зима съедает остатки хлопьев на дне картонной коробки и убивает надежды

Белые хлопья снега сыпались с неба, что было подобно тусклой, ничем не примечательной дешёвой картонной коробке из-под них же за счет грубых облаков, что посмели загородить видимость самой красавицы луны тем ещё проказницам звёздам. Они были огромными её поклонницами, что каждый день вздыхали лишь о ней и любовались лишь её сияющими изящными очертаниями. И их в самом деле можно было понять. Каждая аккуратно сделанная ангелами снежинка была хрустящей на вкус. Она вырывалась из сильной хватки серых туч, падая прямо в миску с молоком, ну или на обычную, укутанную снежным пуховым одеялом землю. Здесь, как посмотреть. Время на шумно тикающих настенных часах перевалило за девять часов вечера. Тётушка Зима не щадила ни единого смертного, насылая свои мрачные проклятья средь белого дня. Хисын сидел в своей не очень большой комнатке перед окошком, смотря пустым и безразличным взглядом на завтрак тёти Зимы. Сегодня действительно очень знаменательный день. День рождения Ли. Но по его виду и не скажешь, что он шибко рад этому. Несколько висящих непрочитанных уведомлений на экране смартфона от близких людей и одногруппников из университета особо не имели для парня огромного веса и смысла, хоть это и было достаточно приятно. Он ожидал сообщение лишь от одного человека — Нишимуры Рики. Этот взъерошенный, неугомонный мальчишка с постоянно потрескавшимися губами, всегда носящий гигиеническую помаду в заднем кармане своих джинс, прошёл с Хисыном через адское пламя и ледяную воду всего за каких-то два года дружбы, под свою тёплую руку и до ужаса холодную самого Ли. Нишимура был до сведения с ума странноват, с бестолковым юмором, но именно из-за этого Хисыну он и был по нраву. Именно поэтому он выбрал его. Рики не написал ему за сегодня. Вообще. Ни единого слова. Небольшие написанные, как бессмысленные, так и с вопросами о загадочном исчезновении текста в их общем чате мессенджера оставались нетронутыми руками парнишки, а недавние воспоминания о двух безрезультатных телефонных звонках заставляют поёжиться от жутковатого женского голоса автоответчика на другой линии и долгих гудках, до сих пор отдающихся громким гулом в ушах. Такое поведение Нишимуры не было ясно, подобно майскому солнцу, а скорее наоборот, вызывало лишь колкую, как ежовые иголки обиду, и заставляло впадать в уныние. Забыть об этом он не мог, учитывая то, что дата рождения Хисына стояла у ветреного Рики на запароленном экране блокировки его электронного устройства. Да и парень часто выписывал наиболее важные для него даты в свой потёртый бумажный блокнот, а она и была выписана на самой первой мятой странице. Ли видел ненароком. В тишину молнией бьёт шум телефонного звонка, заставивший именинника подпрыгнуть от неожиданности и на какое-то время выйти из собственных когтями терзающих его голову размышлений. Парень с надеждой, не глядя, берёт гаджет в свои руки, ожидая услышать голос Рики, что так глупо записан им же самим в контактах, но Ли отвечает человек, говоривший баритоном. Пак Чонсон — давний и древний друг Хисына. А древний данный тип потому, что старше его на целых пять лет. Шутки о вымерших динозаврах ни разу не обходили их стороной. Было удивительно то, что эти две птички спелись, ведь у них были совершенно разные интересы и жизненные позиции, но подобное и не мешало вовсе, а даже наоборот, нравилось находить в собеседнике неисследованные просторы его личности и сознания. Парень обещал приехать и лично вручить подарок ко дню рождения Ли, но учитывая столь поздний час и то, что Чонсон освободился с работы уж слишком поздно, этот нежданный звонок, видимо, сегодня совсем не судьба.       — Хи, как ты, солнышко? А Пак умеет предчувствовать, что уж очень удивляет.       — Я в порядке, хён. Сладкая ложь во благо не Чонсону, а самому Хисыну. На другом конце провода слышится тяжкий вздох.       — Я не думаю, что сегодня у меня получится приехать к тебе. На дорогах ужасная метель, а я битых два часа проторчал и до сих пор торчу в самом пике пробки, — голос парня становится чуть нежнее. — Я приеду к тебе завтра, идёт? Ты же не будешь против? Хисын то не будет, ему уже всё равно. Его день рождения испорчен.       — Ничего страшного, я не прочь. Враньё — было неким способом предотвращения проблем в виде чужих беспокойств. Оно в большинстве случаев всегда кидало спасательный круг утопающему и идущему ко дну Хисыну.       — Тогда я буду днём. Жди звонка. Чужие слова неприятной горечью оседают на языке осевшей заваркой от выпитого чая на дне чашки.       — Хорошо. Пока. Звук сброшенного звонка эхом, словно гром среди ясного неба, разразился по комнате. Внутри сами по себе закопались в могиле все остатки былых надежд на хороший праздник. Хисын не позволит себе полностью отдаться прямиком в руки госпожи Печали. Не сегодня. Не в его день рождения. Но глаза не стали повиноваться их хозяину. С них упало несколько крупных хрустальных слезинок. Его слёзы были на вес алмазов и всех драгоценностей во всём белом свете. Этот парень плакал так прекрасно, но какова боль принадлежала тому, кто видел его таковым. Стук во входную дверь. И не простой. Так мог стучать только один человек в мире. Рики.       « — Рики, если ты не прекратишь отбивать свои барабанные ритмы в мою дверь, то я больше никогда не впущу тебя за порог этой квартиры, — Хисын спиной опирается о ближайшую стену, смотрит на разувающегося парня напротив своим фирменным грозным взглядом. — Я же говорил, чтобы ты просто открывал дверь, она всегда открыта.       — Эй, ты не имеешь права! Я стучу так на протяжении всей жизни, это специальный код, чтобы люди могли узнать, кто именно пришёл к ним. И ты хочешь изменить это во мне? — Нишимура скрещивает руки на груди и в демонстративной обиде дует свои и так пухлые губы. — Я был о тебе лучшего мнения, дорогой друг.» Негодный парнишка. Обида острыми лезвиями всё сильнее резала внутренности, перед этим сжимая их в своих когтистых лапах. И каким ветром этого мальчишку принесло сюда в столь поздний час? Он опомнился о дате в календаре только сейчас? Пытаясь отобрать у досады ножны, Ли одерживает победу и временно присваивает их себе, беря руководство ими в свои руки. Несмотря на всю злость и различные синонимы к данному чувству, парень никак не мог не впустить ветреного друга. Хисын оказывается у двери, открывая, мигом вытирая мокрые дорожки рукавом своего тёплого вязаного свитера. На пороге стоял запыхавшийся от бега Нишимура Рики, собственной персоной. С гнездом из двухцветных окрашенных волос, крупными снежинками в прядях и на одежде. Тётушка Зима явно промахнулась, насыпая свой завтрак в миску. В руках он держал упаковку с медовым тортом, в котором Хисын души не чаял, а на лице красовалась неловкая улыбка и полные сожаления глаза.       — Прости меня, Хисын-хён. Позволь мне всё объяснить. Что-то заставило оттаять образовавшийся ледник в сердце Ли при виде Рики. Хисын кивнул, давая другу слово в его мёрзлые от мороза руки.       — Я делал тебе подарок на протяжении недели перед твоим днём рождения. Мне оставалось лишь внести в него некоторые детали, но сегодня, когда нужно было внести всего пару штрихов, — парень впустил свободную руку в мокрые от снега волосы, явно раздражаясь, — он просто развалился, и я ничего не мог с ним сделать. Ли грустно улыбнулся, каждый раз поражаясь неуклюжести своего лучшего друга. Нишимура, завидя его улыбку, слегка утихомирил внутренний ураган чувств.       — Из-за этого мне пришлось на протяжении всего сегодняшнего дня искать тебе нужный подарок, но все варианты, которые я находил, были не самыми лучшими, поэтому я и не отвечал на твои звонки и сообщения, — тяжело вздыхает, нервно стуча пальцами по крышке коробки из-под торта. Тогда заледенелый айсберг полностью оттаял, водой растекаясь по всему телу, заставляя внутренности теплеть. Он не забыл. И это было самое главное.       — Слушай, прости меня ещё раз, ладно? Я не хотел огорчать тебя. Парень поджал губы и виновато посмотрел на Хисына. Котёнок.       — Сегодня ты спишь на коврике в туалете, Нишимура. Входи, пока я добрый. Рики знал, что друг простил его. Подобные высказывания были в его духе. Ли впустил замёрзшего бедолагу в свой дом, стряхивая с него остатки Зимнего угощения, и утащил прямиком в свою охапку. Хисын всегда пах чем-то сладким, но не слишком приторным. Его запах напоминал лесные ягоды, смешанные с запахом свежести от прошедшего июльского ливня. Он стал для Нишимуры родным с самого момента их знакомства. Его объятия согревали, хоть он и был сам по себе уж слишком холодным. Вероятно, являлся самим Джеком Фростом и скрывал свою настоящую идентичность. Этот парень был для Рики домом. Но он об этом никому никогда не заикнётся. Стены спальни Хисына были пропитаны двухслойной начинкой в виде вселенской горечи и отчаяния. Задачей Нишимуры было выковырять её, добавив туда свою — радость и ощущение праздника. Гремящая коробка из-под торта остаётся всеми забытой где-то в углу рабочего стола, но только не пушистой серой кошкой хозяина, что так нагло присвоила её себе в качестве местечка для отдыха. Купленные свечи в шуршащей упаковке отправились покорять бисквитные вершины, за что тут же поплатились жизнями зажжёнными головами самим Рики, что раздобыл потёртую зажигалку из коробки с ванильными сигаретами.       — Загадывай желание, милый хён. Сердце Хисына крыльями птицы трепетало и взлетало прямиком в воздух от такого друга. Желание не заставило себя долго ждать, ведь именинник не нуждался ни в чём. Разве что только в бесконечной меж вселенской дружбе с ярко улыбающимся парнишкой напротив. Пламя тухнет. Пожару не бывать.       — Я принесу нам ложки, — Ли хотел было уже совершить небольшое путешествие до своей кухни, но чужая рука перехватывает его локоть.       — У меня есть кое-что получше, — хитрая лисья полуулыбка порождало море любопытства. Рики достаёт из переднего кармана синих джинс шуршащую пачку с двенадцатью пластмассовыми ложками.       « — Чёрт, Рики, я так сильно хочу торт. Украшенные витрины кондитерской с манящими к себе пирожными и выпечкой действительно выглядели до ужаса привлекательно.       — И где ты предлагаешь нам его есть, хён? — Нишимура скептично поднял бровь.       — На улице. На скамейке. Наивно детский взгляд парня заставил подвиснуть, как монитор старого компьютера. Рики согласен на любую его авантюру, даже если она и звучит словно сплошное безумие. Он пойдёт за ним куда угодно.       — Тогда я в деле. Бисквитное нечто с перевязанной розовой лентой на прозрачной коробке оказывается на свободе, сидя на грязной лавке ближайшего от дома парка. В свой оружейный арсенал двое парней приобрели упаковку из двенадцати пластиковых ложек. И кто бы только мог подумать о том, что всего пары приборов в одном пакетике просто не бывает. Хотя есть, вооружившись шестью ложками, было довольно необычно.»       — Грязной лавочки в кармане у меня нет, поэтому довольствуемся тем, что есть. Рики грел сердце Хисына в своих ладонях, замечая, как сильно оно трепещет в его руках. Улыбки двух парней уничтожили остатки старой жгучей начинки из стен-коржей и добавили туда до жути сладкую, но не слишком приторную. Торт оказался ликвидирован всеми двенадцатью орудиями в виде ложек. Время протекало через пальцы, подобно песку. Их разговоры были отдельным видом мирового искусства. Эти мальчишки слишком сильно любили друг друга. Зима грозно стучала в окно, прося отворить, с целью запустить свой не самый приятный гостинец в виде леденящей стужи, что пробрала бы сердца и невыносимо колола до самого наступления смерти. Но окно так и будет не распахнутым до самого начала цветения сирени, ведь Рики не позволит Хисыну ощутить холод. Подарок Нишимуры так и останется забытым в куртке до самого утра. Наглая серая кошка так и продолжит спать в пластиковой коробке из-под торта. А Рики будет крепко со спины прижимать к себе своего уснувшего друга и мурлыкнет в самое ухо тихо-тихо:       — С днём твоего рождения, милый Хисын-хён.