Кислота и монохром

Кислота ударила в голову. Он стоит ошарашенный посреди людного и шумного Нью-Йорка, его ослепляют яркие пиджаки и платья. Синие, зеленые, розовые, желтые и красные! Все цвета перемешиваются в одну невыносимую кашу, от которой его берет тошнота. Потерянный подросток, может, так и стоял бы в эпицентре вырвиглазной пытки, если бы не почувствовал толчок сзади. — О! Простите! — он оборачивается и видит неуклюжего парня в очках, который как две капли воды похож на него самого, только в такой же чудовищной одежде, как и все остальные здесь. Яркий синий пиджак иголкой тычет в глаза, и мысленно первого встречного так и обозвали — «Пиджак». Они пару секунд изучают друг друга, будто что-то потустороннее притягивает их, как людей тянет к воде и космосу. Бездна смотрит в бездну, аномалия растекается по планете. — Вы очень… необычно выглядите, — начинает наконец обладатель прилизанной прически и аляписто-красного галстука. На него в ответ взирает тень-истукан. — Мы в Нью-Йорке? — спрашивает мрачная фигура, не моргая. Не человек — галлюцинация, скульптура, сделанная старательно, но неправильно. Он не живой и не мертвый. — Да… В голубых глазах застывают неприличные вопросы и едкие комментарии, но яркий интеллигент сдерживается, только машинально поправляет очки, будто пытаясь выглядеть более естественно. — Все такое… яркое. И шумное… куда шумнее, чем в моем Нью-Йорке, — бурчит жуткий на вид подросток и щурится, втягивает шею в плечи, стараясь спрятаться в горлышке серой водолазки, будто джин, пытающийся влезть обратно в лампу. Кислотная катастрофа в больших очках кивает понимающе, даже улыбается как-то грустно: его наконец поняли. Но единомышленников в страдании хочется от него спасти, и понимание внезапно становится совсем-совсем не нужным, скорее уж грустным. Разделенная боль — вечерняя Барселона под ленивое бренчание гитары уличных музыкантов. — Я знаю место, — бросает коротко яркий мираж, и герой нуарного фильма идет за ним, как за убийственной путеводной звездой. Они оказываются в библиотеке. Совсем маленькой, тут всего пара стеллажей и один стол, за которым должны читать посетители, в одном из углу лежат матрасы, видимо, для самых ленивых и сонливых читателей (а, может, для нуждающихся в убежище штормовыми ночами). Приглушенный свет и долгожданная тишина: оба наслаждаются спокойствием и ждут, когда пройдет гудение в костях. Даже раствор химикатов в лице загадочного голубоглазого незнакомца уже не так сильно беспокоит, будто Паркер смотрит на него через затемнённые очки. Тот, что повыше, подросток с взрослым взглядом грузно садится на матрас, а рядом с ним слишком легкомысленно плюхается спаситель. — Я Питер, — говорит «Пиджак», а на него в ответ смотрят потеряно. — И я Питер. Стоит придумать, как различать друг друга… — чуть дрожащие пальцы тянутся в черный плащ за сигаретами. — Можешь называть меня просто Пит. Кто ты вообще та… — тут Пит замечает, что его новый знакомый чиркает зажигалкой, пытаясь поджечь сигарету. Конечно, в библиотеках курить плохо, но эта комнатушка такая маленькая! Здесь почти никого нет, а стоит открыть окно — так она проверится за десять минут. — Питер! Здесь не курят! — строго говорит «Пиджак», и «Плащ» ему повинуется, закатывая глаза. Кладет пачку сигарет и зажигалку в карман. От невинных ярких цветов и запрета курить в библиотеке Питер невольно задумался: а с каких пор он вообще начал курить? Разве он не должен в этом возрасте грызть карандаши? Неловко «Плащ» подбирает к себе колени и чуть опускает веки. Где он? Сейчас так хотелось домой. В свой родной грязный Нью-Йорк. Все эти цвета выматывали его, как и шум автомобилей (которых было как-то слишком много). А дома смерть и преступность. Дома алкоголь и мерзкие ласки. Домой хочется. Подальше от гудения костей. Но покой библиотеки медленно приводил мрачного мстителя в себя. Точно местный библиотекарь не только расставлял книги по хлипким полкам, но и его мысли успевал сортировать, чтобы Питер не сошел с ума. Пит тоже любил это место. Цвета не изнуряли его — он привык к тому, насколько все яркое, любил это и чаще всего сам походил на чью-то кислотную фантазию. Но шум автомобилей, крики и разговоры, что звучали над ухом, неловкие случайные прикосновения торопящихся куда-то прохожих — будто из головы выдирали волосы, раздражение оседало зубной пылью. «Пиджак» неловко поворачивает голову вбок, пока оба подростка наслаждаются тишиной. Кто-то оставил на полу газету, свежий номер! Удивительно, обычно посетители таких мест не слишком интересуются тем, что происходит во внешнем мире. Запираются у себя дома или в маленькой библиотеке и притворяются, что планета — это где-то семьдесят квадратных метров, в которых им спокойно и знакомо. «Стервятник?» — массивный чернильный заголовок ударяет в голову. Пит нервно чешет руки. — Знаешь, меня ждет тетя. Я… надеюсь еще увидимся, — торопливо бурчит «Пиджак» и поднимается с матраса, убегая из библиотеки. Совсем не похоже, будто его кто-то ждет, скорее уж, будто он пытается успеть на незапланированную встречу с кем-то. Так неестественно и грубо убегает, что Питеру кажется, что он просто спит. Такие яркие сны мучительны. Он поворачивает голову вбок и натыкается на ту же газету. Стервятник? Он выглядит… нелепо. По спине Паркера бегут мурашки, он прикрывает ладонями глаза, стараясь избавиться от назойливого разорванного образа, от трупного запаха, от противного скрежета длинных когтей и клацанья зубов. Если здесь есть Стервятник, то?.. Есть и свой Человек-паук? Питер прищуривается и прячет нос в массивной серой водолазке. Ему нужен перерыв от этого мира.