***
База огромна. Слишком много стен. И углов. И окон. Барнс передвигается по комплексу короткими перебежками. Напряжённо застывает, когда Стив дотрагивается до его плеча. После суда ему выдали протез. Стандартный, без суперчувствительных микросхем или оружия, спрятанного внутри. Барнса устраивает. Он не желает причинить кому-нибудь боль. Стив — единственный, кто осмеливается к нему прикасаться. Остальные смотрят с опаской. Будто он пружина, готовая распрямиться в самый неожиданный момент. Или бомба без часового механизма, и невозможно предсказать, когда и с какой силой рванёт. Барнс не удивлён. Он и чувствует себя соответствующе. Как самодельное взрывное устройство. Как корабль без руля и ветрил. Он с удивлением узнаёт: Таша Старк живёт на Базе. Правда, она настолько редко пересекается с остальными Мстителями, что трудно поверить: они действительно в одной команде. Таша подчёркнуто вежлива со Стивом, Сэмом и Натальей. Клинта и Ванду она игнорирует, что их безумно раздражает. Стив пытается поговорить об этом. Зря. Становится только хуже. Таша продолжает обходить Клинта и Ванду по широкой дуге и произносит нараспев, глядя куда-то поверх плеча Стива: — Роджерс, Хилл спрашивает, где твой отчёт по последней миссии. ООН не оценила размер компенсации за разрушение двух жилых домов. — Ты же помнишь, что те существа из параллельного измерения… — Стив осекается. Делает глубокий вдох. — Ты так нас и не простила, да? Таша переводит взгляд на его лицо. — Мы работаем вместе. Железная Леди здесь, не так ли? Возразить нечего. Стив, может, и хотел бы, но Наталья выразительно на него смотрит, и он отступает. На Барнса Таша также не обращает внимания, но ощущается это иначе: в её молчании нет скрытой агрессии, есть только нежелание вести какие-либо разговоры. Барнс последний раз говорил на суде. С психологом он переписывается, и переписка красноречием, увы, не отличается. Слова закончились, внутри гулко, как в ангаре, и он при всём желании не может выдавить из себя ни звука. …В ванной Таши Старк он оказывается не то чтобы случайно. Но намеренным проникновение в эту удивительно светлую комнату с бледно-голубым кафелем и ворохом пушистых полотенец, пахнущих лавандой, тоже не назовёшь. Что-то тянет его туда. Какое-то извращённое любопытство? Мазохизм? Что-то иное? Кто разберёт. Факт остаётся фактом: он сидит на полу, обняв колени руками, когда Таша заходит в ванную в потёртых джинсах и растянутой футболке, явно из мастерской — пальцы перепачканы чем-то чёрным, на щеке пепельный развод. — Барнс, твою мать! — рявкает она. — Ты планируешь довести меня до инфаркта?! Он качает головой. Минуту они изучают друг друга, воздух сгущается, практически вибрирует вокруг них, а затем Таша расслабляется усилием воли, открывает кран, намыливает руки. — Я получила твои извинения и благодарности, — как бы между делом сообщает она. После суда Барнс просит Лору Робертс передать мисс Старк письмо. «Вы же понимаете, что мисс Старк не обязана его читать и тем более отвечать вам?» Всё же Лора забирает у него конверт и прячет в сумку. Барнс не считает нужным уточнять, что он не рассчитывает на ответ. — И что, по-твоему, мне с этими извинениями делать? Если скажу «я тебя прощаю», тебе полегчает? Барнс пожимает плечами. Он написал письмо не для того, чтобы получить прощение. Отпущение грехов — не про Зимнего солдата. Просто так было правильно. — Убирайся, ладно? — Во взгляде Таши какая-то бесконечная усталость. Лучше бы она злилась. — Я не привыкла принимать душ при свидетелях. Барнс покорно поднимается с пола. (Он знает, что придёт сюда снова, и не представляет, что думать по этому поводу.)***
Стива беспокоит его молчание. Он устраивает психологу настоящий допрос, но доктор Сара Джексон — крепкий орешек. Её не пугают ни рост Стива, ни его настойчивость, а взгляд растерянного щенка на неё не действует в принципе. — Вам знакомо понятие «врачебная тайна»? Здоровье мистера Барнса — его личное дело. Если он захочет поделиться с вами информацией, он поделится. Хорошего дня. «Я не умираю, Стиви, — пишет Барнс. Для общения он использует планшет. Печатать удобнее, чем писать ручкой в блокноте. — И не схожу с ума. Я просто не говорю». Сара объяснила, что со связками у него всё в порядке. Молчание — психосоматическое. Избирательная немота. «Вы заговорите, когда будете готовы, мистер Барнс». «А если я никогда не буду готов?». «Вы куда-нибудь опаздываете?» «Нет». «Тогда дайте себе время». Стив хочет, чтобы Баки встал рядом с ним и боролся. За мир во всём мире, за справедливость для всех. Барнс… устал. Его руки пролили много крови. Он предпочёл бы создавать, а не разрушать. Но слов, чтобы донести эту мысль, по-прежнему нет. Они — как осколки, что царапают горло в тщетной попытке вырваться наружу. …Второй раз в ванной Таши Старк Барнс оказывается намеренно. Садится на пол, прислоняется спиной к стене, закрывает глаза. Тут тихо. Не капает вода, листва не бьётся в стекло, не спорят о пустяках Клинт и Сэм, не смотрит бесчисленные выпуски новостей Наталья, Ванда не перемещает предметы телекинезом, Стив не уговаривает произнести хоть одну короткую фразу. — Опять ты. — На Таше деловой костюм, короткие каштановые волосы аккуратно уложены, на губах алая помада, ресницы угольно-чёрные. Она достаёт из шкафчика какой-то флакон — средство для снятия макияжа – и ватные диски. — На Базе полно укромных уголков. Ванная — неподходящее помещение для рефлексии, металлическая снежинка. Рукав пиджака задирается. Барнс не может отвести глаз от изящного красно-золотого браслета, обхватывающего запястье. — Моя последняя разработка. — Таша улыбается, торжествующе и немного зло. — Часы, электрошокер, маяк для брони. Коммуникатор. Пятница, поздоровайся с незваным гостем. — Добрый вечер, мистер Барнс. — Подсказка: в спальнях нет камер. Почему бы тебе не предаться размышлениям о бренности жизни в своей комнате? Барнс не двигается. Таша продолжает смывать макияж. А затем фыркает, будто что-то её развеселило: — Чёрт, полагаю, я пожалею об этом. Ведь если хочешь, чтобы птицы не наглели, не следует сыпать крошки на подоконник и подкармливать их… Хрен потом от них избавишься. Пятница, закажи пиццу. Две пиццы. Если метаболизм у нашего гостя такой же, как у Роджерса, одной на двоих нам не хватит. И не надо на меня таращиться, Барнс. Я хочу есть. И, в отличие от некоторых, у меня имеется представление об элементарной вежливости. В ванную Таша возвращается, переодевшись в пижамные штаны и толстовку с надписью «МТИ». В руках у неё две картонные коробки, сверху чудом удерживаются два стакана с холодным чаем. — Помог бы даме, джентльмен бруклинский. Пицца восхитительно горячая. На этом её достоинства исчерпываются. Но Барнс проголодался, да и оливковыми ветвями разбрасываться не стоит, особенно если такую ветвь — ладно, тоненькую веточку — предлагает Таша Старк. Когда он заявляется в её ванную в следующий раз, у стены лежит несколько одеял и подушек. — На полу сидеть холодно. Не хотелось бы, чтобы ты отморозил самое дорогое, Робокоп. (Барнс не знает, шутит она или говорит всерьёз, но, пока они едят сэндвичи с ветчиной, а Таша жалуется на совет директоров, это перестаёт иметь какое-либо значение.)***
Обычно он засыпает под радио. Точнее, под подобранный Пятницей плейлист. Но сна ни в одном глазу, и Фрэнк Синатра не помогает. Барнс честно мается до четырёх утра, а потом сдаётся и выскальзывает из комнаты. Коридоры пусты в этот час. Стив отправится на пробежку через пятьдесят минут, Клинт, Сэм и Ванда крепко спят, Наталья дремлет в кресле в общей комнате, пока Рик обещает Луи: «Это начало прекрасной дружбы». Барнс пробирается в ванную Таши незамеченным. Во всяком случае, Пятница его не выдаёт. Он закутывается в одеяло и отключается, уткнувшись носом в подушку. Та ещё слабо пахнет духами Таши — чем-то лёгким и чуточку пряным. — У меня болит спина при одном взгляде на тебя, металлическая снежинка. Барнс резко открывает глаза. Таша стоит рядом: длинная футболка с изображением угрюмого кота, босые ноги и красно-золотой браслет на руке. Похоже, она его не снимает. «Разумная предосторожность», — думает Барнс. — Подожди минутку. — Таша задумчиво хмурится, потом выходит из ванной, беззлобно бурча под нос: — Мёдом тебе тут намазано, что ли? Две с половиной минуты спустя — нет, Барнс не засекал, но в своё время Ревущие коммандос шутили, что у него в мозг встроен хронометр, — она вручает ему мужскую пижаму, белую с синими самолётиками, и нераспечатанную зубную щётку: — Жду тебя в кровати. И нет, это не намёк. Барнс послушно переодевается и чистит зубы. В спальне Таши горит ночник. Неяркий рассеянный свет не прогоняет тьму, но смягчает её, и она не кажется такой уж враждебной. Таша откидывает край одеяла: — Меня раньше десяти не будить, подушку и прочее не воровать, а если ты храпишь, я тебя придушу и не посмотрю, что ты суперсолдат. È chiaro, tesoro? Вот и славно. Барнс осторожно пристраивается на выделенную ему половину кровати. Последняя мысль, прежде чем он проваливается в сон как в бездонный колодец: «Откуда у Таши мужская пижама?» Когда он просыпается, комнату заливает солнечный свет, а одеяло принадлежит ему одному. Таша либо в мастерской, либо в «Старк Индастриз», либо в клинике у полковника Роудса. Стив на кухне, наливает в стакан лимонад. — Ты пропустил пробежку, Бак, — говорит он. Барнс делает неопределённый жест, который можно трактовать и как «отстань», и как «бессонница — зло». Стив хмыкает. — Встретимся в спортзале позже? Барнс отзеркаливает ухмылку «я надеру тебе задницу на тренировке». В ней мало искренности, однако искусством отражения он овладел в совершенстве, так что Стив ничего не замечает. Барнс сооружает себе гигантский сэндвич — ржаной хлеб, курица, салат, помидоры, сыр и клюквенный соус, наливает кофе в огромную кружку, открывает на планшете второй том «Властелина колец» и забывает об окружающем мире на несколько часов. Таша врывается на кухню ураганом и устремляется к кофеварке с видом «вижу цель — не вижу препятствий». Кофе стопроцентно обжигает нёбо и язык, но Железная Леди — крутая девчонка. А крутые девчонки пьют огненную лаву на завтрак, обед и ужин и даже не морщатся. — Как полковник Роудс? О, Сэм тоже здесь. Наверное, его очередь готовить перекус для команды. Таша оборачивается. Видимо, рассудив, что в вопросе нет подвоха, она вполне дружелюбно отвечает: — Как всегда, заставляет докторов плакать. Экзоскелет — чудесная штука. Тем не менее, физиотерапию никто не отменял. Сэм опускает голову. Пауза затягивается. Таша вздыхает. — Уилсон. С меня хватило Вижена, который из чувства вины решил заделаться чёртовым паломником. Дурной пример заразителен. Никто не виноват, это был несчастный случай. Драки в аэропорту вообще не должно было быть! Кстати, Роуди передаёт тебе привет. Сэм криво улыбается. Таша наливает себе вторую порцию кофе и бредёт к выходу. Барнс давно понял, что вспоминать аэропорт в Лейпциге или бункер в Сибири для неё невыносимо. Проще притвориться, что ничего не было, а что команда Мстителей сейчас представляет собой нечто непонятное, наспех склеенное изолентой, так это пустяки. Дело житейское. Хочется догнать её, заглянуть в глаза. Беда в том, что сочувствие в целом и — конкретно — в исполнении бывшего Зимнего солдата Джеймса Барнса нужно ей меньше всего. (Ночью он опять приходит к Таше в спальню. На кровати — две подушки и два одеяла. Но утром они просыпаются практически в обнимку: Барнс свернулся вокруг Таши как огромная змея. Она никак это не комментирует и следующей ночью сама прижимается спиной к его груди.)***
Таша начинает учить язык жестов — Барнс находит учебники на тумбочке в спальне, на диване в общей гостиной, в шкафчике на кухне рядом с банкой арабики и на полу в ванной. Доктор Джексон уже несколько раз интересовалась, задумывался ли он о жестах, как о способе коммуникации. Таша ничего от него не требует. Не дублирует жестами слова, хотя привычка размахивать руками у неё есть, особенно когда речь заходит о Джастине Хаммере и прочих «изобретателях-шарлатанах». И ни о чём не спрашивает. Лишь замечает, когда они едят китайскую лапшу в гнезде из одеял и подушек в ванной: — У тебя какая-то нездоровая фиксация на кафеле. Барнс дёргает плечом. Доктор Джексон как-то сказала, что любой человек нуждается в месте, где он чувствует себя в полной безопасности. Парадокс. Загадочный выверт подсознания. В комнатах Гидры, предназначенных для экспериментов над пленниками или для обнуления Зимнего солдата, стены и пол были выложены кафелем — с него легче отмывается кровь. Ванная Таши не пробуждает негативных ассоциаций. Для Барнса она — самое безопасное место на Базе. И кто он такой, чтобы спорить с собственным подсознанием? Таша взмахивает палочками, словно дирижирует невидимым оркестром: — Готов выйти из зоны комфорта, металлическая снежинка? Эй, я не имею в виду ничего экстремального. Потусим немного у меня в мастерской. Голограммы не кусаются, клянусь Эйнштейном! Мастерская завораживает, другого слова не подобрать. Всюду летают голографические экраны, из стола вырастают проекции, до того реальные, что не верится — это обыкновенные изображения в 3D, пусть и очень подробные. Всё же главное волшебство — сама Таша. Барнс падает на продавленный диван и наблюдает, как она одним движением пальцев заставляет проекции меняться, а через минуту уже собирает какую-то микросхему, подпевая Фредди Меркьюри. «Не останавливай меня сейчас». Барнс успевает подремать, поиграть с ботом по имени Дубина в «принеси разводной ключ» и увидеть, как проекция превращается в мячик-разведчик с полупрозрачными крылышками, когда Таша заявляет: — Миссию «вымани Тень отца Гамлета из ванной» можно считать успешной. Как насчёт того, чтобы съездить в город? Знаешь, мне захотелось настоящей еды. Я знаю один милый итальянский ресторанчик. Насчёт сопровождения не беспокойся. С Мстителями тебя отпустят куда угодно, а Железная Леди пока ещё Мститель, поэтому проблем не будет. Возражения есть? Возражений нет, и они едут в ресторан на машине Таши, ярко-красной «Ауди». Таша опускает стекло, ветер треплет её волосы, и она вжимает педаль газа до упора. Удивительно, что их не останавливает полиция. Скорее всего, штраф придёт по электронной почте — на дорогах всюду камеры, а спидометр явно зашкаливает. Ресторанчик будто сошёл со страниц старой книги: деревянные панели, флорентийские пейзажи, плетёные кресла. — Таша, bambina! Я уж думала, ты совсем про нас забыла. — Прости, София! — Таша обнимает полную женщину с тёмными волосами и карими глазами, целует в морщинистую щёку. — Это мой друг, мистер Барнс. Он не очень разговорчив. — Принести вам меню? — Давай не будем пугать мистера Барнса разнообразием блюд. Начнём с чего-нибудь традиционного. Например, неаполитанской пиццы. Барнс, ты как? Он кивает, и София дарит ему тёплую улыбку. Таша выбирает столик в углу, откуда открывается обзор на весь зал. Барнс ощущает, как напряжение потихоньку его отпускает. Они в безопасности. Никто не выскочит из полумрака с ножом или автоматом в руках. Коды не действуют. Туман не заволочёт сознание, чужой голос не заставит убивать. — Я знаю Софию почти двадцать лет, — говорит Таша. — Её муж Джованни повар от бога. Она не преувеличивает. От пиццы невозможно оторваться. То, что она горячая, только-только из печи, не останавливает. Таша смеётся и заказывает ещё две — с собой. На десерт им приносят сицилийские вафельные трубочки. Барнс влюблён и не стесняется этого. — Вас оставить наедине? Таша сама отдаёт трубочкам должное, так что кто бы говорил. Барнс беззвучно фыркает. Глаза Таши сияют. На обратном пути спидометр так же зашкаливает. Барнс надеется, что Таша отделается вторым штрафом и права у неё не отберут. В голову приходит глупый вопрос: нужны ли права для того, чтобы управлять бронёй Железной Леди? Пожалуй, стоит выучить язык жестов, чтобы об этом спросить. — Бак, куда ты пропал? Мы волновались. Стив встречает их чуть ли не на пороге Базы. Барнс крепче прижимает к себе коробки с пиццей, Таша замирает. Появившаяся рядом со Стивом Наталья мгновенно оценивает ситуацию, верно истолковав то, что Барнс становится между ними и Ташей, откровенно загораживая её. Защищая. — Уверена, Пятница была в курсе, — миролюбиво произносит Наталья. — Согласно протоколу. Пахнет вкусно. Поделишься, Барнс? Таша пользуется моментом и скрывается в лифте. Барс не винит её. Он знает: его ждёт неприятный разговор — Стив и Сэм много раз звали его в город, поесть в кафе, посмотреть матч или фильм, но он неизменно отказывался, предпочитая маячить мрачной тенью в общей гостиной. (Барнс скалит зубы в совсем недружелюбной ухмылке и думает об одеяле на двоих в спальне Таши и учебниках по жестовому языку.)***
Каждый язык требует поистине безграничного терпения и множества затраченных усилий. Технологию, чтобы записывать новые языки непосредственно в мозг, пока не придумали. Барнс это понимает. Где-то в глубине души. Но иногда хочется со всей дури швырнуть книгу в стену или запустить в экран чем-нибудь тяжёлым — и неважно, что последнее неосуществимо технически, потому что в мастерской Таши все экраны голографические. Таша с утра уносится вихрем в «Старк Индастриз», одним глотком выпив обжигающий кофе и откусив кусочек от тоста, который вообще-то Барнс сделал для себя: — Пеппер позавчера прислала проект соглашения с китайцами, а я про него забыла, представляешь? Если я не прочитаю его до заседания Совета, она меня убьёт и будет права. Хорошо, что я владею навыком скорочтения. Не скучай, металлическая снежинка! Прозвище слышит зашедшая на кухню Наталья и едва заметно вздрагивает, с тоской глядя ей вслед. Барнс вспоминает: Таша даёт прозвища всем, но после использует их только с теми, кто ей по-настоящему дорог. Полковник Роудс — почти тёзка Барнса, но Таша никогда не зовёт его Джеймсом, он — утконос, медвежонок и Роуди. Клинт был Леголасом, Стив — Капитаном Сосулькой и антарктическим эскимо, Наталья — Натали и мисс Рашман, в честь выбранного ей псевдонима, когда она устроилась в компанию Таши по заданию директора ЩИТа. Сейчас Наталья и Стив — Романова и Роджерс, без исключений. К Клинту и Ванде Таша никак не обращается, а Сэм заслужить прозвище не успел. Наверное, Барнсу следует гордиться, что он получил целых три: Робокоп, бруклинский джентльмен и самое любимое — металлическая снежинка. Он торопливо проглатывает остатки тоста и спускается в мастерскую Таши. Двери гостеприимно распахиваются перед ним, каждый раз вызывая изумлённую благодарность. Вспыхивают голографические экраны. Он повторяет жесты за преподавателем на записи. Пальцы не слушаются, гнутся не так, как надо, «живут собственной жизнью» по выражению Таши, но, в конце концов, всё зависит от количества повторений, верно? Внезапно экраны с уроком гаснут, рассыпаются голубоватыми искрами, и перед Барнсом возникает трёхмерное изображение центра Нью-Йорка. С неба дождём сыплются мини-роботы, в которых он без труда опознаёт думботов — созданий Виктора фон Дума, самопровозглашённого диктатора небольшой страны, затерянной где-то в Карпатах, и гениального учёного. Барнс сильно сомневается в его гениальности — он видел настоящего гения за работой, спасибо большое, — но самомнением этого парня точно не обделили. Фигурка в ало-золотой броне мечется между ботами, на лету сбивая их из репульсоров. Они взрываются микросверхновыми, не долетая до земли. Мстители не отстают: Стив сбивает их щитом, Ванда выключает их магией, Наташа и Клинт расправляются с маленькими негодниками с помощью электрошокера и бьющих током стрел. Сэм помогает полиции уводить людей с линии огня. Барнс сжимает пальцы в кулак. На первый взгляд все действуют слаженно, но он видит: если бы Стив, Клинт и Наташа хотя бы задумались о том, чтобы просто прикрывать Ташу и Ванду, а Ванда скоординировала свои атаки с атаками Таши, они бы расправились с думботами намного быстрее и обошлись бы без разрушения общественной собственности. За восстановление которой придётся платить Таше — формально этим занимается фонд Марии Старк, но он принадлежит ей. Лично ей, не «Старк Индастриз». Может, Железная Леди и миллионерша, но с дурной манерой Мстителей красиво обрушить какое-нибудь здание денег на них не напасёшься. Барнс дожидается момента, когда повержен последний думбот, и выходит из мастерской. (Ноги сами несут его в ванную Таши. Он застывает мраморным изваянием, опирается плечом о косяк. Кончики пальцев покалывает как от разряда, и минуты тянутся медленно, словно он вновь в зале суда, и судьи вот-вот огласят окончательный приговор, обжалованию не подлежащий.)***
— Металлическая снежинка? — Таша сбрасывает мятый пиджак, небрежно роняет его на пол. Под глазом у неё расцветает синяк, ещё несколько украшают предплечье. — Пеппер однозначно меня убьёт. Эти боты, дьявол их раздери, очень неудачно подгадали момент и напали во время телемоста с китайцами. А мы ведь почти с ними договорились! Надеюсь, господин Шэн всё-таки подпишет соглашение со «Старк Индастриз»: я слишком молода, чтобы умереть от удара туфелькой от Гуччи. Но знаешь, о чём я думала, пока надирала мелким тварям задницу? Я бы всё отдала за поддоспешник, который убирается в кость. Влезать в броню в деловом костюме — то ещё удовольствие. Хотя… Есть у меня одна идея… наниты! Кости лучше не трогать, они хрупкие. Наниты решат все пробле… Барнс хватает её за руки, прижимает к стене. Её запястья не в стальной хватке: она может освободиться в любую секунду, достаточно одного движения. Он ни за что на свете не причинит ей вред, просто… Просто не хочет её отпускать. Хочет удержать рядом, поймать намёк на улыбку, почувствовать, как бьётся сердце. Чтобы она смотрела на него, склонив голову набок, как на неизведанный механизм или ближайшее научное открытие. Чтобы продолжала не бояться, бросала ему вызов и понимала без слов всё, что он пытается сказать усмешкой в уголке рта или пожатием плеч. Его желания далеки от альтруизма. Что ж, он с радостью признает, что чёртов эгоист. Возможно, был им всегда. Зрачки Таши расширены, на шее мелко пульсирует жилка. Дыхание сбилось. Он знает: страх тут ни при чём. Время останавливается, выключается звук. У накатившего волной возбуждения интересный побочный эффект. Барнс касается губ Таши. Замирает на мгновение, а затем, не встретив сопротивления, углубляет поцелуй. Таша шевелит пальцами. Он тут же разжимает руки, готовится сделать шаг назад, чувствуя, как сердце проваливается куда-то в желудок, — неужели он всё испортил? — но она обхватывает его затылок ладонью и притягивает ближе к себе. Он обнимает её за талию, и они целуются так, будто через минуту одновременно случатся Всемирный потоп и ядерная катастрофа. Ему плевать, даже если сейчас на них свалится метеорит или вселенная схлопнется подобно цветку на закате и мир погрузится в вечную тьму. Есть только здесь и сейчас, все сожаления — завтра. Он замечает, что они больше не в ванной только тогда, когда под их телами пружинит матрас. Таша запускает пальцы ему под футболку, дотрагивается всюду, куда может дотянуться. Прикосновения обжигают, оставляют на коже невидимый, но ощутимый след. Он избавляет их обоих от ставшей лишней одежды. В голове легко и бездумно, внутри горячо, как в жерле вулкана, и Барнс не размышляет, что делать дальше, не рассуждает, чем заслужил этот нежданный подарок. Он пьёт еле слышные вздохи и стоны, как путник, испытывавший невыносимую жажду и наконец дорвавшийся до колодца с прозрачной чистой водой, и изо всех стил старается не торопиться. Получается плохо, но, кажется, Таша не возражает. После она рисует на его груди узоры, в которых смутно угадываются математические формулы, выдыхает с хрипотцой, чувственной и при этом невольной — у неё немного сел голос, и он подозревает, что если бы он говорил, то сам бы и вовсе охрип: — Снежинка. Fiocco di neve. Джеймс. И почему раньше собственное имя воспринималось им как слишком обычное, неприметное, распространённое до превращения в нечто нарицательное без каких-либо признаков индивидуальности? — Джеймс, — повторяет Таша, оценивая его реакцию. — Знаешь, мысленно я давно зову тебя так. Я ведь могу? Мне же можно? (Вместо ответа Барнс — Джеймс — целует её припухшие губы, передаёт молчаливое послание: «Ты мне нужна. А мне можно? Можно оставить тебя себе?»)***
Джеймс помнит про бой Железной Леди с думботами. Он отпечатался на сетчатке в мельчайших подробностях. Он прекрасно осознаёт: ему нескоро разрешат присоединиться к Мстителям официально. Он психически нестабилен — их с Ташей ванная, как и прежде, самое безопасное место, он нем и воевать ни с кем не желает. Ни со злодеями вроде Виктора фон Дума, ни с бюрократами из правительства США. Стив, если бы прочитал его мысли, был бы разочарован. Но Джеймс не верит ни во всеобщую справедливость, ни в возможность мира во всём мире. Он встал бы рядом с Железной Леди, чтобы прикрыть ей спину. И неважно, что Таша способна сама себя защитить. — Укладывать противника в симпатичные штабеля необязательно, — говорит она за утренним кофе. — Хорошие аналитики на вес золота. Если хочешь, напиши Йозефу Штайну, он посредник между Мстителями и ООН. Пятница, перешли Джеймсу контакты господина Штайна. — Уже пересылаю, мисс Старк. — Если дело в деньгах, они у тебя есть, ты в курсе? —продолжает Таша. — Компенсация от правительства за годы плена. Поэтому в следующий раз за пиццу и мороженое в ресторанчике Джованни и Софии платишь ты. А если серьёзно, у тебя есть время. И выбор. Если захочешь поступить в университет или колледж, я только за. Курсов в Интернете теперь больше, чем звёзд на небе, я не шучу. Подумай об этом на досуге, fiocco di neve, ладно? Джеймс сжимает её ладонь и возвращается к тостам. Наталья подстерегает его в общей гостиной. Он откладывает в сторону учебник по языку жестов и вопросительно приподнимает брови. — Я знаю, вы с Ташей вместе. — Наталья переходит прямо к делу. — После истории с Соглашениями она мне не доверяет. Считает перебежчицей и продажной тварью, но для меня она… Если ты навредишь ей, случайно или намеренно, тебя не спасёт опыт Зимнего солдата. Я понятно выражаюсь? Джеймс кивает. Наталья знает язык жестов, но пока ему не хватает лексики, чтобы объяснить ей: да, Таша сейчас ей не доверяет, но это исправимо. Понадобятся лишь терпение — море терпения — и время. …Таша выбирается из мастерской к ланчу. Джеймс пододвигает к ней тарелку. Садится рядом. Таша задумчиво жуёт сэндвич и пьёт какао из его кружки, забыв про свою собственную с кофе. Листает переданные Пеппер документы. «Я могу сегодня поехать с тобой?» — жестами спрашивает Джеймс. Пальцы двигаются медленно, но уверенно. Дело и правда в количестве повторений. — В «Старк Индастриз»? — уточняет Таша. Вслух, потому что у неё заняты руки. «Да». — Конечно, Джеймс. «Мне переодеться?» — Нет, ты отлично выглядишь. «Я только накину пиджак». — Тогда через пять минут в гараже. Джеймс ловит полные удивления взгляды Стива и Сэма. Ещё бы: это его первый «настоящий» разговор после суда. Переписка, при всех её достоинствах, как-то не тянет на полноправный диалог. Доктор Джексон будет гордиться его прогрессом. Но… Рано или поздно он должен будет заговорить. Джеймсу страшно. Более того, он заранее в ужасе. Они с Ташей привыкли понимать друг друга без слов. И никогда не обсуждали, какие отношения их связывают. Что он скажет, когда нарушит своеобразный обет? «Прости меня»? «Я тебя люблю»? «Не уходи, я не смогу без тебя»? (В гараже Таша целует его «на удачу» — на губах остаётся помадный вишнёвый привкус — и привычно разгоняется до почти ста десяти миль в час. Джеймс смотрит на её профиль и молится Богу, в милосердие которого так хочет верить.)