***
Изменения день за днём становились всё отчётливее. Я вспоминал внешний мир, хотя и никогда там не был. Нам запрещали выходить за пределы дома. Хотя я и чувствовал, что в внешнем мире больше еды и счастья, нежели дома. Больше тепла. Наверное там все охранники. Ведь у охранников больше эмоции, чем у заключённых.***
Остальные стали меня сторонятся. Мы и так никогда особо не были близки, но теперь они стали обходить меня большой дугой. А мне не было безразлично. Было такое чувство, как будто что-то очень тяжёлое давило на меня.***
— Новый заключённый. Охранять две недели, два дня отдых. Душу не трогать, остальное можно. — сказал охранник. Я не мог близко подойти к нему, рядом с ним кружилось нечто. Среди своих мы называли их «Свет». Они были разными у каждого охранника и причиняли боль. Как солнце, которое появлялось очень редко. За всё своё существование я видел его всего дважды. И запомнил эти моменты навсегда. Но, почему-то меня не покидает чувство, будто я когда-то чувствовал уют от него, но только очень-очень давно, как будто в своём прошлом существовании. А может быть это и в правду так.***
В камере был не заключённый, а… А что это такое? Оно не было похоже на охранника или заключённого. Оно было похоже на… Свет? Кажется, форма походила на Свет одного из охранников нижних этажей. Я вошёл в камеру, чтобы посмотреть по ближе. Было странное чувство, которое подтолкнуло меня к этому. Оно не было похоже на счастье или тепло. Что-то совсем другое. У него было пять ног не как у охранников и заключённых, оно держалось на четырёх из них, а не на двоих, а одна нога висело с задней части тела, не касалась земли. Волосы были на всех частях тела. Собака. Собака? Что это?.. Кажется, у меня тоже было «собака», но в прошлом существовании. У меня? Оно принадлежало мне? Принодлежало… Или я принадлежал «собаке»? Мы не можем иметь что-то живое. Наверное, я принадлежал ей. Как охранникам сейчас. Я протянул руку, но оно издало какой-то странный звук. Не похоже на охранников или заключённых. Залаял. Залаял… Залаял. Да, кажется, это так и называлось. Наверное, это новый вид заключённых. От него не исходило ни счастья, ни тепла. Я почувствовал что-то плохое от того, что они у него не были. Не нравится. Да, не нравится. Мне не нравится новый вид заключённых. Мне от этого плохо. Не хочу его охранять. Но устав запрещает ослушаться охранников. Охранники главные, они сделают очень много Света и сожгут меня им. Мне это не будет нравится. Это будет плохо.***
Прошла одна неделя. «Собака» ело и пило всё, что я приносил. Но сегодня что-то случилось. «Собака» стала заключённым. Обычным заключённым с двумя ногам. И… да, это было тепло и счастье. Мне стало хорошо, хотя я и не почувствовал ни счастья, ни тепла, находясь в отдалённости от него. Странно. Я приблизился к нему. Счастье, наконец-то. — Нет! Не приближайся. — вскинул он руки. Я остановился не на долго. Этот жест… Что-то знакомое. Кажется, кто-то так делал. В прошлом существовании? Или здесь? Это не важно. Я проголодался за целую неделю. Счастье, тепло. Мне стало так хорошо…***
Я хотел ещё больше, но съел бы и душу. Охранник сделает мне плохо за это. Я отошёл от него. Он лежал на земле, дрожал и что-то бормотал себе под нос. — Сука… Петтигрю… убью… — и что-то ещё. Было не очень слышно. Мне было всё равно, но в какой-то момент стало плохо. Всего на мгновение. Почему? Должна быть причина. Я опять посмотрел на заключённого, на его месте опять была собака. Она тяжело дышала. Ей было плохо и от этого мне тоже стало плохо. Всего на мгновение, совсем чуть-чуть.***
Иногда, мне хотелось говорить. Нет, не по изображениям, как мы, а словами, как охранники и заключённые. Я точно знал, что могу так разговаривать и чувствовал, что мне очень нужно говорить. Как будто я почувствую счастье от этого. Я стал тренироваться. Но выходили только свистящие звуки. Первым я решил научиться говорить «да» и «нет». Успех отсутствовал. Собака долго наблюдала за мной. Не знаю о чём он думал. Прошло три дня с тех пор, как он превратился в нормального заключённого и обратно. Иногда он лаял. Такие простые звуки. Может и мне научиться сначало научиться произносить звуки? — Аааа… — немного свистяще, но не плохо. Мне стало чуть хорошо, но это не счастье. Это как очень маленькая её часть. — Ееее… — сложнее, но тоже не плохо. — Иеееаахх… — не вышло. Так и тренировался до конца недели. Теперь нужно отлучиться на два дня. Охранник говорил, что заключённому нужно отдохнуть. Дома были лишившиеся души. Нужно их закопать под землю в соседнем острове. Не понятно только зачем. Охранники не объясняли, а мы не спрашивали. Работу вручили только мне и это заняло у меня все два дня. С этого острова виден другой остров. Очень большой и зелёный. От туда исходило счастье и тепло. Хотелось ринуться туда без оглядки, но нельзя. Устав запрещает.***
Когда я вернулся, заключённый был обычным, но увидев меня сразу же превратился обратно в Собаку. Я был голоден и мне стало, как-то плохо, но по другому. Я хотел вынудить его превратиться обратно или сделать очень-очень больно, но причинять физический вред заключённым запрещалось. И только сейчас заметил, как навис над собакой, а она прижалась к стене, рыча на меня. За мгновение ока вернулось всепоглощающее безразличие, я отступил и выскользнул за пределы камеры. Нужно бы продолжить тренировки. Я уже не плохо произношу все гласные, а вот согласные никак не выходят.***
Так и проходили день за днём и месяц за месяцем, пока однажды я не заметил, что неудержимое желание отобрать счастье и тепло у заключённых немного угасла. Я уже не рвус на верхние этажи за другими нормальными заключёнными. А Собака-заключённый, который становился нормальным раз в неделю уже не так сильно дрожал в предсмертных судорогах. Я стал лучше контролировать процесс и останавливаться не только из-за устава и приказа охранника. Это было странно. Очень странно. А ещё постоянное безразличие чаще нарушалось. Я научился произносить некоторые слова, как «да», «нет», «еда», «Свет» и «тепло». У Собаки глаза стали такими большими, когда я принёс ему пищу впервые со словами «тепло еда». Дальше говорить становилось всё легче и легче, но чёткость по прежнему отсутствовал. Я сомневался, что когда нибудь мои слова всё-таки избавятся от этого свистящего звука. — Ты странный дементор… — тихо произнёс однажды заключённый в обычном виде, после того, как я взял у него счастья и тепло. — Не похож на остальных. Что-то он долго не превращается обратно. Я приблизился к решётке камеры и вошёл. Мы могли. Мне было хорошо от того, что он решил со мной поговорить. — Странный… Не похож… Я странный. — Да, странный… — Это плохо? — Нет. Не для меня. — и обратно превратился в собаку.***
Так и прошёл год, а затем другой. После того, как я научился говорить, прогресс как-будто замедлился в десятки раз. Я всё ещё охранял Собаку-заключённого и высасывал у него счастье и тепло раз в две недели. Правда, иногда я пытался сдержать себя и к концу третьего года его заточения уже получил результат. Смог не поддастся инстинктам и не тронуть его. Правда следующий раз я забрал у него больше, чем обычно. Но всё же это был прогресс. Целых четыре недели без насиля над душой! Иногда я задумывался, почему отучить себя от счастья и тепла исходившего от заключённых стало так важно для меня. Мне почему-то становилось плохо, когда я смотрел на скорчившееся тело Собаки. Так и не смог узнать как это чувство называется. У него было название, я точно знал, но не мог вспомнить. Я чувствовал, что что-то изменилось во мне не задолго до прибытия Собаки. У меня были свои собственные чувства, ну, кроме страха. Мне было хорошо и плохо, иногда я мог понимать, что что-то не нравится мне или наоборот. Правда, такое бывало очень редко. Остальные тоже чувствовали изменения и за последний год уже очень сильно старались не встречаться со мной.***
Голубое небо скрывалась за низко опустившимися тучами. Была тишина перед бурей, и судя по тому насколько было тихо, шторм намечался очень сильный и длительный. Мне нравилась такая тишина. Она вызывала очень странное чувство. Не плохое и не хорошее. Я очень сильно ожидал что же будет дальше, какая смертоносная стихия обрушиться на мир.