ода свинкам-копилкам, бутербродам и близости

Соглашаясь присоединиться к экипажу экспресса, Дань Хэн не совсем понимал, каково это — жить с чужими людьми. К тому времени он уже путешествовал — бегал, скорее, с корабля на корабль, нигде не задерживаясь надолго; не заводил близких знакомств, не общался с коллегами, не интересовался их жизнью. Он ощущал себя потерянным. Песчинкой в огромном звёздном океане, до которой никому не было дела. Он сторонился людей. На экспрессе их сторониться не получалось. Даже когда их было трое, не считая Пом-Пом, присутствие Химеко и господина Янга ощущалось… иначе. С каждым днём они всё меньше и меньше напоминали Дань Хэну случайных попутчиков. Они не лезли к нему и не давили, но он никогда ещё не путешествовал с кем-то так долго. Он сам не понял, когда начал замечать их привычки. Когда заставал господина Янга сосредоточенно смотрящим в телефон и догадывался, что тот вряд ли работает — скорее, смотрит очередной мультсериал с непонятными роботами и с радостью выложит Дань Хэну весь сюжет, если тот проявит хоть капельку интереса. Когда прятался в ванной от Химеко, которая искала подопытных для нового рецепта, и Дань Хэн понимал, что выживет здесь только один, но был слишком вежлив, чтобы отказать напрямую. Потом появилась Март, громкая и взбалмошная. Первое время она фотографировала всё, что замечала, и Дань Хэн боялся даже высовываться из архива, лишь бы его не утащили позировать. Господин Янг и Химеко радовались, что у него появилась близкая по возрасту подруга — и через какое-то время Дань Хэн осознал, что даже в мыслях отзывается о ней именно так: как о подруге. А потом… они нашли Келуса. По сравнению с ним Март иногда начинала казаться очень даже спокойной. Дань Хэн привык путешествовать с ними. Во время остановок ему не нужно было даже выходить из архива, чтобы понять, кто именно сошёл с поезда. Химеко уносила с собой стойкий запах свежего кофе; Март не шумела в соседней комнате и не смотрела сериалы на полную громкость, мешая читать; господин Янг, самый тихий из всего экипажа, не бродил вечерами по коридору вагона с газетой в руках, бормоча ответы к сканворду. Отсутствие Келуса ощущалось острее всего — вместо того, чтобы врываться в архив, он просто заваливал Дань Хэна сообщениями. Писал ему обо всём и совершенно не волновался, если ему не отвечали. Сейчас сообщений не было уже несколько дней. Дань Хэн понимал почему: он сам попросил дать ему пространство и время. Ему нужно было… подумать. Свыкнуться с ситуацией, которой он не владел. Принять прошлое, упорно не желающее его отпускать. Он всё равно иногда по привычке доставал телефон, чтобы проверить. С другой стороны, наверное, им с Март и без него хватало занятий. Он не следил за Эфирными войнами, но знал, что сейчас идёт их финал. Ему сказала Пом-Пом — он наткнулся на неё, когда вышел за чаем, и случайно перепугал её до полусмерти. Она удивилась, что Дань Хэн не пошёл вместе со всеми; сказала, что он может посмотреть трансляцию, если хочет, что Келус и Март будут сражаться за звание чемпионов. Дань Хэн хотел их поддержать, но так и не нашёл в себе силы. Он не привык к пустой тишине поезда. Не ожидал, что она покажется такой гнетущей. Иногда вслушивался, гадая, не пришли ли остальные, а потом насилу отвлекался, потому что знал: он не пропустит их появление. И не пропустил. Была уже ночь — чуть заполночь, если точнее, — когда в соседнем вагоне загрохотали шаги. «Март», — подумал он. А потом, когда услышал возмущёный вскрик и звуки погони: «Келус». Они завозились в тамбуре, беззлобно ругаясь и, кажется, отбирая друг у друга то ли приз, то ли что-то ещё — Март говорила, что хочет оставить его себе, а Келус заявлял, что это он здесь главный победитель. Потом дверь спального вагона щёлкнула и открылась, и их голоса стали громче. Послышался цокот, мелкий и дробный. — Ну вот, — недовольно произнесла Март за стенкой. — Она из-за тебя убежала! — Потому что она не хотела у тебя оставаться, — заявил Келус, а потом хохотнул и сразу же ойкнул. — Я тоже чемпионка, вообще-то! — сказала Март. — А я тебя победил, так что… — Ну всё, жди, завтра я тебя разнесу!.. Дверь снова открылась и закрылась, и послышались другие шаги, тише и мягче. — Не шумите так, — раздался негромкий голос господина Янга. — Дань Хэн, наверное, уже спит. Келус и Март тут же притихли; они всё ещё разговаривали, но теперь голоса звучали приглушённо и неразборчиво, и Дань Хэн потёр глаза. Он действительно спал бы — он очень хотел, но… При мысли о том, как он снова проснётся в холодном поту, захлёбываясь чужими воспоминаниями, по спине бежал холод. Он давно не обновлял архив; у него было много работы. Пока он не сходил с поезда, сон мог подождать. Какое-то время до него всё ещё доносились звуки возни. То кто-то проходил мимо, позёвывая, то из общего вагона доносился взрыв смеха, то за стенкой архива слышалось странное шебуршание, то хлопала дверь купе Март. Но постепенно ночная жизнь затихала: сначала притихла Март, потом господин Янг вернулся к себе, потом по коридору прошла Химеко, цокая каблуками. Тишина воцарилась вновь, но она была другой. Чуть менее одинокой. Живой. В душе он понимал, что ждёт этого: когда все наконец-то уснут. Ему было совестно; он так и не вышел к ним, но… он мог поздравить их позже. Он понимал, что из него не выйдет хорошего собеседника. Поэтому он остался в архиве. Поработал ещё немного, а когда время перевалило за половину второго — понял, что без чая дальше не сможет. К тому моменту никаких шорохов уже давно не было слышно, и он тихо приоткрыл дверь купе… И стоящий в коридоре Келус обернулся через плечо. — Анхээ! — полушёпотом воскликнул он, видимо, его имя; Дань Хэн не был уверен, потому что рот его был забит внушительным бутербродом. Замахав рукой, Келус поспешно запихнул остатки в себя, прожевал и повторил: — Дань Хэн! Дань Хэн так и замер от неожиданности на пороге. Келус стоял у окна, опираясь на раму, а на тележке рядом стояли термос и тарелка с целой горой бутербродов, один из которых Келус и доедал. Выглядел он так, будто провёл здесь какое-то время — будто он ждал, пока выйдет Дань Хэн. — Почему ты не спишь? — вырвалось у него машинально. Келус пожал плечами. Глаза у него ярко сверкали. — Я же знал, что ты там сидишь. Я бы к тебе сразу зашёл, но ты вроде как просил тебя не тревожить, так что… — Он пожал плечами, и Дань Хэн тихо вздохнул. — И ты решил устроить засаду? — Вдруг ты есть хочешь. Хочешь, кстати? — Он кивнул в сторону бутербродов. В животе заурчало; достаточно тихо, но самому ему пропустить было сложно. И всё равно он покачал головой. — Нет. Я вышел за чаем. — А! — Келус светло ему улыбнулся. — Это у меня тоже есть. Ну да, разумеется. Ничего другого Дань Хэн и не ожидал. — Я обойдусь, — сказал он ещё раз. Келус помотал головой. — …Что? — Не-а. Дань Хэн посмотрел на него, дожидаясь каких-нибудь пояснений. Келус обвёл рукой бутерброды. — Не-а, не обойдёшься. Я их на двоих приготовил, а Пушистик не станет их есть. …Кто? Видимо, Келус научился читать его пассивные взгляды, потому что приложил руку к груди. — Ты не знаешь Пушистика? — прошептал он. — Ты что, совсем-совсем стрим не смотрел? Дань Хэн открыл рот, но ничего не сказал. Он знал, что должен был их поддержать, потому что так поступали друзья; он знал, что этот чемпионат был им важен, и Келус не обязан был терпеть его замкнутость и не обязан был караулить его, чтобы просто поговорить. Но потом Келус схватил его за руку и потянул за собой, и Дань Хэн, не успев среагировать, споткнулся. — Куда ты… — начал он, но Келус остановился, не пройдя даже пары шагов. — Вот, — сказал он, указывая на коврик в небольшой зоне отдыха. — Знакомься, Пушистик! Дань Хэн опустил взгляд. — …Вы притащили на поезд свинку-копилку? Келус присел на корточки и погладил свинку по голове. Та радостно запищала и подставилась под его ладонь, всем своим видом требуя ласки. Ухмыльнувшись, Келус попытался дёрнуть её за ухо, но она увернулась, явно играя. — Ну, чисто технически, это эфирный дух! И мы не притащили его, а провели. Химеко с господином Янгом разрешили. Согласись, милаха? Он посмотрел на него снизу вверх, улыбаясь, и Дань Хэн сглотнул. Келус был в одной свободной футболке, и из-под широкого ворота выглядывали ключицы; он силой отвёл от них взгляд. Келус, к счастью, не заметил. Он продолжал поглаживать свинку. — Я ещё думал назвать её Белым злом, но Март не одобрила. Но Пушистик тоже классное имя. Подходящее. Иди сюда, потрогай! Он дёрнул Дань Хэна за штанину, и тот всё же присел. Протянул руку. Свинка с любопытством понюхала его пальцы, морща маленький пятачок. Келус слегка подтолкнул его руку, и Дань Хэн коснулся её головы. На ощупь свинка оказалась неожиданно тёплой и гладкой; она подтолкнула его лбом и хрюкнула, когда он слегка почесал её между ушей. На зло она смахивала мало, и пушистости в ней тоже не наблюдалось; с другой стороны, Келус и раньше питал особые чувства к абсурду. — Вы её выиграли? Келус помотал головой. — Не, украли. Типа того. Но потом Аста нам её подарила, так что всё хорошо. Мы теперь лучшие друзья, — сказал Келус, обращаясь к свинке-копилке. — Хочешь быть моим лучшим другом? Хочешь? Конечно хочешь, моя хорошая свинка! Та хрюкнула и демонстративно подставилась под руку Дань Хэна. Келус, ухмыльнувшись, толкнул его плечом. — Не любит, когда её называют свинкой, — прошептал он ему на ухо, и по телу пробежали мурашки. Дань Хэн, не ответив, чуть отодвинулся, а потом и вовсе поднялся. Пушистик потёрся о его ногу, цокая копытцами по полу. — Говорят, они приносят удачу. — А? Келус послал свинке воздушный поцелуй на прощанье и тоже поднялся. Дань Хэн скрестил руки. — Свинки-копилки. Считается, что наткнуться на них в путешествиях — хороший знак. — А я-то думал, почему из них нефрит падает. — Что?.. — Что? — Келус посмотрел на него с хитрой улыбкой, а потом как ни в чём не бывало сказал: — Ну ладно, пойдём! Он бодрым шагом направился обратно в коридор, и Дань Хэн, покачав головой, пошёл следом. Он не стал возражать, когда Келус отпихнул дверь купе в сторону и затащил внутрь тарелку с бутербродами, оставив тележку у входа. Вздохнув, Дань Хэн забрал термос и закрыл за собой дверь. В архиве было полутемно, но Келуса это не смутило. Направившись прямо к матрасу, он плюхнулся на него и похлопал по одеялу, приглашая Дань Хэна сесть. Тот, помедлив, опустился рядом, прислонившись спиной к столу. Какое-то время они просто сидели. Точнее, просто сидел Дань Хэн — Келус возился с чем-то, переставлял тарелку, откручивал термос, подкладывал себе под спину подушку и в целом устраивался. Он явно не планировал уходить в ближайшее время, и в горле встал удушающий ком. Дань Хэн знал, о чём Келус захочет поговорить. Он не был уверен, что сможет ему ответить. Наверное, легче было сорвать пластырь разом. Келус и до этого странно реагировал на его прошлое, хотя потом так и не пришёл требовать ответы. Но рано или поздно этот момент должен был наступить. Если не сейчас, то когда же? — Келус, я… — начал он хрипло, и тут свет ударил в глаза. — Ой, прости! — сказал Келус, поспешно приглушив яркость планшета, который держал в руках, а потом повернулся к нему. — Что ты хотел сказать? Дань Хэн посмотрел на планшет. — Это что? Келус вскинул брови. — Ну, надо же что-то посмотреть, пока мы едим. Это Эфирные войны. Чемпионат. В котором мы победили, между прочим. Дань Хэн просто поднял на него глаза. Он не понимал. Келус серьёзно пришёл, чтобы посмотреть с ним Эфирные войны, в которых сам же участвовал? Видимо, смотрел он красноречиво, потому что Келус пожал плечами и установил планшет на согнутых ногах, придерживая одной рукой. Придвинулся ближе, вплотную, и поставил тарелку с бутербродами ему на колени. — Да давай, тут не так много! — Мне нужно работать, — сказал Дань Хэн. Келус скептически на него покосился. Оправдания, вертящиеся на языке, испарились. — Ладно. Но только недолго. — Я как знал, что ты согласишься. Ну да, конечно. Как будто ему вообще можно было отказать. Келус включил запись стрима, убавил звук, чтобы не разбудить Март через стену, и с большим энтузиазмом принялся за бутерброды. Помедлив, Дань Хэн тоже потянулся к ним — он действительно проголодался, и при виде Келуса удержаться было сложно. Они молчали — просто смотрели стрим, иногда передавая друг другу термос, и ели. В какой-то момент, когда бутерброды закончились, Келус не глядя поставил тарелку на стол и ткнул в экран пальцем. — Смотри, это моя любимая команда. Канонир с ткачом — шикарный дуэт. О, вот, вот, зацени! Дань Хэн сделал попытку осознать, что происходит на экране. Правила не показались ему хоть сколько-то сложными, но стратегии Келуса и Март действительно вызывали интерес. Но сосредоточиться почему-то не получалось. В глазах щипал песок. Он то и дело моргал, пытаясь разогнать зуд, но не получалось. Келус, изредка полушёпотом комментирующий особо интересные ходы, излучал жар; он всегда был горячим, как печка, но особенно после событий в Белобоге. Даже через разделяющую их одежду Дань Хэн всё равно чувствовал это тепло, и к нему хотелось придвинуться только ближе. Хотелось положить голову ему на плечо. Хотелось спросить его, что он думает о всём этом — о нём, о Дань Фэне, о всём, что открылось им на Лофу. Хотелось никогда не узнать ответы на эти вопросы. Он моргнул, глядя в экран, и осознал, что противник сменился. Посмотрел на Келуса, но тот не отрывал взгляда от стрима. Сейчас он сидел, вытянув одну ногу, а вторую согнув, и их с Дань Хэном колени соприкасались. Даже там, в этой крошечной точке, Дань Хэн ощущал тепло. Келус улыбался с экрана, вместе с Март маша зрителям. Келус сидел рядом, в какой-то момент успев прислониться к нему виском. От игры оставался только финал — с кем они состязались? Дань Хэн даже не помнил, сколько до него прошло туров. Что там Келус говорил про ткачей? Он поморщился; устало потёр лицо. На экране не происходило ничего интересного — бой ещё не начался, и только комментатор что-то оживлённо говорил. Прикрыть глаза хотелось неимоверно. Позволить себе чуть склонить голову вбок, к Келусу, позволить себе расслабиться — всего на секунду. Дань Хэн моргнул, и… Открыл глаза, когда за дверью что-то загрохотало. — Ай! Блин! Откуда… дурацкая тележка! — раздался в коридоре голос Март, но она быстро притихла. Только тогда Дань Хэн понял, что смотрит на мир не прямо, а сбоку. Потому что лежит — на краю матраса лицом к двери, укрытый одеялом, и шею щекочут чужие волосы и отголосок дыхания. Келус. Первый инстинкт — замереть — Дань Хэн поборол силой воли. Приподнялся на одной руке, второй потирая глаза, и обернулся. Келус лежал на боку — Дань Хэн запоздало сообразил, что он обнимал его, и сейчас свалившаяся рука тёплым весом давила на ногу, — со слегка приоткрытым ртом, непривычно расслабленный и спокойный. Он не хмурился и не улыбался; даже не заметил, что Дань Хэн больше не лежит рядом с ним. В глаза бросилось ярко-рыжее одеяло. Дань Хэн его знал — Келус иногда выползал в нём из комнаты, жалуясь на холод, и шёл к Химеко ныть о том, как ему хочется кофе и как не хочется варить его своими руками. Видимо, он сходил за ним ночью. Сходил и вернулся. Потянувшись, Дань Хэн коснулся его волос. Провёл по ним пальцами, убрал прядь, залезшую в рот, а потом, не удержавшись, слегка растрепал. Где-то в вагоне открылась дверь. Послышались шаги, приглушённое «Доброе утро» голосом Химеко, лёгкий стук костяшек по стене архива — не попытка разбудить, а просто проверка. Тихая возня Март, похрюкивание свинки-копилки, цоканье каблуков; механическое жужжание чего-то в глубине поезда, щелчки раздвижных дверей, неразборчивый шёпот. Дыхание Келуса касалось его руки, и по запястью бежали мурашки. Сглотнув, Дань Хэн лёг обратно. Ощутил на шее прикосновение мягких волос, а потом Келус придвинулся и вжался лицом ему в спину, обнимая сквозь сон. В последний раз взглянув на закрытую дверь архива, за которой медленно просыпался экспресс, Дань Хэн выдохнул — и снова закрыл глаза.