Зазеркалье

      Ночь накрыла Меридиан. Тучи утонули в чёрном небе и лишь изредка меж ними мигали молнии, а над столицей ревели раскаты грома.       Фобос вертел в руках бокал, тонкую ножку которого аккуратно обхватывали изящные пальцы, и от несложных манипуляций вино играло алыми оттенками в свете пламени. Поленья в камине тихонько потрескивали, догорая свои последние часы, но принц не спешил подкидывать новые. Прохлада всё ближе подкрадывалась к его лодыжкам и пару раз легонько коснулась их, но мужчина никак не отреагировал. Не отреагировал он ни когда опустел бокал, ни когда маленькое пламя на древесине сменилось тлением угольков.       Часы пробили полночь. Эсканор вынырнул из омута мыслей и перевёл ещё затуманенный взгляд на циферблат, а потом в угол комнаты, где стояло зеркало. На его гладкой поверхности пошла рябь. Принц не видел этого, но знал, что так должно было быть. Он поднялся и сделал несколько шагов к зеркалу, на котором рябь сменилась светящейся спиралью, а вскоре и вовсе белой дымкой, которая в какой-то момент начала покидать свои чертоги и стелилась уже по паркету. Фобос ждал, пока силуэты на той стороне не станут чётче, и стоило им перестать плясать, он сделал ещё шаг.       Зазеркалье представляло собой старый сухой лес и безжизненную почву. Здесь не было ни намека на существование хоть какой-то тропы или дороги, но Эсканор уверенно двинулся вперёд, сворачивал пару раз и снова шёл по прямой. Его путь становился круче и уходил теперь вверх, туда, где меж огромными валунами начиналась щебёнка переходящая в ухабы. Но вот земля выгнулась, а лес сменился открытой поляной, в центре которой находился ветхий дом с заколоченными окнами, избитыми ступеньками и оторванной частью веранды.       Князь остановился ненадолго, поправил халат, затянув пояс потуже, и толкнул дверь. Петелька поддалась легко, жалобно заскрипев. Принц облокотился о дверной косяк и протянул:       — Здравствуй, матушка. Как поживаешь? Женщина, сидевшая на полу, подняла голову и кинула на него свирепый взгляд. Зазвенели цепи.       — Неужели ты не рада меня видеть? — наигранно-жалобно спросил мужчина, при этом не сдержав ухмылку.       Вейра поджала губу и, отворачиваясь, скривилась, а он лишь глубоко вздохнул и продолжил:       — Не желаешь общаться? Ох, как по-детски. Ты ж взрослая женщина. Мать. Королева… Хоть и бывшая.       — Чего ты хочешь? — от её хриплого, но всё таково же властного голоса у тирана пробежали мурашки: будто они сейчас не находились здесь, в иллюзорном мире, сотканном его собственной магией, будто сейчас она не пленница, что должна трепетать от страха, только увидя того, кто лешил её всего, и молить о прощении, прося себе лёгкой смерти. Нет. О, нет! Перед ним на долю секунды возник образ матери, восседающей на величесвтенном троне: надменной, властной, холодной...       Наваждение быстро исчезло, но на мужчину всё так же смотрели те гордые глаза. В такие минуты он не мог не восхищаться ею. Запертая, казалась потерявшая надежду после стольких лет заточения, она оставалась всё той же высокомерной Королевой Вейрой.       — Ты, наверное, заскучала. Я давно не приходил, — сказал князь практически на выдохе. — Не интересны последние новости? Если хочешь узнать, я так и быть тебе их поведаю.       — Нет.       — От чего же?       Она не ответила. Фобос смотрел на неё с полминуты, но потом отвёл взгляд. Над потолочными балками свисала паутина, повсюду клубилась пыль, а из щелей веяло сыростью. Доски местами прогнили и где-то покрылись то ли плесенью, то ли мхом. Одним словом, это была отличная тюрьма для женщины, которая привыкла купаться в роскоши.       Тиран до сих пор был горд тем, что сотворил этот мир. И всё ради матери. Чтоб сломить, унизить её, посадить в собственную шкуру — пусть познает какого это трепетать перед человеком, который одним движением руки может стереть тебя в порошок. Пусть она боится его так, как он боялся её в далёком детстве. В таком же унылом и мрачном, как здешние пейзажи. Пожалуй, они прекрасно отражают то время, когда принц только-только начал осознавать, что мальчик — нежеланный ребёнок в семье, в королевском роду с матриархальными устоями.       Неужели всего лишь поэтому его не надо было любить, хвалить или хотя бы замечать? Он перестал добиваться внимания матери, когда понял, что для неё сын — позорное пятно, которое она просто пытается скрыть, отмахнувшись от ребёнка, которому сама подарила жизнь. Став старше он понял, что его не убили в младенчестве лишь потому что королева испытывала трудности с зачатием наследницы, а рождение другого Эсканора, пусть и неугодного никому пола, — какая-никакая возможность продолжить правящий род. Мальчик не имеет права править, но если он единственный ребёнок в поколении и нет подходящей кандидатуры, чтоб занять престол, то его дочь станет следующей правительницей.       Всё бы к тому и шло: Фобос должен был жениться на выбранной девушки, завести детей и, преподнеся матери внучку, уйти в закат. Но судьба оказалась к нему благосклонна. Хоть маленький спокойный мирок принца с рождением младшей сестры пошатнулся, но именно это знаменательное для Меридиана событие ослабило Вейру. Чем и воспользовался молодой узурпатор.       — Я нашел её, — томным, обыденным голосом произнёс он.       Больше ничего говорить не требовалось, женщина сразу поняла о ком идёт речь. Вот она — долгожданная реакция.       — Ты!       В глазах Вейры бушевала ярость, а мужчина спокойно наблюдал в предвкушении того, как она будет метаться, проклинать его и (ха-ха) угрожать. Но мать лишь сжала кулаки и вновь отвернулась.       Сестра. Единственная помеха, преграда, которую он должен устранить. То, что так жаждала королева, и то, что так сильно он ненавидит.       — Её зовут Элион, — небольшая пауза. — Жалкое имя. Не находишь? Совсем не подходит принцессе, скорее простолюдинке. Ах, да-а! Её же воспитывала чернь …       Девочка. Стоило ей родиться, к её ногам кинули всё, а он лишился того и так молого, чего долго добивался тяжкими усилиями.       — Заткнись!       Младенец, который только и умел, что плакать и пачкать пелёнки, приковал внимание каждой живой души во дворце.       Принц оскалился и протянул:       — Хм-м, — его взгляд наконец скользнул по женщине. — Как беспардонно. Забыла манеры? Ну, я тебя не виню. Столько лет в одиночестве и одичать недолго, — он выждал немного и продолжил:       — Как ты её там хотела назвать?       Долгожданная наследница, которой он никогда не позволит править.       Женщина стиснула пальцы до бела, а её щек коснулся нездоровый румянец.       — Валькирия? Виктория? О, нет. Как же было?       Тиран жадно смаковал каждый едкий вопрос, вкладывая в него максимум яда и злорадства.       — Хотя, впрочем, не важно. Пусть она ляжет позорным пятном в нашей семейной истории с таким примитивным и ничтожным именем…       — Фобос, — Вейра почти что рычала.       — Фобос Эсканор. Страх — благородный и холодный. Да, так меня зовут. Ты дала мне это имя, чтоб я не смел позорить тебя, чтоб стал удобным инструментом, — он вытянул перед собой руку и сжал кулак. — Думала я не знаю? Все те годы ты растила меня не как сына, а как политическое оружие — просто пешку. Заставляла терпеть те унижения… Считала, что смогла подчинить? Ты во многом ошибалась.       Мужчина подошел ближе.       — Пока ты выбирала себе невестку, я учился угождать будущей супруге. Не только манерами, словами, публично, а и в интиме. В постеле! Я рос как простой наложник для какой-то избалованной капризной девицы — узурпатор схватил мать за подбородок и заставил посмотреть себе прямо в лицо. — День ото дня мне только и делали, что рассказывали куда я должен совать пальцы и язык, чтоб доставлять удовольствие очередной заносчивой суке… Мерзость!       Принц дернул рукой, откидывая женщину в сторону, — вновь брякнул металл — и перешел на крик:       — А всё по твоей прихоти!       — Ты не смеешь править, — Вейра вскочила, натягивая цепи до предела. — Ты всего лишь наглый мальчишка, не достойный короны и престола! Чем ты отличаешься от черни? Моей кровью, — она выпрямила спину, надменно улыбнувшись. — Я дала тебе, жалкому ничтожеству, жизнь и я в праве ею распорядиться.       — Ха! Да, что ты…       — Молчать, Фобос!       Женщина слегка задрала голову. Князь оторопел.       — Ты жалок, никчемен и алчен, — с каждым словом она подходила ближе к сыну. — Думаешь, что твои желания что-то значат? Думаешь, что можешь что-то получить? Тебе будет дано лишь то, что положенно такому как ты — всего лишь принцу — и выше головы, сынок, даже не думай прыгнуть. Твоя участь — стать тенью сестры. Она свет. Свет способный затмить твою тьму. И ребёнок выращенный чернью уже лучше жадного тирана, которого заботит только собственное благополучие…       — Ты сама сделал меня таким, матушка! Жадным, холоднокровным, надменным! — Фобос махнул рукой в знак протеста. — Лучше говоришь? Необразованная соплячка, не знающая ни этикета, ни основ политики? Она лучше меня?       — Да!       — Чем же?! Ах, да! Она — Свет Меридиана. Как я мог забыть? Это единственный показатель, по которому наш род определяет “достойный” ли приемник.       — Не тебе критиковать давние устои.       — Раз не мне то кому?       — Смирись.       — Почему? Зачем?!       Тиран успокоился и говорил уже терпеливее.       — Я занял престол. Твой престол! Ты не смогла его удержать, — Вейра скривилась, — и утверждаешь, что я должен покорно отступить, согласившись с участью быть вторым сортом? Ну, нет. Этому никогда не бывать!       — Фобос…       — Вот увидишь, я заставлю твою дражайшую дочь стать передо мной на колени, заставлю             Меридиан признать меня полноправным правителем. Они не посмеют больше роптать, когда я заполучу сердце этого мира. А за ним и сердце Кондракара будет принадлежать мне!       Женщина молча смотрела на сына.       — Матриархат падёт. Тогда ты поймёшь, матушка, как заблуждалась. Новый свет скоро угаснет, как угас когда-то старый, — Эсканор с ухмылкой развернулся и уже уходя бросил: — Ты права, но только в одном. Я алчен, алчен настолько, что не стану делиться тем, что может принадлежать мне одному.       Он оглянулся.       — Теперь правит моя тьма. Ни стражницы, ни совет Кондракара не смогут уже ничего сделать. Победа будет за мной.       Когда принц ушел, Вейра вздохнула, глядя сыну вслед, и тихо произнесла:       — Идиот. Думаешь никто кроме тебя не пытался?