Потерянный брат

Должно быть, думает Сайя, всё дело в том, что Экнад захотел его. Неантальцы вообще единственные, кто когда-либо его выбирал. Носунахо, обнимавший Сайю так, будто он был каким-то потерянным младшим братом, Иссроп, без колебаний отдавший ему семейный амулет его отца — Сайя даже переспросил, давясь истерическими смешками, уверен ли он, что единственное наследство Рагаза не должно принадлежать Ынсому. Потому что весь мир, и божественная воля, и пророчества, и всё на свете сошлось на Ынсоме клином. Даже своё происхождение и имена родителей Сайя бы не узнал никогда, если бы его не опознали как близнеца Ынсома. Да что там, это Ынсом был первым, кто упомянул, что и у самого Сайи есть настоящее имя. Не то, которое придумал он сам, а то, что дала ему мать. Даже его сны, единственное утешение, которое у него было на протяжении всего одинокого детства, — и те, как оказалось, показывали не мечту Сайи о свободе, а эпизоды из жизни Ынсома. И Таня... для Тани он был не зеркалом даже, а лишь отражением в зеркале, лицом её любимого человека, по какому-то недоразумению прикреплённым к незнакомцу. Сайе понадобилось время, чтобы понять: он и сблизиться-то с Таней смог лишь потому, что напоминал ей Ынсома. После этого новость о том, что старшим из двоих близнецов был он, Сайя, и к тому же, если верить Носунахо, более здоровым и подвижным, почему-то смутно потрясает. Носунахо и Иссроп заслуживают благодарности, но Роттип при встрече изрекает раздражающие проповеди и, в сущности, мало интересуется Сайей. Даже не удосуживается рассказать ему про мать, пока тот сам не спрашивает. Зато он даёт Сайе замечательную возможность произвести впечатление на Экнада: не каждый день, в конце концов, получается выступить спасителем на белом скакуне для чистокровного неантальца. Будь Экнад человеком, Сайя сказал бы, что он командующий высокого ранга: он определённо держится как военачальник. И ещё Экнад выглядит... цивилизованным, за неимением лучшего слова. Не то чтобы Сайя знал многих неантальцев, но у него были книги и картинки в них. Волосы у Экнада убраны в сложные косы и скреплены замысловатыми украшениями, а губы он вообще не красит, так что каждому видно, что они у него синие. Лицо раскрашено клановыми узорами, и его одежда не похожа на свободные, просторные балахоны, которые носили Роттип, Иссроп и Носунахо. Пожалуй, больше всего Экнад похож на Нунбёль, но Нунбёль выросла с людьми. Надо было уйти с Экнадом, как собирался, однако Сайя не мог просто так бросить Таню в охваченном беспорядками городе, и это была ошибка. Следовало помнить, что способы спасения, которые выбирает Сайя, в состоянии оценить только кто-то вроде кровожадного нечеловеческого военачальника, который может вырвать сердце голыми руками. (Идея схватить ребёнка и резать его на глазах у отца, чтобы добиться желаемого, Таню не обрадовала, и в итоге Сайя её даже не спас. Это не сработало). Сайя понимает, насколько Экнад непредсказуем, когда тот пробирается в Асадаль и буквально крадёт раненного Сайю из-под носа у Ынсома и всех остальных. Конечно, в городе царит хаос, власть только что сменилась, царь убит, в ворота ворвалось войско Аго, но наглость и самоуверенность Экнада всё равно поражают. И всё же Сайя почти... очарован. Его стащили, как кусок мяса на прилавке. Иди речь о человеке, Сайя бы подумал «как драгоценность», но неантальцы устроены проще. Никто никогда не крал его потому, что Сайя просто нравился. Может, разве что Тагон, пытавшийся избавиться от одиночества, но он быстро потерял интерес и отдал младенца Тэальхе. И Экнад не колебался, увидев подвеску на шее Сайи, не задавал лишних вопросов, не выглядел недовольным. Его не смущает, что игту спас ему жизнь, защитив от покушения со стороны другого неантальца. Его не волнует, что Сайя ради него кого-то убил, или что этот кто-то был его соплеменником. И дело не в том, что Экнад как-то по-особенному справедлив или благороден — достаточно увидеть, как он обращается с другим игту, тем, который его сопровождает. Сайя не имеет представления, на что похожа страна Экнада, этот неведомый Иркебэк, но игту там явно солдаты, а не командующие, слуги, а не господа. Что ж, думает Сайя, это улучшение по сравнению с Асадалем, где любой полукровка до недавнего времени был бы только трупом. Морской путь до Иркебэка неблизок. То, что у неантальцев есть корабли, способные его выдержать, уже поражает. Первые дни Сайя злился, потом впал в ступор. Проходит неделя, прежде чем он оправляется от своей раны достаточно, чтобы выйти на палубу. Когда он возвращается в каюту поздно ночью, Экнад ждёт его, затаившись, как хищник во тьме. Его глаза по-кошачьи сверкают, когда Сайя поднимает свечу повыше. Хорошо, что Сайя много читал и догадывается, чего от него могут хотеть. Пара лет в роли генерала тоже дала ему представление о нравах, царящих в казармах. Что ново, так это та лёгкость, с какой Экнад вертит его на узкой койке. Сайя привык полагаться на свою силу игту, хотя толком так и не овладел боевыми искусствами, — он не тот тип командира, какими были Тагон или Ынсом, и всегда больше полагался на стратегию и хитрость. Но тут у него нет физического преимущества: Экнад легко сдёргивает с него одежду, разворачивает, укладывает на живот поперёк постели. Выдыхает на ухо, вклинившись коленом меж бёдер: — Раздвинь шире. Ещё. Ещё, Икомахис. Икомахис. «Потерянный брат». Сайя кусает одеяло: Экнад позади по-звериному вылизывает его, возится между широко расставленных ног, игриво задевает носом мошонку — и впрямь как животное. Отстраняется, трёт пальцами и трётся членом, размазывая скользкую влагу. Вжимает внутрь головку и удерживает её там — неподвижно, прямо внутри самой чувствительной, самой узкой части его отверстия, заставляя Сайю извиваться от ощущений. Потом входит весь. Наслаждение обжигающее, выматывающее, и небо снаружи начинает светлеть, когда усталость наконец берёт над ними верх. Икомахис. Он сворачивается возле Экнада сонным клубком. Мать называла его Кымхой, имя Сайя он придумал себе сам ещё ребёнком. Но, пожалуй, боевой клич, с которым неантальцы пятьдесят лет назад смели с лица земли великое царство Ремус, а теперь собираются с ним на устах принести огонь в Асадаль, нравится ему больше.