"...и все говорили, Что бил вместо крови огонь из грудного жерла: В тот день вся деревня за час подтянулась к воротам двора его, Что их туда привело, что их туда привело? Никто не сумел описать, но все помнили точно: Оно выделяло тепло..."
[АИГЕЛ - Оно выделяло тепло]
- Завтра у нас будут гости, - объявил Крепус за ужином, не подозревая, на какие муки обрекает своего сына. Дилюк Рагнвиндр, юный огненно-рыжий аристократ, которому по статусу и возрасту было положено напиваться вусмерть с друзьями и разбивать сердца миловидных леди, не имел ни того, ни другого. Вместо этого он коротал вечера с пьяницей-отцом и нетерпеливо считал минуты до конца трапезы. - Приди в себя отец, - он раздраженно смахнул непослушные пряди со лба и пригубил вина. - Винокурня уже пятнадцать лет как пустует. Юноша поднял глаза на отца и понял, что ответа не дождется. Раскрасневшийся Крепус уткнулся лицом в стол, под щекой растеклась багровая винная лужица. До Дилюка дошел кислый, концентрированный алкогольный запах, и тот поспешил покинуть столовую. Выходя, он дернул дверной колокольчик: трудности транспортировки пьяного отца из столовой всегда доставались Эльзеру и Аделинде. Дилюк брезговал прикасаться к отцовскому засаленому камзолу с винными пятнами на рукавах. Уже в темноте и прохладе своей спальни он задумался. Ну надо же, у нас будут гости. И это при том, что они, казалось, уже и забыли, какого это — общаться с незнакомцами. Последний раз он видел кого-то, кроме прислуги и отца, целых пятнадцать лет назад, когда его мать устроила пышный прием для дипломатов из Инадзумы и Ли Юэ. В тот вечер было выпито не менее десяти галлонов вина, спето более сотни песен и рассказано в еще больше анекдотов. Отец, еще трезвенник, хохотал громче всех. А теперь, наверное, и улыбнуться не сумеет. Дилюк с любопытством покрутился у зеркала на стене, рассматривая свое собственное лицо. Как и у отца - никаких эмоций. Наверное, он тоже разучился улыбаться. Давно не было повода. Непредсказуемая погода Мондштада, его неплодородные земли и отравленые реки буквально стерли страну с мировых карт. Пропали туристы; торговцы, напуганные нелегкой дорогой в переменчивом климате, забыли, что когда-то Мондштад славился своим вином; засохли виноградники, превратившись в когтистые статуи. Мать, измученая заплесневелым воздухом умирающего поместья, сгорела за два лета. Все, что осталось отцу — забитые доверху погребы. Все, что осталось Дилюку — материнская библиотека. Они оба были по-своему несчастны, но недоверие и ненависть не оставили места состраданию. И все же, ночью мысли становились громче, а фантазии — смелее. Дилюк невольно задумался — вдруг, сегодня отец не соврал, и завтра на пороге винокурни появятся какие-то незнакомцы? Вдруг они будут веселыми и звонкими, молодыми, чем-то похожими на самого Рагнвиндра, но в разы свободнее? Откуда они прибудут? Из горного Ли Юэ? Загадочной Инадзумы? Могут ли они забрать его с собой, куда угодно, как можно дальше отсюда? Вопросов было больше, чем ответов, но Дилюк знал: если отец сказал правду, впервые за много лет юноша будет счастлив. Возможно, даже попытается улыбнуться. Возможно, у него это даже получится.***
К несказанной радости Дилюка, отец был слишком занят, чтобы обращать свое внимание на что либо кроме винокурни. Работа кипела. Разбитые окна прикрывали ставнями, залатывались дыры в крыше, выбивались ковры, стирались поеденые молью гобелены. Швея всю ночь трудилась над новыми парадными камзолами для Рагнвиндров и с непривычки исколола себе все пальцы; накрахмаленные воротнички на сгибах окропили капли крови. Аделинде пришлось отмачивать костюмы в травах, чтобы окрасить белоснежные рубашки в багровый. Хоть он и пытался выглядеть сурово, подавить внутреннее возбуждение не удавалось. Никакая сила на свете не смогла бы заставить отца воздержаться от утреннего бокала вина и вместо этого привести винокурню в порядок. А значит, у них все-таки будут гости. Стараясь не попадаться на глаза отцу, который, несомненно, уже придумал сыну непомерное количество задач, Дилюк проскользнул на чердак. Уткнувшись носом в грязное стекло, он не отрываясь следил за подъездной дорожкой. Иногда по ней сновала Аделинда, таща в руках корзины с мусором. Иногда — Эльзер, раздающий указания тем немногим горничным, оставшимся на службе. Из глубины дома тянулся аромат мяса и специй. Гремели ведра, кастрюли, грабли и молотки. Винокурня годами гнила в упадке, и Дилюк не мог поверить, что сегодняшний день реален. Казалось, стоит ему спуститься в библиотеку, и он тут же наткнется глазами на стройную женскую фигуру с огненно-рыжей копной волос: немолодую, но по-девичьи смешливую и нежную. Она будет сидеть в своем изумрудного цвета кресле и медленно листать страницы любимых сказок. А когда увидит сына — рассмеется и расставит руки в стороны, чтобы через секунду поймать в крепкие объятья... Сердце заныло от тоски, и тут же рухнуло вниз. Две черные точки вдали, казавшиеся мошками, вдруг выросли до размеров карет. Черные как уголь кони фыркали и ржали, под их мощными копытами пошла трещинами сухая земля. На каретах, задрапированных иссине-черной тканью, переливались вышитые серебряными нитями звезды. Но Дилюка поразили не породистые кони и даже не роскошь карет. У них не было возниц. Из первой кареты вальяжно выплыла мужская фигура. Широкоплечий и чрезмерно высокий, весь в слоистых шелковых одеяниях, с закрытым маской лицом, он производил на юношу пугающе величественное впечатление. Дилюка не покидало ощущение, что под слоем всех этих тканей отсутствует какое-либо физическое тело. Мама когда-то читала ему легенды из других миров, про мифических ангелов и демонов, и этот незнакомец был живой демонической иллюстрацией. Отец торопливо подошел к гостю, неуклюже пожимая его руку своей мокрой от волнения ладонью. Ростом он едва ли доходил ему до плеч. Они обменялись парой короткой фраз, и демон направил свой длинный палец в сторону второй кареты. Дилюк с трудом мог разглядеть лицо отца, но на долю секунды ему показалось, что тот улыбнулся.***
Когда Дилюк выбежал на улицу, спотыкаясь на просевшей каменной кладке, кареты куда-то исчезли. Отца тоже не было видно — ни в столовой, ни в кабинете он не нашел даже следов его присутствия. Возможно, он проводил экскурсию для своего гостя, и тогда Дилюк был только рад избежать встречи с ними. Одно присутствие этого высокого мужчины приводило его в панический ужас. Библиотека осталась единственным местом, которого не коснулись руки горничных. Здесь все также пахло затхлостью и пылью, а с потолка рваными лохмотьями свисали клочки паутины. Пыльные витражи едва пропускали внутрь редкие солнечные лучи, а некогда роскошные мягкие кресла поела моль. В глубине библиотеки, напротив высокого окна в пол, стоял дубовый стол, заваленый свитками и книгами. Дилюк проскользнул к нему, зажег бледный огонь масляной лампадки и в страхе замер. Сбоку раздался шорох. Совсем тихий, словно шелест осенних листьев. Юноша до онемения сжал пальцы на лампадке, представляя, как за его спиной возвышается демон. Он не сомневался, что тому хватит силы, чтобы разорвать его на клочки своими крючковатыми пальцами; воображение охотно рисовало ужасы, скрытые под треугольной металической маской. Время шло, шорох то затихал, то усиливался, но не было ни ледяного прикосновения пальцев к шее, ни демонического голоса над ухом. Дилюк едва не рассмеялся: неужели годы вынужденного затворничества сделали его настолько трусливым, что одно только появление незванного гостя накалило его нервы до предела? Шорох, несомненно, исходил от крыс, с аппетитом пожирающих бесценные письмена. Юноша двинулся на звук, сердце еще колотилось от пережитого ужаса, лампадка скользила в мокрых пальцах. Ему необходимо было расправиться с грызунами как можно скорее, чтобы не растерять остатки своего мужества и достоинства: подумать только, испугался какого-то... Завернув за шкаф, он еле сдержал испуганый вопль. На полу в окружении разбросаных книг сидела девушка. Стройная и изящная, с торчащмими во все стороны бледно-голубыми волосами и застывшим взглядом. Она смотрела на Рагнвиндра холодно и безразлично, словно ожидала его увидеть. Тот же не мог оторвать глаз от незнакомки, с каждой минутой отмечая все новые детали: волосы были пострижены неровно, как-будто их обкромсали клинком; на лбу она подвязала их темно-синей кружевной лентой, из под которой хаотично торчала челка; а из одежды на ней была лишь рубашка, едва прикрывающая колени. Чувствуя, как алеют щеки, Дилюк тактично отвернулся. Судорожно вспоминая кодекс джентельмена, который он зубрил под острым взглядом нудного гувернера, он быстро стянул свой пиджак и не глядя протянул его девушке. - Прошу, миледи, - он пытался звучать уверено, но язык не слушался. - Здесь слишком холодно, вы можете простудиться. Неловкая тишина продлилась так долго, что ему пришлось вновь посмотреть на незнакомку. Та не шевелилась. Она смотрела все так же пристально, и Дилюк легко мог бы спутать ее с фарфоровой статуэткой. - Вы не можете говорить? - робко предположил он, сжавшись под ледяным взглядом. - Как вас зовут? Вновь тишина. Только пышная грудь под тонким белым кружевом вздымалась в такт размеренного дыхания. Рагнвиндр оглядел стопки книг вокруг нее и с любопытством прищурился. Возможно, он смутил ее, назвав «миледи»? Девушка выглядела слишком просто и бедно, и вряд ли по статусу была выше обычной горничной. Наверное, отцовский гость привез ее с собой как служанку. Раскрытые книги лежали в беспорядке, и Дилюку подумалось, что она искала в них картинки. - Вы умеете читать? - поинтересовался он, уже менее смущенно. Девица вспыхнула. Тонкие брови изогнулись в такую гневную дугу, что юноше стало не по себе. Вскочив на ноги, прижимая короткую рубашку к полным бедрам, она пронеслась мимо него — прочь из библиотеки, куда-то в теплую темноту коридора. Дилюк осел на пол и устало потер лоб, гадая, что это было. Одна из книг возле его ног показалась знакомой. Он перевернул ее вверх обложкой и приоткрыл рот от удивления: «Драгоценные сказания Киёсикэн Синкагэути». Открыта на второй главе. Ровно столько можно было прочитать за то время, пока он прятался на чердаке. Дилюк застонал и уткнулся лбом в колени. Какой он идиот.***
К вечеру атмосфера в поместье стала невыносимо давящей. Он обыскал каждый угол, но так и не нашел ту синеволосую девушку. Когда он спросил о ней Эльзера, тот уставился на него, как на умалишенного. Тогда он пошел за Аделиндой, но та уже прислуживала за ужином отцу и его гостю. Дилюка в столовую даже не позвали. Ужин ему подали прямо в спальню — остывший и бесвкусный. Судя по запахам с первого этажа, от которых рот наполнялся слюной, только младшему Рагнвиндру подсунули остатки вчерашней похлебки. Все самое лучшее отправилось на стол демону, и Дилюк мог только догадываться, почему отец так старается произвести на него хорошее впечатление. Он терялся в своих фантазиях и подозрениях. Слишком много странностей случилось за один день, так разительно отличавшегося от десяти лет его жизни. Этот высокий незнакомец, источающий леденящую кровь ауру; бледная девочка в библиотеке; странное поведение отца, который, судя по благостной тишине поместья, даже не напился. Дилюку никто ничего не говорил. Даже не так — все старательно делали вид, что его не существует. Это хоть и не оскорбляло, но порождало новые сомнения. Интереснее всего ему было узнать, что этот мужчина в маске забыл в их богом забытых краях, и почему его скандальный отец стал так осторожен и учтив. А если быть совсем честным, Дилюка просто снедало любопытство от одной только мысли о той девочке. Что ему сказать ей? Должен ли он извиниться за свое поведение? Почему вообще она расхаживала по поместью в таком виде? Если бы Аделинда позволила себе подобное, отец сгорел бы от стыда. А мужчина в маске и вовсе выглядел тем господином, который который не стесняется наказывать своих слуг плетями и розгами. Рагнвиндр крутился в постели с одного бока на другой, но не мог уснуть. Стоило только закрыть глаза, как на обратной стороне век мелькали расшитые серебром кареты, металические маски и волосы цвета льда. Мысли роились в голове таким гулким звоном, что юноша стал задыхаться. Выскользнув с постели, он вышел за дверь и, сонно щурясь, направился к лестнице. Ему необходим был свежий холодный воздух и шум ветра, чтобы избавиться от переживаний сегодняшнего дня. С трудом прокладывая себе путь через темноту, он сделал шаг на первую ступеньку и тут же остановился, подавившись воздухом. У подножья лестницы в круглом пятне лунного света стоял незнакомец. Из-под приподнятой треугольной маски виднелись тонкие, словно вырезанные ножом серые губы в паутине трещин. Гость поднял голову и губы расползлись в оскале, оголяя желтые клыки. С них капала черная слюна в перемешку с кровью, уголки рта были усыпаны багровыми кратерами гниющих язв. В когтистых пальцах он сжимал что-то красное, блестящее влагой, капающее на ковер тяжелыми каплями. Оно пульсировало. Дилюк зажмурился, едва подавив приступ рвоты. Когда он открыл глаза, и его зрению вернулась четкость, демон оказался гораздо ближе. И смотрел прямо на него.