безалкогольный негрони

Он почти вываливается на палубу, словно его извергло само море. — Луффи? Точка вдали неприметная, изображение размазывается — не самое светлое время суток, но Шанкс узнает эти резкие движения даже лежа грудью на плахе. — Я так скучал, так... Они не должны встречаться — не сейчас, не здесь, но Луффи слишком упрямый, и его упрямством можно расколоть материк. — Прости, Шанкс, — глупая улыбка и смешливо наморщенный нос, — но мне не нравится скучать очень долго. Луффи ловит за запястье, Луффи не боится пробираться на корабль одного из Йонко без приглашения, и даже остальная команда не реагирует на вторжение — всё влияние маленького пирата, что придумал себе Роджера с изображением желтой шляпы, построив вокруг нее целый культ. — Ничего… Ничего страшного, — голос становится глубже и вкрадчивее. — Ох, Луффи, ты весь дрожишь. Океан сегодня ворочается в беспокойном сне, пока Луффи, точно тонкий и острый лист рисовой бумаги, с нанесенными на него пунктирами границ островов, россыпью городов, — сквозь волнение волн брал на абордаж чужой корабль. Луффи играл с огнем, и это ему практически сходило с рук. Луффи шмыгает носом (точно ли из-за прохладного ветра?). Шанкс запахивает его плащом, как большая птица крылом, и ведет в теплую капитанскую каюту. Он выплескивает сидра в стакан — не слишком большой градус алкоголя, но согреть необходимо, Луффи добирался до Рэд Форса один морской дьявол знает сколько. Команде было велено обходить остальные судна, и, в первую очередь, корабль пиратов Соломенной шляпы. У Луффи темнеют щеки, из-за прильнувшей к ним крови, и немного пьянеют глаза. Конечно, разве могло быть иначе, когда он игнорирует главное развлечение в море? — Ты уже многого достиг. Шанкс ласково ведет рукой по волосам (сколько раз он представлял, что вновь дотронется до этих кудрей?), а Луффи без всякой задней мысли льнет к ладони. — Спасибо, — проезжается по запястью горячими губами. — Твоя похвала это лучшее вознаграждение. Шанкс улыбается небрежно. И его лицо, отвыкшее от проявлений нежности, становится моложе, морщины, залегшие бороздами под воздействием порывистых соленых ветров, разглаживаются. Он не способен сказать точно, сколько годов уже минуло. Десять? Пятнадцать? Словно целая вечность, а пираты-новички успели заявить о себе. — Я тоже, — голос звучит глухо и чересчур глубоко, — очень ждал нашей встречи. Признаться, расстегнув пару пуговиц темной рубашки. — Наделал же ты шума. — Ты ожидал чего-то другого? Луффи заливисто хохочет, и по-прежнему детская мягкость лица намечает первые складки морщинок. Фрукт придал упругости коже, но Монки обожает смеяться. Теперь он смеется со своей командой, своими друзьями, а Шанксу не терпелось узнать, входил ли он в число этих людей? — Нет, только твоего триумфа. Луффи придвигается, а затем и вовсе ловко запрыгивает на бедра без всякого смущения. Веса в нем прибавилось, а вот рационального — ни капли. — Неужели? — Рукой поправляет шляпу на макушке. — И как тебе первые успехи? Целует Луффи неожиданно, неумело и липко, но требовательно. — Я впечатлен, — Шанкс выразительно заглядывает в глаза, имея в виду совсем не победы на пиратском поприще. Луффи больше не тот мальчишка с тягой казаться взрослее, чем есть. Он — вполне осязаемый груз, вполне набивший первых шишек в столкновениях с Дозором юный пират. Который без всяких задних мыслей целуется с тем, кто вдохновил его на пиратство, а после прислоняется грудью. — А я… Никогда раньше ни с кем не целовался, хочется выпалить Луффи быстро-быстро. Никогда прежде не задумывался, что сердце изводится тоской по определенному человеку. Но один красноволосый дьявол кардинально всё изменил, перевернув жизнь с ног на голову. — Я знаю, — Шанкс проводит языком по губам, слизывая поцелуй, забирая привкус сидра с собой. Он спокойно читает чужие мысли, но Луффи вовсе не обязательно об этом беспокоиться. Луффи быстрыми и резкими движениями стаскивает с него рубашку, скидывает с собственных плеч тяжелый плащ Шанкса. Он припадает губами к росчеркам шрамов под глазом, а Шанксу необходимо пресечь дальнейшие действия. И с помощью воли это легко можно навязать, вложить в голову бешеного пацана абсурдность ситуации, и указать настоящую природу их взаимоотношений, только Луффи плевать хотелось на нормальность. Он хихикает, когда проходится дорожкой из поцелуев по груди, а затем шуршит узлом пояса. — Ты уверен? — Шанкс спрашивает строго, не позволяет отвести взгляд, и Луффи не отвертиться так легко потом от стыда. — Еще как, — его рот растягивается слишком широкой улыбкой, и это (пока) не влияние фрукта. — Я могу запихнуть в рот целую поварешку или добротную индюшачью ножку, представляешь? К сожалению для Луффи — о, да. Их отношения в ярких, залитых тропическим солнцем, воспоминаниях состояли из ультиматумов и взаимных поддевок, а потом и вовсе оказались скреплены кровью, но безграничный океан принял жертвы, точно древнее божество. Зная, что только так будет правильно. И теперь между ними не осталось ничего лишнего. Луффи спускает бриджи, а затем ловит твердеющий член ртом. Своим проклятым бездонным ртом. Шанкс чертыхается и давится воздухом. Луффи смотрит из-под пушистых ресниц заискивающе, мол, я только начал. Он обильно облизывает губы, тычется крупным носом в головку. Изучает, не иначе. Это блюдо, которое нельзя съесть, поэтому сегодня Луффи придется побыть гурманом, который лишь пробует. Он вновь открывает рот, обхватывает соленый и влажный от слюны член языком. Проезжается по стволу, забирает в рот глубже, упирается головкой в щеку. Думает всего мгновение, чтобы затем растянуть поверхность щеки способностью фрукта. Его глаза смеются, гладкая кожа приятно пружинит, и Шанкс заражается улыбкой. — Ты никогда не изменишься. Шанкс выпускает из пальцев стул, за который держался единственной рукой, чтобы не свалиться и кладет смуглую ладонь поверх верхушки шляпы. Ах, вот бы на Луффи не осталось ничего, кроме шляпы, почему-то думается ему. А потом представляет, как раскладывает его на столе, застеленном картой мира, обрывками с древними письменами, и как слабое свечение отражается от его темной кожи, и ком желания нарастает всё больше. — Хорофо, — бормочет Луффи, не выпуская члена изо рта, и короткая вибрация, переданная стволу, увязает внизу живота. Он слишком старательный, слишком усердный, чересчур упрямый — сосет активно, по-собственнически перехватив у основания, пропускает в свое резиновое горло. Шанкс держится на одной воле, чтобы не закатить от удовольствия глаза. Низкий бархатный стон срывается изо рта, он хриплый, похотливый, протяжный, и больше напоминает звериный рев. С такой изобретательностью ему не отсасывала ни одна куртизанка или портовая шлюха, или ни один из случайно подцепленных и, околдованный байками, юнга. Все они почему-то были темноволосыми и гибкими, точно прутики. Настолько давно хотелось одного конкретного, правда? Луффи зарывается носом в лобок, и всё та же воля не позволяет кончить раньше времени и бессовестно капитулировать. Луффи мычит, издает влажные звуки языком, активно втягивая щеки и неизменно смотрит наверх: тебе нравится, Шанкс, я всё делаю правильно? Ответом ему служат сжатые пальцами кудри, бедра, что дергаются навстречу голодному рту и короткие глухие стоны, пропитанные вожделением. — Ты чертовски хитро поступил, когда понял, как правильно использовать свой фрукт, — Шанкс бормочет между вспышками сознания, а голос стал еще ниже, еще вкрадчивее. —  Ты трахаешь меня слишком глубоко. Луффи сияет, смаргивая слезы в уголках глаз. Он не показывает ни своего дискомфорта, ни даже возбуждения, которое тоже, по мнению Шанкса, просит разрядки. Луффи заполнен моментом, когда кто-то принимает его особенность целиком и без остатка. Ладонь Шанкса крепче стаскивает волосы, он немного груб, но это не беспечная грубость, а такая, которая не способна навредить Луффи. Тот давно обо всём позабыл, его рот измазан слюной и чужой смазкой, кудри на висках сильнее вихрятся от пота, а толстые брови сосредоточено сведены. Шанксу нужно еще несколько рваных толчков в гостеприимный рот, чтобы, наконец, излиться. Под веками взрываются белые шары звезд, и Луффи, кажется, принимает всю сперму. Он вылизывает член, собирает капли семени языком, даже опускается еще ниже, чтобы, с причмокиванием, обхватить натруженными губами яйца по очереди. Шанксу хочется, чтобы произошедшее оказалось самым похабным его сном, однако, реальность умеет подбрасывать сюрпризы. Луффи медленно подтягивается с пола, снова оказываясь на бедрах Шанкса, а его стояк едва умещается в шортах. — Я всё еще голоден, — облизывается, а Шанкс притягивает его для вдумчивого и мокрого поцелуя. Собственное семя чуть горчит, но Луффи понравилось, ему не могло не. Шанкс пытается выровнять дыхание, а ладонь заползает под чужую одежду, изучая пресс. — Мы можем переместиться на кухню, — выдох, вдох, поймать темный и тяжелый взгляд Луффи. — И я бы что-нибудь для тебя приготовил. Луффи согласно кивает, а Шанкс касается полей собственной шляпы. Ее Луффи вряд ли сумеет потерять, а вот голову — это без труда.