Пустота

      Последние несколько дней летних каникул было решено посвятить поездке к матери. Лойд не виделся с ней с того самого момента, когда она привезла его в Эвермор, подписав контракт с университетом Эдгара Алана. Его мнение не играло роли. Лойду было больно не столько из-за того, что его родная мать, Дженис, отказалась от него, сколько от того, как легко она это сделала. Он был ребенком, не до конца осознающим, что прощается с матерью навсегда. И проблема была не в забитом графике Воронов, а в том, что Лойду претила мысль о том, что он сможет увидеться с ней. Он не хотел знать ее. Не хотел помнить обо всем, что связывало их. Это из-за нее он страдал с самого детства будучи непосредственной частью Воронов.       И все же было принято решение посетить ее. Впервые за долгие годы. Образ матери размывался и Лойд лихорадочно восстанавливал нежный образ в своем сознании. Он не станет опускаться до ее уровня и делать больно в ответ. В его сердце не было места для ненависти. Лишь глубокая печаль, оставляющая чернильные разводы на стенках скомканной души.        Лойд помнил Дженис улыбчивой женщиной со светлыми волосами – такими же, как у него самого. Ее образ лишь иногда искажался воспоминаниями о ее злобном лице, когда Лойд делал что-то не так. Дженис не обращалась с ним плохо, нет. Но хватало даже криков для того, чтобы светлый образ очернился.        Перед встречей он зачем-то надел кулон с подвеской в виде кленового листа, давно подаренный матерью еще в детстве. Он не надевал его с тех самых пор как оказался в Эверморе, то ли боясь, что единственная вещь, которая связывала с Дженис пострадает, то ли просто не хотел чувствовать как холодный металл обжигает кожу. Тем не менее сейчас кулон был спрятан под тканью футболки и лишь тонкая цепочка на шее давала знать, что сейчас он был надет.       Маленькая квартирка в которой он жил до того, как попал к Воронам была тусклой, но запах старых ковров напомнил о детстве. Нежный голос Дженис, мягко перебирающей его волосы, когда она читала ему очередную детскую книжку... Сидящую за столом женщину он не узнавал. Она сидела спиной к нему и не шелохнулась даже когда дверь распахнулась. Она лишь молча сидела на месте, склонив голову. Ранее длинные, чуть волнистые волосы были коротко подстрижены и словно были выцветшими, как на старой фотографии. Весь образ Дженис был таким.        — Мама?.. – подал голос Лойд, не узнавая его. Хриплый, тихий, ошеломленный. — Мам...        Женщина не подавала реакции.        — Почему ты молчишь?.. – спрашивает Лойд, сжимая ладони в кулаки. — Дженис! – ее плечо слабо дернулось.       — Уходи, – произносит она, и Лойд, пораженный, отступает на шаг. В треснувшем зеркале на противоположной стене он замечает свое лицо, искаженное страхом. Голос матери был ужасно хриплым, без прежних заботливых ноток.       — Я пришел к тебе, мама... – шепчет Лойд.        — Уходи, – чуть тише повторяет она. — Просто уходи.       — Но почему?! – не выдерживает Янг. — Почему я должен уйти?! Я пришел, чтобы встретиться с тобой! Почему ты меня прогоняешь, мама?! – глаза защипало от подступающих слез.       Она молчала с десяток секунд прежде чем тихо ответить.       — Ты – разочарование. Я отдала тебя в лучшую команду по экси, а в ответ не получила даже «спасибо». Ты должен быть благодарен мне. Только из-за меня тебя зовут на интервью, крутят по телевизору...       Пружина, до того туго сжимающаяся в груди вдруг резко дернулась и от состояния катастрофического сжатия до неровной волны по телу пробежал импульс, словно кто-то нажал на спусковой крючок. Отчаяние, до того надежно запертое на несколько прочных замков, хлынуло наружу.       — Но я не хотел этой славы! Ты даже не спросила меня, хочу ли я этого! Ты, блять, сама решила, что для меня лучше, но мне это было не нужно! Я харкал кровью за каждый пропущенный мяч и терпел боль от сломанных ребер каждую игру! Да всем было похуй на то, что я чувствую! В том числе и тебе! – распаляясь с каждым словом все больше, Лойд махнул рукой, сшибая с комода керосиновую лампу. Жидкость вылилась из трещины в стекле, пропитала ковер и потекла тонким ручейком к шторам. — Ты эгоистичная дрянь, вот кто ты! Никакая ты мне не мать! Я, блять, притащился сюда ради тебя в последние дни каникул, хотя мог бы отдохнуть от ебучего ада в который я попал из-за тебя!        Женщина не отвечала. Она лишь больше сгорбилась над столом. Лойд порывисто зашагал к двери. Распахнув ее, он наткнулся на предельно спокойный взгляд Рико, все это время находящегося за хлипкой дверью. Лойд окинул его хмурым взглядом, в последний раз обернувшись к матери, которая не изменила своей позы. Именно в этот момент находящийся на пропитанном керосином ковре оголенный провод заискрился. В один миг жесткий ворс вспыхнул. Огненная стена разделила комнату на две части.        — Мама! – крик заглушили полившиеся из глаз слезы. Пламя охватило старые шторы с вышивкой в виде каких-то цветочков. Пальцы, стиснувшиеся на его руке не позволили шагнуть в объятую огнем комнату. Рико потащил его назад, дальше от матери, все также сидящей за столом, когда огонь перекинулся на ее выцветшие волосы.        Он что-то истошно кричал, отчаянно пытаясь вывернуться из надежной хватки, но Рико держал крепко и вскоре вытащил его на улицу. Он что-то настойчиво пытался донести до него, но Лойд продолжал вырываться из его рук, пока в разноцветных глазах отражалось пламя полыхающего дома в котором он родился и провел детство. Вместе с домом и матерью сгорали остатки души, оставляя копоть в грудной клетке. Где-то на дне осел горький пепел, мешающий полноценно вдохнуть.       Вой сирены заглушал рыдания. Ему начал мерещится голос матери, словно бы она вышла, целая и невредимая, но когда пожар был окончательно потушен, вскоре из дома вынесли обгоревший труп женщины, в котором никак не получалось опознать Дженис.

***

      Уже на следующий день слез не было, как не было и рвущей на куски тревоги. Была лишь пустота, пеплом осевшая в грудной клетке и оглушающий звон в ушах. Лойд не слышал ни собственных мыслей, ни Рико, который пытался докричаться до него. Он не чувствовал пощечин, не чувствовал прикосновений. Не чувствовал ничего и ничего не слышал. Лишь лежал на постели, пустым взглядом смотря в потолок.        Кажется, он не видел даже тусклого света лампы у соседней кровати. Рико же старался не включать свет. Он не хотел видеть Лойда, его Лойда, такого яркого, жизнерадостного и улыбчивого таким. Он был пустым, словно оболочка без чувств и потребностей. Лойд лежал на постели и ни разу не вставал, пропуская все приемы пищи. Лишь изредка менял позу, чаще всего поворачиваясь лицом к стене, чтобы смотреть на мелкие трещинки и думать о руках матери. О том, как она перебрала его волосы, гладила по голове, обнимала. Ее голос был повсюду. Мелодичный, нежный, родной голос Дженис заботливо окутал, словно кокон.        — Мама... – едва шевеля губами шепчет Лойд, когда вновь чувствует, как она гладит его лицо. Чувствует как душат слезы, когда снова видит ее полную материнской любви улыбку. Его Дженис, такая бесконечно любимая, еще не отправившая его в ад, прекрасная и понимающая мама, сжимающая в своих объятиях каждый раз.       Осторожные объятия наполнены сладким запахом фруктовых духов. Она аккуратно, но надежно прижимает его к себе, закрывая от всего мира. Любимая Дженис, целующая его в лоб, читающая книжки, готовящая ему вкусную еду. Ее маленькая квартирка наполнена тусклым светом и душистым ароматом только что приготовленной еды. Она готовила ему с такой любовью, точно зная, что он любит... Лойд судорожно притянул к лицу ладонь, вдыхая запах, пытаясь ощутить фруктовые духи, но почувствовал лишь приглушенный запах табака и кедра.        Оставшаяся в прошлом Дженис недосягаема, словно ласковые предрассветные лучи. Она укачивала его на руках, пела колыбельную своим приятным голосом. Остаться бы навсегда в том времени, когда он не знал боли от сломанных костей, не знал вкуса крови осевшей в горле, не захлебывался в слезах каждый вечер и не знал какого это — быть изнасилованным. Остаться бы навсегда в руках Дженис. Пусть она и дальше укачивает его, уговаривая уснуть, как маленького ребенка, разнежившегося в руках матери.        Запах еды оставленной на тумбе рядом не доходил до сознания занятого терзаниями. Лойд лишь изредка тянулся к стакану с водой, судорожно отхлебывая небольшой глоток и опуская дрожащую руку обратно на постель. Рико наблюдал за этим почти с жалостью. Он каждый день приносил новые порции еды, но Лойд ни разу не притронулся к ней и та каждый раз отправлялась в утиль, а на ее место становилась новая.        До Рико доносился приглушенный шепот. Всегда, он всегда бормотал «мама». Каждый раз, комкая слабыми пальцами одеяло, как в бреду повторял «Дженис». Рико сидел у его постели по несколько часов, с трепетом ожидая, когда его Лойд наконец-то очнется от этой ебаной комы и встанет на ноги. Но он продолжал лежать, смотря в потолок или стену, все так же не реагируя ни на что. Рико больше не пытался отрезвить его пощечинами, не пытался звать. Молча смотрел на то, как Лойд вянет, словно цветок, ранее вырабатывающий свет сам для себя, но когда он потух, то сил больше не было. В один миг яркие лучи надломились и исчезли.        — Скоро начнется учебный год, – произносит Рико, вздыхая. — Просыпайся. Просто просыпайся, Лойд. Прошу тебя... – голос опускается до шепота. — Не живи прошлым. Возвращайся в настоящее. Я жду тебя, Лойд. Главное... Главное – вернись ко мне.       А Лойд слышит голос Дженис, говорящей ему остаться с ней, в сладком прошлом с запахом старого ковра.       — Моя Дженис... – на грани слышимости шепчет Лойд. Рико смотрит отрешенно, сжимая ладони в кулаки.        Морияма рассказывает ему что-то каждый день. Просто говорит, уже не надеясь, что получит в ответ хоть что-то, кроме «Дженис». Перебирает пальцами кончики светлых волос, с горькой улыбкой произнося фразы, бездумно слетающие с губ. Кажется, он и сам себя не слышит. Каждый день приносит еду и воду, сидит у чужой постели, разговаривает сам с собой в надежде, что Лойд, забывшись в прошлом, скоро проснется и снова улыбнется ему.        Подвеска в виде кленового листа обжигала грудь, словно железо было до предела раскаленно. Нужно бы снять его, но Лойд не хочет. Лишь едва сжимает сквозь ткань футболки и снова видит Дженис. Светлые, чуть волнистые локоны спадают на плечи. Мягкие голубые глаза словно подсвечиваются. Изящные губы изгибаются в милой улыбке. Она держит в руках спицы и вяжет что-то для него... У нее прекрасно получаются узоры цветочков. Они красовались на шторах в гостиной. Почему-то всплыло воспоминание о том, как шторы горели. И мама сидела за столом, словно искусственная, сошедшая со старого фото. Лойд не знал эту женщину. Она не могла быть его матерью. Дженис такая мягкая, нежная и светлая. Она никогда не назовет его разочарованием и не прогонит. Она улыбнется с абсолютным понимаем и обнимет так крепко, как никто другой. Больше ничьи руки не будут так прижимать его к себе. Только в ее бесконечно любимых руках Лойд будет чувствовать себя в безопасности.        Кулон медленно вплавлялся в кожу. Лойд лишь безучастно смотрел в пустую стену. Где-то в отдалении звучал слишком знакомый голос, но Лойд закрывал глаза, погружаясь обратно в теплой прошлое, подставляя лицо под солнечную улыбку Дженис.        Он притворялся, что спит каждый раз, когда Рико приходил к нему, лишь бы его оставили в покое, наедине с воспоминаниями и бескрайней пустотой в сердце. Ему больше ничего не нужно. Ничего больше не имело смысла.        А потом... Начался учебный год. Лойд так и не проснулся, ни разу не поднявшись с постели за последние несколько дней. Он не ел и по-прежнему не реагировал на прикосновения и шум. Не реагировал ни на что и продолжал бормотать осипшим голосом «Дженис».        — Сегодня первая тренировка, – говорит Рико. Он уже полностью собран и стоит у постели лежащего к нему спиной Лойда. Кажется, он услышал его, потому что с сухих губ сорвалось едва слышное.       — Мне все равно.        Рико мрачно кивнул, словно Лойд мог его видеть, и развернувшись, ушел прочь из комнаты.       По возвращению Лойд все также лежал. Он не сдвинулся ни на дюйм. Зато ран на лице Мориямы было больше обычного. Он взял удар за них двоих на себя одного. Плевать, сколько раз ударит Тэцудзи. Лойд не должен пострадать. Только не в таком состоянии.        Рико опускает руку на плечо Лойда. Его кожа холодная, как у трупа, и такая же бледная, несмотря на то, что грудная клетка мерно вздымается.        — Лойд... – Рико пытается растормошить его, но он не реагирует. Продолжает лежать, словно настоящий мертвец. — Ответь. – Требует невозможного он.       — Дженис... – на грани слышимости шепчет Лойд и это выводит Рико из себя. Он слишком резко хватает Лойда за руку и также резко поднимает с кровати, закидывая его руку себе на шею и таща его в ванную. Лойд лишь беспомощно висит на нем и даже не пытается перебирать ногами, лишь хватается пальцами за больно обжигающий кулон.        Скинув Лойда в душевую кабину, Рико плеснул в него холодной водой, но даже на это не последовало никакой реакции. Выключив воду, он вновь хватает Лойда, на этот раз за плечи, и подняв, вжимает его в стену.       — Очнись ты блять уже! – кричит ему в лицо Рико. — Хватит жить прошлым! Она умерла, Лойд! Твоей Дженис больше нет! Пойми это уже! Она мертва! Мертва! Мертва!        — Уйди, – хрипло отзывается Лойд.       — Она, блять, мертва! Прекрати звать ее, она не придет! Дженис не придет, Лойд! Ее скоро похоронят, соберись уже, мать твою! Живи настоящим, кретин! В настоящем есть я! Тебе не нужна Дженис! Она променяла тебя на ебучую славу! – не оставлял попыток докричаться Рико.       — Уйди, – повторяет Лойд, хватаясь пальцами за кулон. В один миг Рико срывает цепочку с его шеи. Тонкие звенья, не выдержав, рвутся, и кулон слетает с шеи по частям. Глаза Лойда широко раскрываются. Он делает рывок и падает на колени, цепляясь за остатки украшения на полу, Рико же тащит его прочь из ванной.       — Мой... Мой кулон... – шепчет Лойд, не предпринимая попыток вырваться. У него нет сил. Больше нет. Без кулона... Последнее, что соединяло его с Дженис – исчезло.        Рико швыряет Лойда на постель, слыша, как протестующе скрипят доски.        — Она мертва, Лойд. Хватит цепляться за прошлое. Это – ничто.       — Мама... – хрипит Лойд, поджимая колени к груди и наконец чувствуя холод. Рико замечает дрожь и накрывает его одеялом, поджимая губы. — Я не могу... – вновь срывается с обескровленных губ.       — Ты можешь, – твердо произносит Рико. — Если нет сил – позволь мне помочь. Ты не один, блять. Я рядом. Всегда рядом.       Больше Лойд не говорил, ощущая, как по щекам скатываются слезы, душащие его все эти дни. Морияма обречено выдыхает, стискивая в пальцах пододеяльник и утыкаясь лбом в чужое плечо.        — Что мне теперь делать? 

***

      Лойд честно пытался запихать в себя хотя бы ломтик хлеба, но ничего не выходило. Еда казалась ему пустой и такой не значимой.       — Ешь, – произносит Рико, внимательно следя за его потугами. Лойд все еще выглядел ужасно, но в этот раз он с трудом поднялся с постели и попытался поесть. Это уже выглядело, как огромный прогресс.        — Не хочу, – выдыхает Лойд, хмуро смотря на тарелку с едой. Он даже не чувствовал запах.        — А надо, – пожимает плечами Рико. — Только не заставляй кормить тебя насильно.         — Сам справлюсь, – вздыхает Лойд, все же запихивая в рот хлеб и запивая его водой. Процесс позднего ужина наконец запустился, пусть очень медленно и явно нехотя. И все равно съесть получилось совсем немного, остальное не лезло и Лойд чувствовал, что его вырвет, если он съест еще хоть кусок.       — Почему ты порвал мой кулон? – вдруг спрашивает Лойд чуть хрипло, глядя куда-то в пол.       Рико оторопел.       — Я случайно.        Лойд лишь повел плечом, и, когда Морияма забрал у него тарелку, попытался зацепиться пальцами за кулон, но ничего не нащупал. Лойд поджал губы, делая вид, что не заметил тяжелый взгляд Рико. Когда же он собирался уходить на тренировку, Лойд лишь ниже опустил голову. Он помнил свой шок, когда увидел на лице Рико множественные травмы, полученные из-за отсутствия Лойда. Благо, Тэцудзи был нагружен делами и ближайшие дни точно не появится, а значит, и Рико не получит из-за него.        — Прости... – глухо произнес Лойд, уже не чувствуя подступающих слез. Он выплакал все, что только мог.       — Приходи в себя, – на выходе, Рико добавил. — Запомни: ты не один. Если не я, так Дэй или Моро вытащат тебя из этого дерьма.       Когда дверь захлопнулась, Лойд тихо всхлипнул. Слез все еще не было.       — Ты мне нужен.       Руки обессиленно опустились. Лойд свалился на постель и вновь уставился в потолок.       – Дженис... Я больше не люблю тебя. Покойся с миром, – и отвернувшись к стене, Янг тихо пробормотал. — Я не разочарование. Мне еще есть, ради кого-то жить. И точно не ради тебя.        Пока есть люди, которые могут удержать меня от падения с огромной высоты в самую бездну — я буду двигаться дальше и ничто не способно сломить меня. Больше ничто.