Как узор на окне,
Сново прошлое рядом
Но смех вывел их из транса. Он казался совершенно реальным, таким осязаемым и приятно родным, знакомым. Они открыли глаза как только начали понимать. Вокруг поплыли круги, но осознание затмило неприятное чувство. Сердце самозабвенно застучало с новой скоростью; так неожиданно, будто до этого и не билось вовсе. И оно тянуло, толкало изнутри, заставляя встать, будто только что ожило и теперь пыталось всеми силами сказать о себе. Они знали этот смех. Знали с ранней юности, знали до скрипа зубов, до мозга костей. До боли в груди. Глаза начало щипать, а руки пошли мелкой дрожью. Этого просто не могло быть. Наверное, лишь обман, больное воображение, так сыграла на них усталость. Но ноги не слышали, ноги шли: быстро и твердо, преодолевая шаг за шагом, приближаясь к уже открытому окну. Руки потянулись и сами с собой распахнули его настеж. И в груди заклокотало. Все то что было под запретом столько лет. Старые осколки с новой силой впились в уже потрепаное сердце; видимо им все таки было мало. Кровь внутри ещё оставалась, но уже медленно стыла в жилах. Сколько раз на собственной шкуре они переносили и немое счастье, когда слов нет, а слезы компенсируют их отсутствие в размере; и боль, когда нельзя и пошевелиться, что бы не впасть в очередную истерику. И теперь, спустя столько лет грань между ними как будто исчезла. Растворилась, её не стало вовсе. Это была их поляна. Пышные бутоны львиного зева, розовое небо, точно такое же как и они сами: розовые, влюбленные. Все было точь-в-точь как раньше. Даже они. Двое молодых ведьм, как будто не замечающих всю вселенную вокруг себя. Странно смотреть со стороны. Там была и она. Все такая же идеальная, задорно улыбаясь настраивала собственный инструмент, поправляя буйные словно огонь волосы.Кто-то пел песню мне,
В зимний вечер когда-то
Они даже могли вспомнить этот день. Он был похож на остальные, но как и все отличался. Это было выпускном классе, они сбежали с уроков, а точнее Идалин выкрала барда из школы и утащила с собой на поляну. Для этого даже не было повода, как и всегда. Оправданием стало «я очень по вам соскучилась» и виноватая улыбка. Её было бы преступлением назвать похитительницей в тот момент, хотя на языке прочно вертелось. Только если похитительницей чужих сердец. А потом она начала петь. Играть, петь и влюблять х в себя с каждой секундой только больше. Рейн не могли отвести взгляд и сейчас. Это несомненно была игра их воображения. Иллюзия разума, искривленое восприятия мира, что угодно, но не правда. Годы одиночества, казалось, подарили безразличие. Но это было ошибкой. Смотря на портреты о розыске, плакаты и фото что до сих пор лежали далеко в столе, сердце не билось чаще, не исходилось в мерзкой боли, не чувствовало ничего и это казалось решением проблемы; но стоило увидеть её вновь: такую живую, пусть даже не настоящую, все переворачивалось живьём. Глаза намокли. Они поджали губы, сжали зубы между собой до скрипа, но это не помогло. Все их естество билось в конвульсиях где-то далеко, внутри души. И счастью не было придела, и зло брало одновременно. Хотелось выпрыгнуть прямо в окно, не боясь огромной высоты: взять за руку, обнять, не отпускать даже под страхом окаменения, или хотя бы просто быть рядом, слушать голос и ощущать ее безмятежное спокойствие рядом с ними, как раньше, как всегда. Плечи начали дрожать.Словно в прошлом ожило
Чьих-то бережных рук тепло
Все похолодело. Руки медленно потянулись, зачарованно. Уисперс не могли точно сказать что происходит с ними. Это не могло быть иллюзией, просто не нашлось бы такого кто знал о их с Идой настолько близкой связи и вообще осмелился бы разиграть главу ковина. Было больше похоже не галлюцинацию. Но, что же тогда они ощущали на своей талии? Не было сомнений. Из тысячи, миллиарда рук, конечностей, чего угодно, они всегда узнают её. Те неповторимо нежные прикосновения, когда хотелось прижаться всем телом, накрыть собой и не позволять отпустить себя хоть на миг. Те ощущения в которых хотелось тонуть все своё свободное время, до поралича, до судорог, до смерти. Когда-то они клялись что не отпустят, не растянуться с её руками, с теплом тела, с губами и бесподобным запахом рыжих волос и даже сейчас, в этом мгновении готовы повторить все дословно: клятвы, мольбы, извинение, литании, что бы заслушалась и забыла отпустить. Но они стояли без действия слишком долго. По сценарию все мечты и надежды должны были грубо разбиться о суровую реальность как только голова с мятными волосами повернется, обнаружив все ту же холодную пустоту вокруг. Они так и сделали. Но, кажется актёры устроили бунт и сценарист со всеми канонами был послан к черту. Рейн обернулись, предвкушая горькое разочарование, но осадок так и остался на глубине, не смея давать знать о себе. Прямо напротив них, зияя белоснежный улыбкой стояла та, ради которой уже не молодые барды были готовы прямо на месте встать на колени и тут и умереть, замаливая все то что причинили ей. Всю боль, сожаление, горе, тоску, что бы подарить то чего она заслужила за свою нелегкую жизнь. Она приветливо тянула руку, как будто прося их разрешения на что-то и сейчас они были готовы на что угодно, когда угодно и как угодно. Смуглая рука вытянулась на встречу. Их разум все еще кричал остановиться, не понятно зачем и почему. Да, это была лишь фантазия. Почему-то осязвемая и слишком реальная, но всего лишь фантазия. Они прекрасно понимали это, но было уже все равно. Бледная кожа так же ощущалась под пальцами словно бархат. Она как будто не старела с годами, а наоборот, становилась лишь краше. Их руки были шершавы и мазолисты, а морщины на лице вызывали скорее жалость, каждый раз когда из зеркала на них смотрел измотанный жизнью старик. Но игривые глаза напротив заставляли чувствовать себя кем-то на самом деле значимым. Это возвращало в молодость, когда она смотрела на них через стекло их очков, а не иссохшую от времени бумагу. Изящная рука с силой и нежностью протянула их к себе, практически прижимая и Рейн были готовы схватить её за плечи, прислоняясь только сильнее и не ослабляя хватки, утыкаясь головой в шею и полной грудью вдыхая аромат мягкой кожи. Но это, кажется, был вальс. Уже знакомые шаги, ритм движений на раз-два-три, и то как она всегда по особому держала их руку.Вальс изысканных гостей
И бег лихих коней
Все закрутилось слишком быстро. Бард и сами не до конца поняли как и когда все произошло и теперь они фланировали по всей комнате, в унисон стуча обувью по деревянному полу, но на то они и барды, что не теряют ритм даже когда глаза не в силах оторваться от милой улыбки напротив, а голова не может сосредоточится на танце, или на здравом смысле. Пальцы привычно проходятся по линии талии, вызывая такой же привычный смех. Голова идет кругом от эмоций и скорости танца, но она даже не устала, без устали заводя новые и новые круги.Вальс кружил и нёс меня
Словно в сказку свою маня
Они закрыли глаза всего на мгновение, подаваясь истоме счастья. Все вокруг ожидаемо исчезло и от этого стало невыносимо тоскливо; сердце заныло, оно просило вновь поднять веки, вновь увидеть это лицо, убедиться что она не исчезла, пусть здравый смысл и понимал, что это всего лишь бред наяву. И, как только они последовали настойчивому навождению обнаружили.Теперь вокруг них нет никаких стен, ограничения как будто испарились. Это вновь было их место, но теперь от первого лица. Яркие бутоны зева, тёплое небо и их молодая и извечно любимая спутница. Все было так знакомо и до боли приятно. Они продолжали кружиться, привычно меняя структуру однообразного танца как делали это обычно, как любили потешаться над укоренившимися традициями. Вальс кружил, вальс манил, вальс завораживал и заставлял забыть обо всем что могло быть. Даже если сейчас кто-то зайдет и увидит их вальсирующими с пустотой будет не так уж и важно. Они смогут это пережить. Её волосы стали вновь такими, какими помнили их Рейн. Яркими, местами седыми, но не ставшими от этого менее волшебными. С годами она поседела ещё больше, это отразилось на розыскных плакатах и фото, что крутили по хрустальному шару. Но это не делало её хуже, лишь придавало строгости, твёрдости, коей теперь обладал её характер. Но не сейчас. Глаза вновь светились жидким и таким приятным золотом, в котором хотелось тонуть до разрушения всего вокруг. Это то какой они помнили её. То счастье в сверкающих очах, внутренний свет, все напоминало солнце, она сама была их солнцем в то время пока они были знакомы. Солнце заходило лишь на ночь, когда они проводили их порозень, а уже позже не опускалось для них ни на миг.Первый бал и первый вальс
Звучат во мне сейчас
Они кружились с невообразимой скоростью, теперь уже не в вальсе, а в чем-то более хаотичном, даже не похожем на танец. Просто мир вертелся только вокруг них двоих и не было ничего. Но стало слишком сложно держать глаза открытыми. Было страшно даже моргнуть, что бы не развеять приятное наваждение, но вечно держаться так было бы невозможно. Одно быстрое движение веками и Уисперс в который раз были правы. Вся сказка исчезла, как будто канула в небытие, оставляя горечь на губах. Но руки их все еще не были пусты. Вокруг появились стены: огромное помещение, украшенное по старинным канонам и родные стены, узнаваемые из тысячи. Где-то на заднем плане неспешно покачивались молодые парочки ведьм и ведьмаков не достигших и совершеннолетия, но от этого не менее счастливых. Родная школа встретила их запахом старых книг из маленькой библиотеки, все тем же слегка противным пуншем, который подавали традиционно каждый гром и ароматом чужого парфюма: цветочными нотками, подарок Лилит. Собранные в высокий хвост, буйные, еще не украшенные преждевременной сединой огненные волосы привлекали внимание, но не меньше чем наряд. Они запомнили его навсегда. Последний гром, впереди только экзамены и выпускной. Сейчас бы думать об учебе, даже на громе не выпуская из головы заученные определения и нотные листы. Да они и пытались по дороге до дома семьи Клаторн. Но все напрочь вылетело из памяти, стоило увидеть на ней то шикарное одеяние. Ничего необычного, вроде бы: длинное платье ярко-красного оттенка, без вырезов и не особенно длинный каблук, но то как застыли тогда бард нельзя было забыть. –Рейн Уисперс–её голос вновь был таким настоящим, таким живым и близким, что хотелось слушать–позвольте пригласить вас на танец Их имя из её собственных уст звучало как никогда необычно. За столько лет это было впервые и тело перевернуло от давно забытых ощущений. Янтарные глаза прижигали немым смехом и задором, коим всегда хотелось бы обладать и Рейн. Без стеснения она сама взяла их за руку, прошептав в самое ухо что-то по доброму насмешливое и вновь пустилась в пляс. Но бард не вымолвили не слова, наслаждаясь мгновением. Они определенно сходили с ума, медленно, но так приятно, что это не казалось чем-то страшным. И если их учесть–это обезуметь в её руках под карнавал медленного танца, Рейн не станут сопротивляться чертовке напротив.Зеркала в янтаре
Мой восторг отражают
Сколько кругов они уже прошли? Сколько времени длился их воображеный рай? Что вообще происходило сейчас в реальности? Сердце заныло. Необъяснимое чувство сковало их тело. Все было как нельзя хорошо, но в то же время складывалось ощущение что вот-вот это все рухнет. Стоит им закрыть глаза на секунду, в следующем кадре картинка изменится: чудесный запах оставит после себя лишь послевкусие, школьные стены превратятся в тесную комнатку с не меняющимися из века в век обоями, а она пропадет прямо из рук, растворяясь пеплом. И грудь завелась в новом приступе. Ощущение не врало. Все пропало. Буквально ускользнуло из под носа, становясь лишь прошедшей фантазией. Напоминанием осталась лишь она. Но такая, которую не хотелось вспоминать. Идиотский плащ закрывающий лицо капюшоном, да и все остальное бонусом; дрожащее тело и глаза которые теперь нельзя было увидеть. Она прятала их. Проклятие стало испытанием для них двоих. И силуэт начал отдаляться. Тихие шаги по грубому полу казались слишком громоскими, отдаваясь в висках цоканьем каблуков. И с каждым стуком сердце сжималось все сильнее. –Ида?–они последовали за ней. Что-то незримое толкало их следом. Бард в который раз понимали что это все лишь видение, мираж и никогда не будет чем-то большим. Но здравый смысл вновь затмила слепая боль. Они уже потеряли ее, один раз отпустили. Второй раз наступить на одни и те же грабли будет больнее.Кто-то пел на заре
Дом родной покидая
Еще одно мимолётное мгновение, моментальная слабость и вокруг вновь расцветает уже знакомый пейзаж. Он будто далеко, но все видно как с первых рядов. А вот и она, стоит спиной к тому кто кажется самим Рейн и прижимает к себе дрожание руки. Перья, слезы и холодный ветер. Они помнят как сейчас, но не видят этого. Непоколебимо стоят спиной, сжимая свою скрипку за гриф. Невероятно хочется помочь ей и самим себе, исправить ошибку прошлого и может быть у них бы все сложилось. Может быть все было бы по другому. Но прошлого не изменить одним только желанием. Она показала то что хотела. Затуманенные глаза опускаются на их далёкую фигуру, как будто укоризненно, мол: «смотрите что вы наделали». Хотелось сказать, закричать изо всей силы: «мы знаем, мы сожалеем», а после извиниться тысячу раз и за это, и за то, и за все что случилось на её веку. Даже за то в чем не были повинны.Будешь ты, в декабре
Вновь со мной, дорогая
Они отступили назад. Их персональная сказка превратилась в ад, а после этого обратно в скудное жилище. Неимоверно больно. Противно от себя. Даже собственное подсознание отчаянно кричало о том как сильно они облажались. И тихо подошли к еще открытому настеж окну. –возможно когда-нибудь мы сново встретимся. И тогда мы не упустил шанса хотят бы извиниться. По настоящему.