***
11 марта 2024 г. в 19:41
Ждут они в стерильном коридоре из белой плитки и белых скамеек. Тони держит его за руку. У Тони потеют ладони.
Джефф играется с пуговицей на голубом больничном халате; рукава достают ему до локтей, а полы халата – до колен. Он сжимает и разжимает пальцы на ногах.
Тони нервно ему улыбается.
– Холодно?
Джефф качает головой.
– Нет. Я ничего не чувствую. Это же протезы.
Он поднимает полу халата до середины бедра чтобы стало видно сочленение, спрятанные винтики. Настоящая кожа у Джеффа загорела, и теперь протез выглядит странно-бледным. Тони осторожно касается его колена.
– Что, совсем?
Джефф хмурится.
– Нет, иногда... Иногда мне кажется, что я что-то чувствую. Они чешутся или болят, как раньше. Но это неправда.
Тони кивает и убирает руку. Он косится на дверь в операционную как будто оттуда сейчас что-то вырвется – какой-нибудь зверь, или бешеная чашка кофе, или инопланетянин. Но ничего не происходит. Там, за дверью, сверлят, и Тони от звука немного тошнит.
Джефф думает, что у Тони маленькая рука. Джефф весь вытянулся за этот год – стали острее локти и костяшки, из шеи вырос кадык, над губой и на подбородке стали колоться волосы. Бриться его учил Несс. Паула одолжила зеркальце.
Пуу наотрез отказался бриться и щеголял редкой черной бородкой. Он говорил, что постиг Ничто – но вообще-то, на него часто смотрели девочки. Он косился на них, сложив руки на груди и надменно сощурившись, а они хихикали и шептались. Паула закатывала глаза. Несс краснел.
А девочки очень тихо шептались – и громко думали.
Тони забирается на скамейку с ногами, как будто хочет спрататься от звуков дрели. Джефф ободряюще сжимает его руку.
От того, как он вырос за год, протезы уже натирают – но Джефф не просил новые у докт... То есть, у папы.
Все равно он не будет в них ходить.
– Ты можешь не ждать, если не хочешь, – тихо говорит Джефф.
Тони заглядывает ему в глаза. У него все еще круглое, детское какое-то лицо, хотя он тоже вырос – охрип и стал много потеть и почти перестал плакать. Джеффу на ум приходит глупое слово "луноликий".
– Я тебя люблю, – говорит Тони.
– Я знаю, – говорит Джефф.
Тони радостно улыбается.
– Ты как Хан Соло.
Джефф вытаскивает руку из мокрой хватки Тони – у Тони вздрагивают уголки губ – но Джефф только вытирает ладонь об халат и возвращает на место.
– У меня даже, – по секрету говорит Джефф, – есть бластер.
Тони смеется впервые за несколько дней – очень странно, звонко и счастливо – и тоже говорит:
– Я знаю. Целая куча. Ты ходишь, а они звенят.
– Кстати про кучи...
– Я не трогал. Только... Только накрыл простыней. Чтобы не запылилось. И твой стол тоже, все твои инструменты. Правда, их подворовывал Максвелл, так что...
– Пусть забирает, – говорит Джефф.
Тони перестает улыбаться.
Джефф, как будто чувствует, как будто друзья чем-то поделились с ним – не шестым чувством, но может пятым с половинкой... Джефф вдруг все понимает – и обнимает Тони очень крепко, так крепко, как только может.
И обнимает долго. Дольше, чем можно, даже когда доктор Андонатс – то есть, его папа – выходит из операционной сказать, что уже очередь Джеффа.