Сёстры Ки

Дети, а особенно маленькие девочки, любят играть в самодельные куклы, собирать ясными солнечными деньками цветы и плести из них венки, кормить рыбок в пруду и заплетать друг другу красивые причёски... а не перевязывать грязными потрёпанными тряпками стёртые в кровь стопы и мёрзнуть на улице холодными ночами. Дети не любят, когда их больно бьют плетью, ругают самыми последними словами и туго затягивают на их шеях узел толстой и грубой верёвки, чтобы они никуда не сбежали. Дети начинают плакать, когда их желудки требовательно и довольно болезненно просят пищи, а в горле пересыхает из-за недостатка воды. Но ещё хуже маленьким людям становится тогда, когда они видят мучения своих родителей, самых близких для них во всём их маленьком мире. Они не любят... взрослых, ведь именно взрослые обрекают их на страдания, но за что? За что им последовало такое жестокое наказание, если они ничего плохого не делали? Почему все эти дяденьки так сильно злятся?       Обессиленные и измождённые женщины самых разных возрастов сидели чётко в ряд друг за другом прямо на земле. Их насильно увели из родной страны в качестве дани и теперь ведут в соседнюю могущественную империю. Путь предстоял тяжёлый и неблизкий, не все были способны его выдержать. Возможно, кто-то из них встретит свою смерть по дороге, так и не достигнув точки назначения... в нынешней действительности, подобный исход означал лишь благо. Девушки изнывали от боли, потирая то стопы, то спины. Солдаты, которые собрали и теперь должны были доставить дань ко дворцу императора, беспощадно били плетями по спинам тех, кто хоть немного отставал и задерживал путь, будь то взрослая женщина или маленький пятилетний ребёнок: воинам было важно как можно быстрее добраться до императорского дворца. Так как остановки случались всего два или, если очень повезёт, три раза в день, девушки из бедных семей, не имея обуви, стёрли свои стопы почти до мяса. Даже тканевые перевязки уже не помогали. Кормили их крайне скудно и мало - рисовыми шариками, размером меньше ладони. О лекарствах, разумеется, никто из девушек даже думать не смел.       Среди невольниц были две сестры, совсем маленькие девочки: младшей было всего четыре года от роду, а старшей - пять. Они сидели рядом со взрослой женщиной, которая их обнимала со слезами на глазах - это была их мать. Старшая сестра смотрела пустым измождённым взглядом куда-то в пустоту, а младшая же глазами, полными ужаса, неотрывно смотрела на свою собственную кровь. С растрёпанными и грязными волосами девочек игрался прохладный ветер, пухлые розовые губки пересохли и потрескались, а в некоторых трещинках проступали капельки крови. Верёвка на шее ужасно стягивала горло и натирала до мазолей нежную девичью кожу. От этого адского изобретения, которым обычно привязывали скот, хотелось поскорее избавится, перерезать и выбросить куда-нибудь в реку, словно она могла превратить в скот и людей. Однако от крепко затянутого узла просто так нельзя было избавится, а особенно маленьким слабым девочкам.       Раздалась команда продолжить путь, и пешие рядовые солдаты стали грубо хватать девушек под локти и толкать вперёд. Несмотря на боль, никто не смел ослушаться воинов, поэтому немедленно поднялись с земли и пошли дальше. Одной из девочек стало слишком больно, поэтому она ухватилась за рукав матери в попытках удержать равновесие и женщина остановилась, придерживая дочь. Из-за этого верёвка натянулась и впереди идущие тоже были вынуждены остановиться. Один из наиболее статных и богато одетых воинов, кто ехал на коне, приблизился и со всего размаху ударил женщину плетью. В глазах у неё потемнело от боли и она упала, в очередной раз ударясь коленями и мелкие камни. Девочки, позабыв о собственных ранах, упали рядом с ней на колени и пытались помочь ей встать: — Мама! Мамочка, вставай!       Старшая сестра повернулась лицом к тому воину на коне и в слезах стала умолять: — Пожалуйста, не бейте её! Пожалуйста, не бейте её!       Однако мужчина не знал жалости, и тут же следующий удар пришёлся уже по спине этой девочки. Детский плач словно раззадоривал его, он бил их снова и снова, пока мать не спрятала дочерей за своей спиной. Она не могла позволить, чтобы её детей слишком сильно покалечили. Воин продолжал злиться, с каждым разом он прикладывал в свой удар больше и больше силы: — А ну вставай!!! — крикнул он.       На одежде женщины стали появляться красные полосы. Вдруг мужчину остановил требовательный голос, раздался стук копыт ещё одной лошади. Девушки подняли головы и увидели мальчика лет восьми.       Он явно происходил из высших сословий: ухоженные волосы, заколотые серебряной заколкой, очень светлый оттенок кожи, идеально белый ворот одежды, а сама одежда глубокого бордового оттенка с вышитыми серебряными узорами. Широкие рукава его одежды говорили о том, что он являлся господином очень высокого положения в обществе. Даже его конь носил дорогую и нарядную упряжь. Мальчик посмотрел на двух плачущих девочек и женщину, которых только что жестоко избили. — Мама! — Мама, ты цела?       Женщина взяла дочерей за руки и пересохшими губами произнесла: — Я цела... Мама здесь, с вами... — Скажите, почему они связаны?! — недовольно повысил голос мальчик. — Потому что иначе они все разбегутся! — ответил воин.       Мужчина не выглядел слишком уж суровым воином из- за его молодости и светлого оттенка кожи. Последнее говорило о том, что происходил он из аристократии и, если и участвовал в каких-либо битвах, то в очень немногих и непродолжительных. Скорее всего, это был его первый серьёзный поход, как настоящего солдата императорской армии. У него были длинные чёрные волосы, ухоженные, а пряди у лица он заплетал в косы. Одет он был в кожаную, увесистую военную форму, но не в броню, а на шее он носил подвеску с соколиным пером, украшенную крупными деревянными бусинами.       Мужчина смотрел на мальчишку с презрением и недовольством, как на неразумного ребёнка, и снова разозлился, когда тот потребовал: — Зачем же обращаться с ними, как со зверьём? Я приказываю вам освободить раненых! — Приказываете? Вы приказываете мне?!!       Слуга мальчика, что стоял рядом с ним, с ужасом посмотрел на своего господина и полушёпотом проговорил, призывая его не вести себя так: — Ваше Высочество...       В этот момент к ним приблизился третий всадник, пыл молодого воина мгновенно утих. Он строгим голосом спросил: — Что произошло? Почему стоим? — Да мне этот королёк из Корё велел освободить всех этих женщин. — ответил воин.       Третий всадник тоже был достаточно молод, но явно старше, чем первый мужчина. Кожа у него уже потемнела от солнечного света. Это объяснялосься тем, что воины зачастую сражались под палящим солнцем, а их кожа - это последнее, что их волновало среди боя, где в любую минуту можешь встретить смерть. Голос жёсткий и строгий, привыкший раздавать команды и приказывать. У него тоже были чёрные длинные волосы, но он их собирал в высокую причёску, никогда не давая прядям свободно болтаться. Причёску свою он украшал связкой соколинных перьев, которые не стояли, а висели на волосах. В левом ухе командир носил золотую серьгу, украшенную красной яшмой, а на шее - подвеску с янтарными бусинами. Военная форма мужчины была украшена лисьим мехом, а на широких плечах висела длинная накидка цвета запёкшейся крови. — Похоже, Вы забыли, кто здесь на самом деле главный. Я забуду об этом, но больше не задерживайте нас. — усмехнулся командир, глядя на мальчика. — Мы, потомки волков, не слишком терпеливы.       Мужчина приказал трогать и направил своего коня в самое начало процессии, и более молодой тоже последовал его примеру. Мальчик же молча смотрел на всех невольниц, которым не посчастливилось стать данью, на всех этих женщин, что ещё вчера, возможно, имели планы на жизнь и строили будущее, а сегодня вдруг стали хуже скота. Дольше всех задержал взгляд на двух маленьких девочках. — Что будет со всеми этими бедными женщинами? — спросил он у слуги. — Я слышал, что их продадут в публичные дома, сделают рабынями или просто убьют... — Что за скотство! Там ведь совсем дети... — проговорил мальчик и снова взглянул на девочек.       А они шли вместе с матерью, сильно хромая от боли. Остановиться не могли, а иначе их бы снова избили или ненавистная верёвка впилась бы в болящие мозоли и стало ещё хуже. Впереди и позади них шли девушки, которые чувствовали себя не лучше, тоже изнывали от боли. Боль стала их проводником, от родных мест и до самой столицы империи Юань.       Конец очередного дня сулил девушкам долгожданный отдых, хоть и не в самых удобных условиях. Ночью можно было расслабиться ненадолго и вдоволь наплакаться: главное, чтобы никто не услышал твои всхлипы. Можно было забыться, убежать от реальности в сон - туда, где нет страданий, где всё хорошо. Что снилось этим девушкам? Может быть, им снились беззаботные солнечные деньки, когда, кроме как о домашнем хозяйстве, переживать было не о чем? Или, возможно, эти сны были о бесконечном умиротворении в дождливую погоду, когда дождь напитывал плодородную почву живительной влагой и словно смывал все душевные тревоги? Может, им снились их любимые, когда те были рядом, делили с ними горе и радость, а теперь им никогда более не увидиться? Столько поломаных судеб и надежд... теперь находятся здесь, под замком в очень прочных деревянных клетках, словно маленькие птички с подрезанными перьями, которых вскоре отдадут на корм хищникам.       На полу было постелено сено,на нём сиделось удобнее и мягче, чем на голой земле. Где-то поблизости горели факелы, чтобы отпугивать диких животных. Маленькие сёстры думали: странно, почему же тогда злые воины до сих пор не испугались этого огня? Быть съеденными волками или шакалами казалось перспективой куда привлекательнее, чем идти неизвестно куда за дяденьками в военной форме. Верёвки с шеи сняли до утра, можно было вздохнуть спокойно и полной грудью, но сделать это всё равно не получалось из-за страха.       Уставшая женщина массировала ноги своим дочерям. На её коже уже начали появляться первые морщины, а на голове - первые седые волосы, хотя она была ещё молода! Тридцать два года от роду. Она лелеяла надежды дождаться возвращения мужа с военного похода, но увы, надежды умерли, когда к ним в дом ворвались солдаты Юань. Единственное, что напоминало ей о любимом - серебряное кольцо, подаренное им в день рождения первой дочери. Точно такое же носил и он, только оно было сделано уже в день рождения второй девочки. Она уже отчаялась увидится с ним ещё хоть один раз, но с ней остались их драгоценные дети, которых она поклялась любым способом спасти. Женщина с трепетной заботой массировала стопы девочек, стараясь не задевать ранки и мозоли. — Болят ножки? — Ничего. Мама, позволь мне. — проговорила старшая.      Она размотала широкую ленту со своего рукава и стала перевязывать ею ногу матери, чётко повторяя все действия, что запомнила, когда мать делала тоже самое и ей с сестрой. Младшая же молча встала на колени и пыталась массировать плечо мамы, вспоминая, как та делала тоже самое отцу, когда он поздними вечерами возвращался со службы домой. У обеих получалось скверно, неумелые и уставшие ручки не слушались, но они продолжали. Женщина крепко обняла дочерей, еле сдерживая слёзы: — Простите! Мама не смогла вас уберечь... Простите... — Мамочка, ты что, плачешь? Я сделала тебе больно? — спросила младшая девочка, тоже уронив кристальную слезу. — Не плачь.      В полной тишине никто не заметил чьё-то приближение. Словно бледная тень, человек бесшумно ступал шаг за шагом, всеми силами пытаясь не привлекать к себе внимание воинов. Нет, он их не боялся, потому что они не посмели бы его тронуть, однако их ужасно боялись все эти женщины. Он не мог допустить, чтобы они подняли шум раньше времени. Рядом с ним также бесшумно шёл слуга, покорно следуя за господином, но тоже сжимался от страха, из-за одной только мысли ослушаться воинов. Мальчик протянул слуге увесистую связку ключей, которую пятнадцать минут назад стащил у спящего стражника, строго приказал ему: — Открой. — П-принц... Прошу Вас... — Живо открой!       Слуга низко поклонился, взял связку и немедленно стал открывать все деревянные решётки по очереди.       Женщины увидели юного принца и не верили своим глазам. Его появление здесь, среди будущих рабынь, было таким противоестественным, что казалось совсем абсурдным. Он, чистый и ухоженный, богато одетый, без единой царапины, господин королевских кровей стоял посреди нищего и грязного безобразия, где царит лишь отчаяние, боль и обиды. Так ещё и осмелился ослушаться солдатов Юань – даровал им свободу. — Бегите. Это всё, чем я могу вам помочь. Простите. — проговорил мальчик.       Никто не верил своим ушам, а некоторые из невольниц даже решили, что у них начались галлюцинации. Почти все думали, что это сон, этого не могло происходить в действительности, но... почему они должны отказывать себе обрести счастье, пусть даже и во сне? Принц их страны дал им новую надежду, что теперь всё будет хорошо, что всё осталось позади, и они побежали на встречу к этому манящему свету, как мотыльки к огню. Никто из девушек, опьянённой этой надеждой, не хотел задумываться, что мотыльки, летящие к горячему и светлому пламени, непременно погибают в его адских объятиях. — Выходите и убегайте прочь. — звучал уже где-то позади голос принца.       Они бежали ночью по лесу, куда глаза глядят. Было неважно, куда бежать, главное ‐ от чего. Сухие ветки и камни больно впивались в и без того истерзанные стопы, женщины падали, но всё равно поднимались и продолжали бежать. Второго шанса на свободу им никто не дал бы, все это хорошо понимали. Игнорируя абсолютно всё, они бежали, не разбирая дороги, освещаемой лишь неполной луной.       Жена воина старалась держаться возле деревьев, прячась в их тени и если бы не маленькие дети вместе с ней, которые задерживали движение, она бы смогла раствориться в ночной тьме и уйти незамеченной. Девочки тоже бежали из-зо всех сил, но слабые тела не выдерживали такой нагрузки.       Далеко позади, в лагере солдат Юань, послышалась тревога. Воины в считанные минуты схватили арбалеты и седлали коней. Командир, которого грубо вырвали из сновидений тревогой, успел лишь накинуть на себя ховонтэй (Ховонтэй - элемент верхней одежды в традиционном монгольском костюме, сделанный из ваты) и взять оружие, прежде чем сесть на коня и помчаться в погоню. Смотря в спины убегающих невольниц, он чувствовал, как злость пробуждает из глубин его сущности инстинкт охотника, азарт, хотя он знал наверняка, что поймает добычу. С губ мужчины слетает жестокий приказ: — Убить всех беглянок! Никого не щадить! Убейте всех!       Рядовые солдаты синхронно прицелились,  как если бы это были не десяток человек, а один. Первый залп выстрелов унёс десять жизней сразу, бездыханные тела падали на землю с застывшими на лицах гримасами страха и ужаса. Выжившие продолжали бежать вперёд, не останавливаясь, ведь другого выбора не было. В любом случае они умрут, но хотя-бы как свободные люди, а не рабы, и смерть эта была достойной. Они упорно продолжали цепляться за эту иллюзию свободы, за жизнь, даже когда смерть дышала им в затылки, когда мурашки проходили по коже от осознания близости своей кончины. Однако ослабевшие и раненные женщины, очевидно, не ровня сильным вооружённым воинам, исход этой ночи уже был предрешён.       В этот день маленькие сёстры впервые увидели смерть. Она застала их так близко, буквально перед лицом. Они были слишком малы, чтобы осознать всю суть смерти, но одно им было понятно точно: это что-то жуткое, пугающее, пробирающее до самых костей, от чего надо уносить ноги как можно быстрее и дальше, не оглядываясь. Мама взяла младшую дочь на руки, так как она была легче, а старшую покрепче схватила за руку и ускорилась. Прижимая детей как можно ближе к себе, чтобы стрелы в них не попали, женщина уже перестала чувствовать боль во всём теле. Нужно было спасти их любой ценой, ведь они единственные, кто у неё был здесь и сейчас.       Некоторых девушек доставали лезвия мечей, в кого-то метали ножи. Везде, со всех сторон летали стрелы. Одна из них со свистом вонзилась под ребро женщины с детьми, она в последний момент успела дёрнуть дочь в сторону, принимая удар на себя. Эта рана, определённо, была серьёзной и заметно ослабила её, но не смертельной. Мать отпустила младшего ребёнка на землю, так как была уже не в состоянии его нести, и также покрепче ухватила её за руку. В глазах сестёр отразился дикий, животный ужас. Такие же стрелы, какая и сейчас попала в их мать, приносили только смерть, но в их детских головах не укладывалось, что мама может их покинуть. До сих пор их детский разум воспринимал всё происходящее как игру, жестокую и беспощадную, которая никому не нравилась и в которую никто не хотел играть, но просто игру, что рано или поздно обязательно закончится! Однако всё зашло слишком далеко. Нужно уходить немедленно!      Они пробежали ещё пару десятков метров и наткнулись на крутой склон, заросший кустами и небольшими деревьями. Только они успели подумать, что смогут спрятаться там, переждать, пока всё не закончится и воины не покинут это место, как их настиг командир отряда. На коне сделать это было легче, чем выследить зверя по свежим следам. Стрела из его арбалета наконец заставила упрямую женщину упасть на землю. Сёстры падают на колени рядом с ней, в отчаянии пытаются уговорить её встать на ноги. Младшая девочка громко заплакала, более не сумев держать слёзы в себе.       Стук копыт медленно приближающейся лошади остановился в паре метров от них. Девочки медленно подняли полные слёз глаза на человека, несущего смерть. Он внушал ужас, желание убежать и спрятаться. Его лицо и фигуру освещал лишь лунный свет: мощные широкие плечи, гордо расправленные в величественной и даже немного высокомерной осанке; широкие брови, сведённые к переносице; довольная, прадвкушающая ухмылка; беспощадный и кровожадный взгляд, от которого трясутся поджилки. В высоко собранных волосах, как и всегда, торчало соколинное перо. Ему нравилось, когда добыча загнана в угол, когда в её глазах плещется ужас от осознания скорой смерти. Командиру нравилось, когда его боялись, ему доставляло огромное наслаждение чувство своей безусловной победы. Мужчина с удовольствием улыбался, глядя в глаза девочек, демонстративно перезаряжая арбалет. Прицелившись, он направил стрелу в младшую сестру, так как она стала плакать ещё громче.       Старшая замерла. Почему-то она не смогла двинуться с места, словно тело окаменело. Она могла неотрывно смотреть только на командира: в его хищные глаза, жаждущие крови, как стрела из его оружия вот-вот убьёт её сестру. А младшая, в свою очередь, тоже смотрела прямо ему в глаза. Хотела отползти назад, увеличивая расстояние между ними, словно стрела не смогла бы тогда её достать, но вцепилась в рукав матери и оставалась на месте, не желая её отпускать. Горячие слёзы, холодный ночной ветер, кровоточащие стопы, головная боль и полное физическое и душевное опустошение слились в одно... А не были ли дети ещё слишком молоды для этого?       Послышался щелчок спускового крючка. Ну вот и всё, игра окончена. Они проиграли. Неужели это и было всё, что мама с папой называли жизнью? Боль, кровь и слёзы, отчаяние, страдания, страх и в итоге... смерть? Зачем же тогда нужно было жить? Они так и не поняли.       Внезапно щелчок заставляет мать девочек молниеносно отреагировать: сделать последний рывок, сгрести детей под себя и позволить третьей стреле пронзить своё тело. — Мама!       Под её весом они кубарем покатились вниз по крутому склону, где хотели спрятаться. Растительность тут же скрыла их от глаз воина. Мужчина явно расстроился, что его добыча ускользнула и умерла вот так, а не от его руки, но, разумеется, искать он их уже не стал. Решил, что мать уже покойница, а девочки либо ударятся о камни, пока катятся вниз, либо позже умрут от истощения, холода и голода. К тому же, начал моросить мелкий дождь, который обещал превратится в ливень, а у него осталось много недоделанной работы и появилось много проблем в связи с побегом невольниц. Он направил коня скакать в сторону доносившихся из леса женских криков, мгновенно забыв о том, кого только что обрёк на гибель.       Пока катились вниз по веткам, камням и земле, дети ушиблись коленями и локтями, поцарапали щёки и содрали кожу на ладонях, в попытках ухватится за что-нибудь. Даже потеряли сознание на несколько мгновений. Наконец, они достигли подножия склона и, казалось бы: они спаслись, их больше не преследуют. Однако девочкам уже не хотелось вставать, они хотели заснуть, а, проснувшись, понять, что всё это было лишь страшным сном. Не хотелось больше ничего чувствовать, абсолютно, и даже думать о чём-либо, ведь от этого становилось только хуже: мысли неумолимо возвращались к этому кашмару.       Дождь усиливался: капли били по поцарапанному лицу, затекали в глаза, мочили одежду, но им было уже всё равно. Если бы не едва слышный, охрипший голос матери, девочки так бы и не встали с земли. Старшая одним лишь чудом смогла приподняться и дотянуться до какой-то достаточно большой еловой ветки, опавшей на землю, чтобы закрыть лицо мамы от дождя. Она от отца точно знала, что ель - самое лучшее укрытие от дождя в лесу, ведь когда-то он рассказывал, как в военном походе прятался под елью от этой стихии. Девочки не смогли бы перенести мать под дерево, которое хоть и было совсем недалеко, поэтому старшая сделала то, на что хватило сил. Её маленькие ослабевшие ручки тряслись от холода: — Мамочка... прошу тебя, не умирай!       Младшая сестра так и не отпускала рукав женщины, просто попыталась привстать, чтобы видеть её лицо, но после первой же попытки всё тело отозвалось невыносимой болью, так что больше она их не предпринимала. Она могла лишь слышать, как её мама слабо и прерывисто дышит, и как с каждым разом эти паузы становятся всё длиннее. — Вы должны выжить, дочки... П-прошу... убегайте... если они вас пой..мают, то убьют... — проговорила женщина. — Мама, прошу, не оставляй нас... — сказала младшая дочь, прижимаясь к её руке. — Наш мир... так жесток.. к женщинам... вы должны ж-жить... п-прошу вас, Нян Ин, Нян Джин... — жена воина обратилась сначала к старшей девочке, а затем к младшей: — Заботьтесь... друг о друге в-всеми с-силами... вы.. родные с-сёстры, на всём свете н-нет никого, кто стал бы з-заботиться... о вас. — Нет, мама, у нас есть ты и папа!       Женщина дрожащими руками сняла с пальца серебряное кольцо, что хранила с рождения старшей дочери, протянула его Нян Ин: — Это... м-мне когда-то отдал ваш отец... он всё ещё жив.. его ф-фамилия Ки... найдите ч-человека.. по фамилии К-ки с таким же к-кольцом... найдите его...       Последние её слова Нян Ин прочитала по губам, потому что их было уже не слышно. То, что мама умерла, старшая поняла, когда младшая перестала слышать её дыхание и горько заплакала. — Мамочка!! Мама!! Нееееет!!!       Непонятно откуда, внезапно, появились силы кричать. Души рвались наружу, царапали рёбра и сердце изнутри. Стало совершенно всё равно на холод, на боль, на истощение, на то, что голос сорвётся... Это всё пустяки по сравнению с сердечными ранами, ори болели в сто крат сильнее. Горячие слёзы тут же смывали холодные капли дождя, так же стихия заглушала детский плач. Никто и никогда не узнает, что произошло этой ночью у подножья склона, даже лесным зверям было не дано видеть это. Лишь одни боги смотрели с неба, безпристрасстно слушая, как ломаются хрупкие, как хрусталь, детские невинные души.       Смотря на последствия своего поступка, кричала и душа маленького принца. Воины приволокли тела убитых невольниц обратно в лагерь, накрыв их соломой. Мальчик не ожидал, что его благое намерение сделает только хуже. Он опустился на колени перед убитыми, прямо на грязную и мокрую землю. Чувство долга и моральные принципы особы королевских кровей где-то дали сбой... но где? Что он сделал не так? Он ведь спасал своих подданных, потому что будущий правитель обязан нести ответственность перед своим народом... но в итоге стал причиной их гибели. Его почти с младенчества учили быть благородным, не преклоняться ни перед кем и ни перед чем, быть честным и добрым, но тогда почему его решение оказалось злым? Он пока что не мог уложить всё это в своей голове.       Мальчик сделал три поклона всем этим умершим женщинам. Мысли его рисовали страшную картинку, что под этой соломой лежат тела тех девочек с матерью. Представлять именно их истерзанные трупы было для него больнее всего, словно пытка. Слуга принца так же опустился на колени, сделал три поклона, а затем аккуратно одел на своего господина широкополую бамбуковую шляпу, чтобы спрятать его голову и лицо от проливного дождя. — Это моя вина... — начал Его Высочество: — Потому что я не смог... я не сумел защитить свой собственный народ!..       Подняв глаза, мальчик увидел грозное лицо своего дяди. Богатый, статный господин с бледной кожей и чёрными, как смоль, волосами, собранных в высокую причёску, подошёл к своему племяннику со слугой, что держал над его головой зонт и шестью вооружёнными охранниками. — Из-за неразумного отца погибнет его сын, а из-за неразумного правителя может умереть целый народ. Теперь у тебя нет права наследовать наш престол, ты слишком молод и неразумен. Сделай благо для Корё: отправляйся в империю Юань и погибни там, и больше никогда в жизни не возвращайся сюда. — ядовито проговорил мужчина.       Наблюдая, как мальчик тихо роняет слёзы, он усмехнулся и ушёл. Его смех был слышен до тех пор, пока его последний охранник не скрылся из виду. Принцу стало ещё хуже, словно земля из под ног ушла. Его дядя - король соседнего королевства, Шеньяна, был очень авторитетной фигурой. Когда он делал ему замечания, принц не мог успокоится, всё время думал о том, что позорит свою семью.       Слуга Его Высочества через какое-то время смог уговорить его зайти в свою палатку и готовиться ко сну, ведь по утру нужно было продолжать путь в Юань.