Полуфинальное очарование

Верочка от колдовки взгляд отвести не может, радуется, как дитя малое, когда Марат ту к ней направляет для дачи ответа. В попытке быть ближе несмело пальцами ладонь ее обхватывает, в томный шепот на ухо вслушиваясь. «Ошиблась, ошиблась», - стучит в висках у Сотниковой. Но колдовка от попытки помочь отказывается, стальным голосом ответ свой Марату озвучивая и грозный взгляд в сторону Сотниковой кидая. *********** Съемочный день подходит к концу, всех людей их помещения домой утаскивая через сумрак улиц. Изосимова стоит в гримерке, на туалетный столик руками опираясь да голову у зеркала склоняя, - день явно тяжелым вышел. Просчиталась. «Ошиблась, ошиблась», - отбойным молотком в голове слышится, голос Сотниковой сохраняя. Да, слышала мысли ее, да, ошиблась, да, унизительно, но чему быть, того не миновать. Тишину и пребывание в своих собственных мыслях перебивает нервный стук в дверь, от которого, кажется, хочется и вовсе рассыпаться. - Войдите. – собрав всю волю в кулак и откинув выпавшие из пучка пряди назад, произносит колдовка, всем корпусом к двери поворачиваясь. - Ангелина, простите, я вам, наверное, помешала? – несмело проходя внутрь небольшой комнатки, чуть слышно проговаривает Сотникова. Изосимова, конечно, взглядом ее окидывает, оценивает словно, но голову слегка в немом кивке склоняет, войти приглашает. - Заходите, Верочка, коль пришли. Вы поиздеваться или посочувствовать? – надевая маску безразличия, с легкой усмешкой на устах проговаривает Изосимова. Незаметно для самой себя начинает пальцы заламывать да губы покусывать. День выдался настолько нервным, что сейчас присутствие любого человека вызывало долю дискомфорта, нужна была тишина, разрядка, нужны были силы. Не для испытаний. Для жизни. - Ангелина, я же как лучше хотела, извините, конечно, если вас задело мое решение. – Сотникова мнется, зря, думает, разговор затеяла, но старается ближе подойти, каждым движением будто почву прощупывает. Осторожничает, лиса, а перед камерами совсем другой образ видится. - Себя сначала спаси, меня спасать не стоит. Не гоже на всю страну пытаться вывезти меня, я падать умею, голуба моя. – Ангелине разговор трудно дается, хочется, право, либо расплакаться, либо выйти в лес густющий да прокричаться зверем. А лучше домой поскорее вернуться, упасть в кровать, о насущном поразмышлять за неимением других мыслей, заварить чай, для которого каждая травинка собственноручно собрана была, да закутаться в аромат его чарующий, все мысли противные отгоняя. - А если я себя спасать и не собираюсь? - Сотникова, верно, отвагу всю свою собирает в вопросе этом, с ноги на ногу переминаясь. - Верочка, радость моя, вы так в этом юны и максималистичны. Успокойте свои эмоции, если вы извиниться хотели иль вас состояние мое тревожит, то и не за что, будьте покойны. Или у вас приключилось что, раз вы ко мне напрямую пожаловали? - А вы правда считаете, что любая любовь – приворот? – как-то слишком резко решила поменять русло диалога Сотникова, стараясь зацепиться за любое взаимодействие с Ангелиной. - В выпуск, наверняка все так и нарежут, Верочка, но мысль моя несколько иначе строилась. А вы, верно, влюблены, если сейчас спрашиваете о подобном? - Изосимова изо всех сил старалась удержать нить этого диалога, но усталость от совсем недавно пройденных испытаний о себе знать давала, барабаня по голове неровной дробью. - Если любовь – приворот, то я сама себя приворожила. - Ох, Вера, Вера, неужели вас так захлестнуло это чувство праведное, что вы кричать об этом готовы? Я, право, ценю ваше ко мне отношение, и поддержка ваша, несомненно, приятна безумно, но, Верочка, прошу, не стройте себе замков, я не такая, какой кажусь вам, да и вы – тоже. Вы, Верочка, эмоциональная очень, и в эмоции свои – с головой окунаетесь, барахтаетесь, топитесь, а после – лишь смотрите . А я – понимаю все. - Но… - Сотникова, кажется, не такого поворота в данном диалоге ожидала, и, если честно, даже не знала, что ответить на подобное следует. - Даже сейчас пришли ко мне, с какой – целью? С какими ожиданиями, Верочка? Действуйте! - ухмыляясь, Ангелина скрестила руки на груди, вызов Сотноковой бросая. Сотникова стояла, боясь упасть на колени перед такой Изосимовой, неожиданно какое-то липкое чувство, сродни стыду, начало окутывать ее тело. Действительно, зачем шла? Чего ожидала от той, что взглядом своим убить может? Изосимова, подойдя практически вплотную, острым коготком своим по щеке проводит, линию скулы очерчивая, принюхивается. - А от вас, Верочка, сейчас знаете, чем пахнет? Желанием. Таким тягучим, вязким желанием. Пошлостью, Верочка, похотью. – Ангелина обходит Сотникову, руки за спиной на плечи той кладет, слегка надавливая, носом по шее проходится, на что Вера выдыхает шумно, громче, чем хотелось бы. – Еще страхом пахнет, чего боитесь, Верочка? Что я выгоню вас сейчас же? Или , может, так сделаю? – Ангелина переносит свою руку с плеча, устраивая ее на животе Сотниковой, ногтями слегка в кожу впиваясь, к себе притягивая. – Какая же вы, Верочка, отзывчивая, помочь всем хотите, магия ей белая импонирует, хорошая вся такая, а потом ко мне в гримерку бежите со своими мыслями влажными. А я вот стою позади вас, ну же, поцелуйте, раз хотите, разум ваш так и кричит об этом, иначе я запах ваш не выдержу боле. Целуйте или прочь уходите. Сотникова лишь голову назад откидывает, глаза прикрывая. - Не играйся со мной, Ангелина, прошу. Изосимова одним движением резким Сотникову к себе разворачивает да за подбородок хватается, голову той выше поднимая. - Помните, Верочка, я говорила вам, что все грехи людские в глазах да на лбу написаны? Ваш сейчас прямо-таки пестрит, и везде имя мое фигурирует. Изосимова за подбородок держит, хищным взглядом Веру осматривая, а та – мечется, не знает, куда глаза свои лисьи деть, боится, конечно, боится. Ангелина почем зря времени терять не любит, да и расписано оно у нее все – по минутам, а тут в ее бешеный график Сотникова врывается, все планы напропалую сбивая. Колдовка Сотникову к себе ближе за талию тянет, до боли бок сжимая. Целует она напористо, долго и влажно, пока Сотникова все мысли в кулак собрать пытается да ответить Ангелине хоть как-то. Верочка губами несмело двигает, будто спугнуть боится, колдовка же со всей страстью в этот поцелуй вкладывается, кусается, темп меняет, углубляет и языком своим юрким по зубам проходится. У Сотниковой, право, голова кругом идет от такой Изосимовой да ноги не держат совсем, благо колдовка руками своими сильными за талию придерживает, не дает на колени перед ней пасть. - А вы неплохо, Верочка, целуетесь, совсем не плохо. Но, смею предположить, практикуетесь мало совсем, да с отбросами всякими. Я бы, конечно, радость моя, продолжила, но дела не ждут, да и вы отнюдь не смелы сегодня. Дел у колдовки много, да и час поздний. – проговорила Изосимова, с трудом отстраняясь от губ Веры. Едва Сотникова успела опомниться, как от колдовки в помещении остался лишь легкий флер из трав природных да слабый запах свечи. Обернувшись к столу, стоявшему возле нее, Вера заметила аккуратно сложенный листок. Развернув его, Сотникову встретила лишь одна строка широкого беглого почерка: «Позвони, когда станет тревожно». И, конечно же, тревожно Сотниковой станет уже через пару часов