Вознесенный и его супруга

      Вознесенный и его невеста имели склонность крутиться среди привилегированных мира сего. Когда не были заняты путешествиями, естественно. И все ж, когда весь Фаэрун был в их распоряжении, пара ограничивалась стенами Врат Балдура. Выживание местных дворян, являющихся главным блюдом пира, полностью зависело от прихотей детей ночи и, возможно, от того, как они обращались с госпожой вечера. Если Астарион был в правильном расположении духа. Они сблизились при обстоятельствах, которые многие бы назвали невозможными. Их жизни превратились в череду мимолетных мгновений, подверженных силами личинок Иллитидов под черепной коробкой. Впрочем, инородные жители тел впоследствии оказались не столь значимой проблемой, как последствия мирового кризиса, хранителями которого их сделала судьба. Будущее тогда казалось недолгим. Однако теперь, спустя годы, жизнь вошла в привычную мирную колею. Будучи юным эльфлингом, Элинор сосредоточила все свое существование на изучение тайн мироздания, что в простонародье можно было назвать ремеслом приключенца. Ее злоключения с личинками Иллитидов должны были в своем итоге стать возможностью вести менее напряженную жизнь. И, что более очевидно, она никогда не планировала впускать в свою жизнь Астариона.       С того момента, как они встретились, когда он приставил лезвие кинжала к ее горлу, что-то внутри перевернулось и устремилось навстречу холоду стали и тела рядом. Знание о его природе, о его долгом существовании в качестве вампирского отродья, предопределило исход бесповоротно. К черту магию, плюнь на плетение и забудь о притворстве благородства аристократа. Она хотела только принадлежать ему. Элинор чувствовала лишь тихое удовлетворение, когда Астарион подчинил своей воле очередного высокомерного лорда, и осушил гордость смертного, пока от него не осталась лишь жалкая оболочка. Нечестивое унижение, которым они наслаждались вместе, было алтарем обещанию, данному им столетия назад. Благородный муж так и не очнулся от восторженного наслаждения, когда господин Элинор выпил его досуха. Все это время он умолял об этом, хватаясь за краткую крупицу удовольствия, прежде чем смертная жизнь покинула его трепещущее тело. Девушка терпеливо ждала, пока Астарион закончит трапезу. Сколько бы он ни возился со своей едой, она никогда не проронила ни слова, покорно наблюдала, ожидая, когда на нее наконец обратят внимание. И все же, привычки раны былых времен — магией Элинор отчистила одежды и волосы, красным водопадом струящиеся до плеч. Разведенной грязи она могла быть благодарна спутнице убитого аристократа. Остальная часть ее тела оставалась запятнанной остатками кровавой бойни. Наконец эльф отдалился от трупа, предпочитая попробовать на вкус ее пропитанную кровью кожу, с нежной заботой очищая каждую каплю, прежде чем сам пометил укусом тело. Он казался одновременно заинтересованным и напряженным, будто знал, о чем она думала, еще до того, как успела открыть рот. — Мое сокровище, — тихо произнес Астарион, — тебе, конечно же, скучно? И все-таки, не моя вина, что ты слишком быстро покончила со своей едой. Он журил всегда мягко, вкрадчиво. Его взгляд скользнул к женщине на полу, неподвижной и хладной. Несмотря на энергию, наполняющую все тело после свежей добычи, Элинор ощутила внутреннее падение, будто, как раньше, ее кожа могла бы стать бледной от одной его брошенной фразы. — Неужели моих подарков больше недостаточно, душа моя? — спросил он с приторной сладостью, которая почти испугала Элинор. Его слова были подчеркнуты острым когтем, который прошелся поперек ее шеи. Почти нежно, пока что. Девушка резко вдохнула, прежде чем отдаться горько-сладкой ласке Астариона, и безуспешно попыталась сформировать плывущие мысли. В его непосредственном присутствии ее разум был бесцельным. — Возможно, тебе нужно что-то более существенное, — предположил он. Вампир опустился, встречаясь с ней взглядом. Их дыхание смешалось в дразнящем, соблазнительном танце. И как только девушка наклонилась, чтобы встретиться с его губами, мужчина отстранился. — Я так и думал… — спокойно произнес он, наслаждаясь тем, как Элинор расширила глаза, удивленная отказом от ее порыва, — скажи мне, моя возлюбленная невеста, как я могу развеять твою скуку? Астарион произнес это нараспев, с избытком гордости, которая указывала лишь на то, что он уже знал ответ. Элинор размышляла над этим вопросом в течение последнего десятилетия. Она принадлежала Астариону во всех отношениях, как он и обещал. Но была одна вещь, которую связь, что они разделяли, не могла подавить — ее магические способности. Было трудно по-настоящему чувствовать себя в чьей-то власти, когда сила плетения была у нее под рукой. Даже если Астарион мог подчинить ее кровь своей воле и изменить ее желание в соответствии со своим собственным, она хотела, нет, нуждалась в большем. Простого намека на подчинение было недостаточно. Ей нужно было принадлежать ему целиком, больше никаких полумер. Астарион прочел нерешительность, но еще глубже — страстное желание, сквозившее во взгляде Элинор. Ее глаза были темными, дрожащими озерами, и она безмолвно умоляла его произнести слова, которые не мог произвести собственный голос. — Любовь моя, попроси, твое желание будет исполнено, но я должен услышать… — Не просьба, а приказ. Нежность сменилась коварной хваткой чужой воли на чувствительной коже. Подозрения лишь подогревали тлеющее возбуждение. — Моя магия, — нерешительно произнесла Элинор. Ее голос был едва громче шепота, когда Астарион присел рядом с ней. Она чувствовала улыбку, появившуюся на его лице, вдоль своей шеи — острые клыки царапали впадинку горла. Как только плоть разошлась под зубами, девушка очутилась в трансе, заворожившим гулкое сознание. Глубокий глоток, будто подарок ее собственной жажде, пустил по коже искры. Удовольствие разлилось по нервной системе, как петля обратной связи. Она четко ощутила удавку связи мастера и отродья, которая заглушила ее мысли, а также ищущие пальцы, скользнувшие вниз по торсу. Его рука устроилась между ее бедер, когда Астарион нежно поглаживал мягкие завитки красных волос, время от времени царапая загривок острым ногтем. Пьянящий пыл, охвативший все ее существо, был сродни делению ложе с Харлипом, инкубом Рафаэля. — Я не могу по-настоящему принадлежать тебе из-за этого, — произнесла Элинор, прерывисто дыша, — забери у меня все, прошу. Слова, перешедшие в мольбу. Ее вожделение поднималось и опадало от его ласк, пульсируя, как кровь, которую он забирал из ее тела. Экстаз. Когда Астарион отстранился и запечатлел целомудренный поцелуй на ее нежно приоткрытых губах, она подавила стон и потянулась к его мимолетному образу. — Ну и ну, — проговорил Астарион приглушенным голосом, наслаждаясь ее затянувшейся агонией, — я думал, ты никогда не попросишь. Ну, конечно, я сделаю тебе одолжение, услада моих глаз. Если это то, чего ты действительно желаешь. Не было подарка более прекрасного, чем полная капитуляция. Действия Элинор говорили громче, чем могли бы звучать слова. Она положила голову на изгиб плеча мужчины, страстно желая попробовать на вкус кровь, как он мучил ее. Шок от его отказа проник в ее душу также резко, как и движение чужой руки, схватившейся за темно-красные волосы. Если бы могла — Элинор покрылась бы краской смущения, словно юная дева. Лицо Астариона было воплощением лукавого озорства, ловко удерживая ее голову на расстоянии, болезненно оттягивая пряди назад. — То, о чем ты просишь, — настоящий подвиг, мое сокровище. Мы должны вернуться к Вратам Балдура, где я исполню твое желание. И вот мой приказ: ты не будешь вкушать ни крови, ни вожделения плоти, пока должным образом не подготовишься. Последнее требование было ненужным фактом, но ему нужна была ее отчаянная преданность, чтобы опровергнуть логику, которая следовала бы за величием ее просьбы. Ей потребовалась целая вечность, чтобы согласиться на то, о чем он давно хотел попросить. Магия Элинор была последним пережитком прежней жизни, и, как и все остальное в ней, нуждалась в его контроле. Но выбор должен был быть за ней. Если бы Астарион взял что-нибудь силой, это испортило бы кровь и сладкий вкус ее добровольного обожания.       Вернувшись во Врата Балдура, Элинор ощутила тень сомнения. Астарион не был более тем испуганным отродьем, которого она встретила. Он стал могущественным повелителем вампиров, который заслужил ее рабскую преданность. Тем не менее, пожертвование своей связью с тайной плетения оставило в ней чувство отчаяния и страха. Девушка едва замечала присутствие своих слуг, когда они готовили ее к обильному жертвоприношению. Она стояла абсолютно неподвижно, когда мягкая, но тяжелая красная ткань была накинута на ее неизмененное временем тело. Красный бархат и атлас, расшитые золотом, украшенные крохотными мерцающими кристаллами, контрастировали с ее идеальной алебастровой кожей, даже когда тело содрогалась в муках голода. Швея перекраивала платье, так, чтобы оно точно соответствовало желаниям хозяйки. Было заманчиво помочь ей, но Элинор подавила порыв. Она, должно быть, привыкла делать что-то без помощи магии. Пальцы отродья согнулись и загудели от магической энергии, прежде чем она снова сжала их в кулак и сделала глубокий вдох. Швея воспользовалась этой возможностью, чтобы еще больше укоротить ткань, подчеркнув гибкую и поджарую фигуру Элинор. — Повернитесь, — бесстрастно произнесла она, и девушка повиновалась. Длинные шелковые перчатки того же бордового оттенка, что и платье, были натянуты ей на руки, и мастерица осмотрела свою работу. — Не очень-то вы и кисейная барышня, — поддразнила она легкомысленно. Женщина перед служанкой была великолепна. Ее алые пряди были завиты и уложены нитями жемчуга, ставшими продолжением плетеной короны на голове. Они ниспадали каскадом и располагались чуть ниже плеча. Последним штрихом была белая фата, совсем как у невесты, чтобы кружева и тюль струились по спине, словно бурный ручей. — Вы выглядите великолепно, милорд должен быть доволен, — добавила швея, отметив, что у других ее клиенток руки были куда теплее. Волшебным взмахом фата была подогнута так, чтобы прикрывать завесой тайны бледные изгибы лица Элинор. На мгновение она задалась вопросом, во сколько все это обошлось Астариону. Если он отдавал хоть что-то, конечно же. Большая часть аристократии ползала, чтобы удовлетворить каждое его желание, так что сейчас он почти ни за что не платил, особенно в родном городе. Она была готова думать о чем угодно, лишь бы не зацикливаться на терзавшем ее голоде. Элинор почувствовала запах пульсирующей человеческой крови и в отчаянии прикусила губу. «Это того стоит», — произнес обещание голос внутри. В животе мрачным роем плясали бабочки. Платье без бретелек, декольте которого открывало бюст, заставляло ее чувствовать себя куклой больше, чем она когда-либо могла себе представить, но Элинор превратилась в визуальное совершенство. Каждый изъян был стерт за бессмертием.       Поскольку Элинор была приготовлена в качестве идеального подношения, Астарион восхищался гладкой текстурой шелкового ошейника, созданного специально для этого случая. Веревки украшения скрещивались в элегантный узел и были пропитаны малиновым цветом. По правде говоря, это было простое заклинание, созданное из эссенции цветка суссур, затем дополненное связующими рунами, которые не позволили бы его возлюбленной снять ожерелье. Кроме того, оно было теплым и приятным на ощупь. Не было такого мира, где ей захотелось бы снять его со своей шеи. Его намерения были далеки от зловещих, скорее, он хотел, чтобы она по-настоящему радовалась своему подчинению. Это был великолепный подарок, который должен был побудить ее к уступчивости, а не наказать за это. В отличие от Касадора, ему не нужно было править из страха. Он предпочитал обожание своих подданных и прибегал к жестокости только в качестве последнего средства. — Милорд, — секретарь повысил голос, перекрывая шум дождя, — Ваша невеста готова. Улыбка появилась на лице вампира, когда он осознал истинную иронию ситуации. Для внешнего мира это выглядело, как свадьба. Клятвы будут произнесены перед элитой города, поскольку он действительно короновал свою супругу и себя, как негласных правителей города. Чего они не увидят, так это нитей, которые привязали бы магию Элинор только к его рукам. Он мог представить это сейчас: взрыв аплодисментов, когда они поцелуются на свадьбе, поистине эпических масштабов. Затем последовало бы ослепительное удовлетворение от приема. Ему было трудно контролировать свой пыл при этой умозрительной мысли, и он хотел проклясть все это и заявить на нее права прямо сейчас, но он зашел слишком далеко. Все будет идеально.       Букет из дюжины красных роз задрожал в руках Элинор, когда она увидела толпу, собравшуюся в зале для аудиенций дворца Зарр. На протяжении десятилетий Астарион менял декор, подгоняя его под свои вкусы. Он предпочитал оттенки алого и белого. Это был идеальный контраст чистоты и снисходительности. Женщина прошла по ковру в центр зала, стараясь держать себя в руках, как требовал Астарион, — абсолютное совершенство. Он в ожидании стоял в конце зала, на его прекрасном лице сияла широкая волчья улыбка. Кожа его отливала перламутром в мерцающем свете ламп. Очаровательные кудри, которые лежали на макушке его головы, были почти мальчишескими, но в мужчине, которого она обожала, не было ничего наивного. Когда ее шаги приблизились к возвышению, Астарион шагнул вперед и протянул изящно руку. Он встретился взглядом с Элинор и мягко произнес, притягивая ее к себе: — Ты само совершенство, моя прелесть. Воистину, моя идеальная супруга. Она не покраснела бы, даже если бы могла, была слишком голодна, чтобы жалеть кровь для имитации смертности. — Я решил превратить твой маленький подарок в коронацию, любовь моя, — заговорщически прошептал он. Если и было какое-то удивление на лице отродья, то вуаль успешно скрыла выражение ее лица. Голос не выдавал сомнений, когда она ответила именно так, как он хотел. — Достойное представление, — признала она цель его сценического мастерства. Несмотря на то, что тело упырицы было почти парализовано нервами, Элинор сумела передать уверенность, которой требовал Астарион. На подиуме покоился простой набор веревок, сплетенных в ошейник, которое излучало изысканную ауру антимагии. Элинор внезапно пришло в голову, что у Астариона были свои собственные планы, совершенно не отдающие и толикой благодати, это было сделано лишь для того, чтобы по-настоящему унизить ее перед элитой города, возложив корону ей на голову, а затем подчинив ее магию одним ударом. Пульс участился при этой мысли и осознание осенило в полной мере. Тихий смешок сорвался с губ мужчины, когда он прочитал выражение ее лица сквозь кружевную вуаль. — Так и будет, — ответил Астарион, элегантным церемониальным жестом откидывая замысловатую ткань, частично скрывавшую ее лицо. — Я обожаю тебя. Похвалил он ее, потянув Элинор за дрожащую руку вверх по помосту. — Ты никогда больше не будешь сомневаться в том, что ты моя, — вампир притянул ее к себе и запечатлел на женской щеке поцелуй. Губы скользили вдоль линии ее подбородка, соблазняя и завлекая ее чувства, пока колени не задрожали. Когда ноги начали подгибаться от пьянящего тоника ощущений: манящего прикосновения его губ к коже, того, как дыхание Астариона щекотало нервы, пылающие адским пожаром, когда она выставлялась на всеобщее обозрение, чтобы все увидели его силу. — На колени, — вампир подкрепил свои слова нежным, неудовлетворяющим покусыванием клыками шеи. Элинор уже падала, потребовалось небольшое усилие, чтобы удержаться на коленях. Повинуясь инстинкту, она приняла покорную позу, скрестив руки на коленях. Ее глаза не отрывались от пристального взгляда Астариона, пока он единственный пребывал в ее слабеющем сознании. Элинор едва могла дышать и вместо этого ждала, затаив дыхание. Отродье не слышала приглушенных голосов, которые перешептывались в зале. Возможно, было лучше не зацикливаться на том, как великий герой Врат Балдура подчинился Вознесенному вампиру на всеобщем обозрении. Если она пыталась забыть о зрителях, которые наблюдали за ней, Астарион наслаждался этим. Он выступал перед аудиторией сверхъестественно прекрасно. Он позволял их любопытству разгореться, томительно долго пребывая в молчании несколько секунд. Наконец взяв с пьедестала ошейник, он обошел эльфлинга по кругу. — Не закрывай глаза, любовь моя, — прошептал он, опускаясь на колени позади нее. Шею наконец стиснул атлас ткани. Веревки были невероятно теплыми. Как только ткань коснулась ее холодной кожи, Элинор ахнула, но не закрыла глаза. Магическое плетение исчезло с кончиков ее пальцев, и вместо ощущения пустоты в ее мыслях появилось что-то другое. Приятное покалывающее тепло, вибрировавшее в затылке. Казалось, сотни пальцев Астариона поглаживали каждый нерв в ее теле, даже когда он стоял прямо и наслаждался зрелищем. Когда с ее губ сорвался непрошеный стон, она поборола желание спрятаться и оставалась совершенно неподвижной, как того желал ее хозяин. Это всепоглощающее чувство, ощущение ошейника на шее и тепла, которое сводило с ума ее чувства, когда она ощущала безграничную гордость Астариона, было именно тем, в чем она нуждалась все эти годы. Вопросов больше не было, она действительно принадлежала ему. — С этого момента, — объявил Астарион, — леди Элинор Танатил — моя истинная супруга, которую все признают любимой и почитаемой превыше остальных. Это была странная свадьба, и присутствующие гости колебались, прежде чем зааплодировать. Но Элинор не замечала их присутствия, когда мужчина поднял ее и запечатлел нежный поцелуй на руке, прежде чем завладеть ее губами. Если и была какая-то надежда на сопротивление, она давно исчезла. Губы Элинор приоткрылись, отчаянно желая ощутить его вкус еще больше. — Люблю тебя, нуждаюсь в тебе, только в тебе, — все ее тело кричало от безудержного желания к нему. Он даже не прикоснулся к ней, но отродье переполняло желание. Она позволила бы ему раздеть ее догола и овладеть перед всей аудиторией. — Я не могу ждать, пожалуйста, — взмолилась Элинор, когда его лицо отстранилось. — Но ты должна, любовь моя, — мягкий шепот убаюкивал, — я не могу позволить, чтобы моя истинная супруга унижала себя перед всеми этими людьми. Ты всегда была идеальной и послушной, ты всегда так хорошо служила мне. Похвала, слетевшая с его губ, была столь же действенна, как и любая ласка. Было ли это из-за ошейника, или она всегда была такой отзывчивой и стремилась угодить? Сейчас женщина едва помнила, как Астарион прижимал ее так близко и нежно подталкивал носом, вынуждая к еще одному быстрому поцелую. В некотором смысле ошейник был слишком эффективен. Элинор всегда была покорной любовницей. Казалось, она всегда знала, что сказать, как это сказать и чего именно хотел Астарион. Казалось, она была создана специально для него. Теперь она не только быстро повиновалась любой прихоти, но даже его самая невинная похвала вызывала у нее абсолютное поклонение. Это было то, к чему ему нужно было привыкнуть. — Сокровище мое, — пробормотал он в чужие губы, прежде чем полностью отстраниться. После всей этой исключительной преданности и беспримерного доверия Элинор заслужила свою награду. — Я собираюсь похитить тебя и оставить наших гостей в недоумении, не знающих, куда мы скрылись. Астарион намеревался сдержать старое обещание, в соответствии с духом его намерения. Он был уверен, что она не будет сопротивляться.