Забытые страницы

       Сегодня Кавех необычно тих.        Он сегодня совсем не донимает Аль-Хайтама очередными возмущениями по поводу домашних обязанностей, не высказывается о позднем приходе мудреца с работы и даже не озвучивает ни одного комментария или возмущения, пока сидит над чертежом, как обычно это бывает.        Он не смотрит в сторону Аль-Хайтама до последнего штриха, который в очередной раз вносит в проект. Пока Аль-Хайтам готовит, накрывает на стол и садится в ожидании Кавеха, когда же тот закончит правки. У Аль-Хайтама и самого необычно тихое настроение, даже если учесть его обыкновенное спокойствие и равнодушие к внешним обстоятельствам. Он сам это чувствует, и это ужасно четко беспокоит, как если бы кто-то методично тыкал ему в плечо пальцем с точным ритмом.        Аль-Хайтам не зовет Кавеха к ужину, не успевает, ведь тот сам появляется в проеме их кухни, молчаливо и с каким-то удрученным взглядом, и так же молча садится за стол, сначала уперев взгляд куда-то вниз, а после подняв его на младшего. Смотрит долго, как-то даже умоляюще, словно думает, стоит ли озвучивать то, что он хочет сказать, а может и вовсе просит таким образом, чтобы спросили, вытянули, чтобы была причина не сомневаться. Аль-Хайтам смотрит в ответ, немного подняв одну бровь вопросительно, старается, чтобы это не выглядело претенциозно — Кавех будет чувствовать дискомфорт и возможно даже вину.       — Аль-Хайтам… — он все-таки начинает. Но голос его звучит так жалобно, и мужчина понимает, что сейчас Кавеха нельзя перебивать, иначе можно спугнуть. Ему это не нужно, ведь путь, пройденный до их нынешних отношений, был долог и сложен. — Я… — и он снова прерывается.        Вместо продолжения он смотрит на тарелку, в которой до сих пор нетронутый остывающий ужин, потом снова на Хайтама, все с той же непонятной мольбой, и встает из-за стола, подходя к Аль-Хайтаму, усаживается на его колени и целует в уголок губ.        Возможно, Аль-Хайтам интуитивно понимает, в чем дело, но сформировать это в четкое словесное выражение пока не получается. Он обнимает Кавеха за талию нежно, поглаживая плавно по пояснице и массируя, поощряя к хоть какому-нибудь продолжению. Он совсем не ждет прямых просьб, Кавеху все еще тяжело попросить у него помощи, но однажды этот день точно наступит. Хайтам подождет.        Кавех вместо слов лезет обниматься, обвивая руками за шею Аль-Хайтама, цепляясь за него отчаянно. Как бы он хотел не показывать такую свою сторону, слабость, но сейчас на это нет сил. И они очень много раз обсуждали эту тему — в отношениях важно делиться своими чувствами, мыслями, проблемами. К словесной форме он еще не пришел, но старается восполнить это тактильным выражением — языком тела. Он сидит так еще немного, а после отстраняется и снова смотрит в глаза Аль-Хайтаму — его партнеру, возлюбленному, который должен его почувствовать. Почувствовать его настроение, состояние. Кавех неохотно и медленно поднимается на ноги, в ладонь берет чужую и несильно тянет, будто боится, что отвергнут, за собой, жестом предлагая подняться и пойти с ним. Аль-Хайтам, кажется, не против.        Потому что Аль-Хайтам почти сразу понимает, что от него хотят. В другой раз он, конечно, отчитал бы Кавеха, потому что тот не может быть более прямолинейным, но в другой раз ситуация была бы совершенно другой. Сейчас Аль-Хайтам чувствует его. Его настроение, его состояние. Кавех может не бояться, и мужчина должен ему это показать. Он считает это не только своим долгом, он считает это обязанностью.        Мужчина поднимается вслед за Кавехом. Тот молча ведет его в их спальню, там погашен свет, единственный источник освещения — лунный свет из окон, приглушенный витражной мозаикой. Аль-Хайтам закрывает и дверь, и как только оканчивает это действие, оказывается заключен в объятия таких неловких сейчас рук. Кажется, Кавех не знает, куда их деть, ведь они шарят несмело сначала по талии, переплывая на короткий промежуток на поясницу, а после скользят снизу к плечам по торсу и груди и только тогда находят свое место. И сразу целует, вжимается своими губами в его, и так, что сразу предельно понятно, насколько сейчас не хватает ему ласки, как он ее выпрашивает у возлюбленного. Аль-Хайтам вовсе не против. Он не говорит этого вслух, но он сам настолько влюблен, что ему почти больно от того, как Кавех нуждается в нем. Он отвечает на поцелуй — долго, неспешно вылизывает чужие губы, прижимает к себе за талию ближе, чуть сдавливая мягкие бока в руках, и не отпускает, не позволяет оторваться — да Кавех и не хочет, — ведь все равно боится, что как бы старший нуждался, все равно может сбежать, как делал это раньше. Да, Аль-Хайтам тоже иногда боится.       Обрывает поцелуй Кавех. С потяжелевшим дыханием и смущенным румянцем на скулах он снова тянет Аль-Хайтама за собой к постели. И в этот момент он понимает, что контролировать процесс будет он от и до. Потому что Кавех снова выглядит так, будто не знает, что ему делать и куда деть уже всего себя. Падает на постель сам и утягивает за руку Хайтама сверху, но дальше — просто судорожно шарит руками по всему его телу. Аль-Хайтам точно как Кавех без слов ловит его ладони в свои, очень аккуратно, и прижимает их несильно к мягкому покрывалу. Кавех не будет сопротивляться, точно не сейчас. В его взгляде столько просьбы и доверия к младшему, что даже с его непредсказуемым нравом было бы совершенно нелогично оказывать сопротивление.        Аль-Хайтам сначала оглядывает Кавеха. Губы слегка блестят из-за недавнего поцелуя, взор смущенный и ресницы слегка дрожат, грудь тяжело вздымается и ниже мужчина видит, что Кавех немного сжимает бедра. Хайтам ставит колено у его промежности и несильно надавливает, улавливая тихий дрожащий вздох. Кавех и в постели сегодня тихий. Даже в самом начале их брачных игр он обычно уже громок и не скупится на комментарии. Да, Аль-Хайтам теперь знает, что подойдет для сегодняшнего вечера. Это понимание складывается из странного поведения Кавеха, его обеспокоенности чем-то, чем он позже обязательно поделится, и его молчаливости. Хайтам считает, что секс — не то, в чем стоит топить свои переживания и они уже прокладывали маршрут к этому понятию. Но Кавех все еще… Что ж, Аль-Хайтам пойдет на компромисс. Сегодня не будет той феерии, которая предполагалась каждый раз при их соитии. Зато будет вполне расслабляющая практика, которая устроит их обоих.        Аль-Хайтам наклоняется к возлюбленному для еще одного поцелуя, более долгого и глубокого, но не менее нежного чем тот первый, у двери. Кавех слабо стонет, почти неслышно, но Хайтам находится в непосредственной близости, так что скорее чувствует этот стон, чем слышит. Коленом давит чуть сильнее, подстегивая Кавеха.        Кавех ерзает. Тоже слабо, в репертуар всему своему поведению в этот вечер, но между ног у него крепнет, все тем же коленом Аль-Хайтам это ощущает. Он наконец отрывается от любимых губ и спускается ниже, стараясь расслабить Кавеха. Он неторопливо оставляет мокрые поцелуи на шее и изгибе к плечам, после задирает полы его рубашки, отпечатывая след губ на груди, и руки его в этот момент оглаживают плоский подтянутый живот, перетягиваясь к бедрам. Он их гладит, чуть мнет, массирует. И наконец горячо выдыхает, снова всматриваясь в лицо Кавеха. На нем прибавилось румянца, и глаза его теперь в легком прищуре смотрят на Хайтама, а руки, свободные от захвата, лежат расслабленно над головой, чуть стискивая ткань покрывала. Хайтам улыбается лишь уголком губ, хотя в груди разливается океаном нежность и любовь. Его возлюбленный очень красив и привлекателен во всех своих проявлениях — в этом, молчаливом и донельзя смущенном, тоже.        Аль-Хайтам шумно выдыхает и сдвигается по постели назад, располагаясь удобнее меж ног Кавеха. Еще немного прелюдий. Медленно стягивает с него домашние брюки, отбрасывая их на край кровати. У Кавеха встал не полностью, и Хайтам на пробу широко мажет языком все еще немного мягкий член, снизу вверх, чтобы не отрываясь сразу вобрать в рот. И твердеет член уже у него на языке, так что Хайтам довольно хмыкает, а Кавех закидывает одну руку себе на лоб, чтобы немного скрыть свое смущение. Из-под сгиба локтя его взгляда в темноте не разглядеть, но по еще одному редкому протяжному стону, снова тихому, Аль-Хайтам все понимает — Кавеху все нравится.        Аль-Хайтам продолжает медленно играть с его членом, очень плавно насаживаясь ртом, и темп выбрав подстать, пока Кавех скользит ступнями туда и обратно по постели и в пальцах сжимает ткань. Одна рука медленно поднимается к выступающей тазобедренной косточке, большой палец оглаживает ее, а вторая остается придерживать Кавеха под бедро, легко сжимая его. Кожа Кавеха гладкая, и бедра его подтянутые, и Аль-Хайтам никогда себе не отказывал в том, чтобы в нужный момент потрогать, погладить, пока позволяют. Сейчас тоже. Он наглаживает, мнет и удовлетворенно хмыкает, когда пяткой его несильно пинают по пояснице. Разомлевший Кавех этим жестом требует прекратить эти посягательства на его личное пространство и перейти к более основательным действиям, потому что разгоряченная и солоноватая от предэякулята плоть во рту Аль-Хайтама уже подергивается. Он даже хнычет — и Аль-Хайтам замечает это только сейчас, потому что был слишком увлечен обшариванием руками чужого тела, — хоть и все еще слабо.        Он выпускает член изо рта, поднимая взгляд на лицо Кавеха. Теперь краснота была не только на щеках, но и на шее и груди. И он прикрывал лицо уже обеими руками. Обычно Хайтам потянулся бы, чтобы убрать эти руки и открыть себе вид на смущенного и возбужденного возлюбленного, но сегодня он оставит все как есть и даже проявит снисходительность.        Будто это ему ничего не стоит, Аль-Хайтам обхватывает талию Кавеха руками и переворачивает его на живот, утыкая заодно лицом в подушку. Тот поворачивает голову, теперь щекой прижимаясь к подушке и смотрит встревожено, видимо не совсем не понимая, что это было — Хайтам слишком ленив для того, чтобы сразу менять позу, да и видеть лицо Кавеха во время секса ему предпочтительнее. Аль-Хайтам лишь успокаивающе поглаживает по пояснице, пока выуживает из верхнего ящика прикроватной тумбы бутылек с маслом, полностью отвечающий, кстати, всем вкусам архитектора. Он кладет его ненадолго возле себя, чтобы навалиться на Кавеха, придерживая себя рукой, что выставляет по одно сторону от головы старшего, и оставить поцелуй у него за ухом и на затылке. После он возвращается на место у ног Кавеха, зажимая их меж своих колен. И еще, кажется, Аль-Хайтам забыл подумать о том, что сейчас может перепачкать Кавеха в масле и перепачкаться сам.        Потому что до сих пор не снял с себя ничего, и на Кавехе еще остается его домашняя рубашка. Аль-Хайтам, конечно, тоже в домашнем. Но это все еще не обещает, что после он сам и Кавех будут несказанно рады тому, что вся их одежда в масле, пусть и пахнущим чем-то сладким, но не приторным — приятным. Но после Аль-Хайтам сразу же думает, что рубашку Кавеха можно просто задрать повыше, а ему самому совсем не хочется отвлекаться от возлюбленного и оставлять его в таком настроении без внимания хоть на минуту.       Кавех вроде бы успокаивается, чувствуя, что у Аль-Хайтама просто возникла какая-то идея насчет их сегодняшнего акта любви, и доверительно расслабляется, только продолжая слегка ерзать на месте от нетерпения. Он же вроде подал знак, что ждать больше не хочет, так почему Хайтам тянет?        Аль-Хайтам так тянет, потому что это они еще не пробовали. Он подтягивает старшего за бедра немного на себя, слегка приподнимая его задницу. И льет масло на бедра, обильно их смазывая. Откладывает масло снова в сторону и вытаскивает напряженный член из-под резинки домашних штанов, не утруждая себя спустить их ниже тазовой кости. Шлепает им легко по ягодице Кавеха, отпуская удовлетворенный выдох. Свободной ладонью проводит по бедрам поочередно проводит вверх к ягодицам, смазывая немного масла и растирая по чужой горячей коже. Трогать — удовольствие, которое ощущается не хуже того, что приносят поцелуи и стоны возлюбленного. Он еще раз шлепает членом, уже по ложбинке под ягодицей, на этот раз чуть сильнее и уже соскальзывает меж бедер, под мошонкой Кавеха, наваливается всем весом и прижимает Кавеха к постели, выдыхая горячо и шумно ему на ухо. Видно, что тот покрывается мурашками, потому что немного съеживается, но стонет тоже, почти жалобно. Аль-Хайтам мысленно посмеивается.        — Кавех, сожми бедра.        Кавех послушно лодыжки скрещивает, чтобы стиснуть член Хайтама меж своих бедер. Аль-Хайтам, в свою очередь, упирается локтями по обе стороны от головы Кавеха, прижимая его еще сильнее и делает первое плавное движение. Приятно. До спазма в паху приятно — теснота упругих мышц и скользкая влажность масла несомненно хорошая альтернатива привычному сексу, хотя вокруг его члена явно не будет так дрожать и сжиматься. Но не доламывать ментальную составляющую Кавеха важнее. Кстати, Аль-Хайтам уже где-то это видел. Должен ли он был попытаться вспомнить, или сейчас не самое подходящее время? Все-таки в его руках Кавех, который в нем все еще нуждается. В его внимании, его прикосновениях и его поддержке. Аль-Хайтам может позже разобраться с тем, где он и что видел и на что это похоже.        Кавех теперь по собственной воле утыкается лицом в подушку, заглушая все жаркие вздохи и выдохи, потому что дико смущен. Даже секс и раскрытие перед партнером не смущает его так, как это. Межбедренный секс, вот что выдумал Хайтам. Кавех на самом деле не против, но потом обязательно выскажется о том, о чем выскажется, когда его отпустит. Но сейчас он будет молчаливо удушливо смущаться, позволяя младшему делать с ним все, что тому захочется. И ему нравится, очень даже нравится, и нехватка ощущения заполненности неожиданно быстро компенсируется сильной стимуляцией от трения члена о покрывало, когда Хайтам набирает темп и вдавливает в постель, сильно и быстро толкаясь меж его бедер, член к члену прижимая. Кавеху очень даже нравится.        И Аль-Хайтаму все нравится, до дрожи. Это было лишь спонтанное решение, которое пришло в голову в одночасье. Должно быть, это то, что называют самоубеждением, или нечто похожее на него. Образ мысли сформировал алгоритм для мозга, по которому тот сам выдает идеи, имеющие наилучший расклад для носителя. С этим Аль-Хайтам будет тоже разбираться позже, еще будет время подумать об этом и, он уверен, обсудить с Кавехом. В этот момент его больше занимает то, как Кавех дрожит под ним и сильнее сжимает бедра, скорее рефлекторно, чем осознанно. И сейчас Кавеху даже не помогает подушка, в которую он выпускал все свои стоны, потому что сейчас из него льются протяжные скулящие стоны, приглушенные набивкой, но все равно отчетливые. Их не перебивают даже тяжелое шумное дыхание самого Аль-Хайтама, его короткие сдавленные стоны, и возбуждение стекает, концентрируется внизу живота, так что в погоне за удовольствием собственным и возлюбленного и толчки становятся совсем короткими, но обретают бешенную силу, а одна рука перехватывает Кавеха поперек живота и так прижимает к себе, что самому Кавеху кажется, будто ребра могут еще немного и треснуть. И с последним стоном, что слетает с его губ, он кончает, весь зажимаясь и потрясываясь в любимых сильных руках.        Аль-Хайтам вбивается меж его бедер еще несколько раз, прежде чем замереть, спуская куда-то под живот Кавеха, и где-то в уголке его сознания мелькает мысль, что тот, очевидно, потом будет ругаться за это, потому что на этой постели им, вообще-то, еще спать, но он точно найдет способ его успокоить. В конце концов, Кавеха можно уложить на себя, а самому лечь так, потому что сегодня у него уже не будет сил менять покрывало.                             В кабинете великого мудреца тихо спокойно. Даже из приоткрытого окна доносится лишь шум легкого ветерка, что задувает в помещение. Лучи солнца, что путаются в шелестящей листве, играют бликами у ног Аль-Хайтама. Обстановка почти меланхоличная и романтичная в одном из смыслов.        В руках Аль-Хайтама какой-то отчет, но сейчас он занят не его просмотром. Великий мудрец погружен в свои мысли и почти дремлет. Он позволил себе расслабиться, ведь работы сегодня оказалось не так много и это был последний отчет, который ему нужно проверить. В какой-то момент это оказалось не почти, Аль-Хайтам на несколько минут и правда погрузился в легкий сон — его разморило беспечностью момента. А пробуждение было едва заметным, и фантомные образы короткого сновидения сливались с реальностью. Зато был выделен важный момент.        — Вот оно что.        Комментарий был не нужен, но оставлен был в пустоту скорее для себя, для собственного порядка мыслей. Аль-Хайтам вспомнил, что не дало ему покоя прошлой ночью в поведении Кавеха. Такое уже было в студенческие годы. В самом начале, когда они только начали учиться вместе. Аль-Хайтам уже был знаком с Кавехом примерно год, хотя они нечасто пересекались. Совсем нечасто, если говорить конкретнее. Аль-Хайтам любил — любит, и будет любить, он уверен — тишину и покой библиотеки, а этот старший, даже оказываясь в этом месте, тихой гавани Аль-Хайтама, где непосредственно непозволительно шуметь, приносил с собой именно шум и суету. Но один раз он вел себя необычно. Аль-Хайтам и не заметил бы его, ведь никаких источников раздражения и в помине не было, но все как-то настолько удачно сложилось, что Аль-Хайтам в один момент поднял взгляд и повернул голову, а Кавех сидел как раз относительно близко и выглядел так, будто от беспокойства сейчас сойдет с ума, хотя пытался не подавать виду. Тогда Аль-Хайтам не стал заострять особо на этом внимание, только оставил себе небольшую пометку, что всегда шумный Кавех может хоть раз вести себя спокойно. Он даже не предполагал в тот момент, что когда-то это знание ему понадобится.        Вот что это ему напомнило вчерашняя тревожность. Вчерашней ночью они почти сразу отключились, и на периферии сознания только у Кавеха получилось выдвинуть какие-то не слишком возмущенные претензии, а Аль-Хайтам только промычал что-то невнятное и перевернулся вместе с Кавехом, чтобы прижать того к себе и провалиться в блаженный сон. А утром он не стал будить архитектора, оставив того отдохнуть подольше, сам же тихо собравшись на работу.       Что ж, сегодня он вернется домой пораньше. Раз это уходит так глубоко корнями в юность.. Ему стоит подробнее обсудить с Кавехом эту деталь.