День всех влюбленных

Женя никогда особо не любил праздник Святого Валентина и в целом не понимал всего ажиотажа, что навевали вокруг него. Этот день Одесса просто игнорировал, не обращая внимания на горы валентинок и украшения, что пестрели то тут, то там четырнадцатого числа. Не сказать, что Дунайский был совсем камнем и никакая романтика не могла растопить его сердце, но влюбленные парочки на улицах, в каждой подворотне, с пышными букетами наперевес выглядели просто неуместно в будний день, когда самый ответственный город страны - Евгений Дунайский спешил на свою самую ответственную работу в стране. Зато Одессе приглянулся другой праздник четырнадцатого февраля. Лёша Донской - яркий, громкий, взрывоопасный, но до безумия теплый и большой, способный заполнить собой всю душу и растопить даже самое ледяное сердце, вдруг замолкал в этот день. Его вечно стоячая антенка опускалась, плечи и руки опускались, а сам он становился до невозможного молчалив и задумчив, запирался в комнате и мог сидеть там часами. В таком состоянии Лёша уязвим, в таком состоянии Лёша несчастен, в таком состоянии Лёше нужен его Одесса. И Дунайский это прекрасно понимал, как и то, что похоже в этом году им будет не суждено увидеться, да и нужно поддерживать позицию, что криминальные столицы ненавидят друг друга. Но с самого утра Жене было неспокойно, сердце заходилось бешеным ритмом от волнения, в горле образовывался ком, перекрывающий все возможные пути воздуха, а грудь что-то сковывало. Всё вокруг теряло какую-либо важность, когда он вспоминал про Ростов. День освобождения никогда не был для Донского легким и безобидным праздником, и Женя это знал, в этот день Лёша разрешал пелене жемчужных слез застелить глаза и, уткнувшись Дунайскому в плечо, сидеть так долго-долго, ничего не говоря, понимая друг друга всего лишь с взгляда. –"Надеюсь, Дарен сможет проконтролировать моего цуцика хотя бы до вечера". Самый ответственный Женя Дунайский шёл на свою уже не такую важную работу с четким осознанием, что вечер он проведет у трубки, вслушиваясь в до боли знакомый хрипловатый голос. *** Вечер. Солнце уже зашло за горизонт, унося за собой краски яркого закатного неба и оставляя людям лишь мрак в обрамлении звёзд. Все работяги сейчас спешили домой, обратно к своим семьям, парочки переоделись в парадно-вечернее, вооружившись новыми букетами, а все, кто поодиночке, спрятались в своих домах, боясь и носа высунуть. Дунайский сидел на своей скромной кухоньке с мягким теплым освещением в компании кружки кипятка и жёлтого чайника, привезённого из далекого сейчас Ростова прямо к Жене на кухню. Этот чайничек напоминал Одессе самого Донского, такой же яркий, громкий, мгновенно закипающий, привлекающий внимание. У Жени в целом в доме было много жёлтого цвета, те же подушки, полотенца, коврик в ванной, пуфик в прихожей, теплые оттенки ассоциировались с одним очень важным человеком, что в обед написал лишь одно загадочное "жди.." в ответ на вопросы Одессы о его самочувствии и планах на вечер. Женя задумчиво перемешивает воду в чашке, смотря в одну точку где-то на стене. Одессу терзают сомнения на счет его козака. Лёша отправил одну смску в обед, после не появляясь в сети и не отвечая на звонки. Перебирая в голове все самые ужасные возможные сюжеты, Дунайский был на грани бежать завоевывать Ростов штурмом, чтобы узнать, что там с его милым самолично. Но остановила его резкая трель дверного замка. Кто это может быть? Коллекторы, злой Киев, вторжение инопланетной расы? В любом случае Женя никого не ждёт и впускать в своё желтое королевство гляделок со стеной также не собирается. Дзин. Дзинь, дзинь, дзинь. Дзинь, дзинь. Но всё же перебарывая себя, Одесса плетется к двери. Терзаемый сомнениями на счет любимого, ему было как-то не до глупого окружающего мира, но навязчивые звонки порядком поднадоели, поэтому Дунайский перемещался в пространстве лишь на горящей жопе и огромной желании проломить башку хулигану. Дзинь, дзинь-дилинь. Осторожно беря с тумбочки в прихожей ложку для обуви (лихие 90-е, к сожалению, прошли, поэтому пистолетом так легко больше не поразмахиваешь). Криминальная столица заглядывает в глазок, с удивлением замечая там..цветы. Ничто иное как букетик ромашек вперемешку с васильками... Интересно даже не то, что за горе-любовник ошивается у его двери в столь поздний час, а то, откуда он умудрился в феврале достать полевые цветы, что 12 месяцев явно в южных лесах не обитают, Женя сам проверял. Женя впадает в ступор на несколько секунд, но из шокового состояния его выводит очередной дзиньк звоночка, поэтому, сжимая ложку в руке, он всё же открывает дверь позднему гостю. Сначала показывается пышный букет полевых цветочков, после большие тёплые мозолистые руки, а потом эти мелкие кудряшки вместе с пронзительной зеленью выразительных глаз. Да, перед Одессой предстал облик его Лёшки. Нет, не так. Перед Одессой предстал сам его Лёшка, здоровый, живой, нежно улыбающийся ему и расставляющий свои большие руки для долгожданных объятий. –Ну здравствуй, жона моя, обними же мужа! - козачок как обычно в своей манере игриво называет их супругами, а у самого глаза на мокром месте, руки чуть подрагивают, а залёгшие синяки под глазами свидетельствуют о том, что Донской уже несколько дней не спит. Всё в его образе выдавало волнение, нетерпение встречи и какую-то глубокую тоску, поселившуюся в вечно смеющихся глазах, в вечно смеющейся душе. –Т-ты такой дурак, Лёша..- Женя даже не думая, сразу вклинивается между чужих рук, прижимаясь ближе, к самому сердцу, будто желая там раствориться. Сам дрожит от переизбытка чувств, почти полностью опираясь на мужа, бесконечно шепча одно "дурак, дурак, дурак, дурак.." Они стоять в коридоре всего пару мгновений, а может и несколько лет, никто из них так и не понимает, но ясно лишь одно - прерывать это никто точно не хотел. Они не виделись безумное количество времени, выживая только за счет переписок и звонков, но сейчас оба стоят, прижавшись как можно ближе, что даже не верится, сейчас каждый из них по-настоящему дома. И почему-то Женечка начинает глупо улыбаться, понимая где-то глубоко в душе, что, пожалуй, даже слишком любит четырнадцатое февраля.