Семь скорбей

Армандо 9, и ему нравится ходить в церковь. Будучи сыном высокопоставленного чиновника, мальчик в обязательном порядке слушал мессу по воскресеньям вместе со своим отцом, матерью и младшим братом. Юный Салазар находил умиротворение в этих юрких бликах солнечных лучей, что вечно попадались в ловушку цветных стеклышек витража и путались в сутане священника, придавая его суровому лицу мягкие черты. Жесткие деревянные скамьи были неудобны, а воздух все больше и больше нагревался от пляски красноватых огоньков свечей. Мощное эхо отскакивало от массивных стен, ударялось о пол, прилипало к потолку, слегка задевая своим мягким светом каждого из присутствующих. Саму суть проповеди всегда можно было описать в двух словах: возлюби ближнего своего, почитай бога и не греши. Армандо был согласен со всеми пунктами, но так и не понимал, зачем взрослые каждую неделю приходят слушать одно и то же: неужели они за это время все забывают и им нужно напоминать о таких простых вещах? Сам мальчик на память никогда не жаловался и мог воспроизвести текст любой молитвы наизусть, поэтому сейчас, вглядываясь в лица и профили прихожан, юный Салазар увидел хорошо знакомую копну растрепанных каштановых волос и снова удивился. Сорванец, что сидел поодаль, был тем самым ребенком, что жил в трущобах неподалеку от поместья Салазар. Было необычно видеть его, сидящим спокойно, а не бегающим по дворам с палками и сделанным наспех воздушным змеем. По наблюдениям Армандо, мальчик пришел в церковь впервые за год, и теперь живые карие глаза исследовали все вокруг, пытаясь найти спасение от заунывных причитаний падре. Мама сорванца, подслеповатая, но еще довольно молодая женщина, наоборот, внимательно слушала проповедь, то и дело утирая глаза замызганным носовым платком. Многие собравшиеся здесь прихожане были одеты крайне скромно, и это было продиктовано, увы, не только правилами церкви. Юный Салазар сжал зубы, пытаясь не думать о том, что, возможно, сегодня эти люди ничего не дадут своим детям на ужин. Благородное сердце мальчика разрывалось при мыслях, что сегодня он будет есть куропаток на званом ужине, а этот мальчик, возможно, не отыщет даже кусок свежего хлеба. Армандо поймал на себе строгий взгляд матери и снова перевел глаза на огромное распятие позади отца Наварро. Пришло время петь «Gaudete». Присутствующие, расслабленные после почти часа душеспасительных проповедей, принялись неловко вставать со своих мест, подбирая подолы скромных платьев и одергивая ткань протертых кюлотов. Короткий взгляд назад, и вот Армандо снова видит этого непоседливого мальчика, которого мама уговаривает стоять смирно и просто открывать рот. Где его отец? Разве он не должен тоже стоять здесь, рядом со своей семьей? Почему он допустил, что его жена и сын так бедствуют? Юный Салазар думал, что его беззастенчивые наблюдения остались незамеченными, но в тот же миг изучающий взгляд напоролся на живые и энергичные карие глаза. Вечно растрепанные волосы сегодня были даже причесаны, но, видимо, до конца совладать с этой копной не получилось, поэтому к середине мессы они снова стали похожи на воронье гнездо. Армандо с долей одобрения отметил, что, несмотря на свое бедственное положение, и мать, и сын пришли в относительно чистой и даже опрятной одежде, которая все равно была им не по размеру. Смущенный тем, что его раскрыли, Армандо снова отвернулся и лишь потом вспомнил, что его статус позволяет не опускать глаза и не отводить взгляд, ведь такое поведение присуще простолюдинам. Когда горящий любопытством взор снова нашел профиль незнакомца, тот был готов и, не говоря ни слова, бойкий мальчишка с готовностью показал язык, тут же получив подзатыльник от матери. Армандо с возмущением отвернулся. Какой невоспитанный мальчик! — Ты сегодня рассеянный, — задумчиво проговорил отец, когда вся семья вышла из церкви. — С каких пор разглядывание простолюдинов стало тебе интереснее проповедей отца Наварро? — Прости, отец, больше такого не повторится, — покладисто отозвался Армандо, последним забираясь в карету. — Они нам не ровня, сын, и ты это не сможешь изменить, — с нажимом проговорил Альфредо, — мы по разные стороны жизни, и так будет всегда. — Но почему? — С горечью прошептал Армандо, пряча сжатые кулаки в карманы сюртука. Прошло несколько минут, прежде чем отец заговорил. — Мой досточтимый прадед сеньор Хосе Рикардо Франсиско Лукас де Салазар был весьма беден, — мужчина задумчиво кивнул сам себе, переводя взгляд на однообразный пейзаж за окном. — Он брался за любую работу, чтобы прокормить семью: помогал на верфи, чистил обувь и дымоходы, разносил газеты. Когда его соседи не просыхали от пьянок и дебошей, Рикардо копил каждый грош, отказывал себе во многом и зачастую ложился спать голодным, — мама Армандо, до этого не проронившая ни слова, внимательно слушала рассказ мужа, вытирая глаза кружевным платком. Чрезмерная сентиментальность и кротость были у Исабель в крови, этим она и олицетворяла образ истинной католички. — Благодаря своему трудолюбию мой прадед не только сколотил небольшой капитал, но и смог с выгодой вложить его в товары, которые позже перепродавал. Имя Рикардо Салазара стало широко известным в торговых кругах и стало синонимом слова «надежность». Через десять лет он снова оказался на той самой улице, где когда-то жил и подрабатывал чисткой обуви. Знаешь, кого он там увидел? — Своих соседей? — Утвердительный кивок. — Так же как и десять лет назад, они были пьяны и просили милостыню. Завидев сеньора Рикардо, эти люди замахали руками и начали причитать, что им нечем кормить детей. Отец семейства едва стоял на ногах и блевал, держась за стену, а мать прижимала к груди своего восьмого ребенка. — Они так и не выбрались из нищеты, — с пониманием кивнул мальчик, ерзая на сидении. Карета подъезжала к особняку, и на вымощенной камнями дорожке ее качало из стороны в сторону. — Теперь ты понимаешь, почему простолюдины нам не ровня? — Тяжелая ладонь легла на плечо сына и пальцы слегка сжались, не давая отстраниться. Отец остановил свой взгляд на старшем сыне, терпеливо ожидая ответа. Мальчику стоило усилий сохранить лицо и не дрогнуть от неожиданно невыносимой тяжести, что покоилась на его хрупком плече. Он лишь неслышно вздохнул и благоразумно кивнул. — Да, отец, спасибо за этот урок, — Армандо хотелось поскорее выйти из кареты и исчезнуть в оранжерее, чтобы только побыть ото всех подальше, сам в себе, сам с собой. Необходимо было много обдумать, многое разложить по полочкам, но больше всего хотелось вытравить из памяти этот задорно смеющийся взгляд карих глаз.

***

Часовня переполнена скорбящими людьми и дальними родственниками семьи, но Армандо не мог припомнить ни одного знакомого лица. Возможно, это было из-за непреодолимой пелены слез, что жгла веки, не давая в последний раз дотронуться взглядом до болезненно четкого силуэта гроба, усыпанного цветами. Салазару 11, и у него умерла мама. Пастор Наварро скорбно кивает, призывая всех присутствующих к молитве, но глаза юноши не могут оторваться от огромного распятья, на котором висел умирающий Иисус. Мама уходила так же мучительно, так же неотвратимо и кротко, будто знала, что ничего нельзя изменить. Армандо вдруг подумал, что если кроткие и наследуют землю, то только на кладбище, рядом с раскидистыми кронами деревьев, что возвышаются над омытыми дождями могилами своих агнцев. Первый ком земли ударился о крышку гроба, и этот звук показался юноше громом среди ясного неба, грозой, что только-только набирает силу, и через пару глухих ударов сердца она обратит свой гнев на всех присутствующих, обожжет эти постные скорбные лица за то, что не спасли, не уберегли, не защитили этот хрупкий цветок жизни. Армандо считал себя больше всех виноватым, ведь это из-за него мама постоянно плакала и молилась, это он доводил ее своими дерзостями и грубостью, это он уворачивался от нежных объятий, считая себя совсем взрослым мужчиной, под стать отцу. Юноша хорош собой, образован, начитан и богат, у него есть друзья и дерзкие планы на жизнь, но сегодня он похоронил маму, и у него нет сил, чтобы перестать себя ненавидеть. — Эй, что ты тут забыл? — Прокричал один из слуг и кинулся вслед убегающему силуэту. Армандо вышел из оцепенения и перевел воспаленные глаза на виновника всей этой суматохи. Не составило труда выяснить причину шума: по всему кладбищу от лакея убегал юноша в замызганной рубашке и разодранных в нескольких местах грубых штанах. В длинных волосах колыхались бусины, степенно позвякивая в такт торопливым шагам. Через несколько мгновений послышался удивленный вскрик и звуки ударов. Армандо отошел от могилы и поспешил разнять дерущихся. Одного тяжелого взгляда было достаточно, чтобы слуга отошел от скрюченного на земле юноши, виновато пробормотав: — Небось могилы обворовывает чертенок. У таких, как он, ни стыда, ни совести. — Это наглая ложь! — Возмутился сорванец, все это время разглядывая Армандо. Кое-как поднявшись с земли, юноша артистично разгладил порванную в нескольких местах грязную рубашку, грациозно поклонился и проговорил: — Джек. Армандо даже не пошевелился и не потрудился представиться, как подобает высокопоставленным лицам. Он лишь моргнул в замешательстве, не в силах оторвать взгляд от подведенных сурьмой глаз. Сзади послышался недовольный голос отца и нескольких гостей. — Уходи, — толкнул собеседника Армандо, но тот не сдвинулся с места. — Не уйду, пока ты не представишься. Я не буду показывать свою спину врагу — только другу, — безапелляционно заявил Джек и еще больше нахохлился. — Меня зовут Армандо, — проговорил юноша, а когда его окликнул отец, Джек уже испарился. — В чем дело? — Холодно осведомился Альфредо, глядя на сына. — Не стоит беспокоиться, отец, — в тон ему отозвался Армандо. — То был лишь маленький глупый воробей. Салазару 11, и в его душе расползается скверна. Он ощущает это тогда, когда отец женится во второй раз.