Закрытый город Либерио Расположение гвардейской десантно-штурмовой бригады «Белые соколы»
— Становись! Равняйсь! Смирно! Категорически приветствую вас, товарищи бойцы! Слушай боевую задачу! — зычно гаркнул майор Смит, окидывая взглядом шеренгу прибывших на инструктаж диверсантов, — Пункт назначения: девятнадцать градусов южной широты, сорок семь градусов восточной долготы, остров Райский. На протяжении последних четырёхсот лет используется Ведомством Исполнения Наказаний при Управлении Внутренних Дел в качестве места высылки лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления. Задачи по охране острова и наблюдению за спецконтингентом осуществляются при помощи системы военно-морских баз класса «Колосс». Согласно информации, поступившей от внештатных осведомителей, осуждёнными ведутся тайные работы по изготовлению транспортного средства с целью осуществления побега. Установить местонахождение ТС с помощью наблюдательных приборов баз «Колосс» не представляется возможным. Управление Внутренних Дел согласовало данный вопрос с Управлением Вооруженных Сил Элдии, после чего приказом командира бригады обнаружение и ликвидация вышеуказанного ТС были поручены диверсионно-разведывательной группе «104» в следующем составе… Смит прошёлся из одного конца шеренги в другой: — Сержант Аккерман, позывной «Карлик», командир подразделения. …Этот боец Эрвину был, можно сказать, как родной. Детство Леви выпало на не самый лёгкий период. Империю тогда знатно колбасили кризисы, катастрофы, бандитизм и недобор в армию. Тем не менее, Смит, на тот момент ещё сержант, приписал Аккермана к своему подразделению «сынком» под личную ответственность, и не прогадал: должное воспитание сделало из малолетнего преступника рьяного патриота Империи, изнурительные тренировки вкупе с нажористым армейским пайком превратили худосочного коротышку в ходячий источник повышенной опасности, который даже будучи безоружным мог натворить всякого, а поскольку приказы командования Леви исполнял твёрдо и неуклонно, всё вышеперечисленное делало его образцовым командиром диверсионно-разведывательной группы, на счету которой было несколько десятков успешно выполненных боевых задач… — Ефрейтор Арлерт, позывной «Горелый», заместитель командира, оператор взрывчатых веществ и взрывных устройств. …Этот боец был зачислен в состав ДРГ-104 относительно недавно, но успел зарекомендовать себя как исполнительный и чрезвычайно находчивый солдат. Женоподобная внешность Армина не раз помогала ему в выполнении боевых задач, когда он без малейших колебаний нацеплял лифчик, под завязку начинённый пластитом, и, прикинувшись женщиной, проникал во вражеский тыл. Военные объекты и инфраструктура врага после такой диверсии по чистой случайности имели свойство взрываться. Помимо этого Арлерт был в своём подразделении единственным «женатиком» — супруга, как водится у военных, была из женской части личного состава бригады. — Рядовой Кирштейн, позывной «Аргамак», стрелок-штурмовик. …Жан имел неоднозначную характеристику. С одной стороны, в боевых навыках и исполнительности он уступал мало кому в бригаде (и, по неподтверждённым слухам, лелеял мечту превзойти сержанта Аккермана в поединке на штык-ножах). Изначально именно Кирштейна планировали назначить «замком», но тот сразу заявил самоотвод, выкатив до кучи совершенно конскую, под стать своему позывному, предъяву: «Менее чем на командира ДРГ не согласен». Тем не мене, занимаемой должности Жан соответствовал в полной мере, даже чересчур. — Рядовой Спрингер, позывной «Череп», снайпер снайперских винтовок и снайперского оборудования. …Конни, пожалуй, был самым обыкновенным бойцом, каких в каждом взводе по два десятка наберётся: среднего роста, среднего телосложения, непримечательной внешности, без каких-либо особых примет. При этом характеризовался выдающейся ловкостью и неординарной смекалкой, мог без особого труда прикинуться ветошью и снести мозги набекрень всему пулемётному расчёту, а кроме того был общепризнанным знатоком атомных анекдотов, разудалых песен и вообще душой компании… — Рядовой Браун, позывной «Хмурый», пулемётчик пулемётов. …Сложные щи этого бойца резко контрастировали с крупным, шкафообразным телосложением и прямо-таки аномальной физической силой, позволявшей ему крайне продуктивно при выполнении боевых задач использовать танковый пулемёт. И хотя штатный психолог характеризовал Райнера как склонного к меланхолии, в эмоциональных порывах он был весьма сдержан, по крайней мере в кругу боевых товарищей. Невзирая на то, что за плечами Райнер имел два года дисциплинарного батальона, он очень гордился своей принадлежностью к элитному воинскому подразделению… — На выполнение боевой задачи идёте под легендой военнослужащих, осуждённых на пожизненную высылку, — продолжил доводить информацию до личного состава Эрвин. — Контейнеры с осуждёнными сбрасываются в произвольных точках острова, так что пунктом сбора назначена Старотростская городская управа, вот здесь, — Смит указал расположение города на рельефной карте, — дальнейшую информацию до вас на месте доведёт сотрудник Управления Государственной Безопасности Элдии под оперативным псевдонимом «Снежок»… А теперь о личном. Бойцы сразу насторожились: кислая морда Леви стала ещё кислее, Армин скосил глаза на командира, Кирштейн шевельнул ушами, Спрингер протяжно швыркнул носом, Райнер слегка набычился. — Я знаю, сколь трепетно вы все относитесь к своему снаряжению. Тем не менее, вынужден сообщить, что на остров вы отправитесь налегке: попадание имперского оружия, боеприпасов и средств защиты в руки зеков незамедлительно повлечёт за собой производство местных изделий аналогичного или схожего образца — заводы на Райском работают куда продуктивнее, чем того хотелось бы. В связи с этим при выполнении боевой задачи вы будете вынуждены пользоваться тем, что сможете отобрать у спецконтингента. Доставка на остров будет осуществлена транспортом ИСИН. На подготовку вам отведено сорок восемь часов. Разойдись!***
Сквозняк слегка портил послевкусие недавнего совокупления, так что Арлерт поспешил накрыть себя и любимую одеялом. Заодно, воспользовавшись поводом, приобнял Энни сзади, прижимая её спину к собственному торсу. — Какая-то ты молчаливая сегодня, — заметил Армин, нащупывая сосок супруги. — Не больше обычного, — проворчала Леонхарт, не пожелавшая вестись на столь очевидную провокацию. — Энни, ну сколько можно? — спросил Арлерт, разворачивая её лицом к себе, — каждый раз, когда меня отправляют в командировку, ты дуешься. Не надоело? — Ничего я не дуюсь, — вздохнула Леонхарт, переплетая его ноги со своими, — просто беспокоюсь. — Энни, я уже давно не зелёный. Вспомни, сколько боевых задач я выполнил — разве меня хоть раз убили? — Хватит так шутить… в этот раз всё совсем по другому, — Леонхарт приподнялась на локтях, одеяло соблазнительно сползло с плеча, — Это же Райский. Рядом с тамошними отморозками даже марлийцы детьми покажутся. — Ты мне не кажешься ребёнком, — Армин погладил супругу по бедру, рука сжалась на ягодице. — Не переводи тему, — Энни уткнулась в его лоб своим, — со мной это не сработает. Я просто как представлю… — она поёжилась, несмотря на плотное одеяло и тёплого мужа под боком, — сразу жутко становится. — А ты не представляй. Думай лучше о том, что будет, когда я выполню боевую задачу и вернусь к тебе, — Армин мягко погладил Энни по щеке, заправляя прядь светлых волос за ухо. — Может это и прозвучит наивно, но мне кажется, что пока ты в меня веришь — ничего страшного со мной не произойдёт. Арлерт протянул руку к тумбочке, присмотревшись к циферблату наручных часов: — Сколько у тебя? — Двадцать два шестнадцать, — ответила Энни, сверившись со своими часами. — И у меня так же. Стало быть, до отбытия в казарму осталось ещё целых восемь часов сорок четыре минуты, — Армин снова развернулся и приобнял жену, — Может, повторим?..***
Смотреть на собственные руки и не видеть на правом безымянном пальце серебристого ободка было слегка… непривычно.— …Моя любовь. Разбиты зеркала, Беспомощны слова, Последние слова. Прощай, любовь. Сквозь летние дожди Кричу ей: «Подожди, Постой, не уходи»…
— напевал себе под нос Райнер, нежно тиская гитару. Армин флегматично мял в пальцах кусок пластита, думая, что бы из него вылепить. Дело это он любил, хотя даже представить не мог, что благодаря столь необычному увлечению встретит спутницу жизни, в свои-то годы, да ещё при своей профессии: брак для военных был событием не то что бы из ряда вон, но всё-таки… Да и кто в принципе мог подумать, что сердце хладнокровной рядовой Леонхарт из штаба бригады покорит её вылепленная из взрывчатки в полный рост скульптура. А потом всё как-то завертелось, и в конце концов Арлерт обнаружил в своём военном билете запись о вступлении в брак, заверенную колотухой командира бригады… — Чё, Горелый, уже по супруге скучать начал?! — весело гаркнул только что вернувшийся из увольнения Кирштейн, со всей дури шарахнув Армина пятернёй по спине, — Не ссы в трусы, проредим спецконтингент, угомоним тамошних «самоделкиных», разберём их корыто по запчастям, и домой: успеешь ещё со своей бабой намиловаться. — Знаешь, Аргамак, готов спорить, что не будь ты таким мизогином, сам бы уже связал свою жизнь с кем-нибудь… — медленно проговорил Армин, не отвлекаясь от своего занятия. — Чё? — вопросительно приподнял бровь Кирштейн. Хотя по части солдатского быта ему можно было спокойно присваивать учёные степени, всякие сложные термины, не касающиеся военной службы он переваривал плохо. История о том, как ещё во время призывной медкомиссии на вопрос врача «Какой у вас резус-фактор» Кирштейн после долгих раздумий ответил: «Не знаю… сантиметров двадцать, наверное» давно стала притчей во языцах. — Говорю, не будь ты женоненавистником, давно бы уже подженился, — пояснил Арлерт. — С чего это я женоненавистник? — искренне изумился Кирштейн, — Как вообще можно ненавидеть то, во что суёшь член?.. — Ну, Аргамак, как свою драгоценную пилку провозить будешь? — Спрингер ткнул Кирштейна кулаком в плечо, — В потайном «кармане»? Или в кои-то веки прекратишь свои надругательства над боезапасом? Это он так намекнул на странную склонность Кирштейна к самовольной модификации автоматных боеприпасов. Он стачивал наконечники патронов, а затем распиливал их «звёздочкой». Командование по достоинству оценило такое служебное рвение, и влепило солдату пять суток гауптвахты, однако своё «рукоделие» Кирштейн не бросил, и в конце концов начальство плюнуло на это дело… — Череп, если ты всё делаешь через жопу, это не значит, что другие поступают так же, — отшутился Кирштейн, — есть другие способы транспортировки малогабаритных вещей. — Не посвятишь? — Конни облокотился на собственное колено и заинтересованно упёрся подбородком в кулак. Армин тоже навострил уши. — Да чё тут рассказывать, — хмыкнул Кирштейн, — кладёшь перевозимую вещь в пакет, завязываешь его тонкой леской, пакет проглатываешь, а другой конец лески привязываешь к зубу — вот и весь «амазинг»… так что не радуйся, свою любимую оптику ты таким макаром на остров не провезёшь. — Бяда… — разочарованно вздохнул Спрингер.— Вернись обратно, Ты мне всралась! Мне так нужна любимая улыбка. Я без тебя Как дохлый карась, Или любая другая рыбка…
— продолжал подвывать Райнер, печально изучая висящий над его койкой портрет императрицы. — Хмурый, не нагоняй тоску! — рявкнул Жан, — Череп, забери у него балалайку, а то мы все тут ещё до пиздореза скопытимся! Конни счёл замечание Кирштейна справедливым, и мягко, но настойчиво отжал у Райнера несчастный инструмент. Жан тем временем стянул через голову камуфляжную куртку вместе с майкой, выставляя на всеобщее обозрение набитые на груди фразы: «КТО К НАМ С ЧЕМ ЗА ЧЕМ, ТОТ ОТ ТОГО И ТОГО» и «никто не уйдёт обиженным».— …Сожми кольцо — Если слышишь врагов за спиной! Сожми кольцо — Если сзади почувствуешь боль! Сожми кольцо — Никому не позволь ты пройти! Сожми кольцо — Ну а если придётся, тогда — разожми!
— залихватски напевал Конни, от всей души шараша по струнам. Звонко цокнув подкованным сапогом, в кубрик завалился Аккерман, дымя сигаретой. — Что, упыри, отдохнули?.. Принюхавшись, Леви рявкнул на весь кубарь: — Аргамак, снова по бабам шароёбился?! — Так точно, сержант, а ты как догадался? — хмыкнул Кирштейн, вальяжно развалившись на койке. — Хули догадываться, когда от тебя за милю гражданской шампунью несёт! — прорычал Леви, — Совсем охуел? — Может ещё прикажешь совсем чистоту не поддерживать? — Кирштейн картинно провёл основанием ладони по свежевыбритой голове, поправляя несуществующие волосы. — Чистоту поддерживают мылом. Мылом, блядь, а не всякой штатской ебалóй. Небось ещё и водой горячей мылся! — А хули бы нет, когда есть? Уставом не запрещено! — отрезал Кирштейн, вызывающе уставившись на сержанта. — Мало я тебя пиздил, Аргамак, раз в тебе до сих пор осталась эта склонность к гражданским излишествам, — процедил Леви, затушив бычок о подошву и метким щелчком отправив его в вентиляцию, — похоже, придётся повторить воспитательные мероприятия… — С мягким знáком, — вкрадчиво произнёс Кирштейн, поднимаясь с койки и с плохо скрываемым азартом показал сержанту «по локоть». Леви несколько секунд ледяным взглядом изучал Кирштейна, и вдруг с места прыгнул на него, метя пяткой в солнечное сплетение. Кирштейн увернулся, намереваясь отоварить сержантское ухо сложенной «лодочкой» ладонью, однако Леви, ещё будучи в полёте, уцепился обеими руками за запястье Кирштейна и, закинув одну ногу ему на плечо, коленом другой ударил в подбородок. Жан резко мотнул головой в сторону и удар, который бы при ином раскладе должен был раскрошить ему зубы, прошёл мимо, обтянутое защитной тканью колено только шоркнуло по челюсти. Кирштейн, сцапав Леви за голень, скинул сержанта на пол и тут же обрушился на него сверху, нацелившись локтем в солнечное сплетение Аккермана. Сержант, проявив чудеса изворотливости, выскользнул из-под Кирштейна, применив на нём удушающий захват. Это была весьма нетривиальная задача: шея Жана хоть и казалась тонкой, на ощупь подозрительно напоминала металлический трос. Впрочем, Леви на своём веку доводилось сворачивать куда более крепкие шеи. — Куча-мала! — гаркнул Конни, отбрасывая в сторону гитару и швырнул поверх борющихся штурмовиков протестующе завопившего Армина, после чего сам проследовал за оным. Райнер окинул взглядом рычаще-пыхтящую мешанину рук и ног, затем ещё раз посмотрел на красующийся у него над койкой портрет и с боевым рёвом «За Императрицу!» присоединился к свалке, всей тяжестью своей туши навалившись на однополчан. До отправки на Райский оставались считанные часы.