пуноппан на двоих и самые смешные лягушки на свете

      минхо шесть.       он лежит на траве в саду бабушкиного двора и смотрит вверх, щурясь от слепящего солнца и греясь в его же лучах. мама сказала, что они здесь надолго, но минхо ей не верит; каждый раз они останавливаются в новом доме и каждый раз она обещает, что это навсегда, но минхо знает, что навсегда — это очень, очень долго, а они уезжают спустя пару месяцев. иногда ночью, и мама плачет, сидя за рулём. иногда рано утром, и минхо спрашивает, что же ему делать с детским садиком, ведь если они уедут, он пропустит завтрак, и тогда мама кричит на него и говорит замолчать. минхо мнёт в руках плюшевого зайчика с одним единственным глазом-пуговкой, и затихает на заднем сидении, вжимаясь в него, и пытаясь стать как можно меньше.       сейчас они у бабушки.       недавно у него выпал зуб, остался в яблоке, которое он кусал, и минхо постоянно проводит языком по десне, хотя ему и говорят, что делать так не стоит, иначе зуб вырастет кривым, но ему всё равно.       какая разница, какие у тебя зубы, если у тебя даже нет своего дома?       — ты красивый.       минхо открывает глаза, глядя на мальчика рядом с собой, совершенно незнакомого. он мелкий, даже меньше, чем сам минхо, но у него большие щёки, как у бурундука (минхо недавно смотрел по телевизору программу про них, и они ему понравились), и минхо сообщает ему об этом. так и говорит:       — у тебя щёки, как у бурундука.       мальчик на это хмурится, поджимая губы, называет его грубым, и убегает, перебираясь на соседний участок сквозь щель в кустах.       а вечером минхо узнаёт, что мальчика зовут джисон. ему пять, он живёт по соседству и бабушка говорит, что минхо стоит с ним подружиться.       только есть ли в этом смысл, если скоро они уедут?       мама уезжает одна.       рано утром, пока минхо делает вид, что спит, она в спешке собирает свои вещи, переругиваясь с бабушкой тихим шёпотом, бесконечно повторяя «я вернусь», а затем уезжает, оставляя минхо одного.       он смотрит на следы от шин на дорожке возле дома, пока ест свой завтрак, а затем замечает джисона; тот сидит на вишнёвом дереве, разглядывая что-то у себя под ногами, и минхо, оставив тарелку в раковине, выходит во двор.       лето в самом разгаре.       — меня мама бросила, — минхо морщит нос, потирая его большим пальцем, и смотрит на джисона снизу вверх, ожидая, что тот скажет.       — хочешь вместе со мной посмотреть на лягушек? — джисон слезает вниз, снова перебирается через щель в кустах, и щурится.       — хочу.       и они идут смотреть на лягушек.       иногда минхо кажется, что он странный. бабушка причитает, говоря о том, какая его мать непутёвая, гладит его по волосам и обещает, что всё будет хорошо, пока минхо перебирает в кармане своего комбинезона голышки, собранные на берегу речки, и думает, что ему уже хорошо.       наверное, ему нужно расстраиваться, потому что мама ушла, но минхо совсем не грустно. вообще-то, он подозревал, что однажды это случится, ему казалось, что это вроде как предрешено. ему немного грустно, но минхо любит её, правда, и он где-то слышал, что если любишь, то надо отпустить.       он отпускает.       совсем как когда-то отпустил и папу.       а ещё минхо знает, что если где-то что-то теряется, то где-то что-то обязательно находится. он нашёл джисона, несколько голышков и речку с самыми смешными лягушками, которые громко квакают, пока они с джисоном носятся по прибрежным кустам, раздвигая их палкой.       иногда терять не так уж и плохо. но только если находишь что-то взамен.       минхо двенадцать.       и они с джисоном — лучшие друзья.       джисон учится на класс младше и иногда они сбегают вместе, чтобы снова посмотреть на лягушек, а иногда, когда у них есть деньги, бегут в лавку господина кима, покупая один пуноппан на двоих, а потом сидят в саду у бабушки минхо, прячась от родительского гнева за прогулянные уроки.       минхо его жизнь нравится. мама иногда звонит ему, спрашивая, как дела, и он всегда отвечает, что хорошо, кивая на её обещания о том, что она вот-вот заберёт его, и не решается никак сказать, что забирать его совсем не нужно. ему и здесь хорошо. бабуля готовит вкусные завтраки, а джисон всегда рядом с ним, и минхо совсем не нужна любовь той, которая должна быть самой родной, но почему-то совсем так не ощущается. ему всегда кажется, что он разговаривает с какой-то чужой мамой, а ещё он знает, что совсем скоро она и правда станет чужой — подслушал, как бабушка обсуждала с соседкой то, что её дочь забеременела от какого-то прохвоста, и минхо понимает, что после того, как на свет появится ребёнок, то ему совсем там места не будет.       — мама звонила, — он вздыхает, укладывая голову на плечо джисона и разламывает хлебную рыбку, отдавая ему одну половину. — сказала, что приедет.       — она всегда так говорит. — джисон слизывает с пальцев начинку, а затем тревожно спрашивает: — но ты же не уедешь?       — не уеду, — минхо кивает. — мне и здесь хорошо.       они молча сидят, наслаждаясь угасающим теплом ранней осени, и кажется, что весь мир у них под ногами. минхо мечтает стать журналистом; ему кажется, что это жуть как интересно, он даже читал статьи в интернете и узнал, что нужно сделать, чтобы поступить в университет, только одно расстроило — уехать всё же придётся, потому что в их крошечном городе только колледжи. но когда это будет? минхо кажется, что пройдёт ещё целая жизнь, прежде чем он соберётся покорять столицу, а значит, можно не беспокоиться.       джисон под боком возится, а затем спрашивает:       — слушай, а ты когда-нибудь целовался?       — ну, бабуля целует в лоб на ночь, — минхо пожимает плечами, и джисон хихикает.       — да нет, дурачок. с девчонкой.       с девчонкой минхо не целовался. даже и не думал никогда об этом. девчонки… они же такие, сами себе на уме, что ему с ними делать? минхо дружит с йеджи и наён, и даже ходил к ним на дни рождения, но разве друзей можно целовать?       он смотрит на джисона долгим, внимательным взглядом, и качает головой.       — нет, никогда. а ты?       — и я нет, — джисон расстроенно вздыхает. — а вот вонхо уже целовался. теперь ходит и хвастается.       — ну хочешь, я тебя поцелую?       — фу, ты чего! мы же мальчики! — джисон смеётся, долгим, искристым смехом.       а минхо не понимает, почему нельзя. да, с друзьями не целуются, но они же с джисоном не просто друзья, они лучшие друзья и он его любит. джисон всегда с ним, они почти родные, а значит, им можно. или нет?       джисон уходит к себе поздно вечером и минхо лежит в темноте своей комнаты, размышляя о том, почему же ему, всё-таки, нельзя его поцеловать.       минхо восемнадцать.       у него на носу выпускные экзамены и разбитое сердце, потому что джисон встречается с миён.       мысль о поцелуе всё ещё не даёт ему покоя, только теперь минхо знает — им нельзя целоваться, потому что он джисона любит совсем не так, как джисон его. ему с джисоном хочется быть не просто друзьями, а джисону хочется водить миён на свидания и обнимать, хвастаясь всем, какая классная у него девушка. минхо всё понимает. если любишь — отпусти, и он отпускает.       в зале местного клуба душно, а толпа вокруг только раздражает, но минхо послушно стоит почти рядом со сценой, глядя, как джисон настраивает гитару. миён трётся рядом, машет джисону рукой, и сладко-сладко улыбается, посылая воздушные поцелуи.       минхо от этого тошнит.       блять, как же погано.       сердце пропускает удары, пока джисон от волнения пропускает слова в песне, но минхо ему всё равно апплодирует, глядя снизу вверх, ловя счастливую улыбку.       — слушай, — миён наклоняется совсем близко, окутывая удушливым ароматом вишнёвых духов. — не хочешь домой пойти?       — нет, джисон просил остаться, он хочет отметить… — он замолкает, глядя на миён и на то, как недовольно кривятся её губы. — что-то не так?       — я хочу провести время с ним, а ты всё время рядом. понимаю, не так-то просто отпустить того, в кого влюблён, но тебе здесь ловить нечего.       минхо глотает прохладный вечерний воздух, пока бежит до своего дома, едва разбирая дорогу из-за пелены слёз перед глазами.       блять.       блять.       блять.       бабуля встревоженно стучит в его дверь, спрашивая, всё ли в порядке, и минхо задыхается в рыданиях, рассказывая ей о том, какой глупый у неё внук, совсем такой же глупый, как и его мать, вечно влюблённая в образы других людей, а он — в лучшего друга. бабуля гладит по волосам и обещает, что всё будет хорошо.       и минхо пытается ей поверить.       а затем уезжает в город.       потому что, если любишь — отпусти. и он отпускает джисона, пусть даже это больнее, чем сломанное запястье, когда они оба упали с велика и он пытался не дать джисону разбить голову; больнее, чем смотреть на то, как джисон целует миён; больнее, чем знать, что для джисона он не больше, чем друг.       если где-то что-то теряется, то где-то что-то обязательно находится.       и минхо поступает на журналиста, с успехом занимая бюджетное место. и теперь у него нет лучшего друга, зато есть комната в общежитии, голышок на память и разбитое сердце.       минхо двадцать семь.       у него хорошая работа, на которой он берёт отпуск, чтобы поехать в родной город и разобраться, наконец, с наследством, доставшимся от бабушки.       возвращаться туда, откуда бежал со всех ног — странно, и минхо смотрит на проплывающие мимо поля с тревогой в груди.       интересно, на их с джисоном речке всё ещё самые смешные лягушки на свете?       он многое пережил, много отдал и много приобрёл, и, казалось бы, если ты отпустил, то зачем хранить память о том, кто разбил тебе сердце, но минхо иначе не может. пересматривает стабильно раз в год детские фотографии и порывается поздравить с днём рождения в сентябре, одёргивая себя в последнюю секунду. джисон наверняка номер сменил, да и ни к чему ему звонки из прошлого. минхо видел, что он женился. на миён. почти сразу после выпуска из школы, бабуля звонила ещё тогда и тихо рассказывала, что миён, вроде как, беременна, да только живота у неё так и не выросло. минхо потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться после истерики в подушку, а потом он попросил ничего ему больше не рассказывать, потому что больно. совсем как тогда, когда он сбежал с концерта. как в первый раз.       дом бабули совсем старый и обветшалый, минхо даже и не помнит, чтобы он был таким. тогда, в детстве, он казался самым безопасным местом на свете, местом, где его оставили, но позволили обрести, наконец-то, дом, а сейчас он смотрит на стены с потрескавшейся штукатуркой и полинявшие обои, и не понимает, когда же всё успело стать таким?       может быть, это всё потому, что бабули здесь больше нет?       — минхо?       он замирает, чувствуя, как сводит мышцы спины, и смотрит прямо перед собой, боясь оглянуться. голос у джисона стал глубже, как будто грубее, но всё такой же тёплый. родной. минхо сглатывает, поворачиваясь, и давит улыбку.       — привет.       джисон улыбается в ответ. ярко и солнечно. и у минхо болит сердце.       его тащат в бар. джисон уговаривает, едва ли не умоляет, просительно складывая ладони вместе, и минхо сдаётся. позволяет утянуть себя в крошечный бар, который когда-то был тем самым клубом, устраивается на стуле и заказывает выпить, усмехаясь, когда джисон говорит, что угощает.       говорить ему решительно нечего. они обсуждают работы и кто куда поступил, но он знает, что это лишь глупая, никому не нужная прелюдия перед тем, как джисон достаточно выпьет для того, чтобы задать самый главный вопрос, и минхо внутренне готовится весь вечер, вот только помогает это примерно на ноль из десяти, потому что когда джисон всё же спрашивает, внутри у него что-то надламывается. хрустит, больно впиваясь в то, что под рёбрами, давит и ноет, и минхо почти задыхается.       — почему ты уехал, хён?       — поступать. я же говорил… журналистика, все дела.       — но ты мне ничего не сказал, — джисон поджимает губы. — мы же дружили.       дружили. минхо усмехается, опуская взгляд в пол, и замирает, когда джисон шепчет, наклоняясь к нему:       — знаешь, почему я с миён расстался? мы поженились после выпуска. сказала, что беременна. а я и повёлся. ты уехал, мне было обидно, но я думал, что это ничего страшного, ну знаешь, у меня тоже новая жизнь будет… только я ошибся. развелись спустя год, никаким ребёнком там и не пахло, не знаю, на что она надеялась, я был сопляком, а она хотела от меня серьёзности. конечно, я старался, но… идиотом всё равно был, этим гордиться не стоит. а потом ещё и правду узнал, что справка поддельная, да и… блять, хён, я такой придурок.       — было бы лучше, если бы она не врала? — минхо сглатывает, пытаясь отстраниться, но джисон жмётся ближе.       — было бы лучше, если бы я не был идиотом и не пытался сделать вид, будто бы ты меня не привлекаешь. и себе жизнь попортил, и миён… и тебе. я, кстати, нашёл твою валентинку. или что это вообще такое? лягушинка?       джисон хихикает, отстраняясь, и минхо с замиранием сердца вспоминает своё признание, сложенное в бумажную лягушку и подкинутое в чужой рюкзак перед самым отъездом. ну кому в голову придёт разворачивать оригами? видимо, джисону.       если любишь — отпусти.       минхо кажется, что это ёбаный оксюморон, когда они заваливаются к джисону домой, прижимаясь друг к другу так, словно это самое важное в жизни. он ведёт ладонями по горячей коже, стягивая с джисона рубашку, вжимает его в стену и протискивает ногу между его бёдер, тяжело дыша. губы ноют от поцелуев: долгих, с привкусом алкоголя, кусачих и нетерпеливых, но минхо скорее продаст душу самому дьяволу, чем остановится.       всё превращается в беспорядок.       он бежал так долго только ради того, чтобы в какой-то момент развернуться и вернуться туда, откуда начал, и это самое правильное чувство на свете; чувство, когда ты, наконец, получаешь то, что так долго хотел.       в нём невыраженной нежности и любви хватит на двоих с головой, но джисон отдаёт не меньше; проводит кончиками пальцев по щекам, пока они лежат на кровати, сбив под собой простыни, остывающие после бесконечно долгой ночи. минхо ведёт ладонью по чужому бедру и джисон отзывается дрожью, тихо спрашивая:       — пойдём утром смотреть на лягушек?       минхо кивает, соглашаясь, и засыпает, погружаясь в сон. тёплый, мягкий и спокойный. совсем как сердцебиение джисона, которое он слышит и чувствует, прижимаясь щекой к груди.       если любишь — отпусти.       минхо зачёркивает строки в черновике своей статьи об отношениях, меняя их на «если любишь — останься. а потом пойди смотреть на лягушек вместе».       они возвращаются в маленький, сонный город каждое лето, отмечая годовщины отношений пуноппаном на двоих, и едят его, сидя на берегу речки, глядя на самых смешных в мире лягушек, которые сбегают, стоит только пошевелить палкой в кустах.       минхо тридцать семь.       совсем недавно они отметили десятую годовщину. джисон отдал ему лягушку из листка бумаги, совсем помятую и затёртую на краях, но минхо хранит её в шкатулке с самыми ценными для себя вещами: старым полароидным снимком, где у него улыбка во весь рот и нет зуба, ключами от бабушкиного дома и брелком с пуноппаном.       сбегать легче, чем оставаться.       но минхо совсем не спортсмен и он останавливает бесконечный марш-бросок ради того, чтобы быть счастливым.