Четыре с минусом

Лестница, ведущая на третий этаж, преодолевается широкими и тяжёлыми шагами, оставляя за собой громкий топот подошвы о пол. Шаги не быстрые, но их тяжесть видна невооруженным глазом, будто идут куда-то через силу, волнуясь и напрягаясь всё больше с каждой секундой. Наконец Антон стоит перед дверью, за которой находится класс его сына и, собственно, сам классный руководитель. Звучат три коротких стука в дверь, и после громкого «входите», Антон дёргает за железную ручку. В пустом классе за учительским столом сидит учитель по математике — Арсений Сергеевич, который, услышав шаги Антона, ни на секунду не оторвал свой взгляд от проверки тетрадей своих учеников. Глаза его были опущены к неразборчивым для Антона числам и каракулям на страницах работ, и поднялись лишь в тот момент, когда раздался хриплый демонстративный кашель сверху. — Здравствуйте, — подняв свои голубые глаза, произносит учитель. — Вы, я так понимаю, отец Ивана. Садитесь, нам есть о чём поговорить с Вами. Антон вздыхает и, взяв первый попавшийся стул, садится на него перед Арсением, которого шокировало это действие, пока до него не дошло, что с таким ростом сесть за парту будет пыткой. Арсений закрывает тетрадь, оставив между страниц ручку — позже проверит — и переводит свой взгляд на Антона, поправив спадающие с переносицы очки. Прежде, чем начать разговор, Арсений отодвигает нижнюю полку учительского стола и достаёт оттуда листок бумаги, протягивая его Антону. Окольцованные пальцы забирают сложенный вдвое лист из рук учителя, который тем временем убирает в сторону тетради. Развернув лист, Антон видит самый обычный тест по математике: номера заданий, примеры и разного рода зачеркивания красной пастой. Но внимание упало на имя его сына и оценку — четыре с минусом. Учитель продолжает сверлить его взглядом, ожидая какую-нибудь реакцию, которая не следует. Антон в действительности не может понять, что тут не так, оценка как оценка, Ваня умница, но Арсений Сергеевич так явно не считает. От затянувшейся тишины обоим становится неловко, поэтому Арсений решает начать первым, раз Антон не может видеть всю глубину проблемы. — Это работа Вашего сына по моему предмету, за которую он получил четыре с минусом, — Арсений делает паузу и добавляет. — Он просил не писать ему такую оценку, так сказать, попросил немного завысить. Антон не дурак — понимает, к чему клонит учитель, если правильно понял, конечно. Математика и Антон не были созданы друг для друга и на взаимной ненависти строились их отношения на протяжении всех одиннадцати классов, поэтому сына с его неприязнью к этому предмету понять может, но учителя, который придрался к хорошей, даже отличной, по мнению Антона, оценке — нет. Узнай тот, какие по его святой математике у Антона были оценки и знания, то убил бы либо себя, либо его. Глаза снова исследуют тест по математике, и Антон замечает всего две ошибки. Учитель, конечно, в край ахренел, если считает, что за две ошибки можно ставить столь низкую оценку, которая приравнивается в их ебанутой иерархии к тройке. Недовольство Антона не остается незамеченным учителем и тот тоже, нахмурив брови, спрашивает: — Вы считаете, что он заслужил оценку выше? — Ну, четверку без минуса можно было поставить, — голос ровный и без намека на приказ, но по реакции Арсения так не скажешь. — Антон Андреевич, я понимаю, что каждый родитель видит своего ребёнка чуть ли не учёным, но Ваня мало того, что пропускает уроки, оправдывая всё занятиями по музыке, так ещё и успеваемость с каждым днем всё ниже и ниже, — говорит всё на одном дыхании и, переведя дух, продолжает. — Это какое-то неуважение к предмету, прошу меня простить. Когда тирания заканчивается, Антон, то ли вставая на защиту сына, то ли изрядно набравшись наглости главных героев из бульварных романов, резко выпаливает: — Прощаю Вас, Вы же не виноваты, что недотрах Вас мучает. Требуется почти одинаковое количество времени, чтобы Антон осознал только что сказанную вещь, а Арсений подавился воздухом и всеми аргументами, которые ему хотелось выговорить. Пути назад нет и, если Антон даст заднюю, ему будет хуже. Арсений Сергеевич кое-как приходит в себя — рассерженный, пристыженный и такой растерянный. Голубые глаза, виднеющиеся сквозь стекла очков, словно поменялись в цвете, точно, как покрасневшие щеки. — Вы что себе позволяете? Это как понимать? — возмущается, встав со своего отсиженного места. Антон вторит действиям учителя и, из-за разницы в росте в его пользу, у него выходит эффектнее. Арсению Сергеевичу приходится поневоле поднять голову наверх, чтобы смотреть яростным взглядом в зелёные глаза напротив. Когда Антон одним широким шагом становится чуть ли не вплотную, Арсению приходится ретироваться назад. От серьёзного и тяжёлого вида Шастуна, который давит как морально, так и сексуально, напыщенная злость в глазах сменяется страхом и волнением. — Считаете, я не прав? — прижав напуганного учителя к его же столу, хрипит Антон. — Как давно Вы работаете без выходных, с непослушными и не уважающими Вас и Вашу работу учениками, отвратительными коллегами? И всё это буквально за гроши. По мере рассказа Антон позволяет себе всё более и более раскованные действия в сторону зажатого учителя. Места для отступления нет и, если Антон подойдёт ещё ближе, то Арсению придётся сесть на учительский стол. Задница до предела прижата к краям стола, Арсений отворачивает голову от лица Антона, который кладёт обе ладони по бокам от него и прижимает колено между его ног, слегка их раздвигая. Арсения трясет, но сопротивляться он даже не пытается, что даёт дополнительное разрешение Антону продолжать свои действия. Не отрываясь от разглядывания такого Арсения Сергеевича, Антон проводит правой ладонью по его бедру, вызывая у него тихий писк. Внезапно, хотя так не должно было быть, его остановили руки учителя, которые схватились за чужие плечи и слегка оттолкнули. — Стойте, нас же увидят, — жалобно говорит учитель, вызвав у Антона смешок. — Значит, только это Вас пугает? Ладно, — Антон отстраняется от учителя, который никак не может перевести дыхание и взять себя в руки, чтобы закрыть дверь класса на замок, и сразу возвращается к Арсению, снова встав на то же самое место между его ног. — Так я прав? Молчит и стыдливо опускает голову вниз, что не нравится Антону, поэтому он поддевает согнутыми пальцами ладони подбородок Арсения, поднимает его голову вверх, впиваясь своими губами в его губы осторожным поцелуем. На фоне предыдущих действий поцелуй выходит слишком нежным, аккуратным и осторожным, до тех пор, пока Арсений, не схватив Антона за края дорогого пиджака, робко притягивает к себе, углубляя поцелуй. С этого момента, отвечая на вопрос Арсения Сергеевича, Антон позволяет себе делать что угодно и, подхватив учителя за ягодицы, подсаживает на дубовый стол, сильнее раздвигая его ноги, чтобы встать между ними. Из-за резкости их движений несколько тетрадей падают со стола вниз, но это, видимо, не сильно беспокоит. Воздуха становится катастрофически мало, поэтому Антон отстраняется от поцелуя, но не от Арсения. Пухлые и покрасневшие губы Антона перемещаются с губ учителя к его шее, норовясь оставить на ней несколько засосов, но тут слышит: — Без следов, — просит, оттягивая Антона за короткие белые отростки волос. Антон слушается и возвращает губы в поцелуй, который длится дольше, чем первый, ведь в процессе они избавляли друг друга от одежды. Точнее Антон избавлял Арсения от пиджака, который в два раза больше его самого, и расстёгивал пуговицы на рубашке и брюках вместе с ширинкой. Арсений старается не отставать, но всё, что у него удаётся — снять с Антона пиджак и расстегнуть несколько верхних пуговиц. Больше сделать ему не дают, откидывая спиной на стол прямо на тесты учеников, которые сегодня останутся непроверенными. Очки, по мнению Антона, мило сбились с переносицы на кнопчатом носу Арсения, грудь с пушинкой коротких тёмных волос вздымается вверх из-за сбитого дыхания. Правая ладонь Антона проходится от бледной шеи, на которой он представляет себе оставленные им засосы, по выпирающим ключицам и груди, засыпанной созвездием родинок. Холод металла на пальцах задевает чувствительный сосок, вызывая лёгкий стон, и Антон ещё несколько раз проводит большим пальцем по нему, заставляя его сильнее твердеть, а Арсения стонать. — Какой Вы чувствительный, — голос хрипит, пальцы сильнее сжимают сосок, оттягивая, за чем следует ещё один, более громкий стон. — И громкий. Арсений Сергеевич, Вы же не хотите, чтобы нас услышали, не так ли? Скуля, Арсений кусает ребро ладони. Антону очень хочется слышать его стоны, но пока есть риск быть спаленными проходящими мимо учителями или учениками, это желание приходится засунуть куда подальше. Времени не так много, как хотелось бы, но Антону нужно немного помучить учителя, поставившего его сыну плохую оценку. Оставив сосок в покое, пальцы плавно спускаются по животу и ведут по тонкой дорожке волос к паху, отчего Арсений дрожит и сжимается, в попытках не простонать на всё здание школы. Ладонь сжимает давно вставший член сквозь ткань боксеров прежде, чем стянуть их вместе с штанами до колен, и переворачивает его, кладя на поверхность стола животом вниз. Член с яйцами оказываются зажаты между бледных бёдер, и стонать на этот раз от увиденного приходится Антону. Не отказывая себе в своих желаниях, Антон приспускает с плеч Арсения мешающий воротник рубашки, чтобы созерцать чудесные родинки на плечах, кои были на груди и животе Арсения. Широкие ладони обхватывают округлые половинки, сжимая и оттягивая в противоположные стороны. Арсений хнычет и скулит, сильнее затыкая себе рот ладонью, особенно когда чувствует, как по сжатым мышцам ануса проходятся два пальца, благо внутрь не толкаются. Когда пальцы исчезают, Арсений оборачивается через плечо, чтобы посмотреть, что собираются делать с его задницей, как его целует Антон, прилёгший тому на спину. Чтобы углубить поцелуй и не дать Арсению соскочить с него, Антон притягивает его к себе, положив правую ладонь ему на щеку. Всё это время, пока Антон буквально лежит на нём, он чувствует упирающийся ему между ягодиц стояк. Хочется поскорее избавиться от лишней одежды, но похоже Антон не собирается выпускать его из плена долгого и мокрого поцелуя. К счастью, в конце концов Антон перестаёт его целовать и переводит всё свое внимание на беззащитную задницу. Не задумываясь, Антон оставляет на ней несильный шлепок, а потом ещё, ещё и ещё. Каждый раз из Арсения вырывается короткий стон, а из большой розовой головки члена капает смазка, которая, спускаясь по бедру, пачкает спущенные брюки. Антон обхватывает руки Арсения, заставляя принять стоячее и слегка нагнутое положение. До него не сразу доходит, что от него хотят, но когда Антон подносит два пальца к его губам, он всё понимает. Губы раскрываются, пропуская в жаркую полость пальцы и активно покрывая их слюной. Антон проталкивает их глубже, и Арсений то ли в порыве удивить, то ли по привычке втягивает щёки, начиная неприкрыто и откровенно сосать. — Оближите лучше, если не хотите неприятных ощущений, — говорит шёпотом на ухо, кусая мочку уха. Пальцы покидают горячий рот с пошлым чмоканьем, который Антон хочет услышать ещё раз, но вынимает вместо пальцев член, который уже просится, выбираясь через ткань штанов, проникнуть в нутро Арсения. Сам Арсений хочет этого не меньше самого Антона, но до этого им ещё далеко, а начать без предварительной подготовки не самая хорошая идея. Кожа покрывается мурашками, когда к сжатым мышцам ануса дотрагиваются мокрые пальцы, размазывая слюну. Пальцы скользят, но Антон считает, что этого недостаточно, поэтому, собрав во рту некоторое количество слюны, выплевывает на анус, что окончательно срывает у Арсения остатки разума и тот стонет. Громко стонет, так, как хотел этого Антон с самого прибытия в этот класс. Смазав в последний раз, Антон медленно проникает одной фалангой, которая слишком легко входит. Рискнув, за что учитель вряд ли скажет спасибо, он полностью погружает средний палец, выбивая очередной стон, а с ним просьбу быть поосторожнее. На лице Антона красуется хищный оскал, а грязные мысли подкидывают картину, где Арсений Сергеевич удовлетворяет себя разными игрушками. Вариант, где у него кто-то есть, он сразу отбрасывает — слишком ревнив. — Играться любите, Арсений Сергеевич? — полувопросительно с сарказмом вбрасывает Антон прежде, чем вогнать в нутро Арсения второй палец, пока тот захлебывается стонами и слезами от переизбытка ощущений. — Я хочу, чтобы Вы рассказали мне, как, где, когда, ну же, — сгибает пальцы, всячески ими двигая. — Иначе я не дам Вам кончить. — Игрушкой, — хрипло сквозь стоны начинает описывать, пока шокированное воображение Антона рисует картины, продолжая разрабатывать анус пальцами, — утром перед занятиями, — голос ломается и пищит. — Антон Андреевич, пожалуйста. — Что? — Антон вынимает пальцы, издаётся шуршание ткани брюк, но никаких других действий не происходит, пока снова наклонившись к Арсению тот не говорит: — Скажите! — Трахните меня, прошу! Услышав заветную просьбу на грани мольбы, Антон входит наполовину, но этого хватает, чтобы Арсений сжался, не давая протолкнуться глубже. Чтобы успокоить излишне разгорячённое и напряжённое тело, Антон покрывает короткими и быстрыми поцелуями спину Арсения, и это помогает. Давление на член заметно уменьшается, и его можно протолкнуть ещё на несколько сантиметров, что, собственно, Антон и делает. Отсутствие нормальной смазки сильно мешает, но, судя по стонам Арсения, ему даже приятно. Ладони обхватывают талию, немного приподнимая и выпячивая задницу Арсения вверх. Антон делает первый полноценный толчок и сам начинает стонать от приятных ощущений. Тёплые стенки ануса сжимают со всех сторон и безумно хочется начать бешено вбиваться в нутро, но пока рано. Толчки осторожные, неглубокие: Антон выходит меньше, чем наполовину, и так же входит обратно, что не нравится уважаемому учителю. — Глубже, — приказывает, не просит, и кто Антон такой, чтобы не выполнять его волю. Руки притягивают Арсения за талию, насаживая тело на член с характерным шлепком. Проносится крик, на который кто-то может прибежать к ним, но Антон успевает закрыть Арсению рот своей ладонью. Член полностью внутри, как того хотел Арсений, былое напряжение снова возвращается в виде двойного давления изнутри. — Расслабьтесь, — обвив рукой Арсения поперек груди, говорит Антон, не двигаясь: пускай немного привыкнет. Благо, много времени это не занимает, ведь меньше, чем через две минуты, он сам просит Антона снова двигаться. За минуту задаётся ритм, которым они оба наслаждаются. Класс наполняется звуками шлепков, стонов, сбитых вдохов и выдохов и запахом секса. Мысль, что завтра именно в этом кабинете у Арсения Сергеевича — серьёзного и уважаемого учителя математики, которого прямо сейчас трахают на учительском столе — будет урок, подталкивает оргазм наступить гораздо раньше, чем планировалось. На фоне этих мыслей стирается грань, когда из неспешного секса они перешли на жесткий трах не на жизнь, а на смерть. От сильных толчков с Арсения спадают очки, а спина сильно онемела и болит, а про зажатый в плену бедер, которые Антон не дает раздвинуть, член говорить даже не стоит. Головка минуту бьёт по простате, нужно ещё несколько толчков, ещё… немного… и чуть-чуть… всё. Арсений кончает себе на бёдра, а через несколько толчков в него кончает Антон, сваливаясь всей массой тела на оттраханного им учителя. Около пяти минут они переводят дыхание, но встать и приводить себя в порядок не спешат. Член Антона всё ещё в Арсении, а сам Антон на нём. Идиллию тишины нарушает Арсений, который не выходит из своей роли. — Уговорили, Антон Андреевич, — бодро говорит. — Поставлю Ване пять, но Вы, пожалуйста, лучше следите за своим сыном. Антон ухмыляется и издаёт тихий смешок, после которого следует поцелуй в потный висок Арсения и тихий голос Антона сквозь улыбку. — Арсений Сергеевич, а ничего, что он и Ваш сын тоже? — Точно, дома словесных поджопников дадим.