Никто и никогда

Такие очки Мира хотел себе давно, так что победа радует его вдвойне. Ещё пару минут он вдохновенно позирует перед камерой, оппонирует Славе в диалоге для финала видео, собирает комплименты и зуботычины от окружающих, крутится в обновке перед зеркалом, пока не слышит насмешливый фырк за спиной. – Да охуенный, охуенный, – лыбится Илья. – Хватит прихорашиваться. – Мне кажется, или жёлтая оправа мне не очень? – уточняет Мира дотошливо. Пиздит как дышит: от цвета оправы он в восторге до поросячьего визга, чуть в обморок не упал, когда Слава открыл чехол – стоило оббегать пол-Европы бутиков и торговых центров, чтобы узнать, что хотел именно такие, и где только Маша нашла? Но повыебываться это святое, жалко только, что сейчас на веранде остался один Илья, который его игру выкупает на раз-два. – Тебе кажется, – отмахивается он и берёт в руки ракетку. – Требую реванш. Мира прислушивается к себе – колени ватные, руки как канаты, а в пояснице скопилось жаркое напряжение, почти переходящее в боль, – и с сожалением мотает головой. – Давай завтра. – Устал? – Т-типа того. Надо передохнуть, иначе с утра вообще не встану. – Тогда давай сразу после завтрака? – Окей, договорились. – Запомни сам и предупреди всех, что я занял и ебу тебя первый. – Я передам Маге. Кстати о птичках. Мира оглядывается, но дурная вихрастая башка в радиусе обзора так и не обнаруживается, и от этого внутри снова всё скручивает тревогой и разочарованием. Не то чтобы Мира рассчитывал на банальные сопливые поздравления и поцелуи на камеру (вообще-то да), но хотя бы досмотреть финал можно было, неужели совсем неинтересно? Но в итоге Мага сдристывает сразу, как объявляют его вылет, а технари снимают с него микрофон со всеми шнурами. Под тяжестью руки Дениса, заброшенной на плечо, и его же бронебойной харизмы – Мира не согласен с утверждением, но люди говорят – Мага растворяется в подступающих сумерках и не выходит на окрики команды. В итоге Мира выигрывает микротурик, в соло впитывает рофлы по типу “отомстил за парня”, терпит на себе чужие руки, пока с него снимают всю аппаратуру, и короткий разговор с Машей со стандартными “что понравилось и что было не так, я тебе дам, блядь, не понравилось ничего”. Улыбается ей устало, отчитывается по состоянию перед Диманом и оказывается наконец предоставлен самому себе. В руках выигранные очки, в мышцах усталость, в голове пустота. От прожекторов на все углы ложатся резаные тени, до которых не достаёт прозрачный сиреневый закат. Мира проходит их насквозь и словно вязнет в них, каждый шаг тяжелее предыдущего. Мысли, которые он так старательно гнал от себя весь день, нагоняют, и больше не на что отвлечься. Мира вспоминает, как Денис трогал Магу, пока сам Мира танцевал вокруг стола вместе с Ильёй; его руки обнимали Магу за плечи, прикасались к скулам, к волосам, к открытой шее – жадно и бесконечно, с этим ничего нельзя было поделать, потому что Мага улыбался и позволял. Мира старался не смотреть (и всё равно смотрел, пропуская атаки Ильи), дышал через раз и сглатывал так часто, что чуть не усосал собственное горло вовнутрь. Благослави господи Славу, который заметил стремительно надвигающуюся на неразлучную парочку твикс ауру жажды крови, и быстро перетащил Дениса поближе к себе. Дальше были какие-то комментарии и попытка в интервью – Мира не отвлекался, ему не было интересно. Это всё глупо до ужаса: Мира в Маге не сомневается, их связь проверена временем, переездом, скандалами, каминг-аутами и… да, всё тем же Денисом, который пришёл на замену и чуть не свел Миру с ума своими бесконечными поползновениями к Маге. Мира ругался, плакал, ставил ультиматумы, но ничего не мог поделать с тем, что с ними под одной крышей теперь живёт этот комок энергии и этот комок энергии облюбовал Магу и его руки. Со временем острая боль от постоянной ревности ушла, Мира свыкся, смирился, растворился в увещеваниях Маги и его надёжных руках, обещающих куда больше, чем слова. Даже научился дружить с Денисом (после того, как Мага, заикаясь и краснея, взял Миру за руку и прямо сказал Денису, что они, типа, встречаются и у них, вроде как, любовь). Всё было в порядке, и только временами Миру прорывало на дурные эмоции, не имеющие под собой никакого основания, кроме двусмысленных шуток Дениса и зашкаливающей тактильности Маги. – Ты идиот, – ругался Мага по вечерам, оттягивая его голову за пряди на затылке. Мира изгибался в пояснице и заводил руку за спину, терял опору в попытке цапнуть Магу за бедро, стонал и верил ему, особенно когда горячие губы врезались ожогом в выгнутую шею. Приходило утро, следующий день, следующая неделя. Мира упивался отношениями, пока снова не случалось что-то вроде… Дениса. Мага был не виноват, и даже Денис был не виноват, что у Миры в очередной раз сдавали нервы. Но можно же было не тусить рядом, не тереться там, в кустах, друг о друга, не сматываться вместе куда-то посреди съемок, не вести себя так откровенно по-пидорски у всех на виду. Мира крутит в руках несчастный очечник, который нихрена больше не радует. Мира нарочно чеканит шаги по холлу, чтобы плохо на ночь глядя было всем окружающим. Мира глядит на шесть не прочитанных сообщений в телеге. Мира в бешенстве. Поэтому в комнату Маги он натурально вламывается, толкая дверь до удара о стену. – Ну и какого хуя? – спрашивает он в воздух и заставляет себя не шипеть, но голос всё равно истекает ядом. Мире самому стыдно закатывать очередную истерику на одну и ту же тему, но прямо сейчас он не может взять себя в руки. Остаётся надеяться, что Мага не полезет в разговоры, а просто залепит пощёчину и поставит на колени, заставляя заткнуться; отлюбит так, что все дурные мысли выметет из головы. Но Мага выруливает из ванной, стегает по Мире горячечным смущенным взглядом и прячет глаза за чёлкой. Как красной тряпкой помахать перед носом у быка; Мира шумно втягивает воздух и уговаривает себя хотя бы не орать: все вокруг если не спят, то уже отдыхают, за полуночный концерт ему утром вставят по первое число. Но внутри всё вспыхивает от выброса кортизола, и остаётся только шумно дышать, чтобы не захлебнуться в себе. – Какого хуя что? – ни разу не помогает Мага. У него растерянные интонации, влажные волосы, пальцы сжимаются на поясе халата. Он выглядит так, словно сделал что-то не то, и, господи, Мира сейчас что-нибудь разобьёт. – Какого хуя ты съебался, – выцеживает он старательно. Мага, конечно, обещал, что готов быть с ним и в горе, и в радости, и в эпицентре истерик, но даже ему может однажды надоесть, Мира держится за эту мысль, как за единственное здравое в себе, что пережило этот вечер. – Так я же вылетел. – А я-то нет. – Ну а я чем помогу? Мне бы не разрешили щекотать Димана, чтобы тебе было легче играть. – То есть я, по-твоему, вообще никакой поддержки не заслужил? – Я знал, что ты и так выиграешь. – И решил свалить? – Ну да. Чтобы… подготовиться, вроде как, – последние слова Мага почти проглатывает и краснеет до того густо, что это заметно даже в тусклом свете прикроватного ночника. Мира теряется. Мира выдыхает весь воздух разом. Мира не умеет злиться, когда Мага такой: трогательный, растерянный, неловкий, как в первый год их знакомства, когда от попыток поцеловать в губы Мага жмурился смущённо и заходился пятнами по шее – она и сейчас вся алая, словно помеченная. Следом за выдохом приходит осознание: Мага в халате, а ведь Мага ненавидит халаты, потому что чувствует себя в них маленьким и по-женски уязвимым, с этим голыми ногами и расходящимися на груди отворотами. Мира откладывает чехол на тумбу, не сводя взгляда, тянется к Маге руками, но тот отшатывается в последний момент и словно сам пугается этого. – Я… – смотрит широко распахнутыми глазами, черными и звёздными, как небо. Мира не различает зрачок, а значит, он огромен, значит, Мага уже возбужден и… – Ты, – мягко подталкивает он интонацией и подходит ближе, – хотел подготовиться. И ты в халате. – Вроде того… – Подготовился? – Это ужасно звучит, – вымученно стонет Мага и отворачивается, но Мира ловит его за подбородок, поворачивает к себе, разглядывает полыхающее лицо в обрамлении влажных, пахнущих горячей водой волос. – Мага, – зовёт он, и в низу живота теплеет от того, как Мага реагирует на его зов: вздыхает, вздрагивает, трепещет ресницами. Мира вспоминает, как впервые увидел его без одежды и чуть не рехнулся от возбуждения. – Ты подготовился? – Да. – Для меня? – Да. – Сними халат, – просит он и первый тянется к узлу на поясе. Мага все-таки отворачивает лицо, когда пушистые белые полы расходятся в стороны, и Мира видит его целиком, влажного и готового: вставшие соски, поджатый живот, тяжело покачивающийся член с уже мокрой головкой и тугие яйца, гладко выбритые и блестящие. Грудная клетка вздрагивает нервным вдохом, стоит только провести раскрытыми ладонями по грудным мышцам. – Господи, Мага… – шепчет Мира и не узнаёт в этом кипяченом шелесте свой голос, задыхающийся от восторга. Нет, Мага и раньше оказывался снизу, не раз и не два, но каждый раз этому предшествовал долгий увещевательный разговор, что Мира его не бросит, не разлюбит и не станет думать о нём хуже, если Мага подставит ему свой зад. В первое время это ломало Мире мозг, пока психолог популярно не объяснила, что для Маги такой жест – куда более страшный, чем просто вступить в отношения с Мирой и впустить его в свою постель. Что для него это – против всех устоев и правил, и как ему страшно показаться неправильным, грязным и испорченным. Стоило это понять, как Мира осознал: у него больше нет пути назад. Не после того, как Мага, отводя смущённый взгляд, однажды протянул ему резинки, развернулся спиной и опустился в коленно-локтевую. Прогнулся, застонал испуганно, расслабился в ответ на торопливый шёпот Миры, вцепился в его пальцы своими. Дал понять, что ради Миры готов на всё, хоть это всё и стоит ему маленького внутреннего апокалипсиса. И вот – это. Распахнутый халат, закушенная губа, горячее, дрожащее тело. Мира сводит ладони на его взмокшей пояснице и забывает всё, что хотел сказать. Мага сдавленно, бесслышно стонет и неловко перетаптывается на месте. Его пальцы трогают плечи Миры нервной дробью. – Я подумал, что ты захочешь… – Я хочу, очень хочу. – И тебе понравится… – Мне нравится, ты пиздецки красивый. – Поэтому я… вот. – Ты самый лучший. Мой самый замечательный, – бормочет Мира и выпутывается из футболки, стягивает торопливо штаны вместе с бельём, стаптывает их ступнями. – Ты больше не злишься? – Нет. Я же думал, что… Неважно, что я думал, я ревнивый долбаеб. – Опять Ден? – Опять Ден. – Долбаеб. – И я говорю. – Выключи свет. – А можно не выключать? Давай… – Мира обрывается, наткнувшись на взгляд. Мага очень редко оставлял свет включённым, когда они занимались сексом, и никогда – если разрешал себя брать. Первое время Мира бесился, думая, что Маге так проще представлять на его месте каких-нибудь баб, но тот в ответ на это обвинение обиделся и неделю с Мирой не разговаривал, не позволяя ни прикоснуться к себе, ни объясниться. Мира взвыл, но урок выучил и больше тупыми подозрениями не страдал, но тема с включённым светом всё ещё оставалась открытой. Вот и сейчас Мага поджимает губы и смотрит исподлобья. Забирается пальцами в волосы на затылке, неловко и ласково – и ужасно нечестно, потому что Мира хотел бы оставаться в здравом уме, а не растекаться под его руками. – Может все-таки выключим? – Мага спрашивает, но не давит, и Мира прижимает его, обнажённого, к себе, вжимается носом в крепкую шею. – Давай оставим, – просит он и добавляет, предупреждая торопливый вдох: – Тебе страшно? – Нет, мне… – Стыдно? – Да. Я знаю, что это глупо пиздец, ты же сам бываешь снизу и вряд ли ты решишь, что я какая-нибудь там шалава, если увидишь меня с раздвинутыми ногами… – Мага, пиздец, что у тебя в голове? – Но вдруг ты все-таки решишь. Если увидишь своими глазами. – Нет, конечно нет, – обещает Мира и дышит, успокаиваясь. Мага честный и серьёзный, испуганный по-настоящему и такой же по-настоящему открытый сейчас, Мира не имеет никакого права делать ему больно своим нетерпением и похотью. – Я тебя люблю. И я буду тебя любить, что бы ты н-ни сделал, мне кажется. И никакой секс уж тем более это не исправит. – Я еблан? – Нет, ты замечательный. Ляг на спину. – Блядь, нет, не на спину… – Всё будет хорошо, Мага, доверься мне, пожалуйста. Всё будет хорошо. Мага каменеет в его объятьях ещё несколько секунд, но потом всё же укладывается скрытой халатом спиной на кровать. Держится взглядом за Миру, испуганно и отчаянно, но всё же послушно сгибает и разводит колени, стоит надавить на них ладонями. Жмурится, закусив губы до того, что видна только белая от напряжения резная кромка на верхней. Выкручивает одеяло в пальцах. Дышит дерганно. Мира смотрит на него, расхристанного, в распахнутом халате, с разведенными ногами и влажными блеском между ягодиц – и не верит, что заслужил всё это. Ведь сколько бы Мага ни орал во влогах о своей охуенности, ни играл бровями на камеру и не строил из себя прогрессивного пацана, которому похрен на любое постороннее мнение, внутри у него стены, и острые скалы, и воспитание, похожее на удар кнутом, и обычаи вместо собственных желаний. И когда он умудряется сломать всё это внутри себя и, зажмурившись, протянуть на раскрытой ладони измученное крошево, Мира просто не знает, что равноценное он может предложить взамен. Разве что шептать: – Ты бы видел себя со стороны, – улечься сверху и впитать нервический вздох всей грудью. – Ты такой красивый, такой охуенно горячий. Я иногда не понимаю, как вообще ты умудрился выбрать меня. Хотя бы обратить на меня внимание. – Заткнись. – Не могу, – улыбается Мира; расставленные ноги обнимают его за талию, а палец скользит между ними до нежных поджимающихся мышц и проваливается внутрь без сопротивления – Мага только выгибается, сводя лопатки. Жарко, мокро, глубоко, Мира хочет знать, как Мага смог сделать это с собой, но не уверен, что готов произнести этот вопрос вслух. – Господи, как ты… Ты невозможный, ты совершенно невозможный. Расскажешь об этом? – О чем? – хрипит Мага и обнимает ладонями лопатки, притягивая к себе, вынуждая Миру улечься сверху, накрыть его целиком, спрятать под собой. – О чем ты думал, когда растягивал себя. – Я… нет, не могу. – Пожалуйста, Мага. – Не могу, правда. – Представлял мои пальцы в себе? – Нет, я-а-ах!.. – Стонал? Мага, стонал? – Замолчи. – Так, чтобы все вокруг слышали, чем ты занимаешься, – пальцев четыре, уже глубоко, мышцы напрягаются, но Мага хорошо растянут и смазан, ему не больно – закатываются глаза, вибрируют стоны, Мира впитывает этот образ как в последний раз – только горячо и неловко до дрожи в плечах. Мира старается не думать о том, что именно видит и несёт. – Чтобы все знали, что ты готовишь себя. Для меня. – Какой у тебя грязный рот. – Тебе нравится мой грязный рот. – Мне нравится в тебе всё, – признается Мага и Мира вытаскивает из него пальцы и загоняет член: почти не сдвигаясь, приставляет головку между ягодиц, надавливает и оказывает внутри. Мага вскрикивает и жмурится, взволнованно цепляется за плечи Миры, выгибается в спине. На смеженных дрожащих веках вскипают слезы, Мира собирает их губами, трогает взмокший висок, ухо, скулу. – Тебе больно? – спрашивает голосом настолько сбитым, что приходится прочистить горло и переспросить: – Мага, тебе больно? Вместо ответа Мага распахивает дурные, обожженные до глянцевой черноты глаза и сводит пальцы у Миры на шее. Шумно сглатывает и смаргивает новые слезинки к вискам. – Если ты меня когда-нибудь бросишь, я тебя убью. А потом себя. Запертое в хватку горло еле способно дышать, и стон застывает в нём, копится, вырастая до крика. Мира сбрасывает с себя чужие руки, впечатывается губами в раскрытые соленые губы и просто движется, расцветая рыдающими вздохами на каждом толчке. Ему не хватит слов на всех известных ему языках, чтобы объяснить, что бросить Магу у него не получится даже под угрозой скандала, пистолета или новой войны. Что он никогда не сможет отказаться от этой безысходной нежности, которой исходит его сердце рядом с Магой, от этой ревности, страсти, тоски и покоя. От этой безусловной любви. Зато у него есть целая жизнь, чтобы Магу в этом убедить. Губами по коже, шёпотом на ухо, сердцем, бьющимся в чужую грудь, и пальцами, трогающими как будто под кожей – так ярко Мага отзывается на их скольжение по своим бёдрам. Кричит, бьётся, выгибается в оргазме с распахнутым ртом, пачкает Мире живот и пальцы. И тихо-тихо вздрагивает, когда Мира выдыхает ему на ухо, не способный держать это в себе: – Никогда не брошу. Я тебя – никогда. П-просто не смогу без тебя жить. Впитывает дрожь Миры бёдрами, обнимает за спину, выдыхает и наконец-то улыбается. Спокойно и счастливо. И в глазах у него столько света, что Мира радуется выигранным солнцезащитным очкам: можно придумать, как заставить Магу носить их на людях. Чтобы никто, кроме Миры, не увидел этот свет. Никто и никогда.