головкой. Андрей коротко всхлипывает, и Саша на пробу двигает запястьем. — Блядь-блядь-блядь, — лепечет Андрей, вцепившись в Сашины плечи крепкой болезненной хваткой. Саша притягивает его второй рукой за бёдра к себе, чтобы было удобнее, и начинает быстро двигать рукой, с нажимом прокручивая пальцами под головкой. И это ещё лучше, чем Саше представлялось. Андрей в его руке влажный, твёрдый, напористый. Он что-то бормочет несвязно, двигает бёдрами навстречу и стонет. Вот прямо как в Сашиных фантазиях. У него самого тело как сплошной оголённый нерв — чужие пальцы на плечах обжигают, голова, как наполненный гелием шар, ног он вообще не чувствует, в грудной клетке, кажется, осталось только огромное, заполняющее всё пространство, бешено бьющееся сердце, а низ живота превратился в пульсирующий, наполненный кипящей магмой, вулкан. Член почти болит — такой он твёрдый — яйца чугунные, а голова идёт кругом. Но Саше хорошо. Так хорошо. Он не верит в реальность происходящего, это всего лишь одна из его сумасшедших фантазий, возникших под воздействием мутного Шуриного зелья. Или вообще сон. Один из многих. Один из тех, где его чувства взаимны – Андрей тоже его любит и хочет. Настоящий Князь наверняка сейчас просто спит под Сашиным боком. А может и нет его рядом. Может весь этот сумасшедший вечер просто порождение Сашиной, поехавшей на почве неразделённой любви, крыши. Может… — Саш, Саша, Сашенька, — снова слышит он свое имя и поднимает глаза... Андрей перехватывает его руку, скидывая пальцы, подаётся бёдрами вперёд и тычется в Сашину щёку влажной горячей головкой, — давай, а? Голос его хриплый, глаза сумасшедшие, а рука, касающаяся Сашиной скулы, дрожит. Он боится, понимает Саша. Безумно боится. А ещё очень и очень хочет. И Саша тоже. Поэтому он шлёт всё к чёрту, открывает рот, и тянется им к члену Андрея. Только успевает ухватить губами гладкую головку, как Дюша стонет высоко и протяжно, и изливается Саше на лицо. Брызги спермы разлетаются тяжёлыми каплями, марая скулу, бровь, футболку. Саша жмурится, ощущая, как по следам капель разливается горячечное тепло — по скулам, по щекам, оно спускается вниз по шее, груди, проходясь слизывающей всё на пути волной по позвоночному столбу, и достигает члена и яичек. Вулкан наконец извергается. Саша стонет и жмурится, откидываясь назад. Тело пробирает судорогой удовольствия, в паху пульсирует оргазм. В голове больше не отдельные мыльные пузыри, там вулкан радужной пены. Она окутывает всё тело, превращая его самого в пузырящуюся массу – мягкую, нежную, переливающуюся всеми цветами. Саша счастлив. Саша оглушен переполняющими его ощущениями и эмоциями. Всё, что происходит дальше, ощущается им, как со дна пенной, горячей ванны. Замаранные в сперме губы накрывает требовательный рот. Саша стонет в него, пока юркий язык вылизывает обратную сторону его зубов. В трусах мокро и горячо, сверху тяжёлое тело. — Саша, Саша, Сашенька, — шепчут ему в губы, и лезут рукой в штаны. — Бля, ты кончил, кончил, — восхищённо выдыхают и кладут ладонь на Сашин, весь в сперме, член. Тот вскидывает бёдра навстречу руке и открывает глаза. Образ Андрея плывёт перед глазами, но Саша видит главное — тот улыбается. Дальше всё поглощает гостеприимная тёплая пена и Саша даже не помнит, как вырубился. Наутро Саша просыпается с ясной головой, отдохнувший и будто заново родившийся. Но не находит Андрея в номере. За завтраком его тоже нет, а в трейлере он садится рядом с Машей и Михой, и почти всю дорогу молчит. Потом они приезжают к очередному их пристанищу, быстро пообедав и побросав вещи, направляются в бар, в котором вечером сыграют концерт. Саша полон горького разочарования и тоски. Он, ощущая тупую боль за грудиной, весь вечер пытается не смотреть на всё отводящего глаза Князя. Саша уже почти уверен — всё вчерашнее ему показалось. Даже если Андрей наяву это всё делал, а не в Сашиной фантазии, он делал это только из-за дурацкой Шуриной травы. Надо запомнить раз и навсегда — никогда больше ничего у него не брать. Но уже вечером, в подсобке бара, где он пытается настроить ёбанный чужой комбик, Андрей зажимает его в тёмном углу и накрывает его губы своими, и Саша понимает — не показалось.