You are my liberty

— Тащите сюда это ничтожное недоразумение. Дверь открывается, двое в тактической экипировке вваливают в пространство высокого парня. Он покорно проходит вперёд — под прицелами — прямо к мужчине на роскошном диване. — Дальше я сам. Свободны, — Ци Жун машет рукой, выгоняя приспешников. Те кратко кивают и удаляются прочь. — Мои поздравления, ты снова попался! Твою мать, Тайхуа, сколько можно? Ты совсем растерял сноровку. Приторно-сладкий цветочный запах аромапалочек густо заполняет лёгкие Лан Цяньцю. Он, кажется, хочет выблевать наспех проглоченный ужин — у хозяина пентхауса необратимо дурной вкус. — Ты стал лучше прятать свои сокровища, — усмехается Цяньцю и вольготно плюхается на диван. В этом неприступном орлином гнезде он каждый раз чувствует вседозволенность. — Это успех! Ци Жун закипает мгновенно. Щека Лан Цяньцю загорается от хлёсткого удара. — Ах, как жаль, — Тайхуа потирает кожу и делает наигранно виноватое лицо. — Я разочаровал тебя? Ну прости-и! — Паскуда, — срывается с губ Ци Жуна. — Ебло завали! И Цяньцю послушно замолкает. В пентхаусе мрачно и пусто. Кожа Ци Жуна поблёскивает в зелёном свете неоновых огней. Лан Цяньцю пристально смотрит в злые глаза и тонет, тонет, тонет в их глубине, задыхается, теряет контроль. Как и всегда, когда попадается. Но Ци Жун не выдерживает первым — плюётся ядовитыми фразами, замахивается на чужое лицо. В их маленькой игре лишь один победитель, и обоим заведомо известно, что это — совсем не Ци Жун. — Прекрати, сука, так на меня смотреть! Орёт и кидается на Тайхуа, как бешеный пёс. Хватает за ворот, трясёт, впечатывает в мягкую спинку дивана, — Цяньцю совсем не противится. Лишь полуулыбка — сладкая, завораживающая — медленно расползается по его губам. Лан Цяньцю молчит. Ци Жун бесится пуще — сдавливает длинными пальцами горло, впивается в кожу когтями, наваливается собой на чужое тело. Знает, что не убьёт, хотя запросто может — Тайхуа не сопротивляется, лишь рвано вдыхает воздух. — Рано или поздно я прикончу тебя! Угроза летит в пустоту к остальной грубости. Цяньцю не делает ничего — полулежит, придавленный, — наблюдает. Ци Жун ослабляет хватку и оставляет отпечаток ладони на нетронутой щеке. — Ублюдок! Верни украденное, — шипит сквозь зубы, как злобный кот. — Вернул, — Цяньцю широко улыбается в разъярённое лицо. Ци Жун ощупывает карман жилета, находит небольшой драгоценный камень и в очередной раз раздражается хитрости оппонента. Врага. Лан Цяньцю хватается за несуразный галстук и резко тянет на себя. Неожиданно и бестактно вторгается языком в грязный рот, который давно хочет тщательно вымыть. Чувствует, как на поцелуй отвечают — жадно. Ци Жун забывается. Забывается всякий раз, стоит мягким губам Лан Цяньцю накрыть его собственные, а ловким рукам — обхватить шею. Но быстро приходит в себя, когда Тайхуа оказывается сверху. — Слезь с меня, блядь! — Нет. Цяньцю расстёгивает пуговицы серого в клетку жилета, выпутывает чужую шею — особенно медленно — из совсем неподходящего к наряду галстука, бросает куда-то в сторону со словами «он тебе не идёт». Наклоняется, игриво целует в уголок губ и продолжает освобождать партнёра от верхней одежды. Без неё куда лучше. — Бессовестный! — Да не ломайся ты, каждый раз — одно и то же. Неужели самому не наскучило? — Тайхуа смотрит и улыбается, распахнув рубашку, изучает, словно впервые, бледную грудь — водит взглядом от родинки к родинке, пытаясь вспомнить похожие созвездия на небесах. Ци Жун замахивается для удара, но запястье цепко оплетают чужие пальцы и прижимают к дивану на уровне головы. Цяньцю проворнее, быстрее — всегда на шаг впереди. — С-сука! Отпусти меня! Тайхуа качает головой. — Не отпущу, — хохочет, — ты всё пытаешься навредить себе. Ци Жун рвётся и брыкается, кое-как скидывает Цяньцю с себя. Выхватывает из кобуры на поясе пистолет, снимает с предохранителя. Победоносно глядит на поверженного. — Сейчас я, блядь, наврежу тебе! Тайхуа кладёт руки под голову и расслабленно замирает. — Вот это страсть, — ухмыляется прямо в ствол. — Пустишь пулю мне в лоб? Ну попробуй. Ци Жун сжимает зубы и скалится. Приближает оружие к чужому рту и выдавливает слабину спускового крючка. — Я скорбеть не буду… Гибкий язык обвивает холодную сталь — палец Ци Жуна мигом возводит предохранитель. Язык Тайхуа скользит по нижней грани и уползает, подобно змее, обратно в рот, оставляя на пистолете влажный след, а на лице Ци Жуна — недоумение и растерянность. — Какого хера ты творишь? — М-м? Цяньцю улыбается, а Ци Жун глупо глядит то на руку с оружием, то на его лицо. И чувствует нарастающее напряжение внизу живота. — Ебучий… Тайхуа в последний раз мажет кончиком языка по дульному срезу. Ци Жун отдёргивает руку. Цяньцю улавливает его смятение… и все остальные чувства. — Ты… ты бессовестный! — Ты сказал то же самое десять минут назад, — усмехается Лан Цяньцю. — Признайся себе наконец, что хочешь меня. Кровь Ци Жуна кипит, он ловит мечущуюся мысль — «блядь, так и есть!» — и швыряет пистолет в сторону. Рубашка спадает с плеч. Ци Жун сбрасывает её, как старую змеиную шкуру. Тайхуа прикрывает глаза, поднимается, вновь обнажает язык — тёплый, влажный, упорный. Проводит по бархатной коже от ключицы до мочки уха, прикусывает, нашёптывает: — Я, кажется, опять провинился. Ци Жуна выворачивает от нахлынувших чувств. Дыхание Тайхуа обжигает, заводит, проникает сквозь кожу в самое нутро, греет заледеневшее сердце. Лан Цяньцю целует висок, пока чужие — сейчас неловкие — пальцы расправляются с ремнями наплечной кобуры, затем — с пуговицами на рубашке. Ци Жун торопится, путается, скалится. Кусает обнажившееся плечо. Тайхуа прижимает к груди ладонь, толкает и падает сверху. Увлекает Ци Жуна в очередной поцелуй, глубокий и страстный. Тот поддаётся, жмурится, льнёт к разгорячённому телу, как холодная рептилия. В его голове — фейерверк эмоций. Цяньцю упирается коленом в пах, чувствует упругость. Ци Жун прерывисто выдыхает в губы сквозь поцелуй. В груди вперемешку клокочут страсть и гнев — Тайхуа его бесит. Всё в Тайхуа его бесит. Лукавые взгляды, отточенные движения, проницательность и хитрость. Крадёт без того нечестно добытое, волочит, как птица — блестяшки, в своё логово. Иногда возвращает. Но Ци Жуну, как он предпочитает выражаться, — поебать. Ведь самое ценное — его сердце — Лан Цяньцю давным давно украл. — Мне кажется, бессовестный всё-таки ты, — ухмыляется Тайхуа, отвлекаясь от поцелуя. — А мне кажется, что тебе стоит сдохнуть, — Ци Жун щурится, выползая на локтях из-под чужого тела. — Но только после того, как закончим. — Ха-ха, разумеется, — Цяньцю небрежно проводит ладонью по крепкому торсу и на мгновение задерживает руку в области сердца. — Только вот есть одно обстоятельство… Ци Жун недоверчиво хмыкает. — Сможешь ли ты найти себе такого же угодливого любовника? — Тайхуа приподнимает бровь, внимательно смотрит в глаза-изумруды. — А этот вопрос тебя ебать не должен, — звенит в пространстве очередная предсказуемая колкость. — Думаешь, желающих запрыгнуть ко мне в постель недостаточно? — Что-то не вижу очереди за дверью, — Цяньцю заливается смехом. Ци Жун бьёт когтями по животу, оставляет четыре кривые царапины. Бесит, бесит, бесит! Его заражающий смех, глаза, в которых навеки застыла янтарная осень, идиотские шутки — всё. Тайхуа берётся за ремень на брюках, расстёгивает ширинку, стаскивает с Ци Жуна последнюю одежду. Бросает мимолётный взгляд вниз и снова оказывается в опасной близости к его лицу. Целует нежно, но крепко, требовательно, в какой-то момент — нахально. Ци Жун дёргается, когда его губу резко прикусывают. — Ты охуел? Цяньцю отвечает ухмылкой. Переходит к мягкой шее. Вдыхает запах — терпкий, древесный, совсем отдалённо — цитрусовый. Давно знакомый. Целует, оставляет пару отметин. Ци Жун подаётся вперёд. Тело само отвечает на каждую ласку. Тайхуа опускается дальше. Не задерживается на ключицах, переходит к груди — медленно, слишком медленно проводит языком по твёрдому соску, выбивает из любовника хриплый стон и лёгкую дрожь. Замирает, заслушавшись, после — повторяет всё то же со вторым. И сам раздевается до конца. Ци Жун привстаёт на колени и вешается на шею, прижимается к телу. Рука Лан Цяньцю скользит по его груди и животу, стремительно вниз, сжимает их члены — вместе. Ци Жун ахает от такого напора. Тайхуа проводит ладонью вверх-вниз, играется большим пальцем с чужой головкой. Ци Жун шепчет своё изысканное «блядь» и чуть ли не закатывает глаза. Этот чёртов Тайхуа каждый раз сводит его с ума. И сейчас он сползает с дивана, опускается на колени. Томно заглядывает в глаза снизу-вверх — с пёсьей покорностью — ловит ответный, собственнический взгляд. Проводит шершавыми пальцами по всей длине члена, тут же обхватывает головку губами и целиком накрывает влажным теплом. Опускается, вбирает по самую глотку, старается — переплетает пальцы свободной руки с чужими. Отстраняется, языком проводит от основания до головки, легко целует, слизывает каплю выступившего предэякулята. Обхватывает ладонью и снова смыкает на члене губы, рукой водит вверх-вниз, вверх-вниз. Ци Жун млеет. Опускает ладонь Тайхуа на голову, контролирует — то ускоряет, то замедляет. Наигравшись вдоволь, Цяньцю забирается на диван, подминает подушки и переворачивается на живот, уступая ведущую роль. Ци Жун тянется к столику — там бардак из незаполненных магазинов, патронов и сигарет, — хватает флакон со смазкой, наспех выдавливает на пальцы. Тайхуа разводит в стороны бёдра и утыкается лицом в мягкость подушек. Играет роль. Ци Жун вводит в него один, немного погодя — два пальца, растягивает — аккуратно и медленно, чтобы не расцарапать изнутри. Чувствует, как податливо чужое тело насаживается. Из вороха подушек доносится глухой стон. Цяньцю приподнимается и смотрит на Ци Жуна через плечо затупленным взглядом. Облизывает губы. Оттягивает уголок в сторону — показывает готовность. Ци Жун вытаскивает пальцы и снова берёт флакон, на этот раз обильно смазывает свой член и входит в Цяньцю. Тот нетерпеливо подаётся навстречу — и Ци Жун забывает о границах приличий. Грубо хватает его за бёдра, двигается — быстро и резко, выбивая из любовника череду упоительных стонов. — Тай-ху-а, — цедит сквозь крепко сжатые зубы. В ответ Цяньцю вновь зарывается в подушки, но Ци Жуна это совсем не устраивает. Он пригибается к чужой спине и запускает пальцы в волосы, собранные в длинный хвост, тянет, заставляет подняться. — Хочу слушать. Лан Цяньцю запрокидывает голову и прерывисто дышит. Ци Жун двигается в едином темпе. Чувствует, что вот-вот от наслаждения застонет сам. Свободной рукой поглаживает широкую спину, рассматривает, как под кожей перекатываются напряжённые мышцы. Тайхуа оглядывается, ловит боковым зрением самодовольное выражение лица, прикусывает губу — Ци Жун всё это видит, толкается сильнее, до упора. Цяньцю выгибает спину, сжимает в кулак одну из подушек, хрипло выстанывает имя любовника — и тот замирает. — Паршивец… Ци Жун несколько раз входит и выходит, вытаскивает член и ложится на спину. Тайхуа покорно ползёт к нему, глядя прямо в глаза. Хищные, с суженными зрачками. Лан Цяньцю садится сверху — с губ Ци Жуна слетает долгожданный — для Тайхуа — стон. Тайхуа двигается плавно и с некоторой надменностью — нет, кротостью — смотрит на Ци Жуна с высоты. — Та-айхуа… Ци Жун наблюдает, как тот опускает руку к члену и начинает помогать себе, покусывает манящие губы. Пленяет всем своим видом. Лан Цяньцю сдерживается совсем недолго: кончает, почти рычит, окропляет живот Ци Жуна горячей и вязкой спермой. Продолжает двигаться, доводя и любовника до предела — тот выгибается почти дугой, вздыхает резко, глубоко, раскрывает рот в предвкушении, подаётся бёдрами вперёд — и изливается следом. Опускается, шумно дышит, улыбается своему Тайхуа. Они идут друг за другом в душ. Выходят с мокрыми волосами, забираются на диван и сидят молча, словно не было никакой страстной — и вожделенной — близости. Ци Жун меняет выражение лица — теперь оно не расслабленное, а натянуто злое, как полагается. — Чем займешься теперь? — спрашивает он, привольно растягивая руки по спинке дивана. Тайхуа усмехается, бросает — глаза в глаза — многозначительный взгляд. Оба знают, что он означает. — Ну, сука, рискни, — Ци Жун косится на пистолет, всё ещё валяющийся под огромным, от пола до потолка, панорамным окном. Город в нём неприветливо сияет яркими цветными огнями. Лан Цяньцю не отвечает, только смотрит куда-то вдаль. — Как бы ты ни старался сбежать, я всё равно поймаю, — говорит Ци Жун. Придвигается ближе, грубо берёт тремя пальцами чужой подбородок, поворачивает лицо на себя. Он и сам не понимает, к чему эта угроза — Тайхуа всегда попадается. — И будешь грозить убийством, — сладко протягивает Цяньцю. Ци Жун убирает руку, откидывается назад. — Ты ебучий вор, — плюёт он куда-то в сторону. — На моей территории. — На нашей, — поправляет Тайхуа, хохочет, достаёт из пачки на столе сигарету. Зажигает, затягивается. Лёгкие заполняет дым. — Ты делишь со мной своё барахло, постель и чувства. Поэтому — на нашей территории. Лан Цяньцу выдыхает полупрозрачное облачко и сползает на чужое плечо. Ци Жун зарывается носом в мягкие, ещё влажные волосы Тайхуа. И впервые за долгое время не хочет его задушить.