***
В автобусе Лиза благородно уступает Мишель место у окна — Мишель сначала что-то ворчит и мотает головой, мол, мне, вообще-то, без разницы, но под осторожным: «Я же помню, что тебе нравится. Садись давай» — очаровательно морщит нос и всё-таки соглашается. Несколько остановок подряд грозная на вид кондукторша буравит притихших на задних сиденьях подростков суровым взглядом — ровно до тех пор, пока Лиза, смутившись окончательно, с силой не пихает Мишель ладонью в бок. — Ты платить собираешься вообще? — шипит. Мишель вытаскивает наушник и незаинтересованно пожимает плечами. — Так мне нечем. Я сумку в кабинете забыла. — Заебись. Лиза кивает сама себе и тянет молнию на переднем кармане рюкзака — а после, усмехнувшись, ссыпает кучу рублёвых и пятидесятикопеечных монет прямо в подставленную женщиной ладонь. — Здесь ровно, — выдаёт как ни в чём не бывало. — Я посчитала. Мишель, видимо, не выдержав, смеётся — а в ответ тут же получает несильный подзатыльник. — Ты вообще молчи. Кондукторша протягивает в ответ два криво оторванных билета и, недовольно цокнув, уходит в начало салона — а Лиза на выдохе вытягивает ноги и упирается затылком в спинку сиденья. За окном медленно проплывают кирпичные пятиэтажные здания и едва-едва распустившиеся листвой деревья, старые покосившиеся ларьки — где, наверное, всё ещё продаётся жвачка с татуировками-вкладышами, — обнесённая забором трёхэтажная школа, что за одиннадцать лет обучения вытрепала уже все нервы, и старый футбольный стадион, стоически выдержавший кучу нелепых подростковых драм. Руки неосознанно перебирают два неразорванных билетика; Лиза медленно поворачивает голову и, убедившись, что Мишель на все сто процентов занята изучением пейзажа за окном, воровато опускает взгляд. На лице тут же расплывается глупая улыбка: Лиза — та самая, что всем сердцем ненавидит математику и всё, что с ней связано, — складывает сначала первые три цифры билета, затем три последние, а после… — Миш! Ладонью Лиза насмешливо толкает Мишель в плечо — так, словно последние три года они вовсе не сидели в показательно противоположных углах класса. — Чё? — Мишель вытаскивает наушник и недовольно разглаживает рукав своей и без того помятой фланелевой рубашки. — Руки свои… — Ой, бля, можно подумать, — бубнит Лиза еле слышно. А от второго за последние полчаса подзатыльника увернуться уже не успевает — и хохочет на весь салон, не обращая внимания на раздражённые взгляды кондукторши. — Последнее выбьешь, — улыбается глупо, когда протягивает Мишель билеты. Затем показывает пальцем на нужную строчку и добавляет серьёзно: — Смотри сюда лучше. Счастливый… Мишель непонимающе хмурится и утыкается взглядом в плохо отпечатанные на билетике цифры — и в голове её, судя по крайне сосредоточенному взгляду, со скрипом запускается тяжёлый мыслительный процесс. — А ты чё, до пяти считать не умеешь? — с победоносным видом выдаёт Мишель спустя пару секунд тишины. — Один плюс четыре сколько будет? Лиза с силой хлопает себя ладонью по лбу и тыкает пальцем в верхний билет — потому что Мишель, будучи человеком невероятно внимательным, умудрилась посчитать абсолютно не те цифры. — Да я про этот! — цокает. И добавляет беззлобное: — Дура. Мишель недовольно закатывает глаза и бурчит что-то невнятное — а после силой отбирает у Лизы билетики и, бережно сложив их пополам, убирает в передний карман рубашки. — Раз счастливый — значит мой, — усмехается в ответ на заинтересованный взгляд. Лиза смеётся от уже забытой очаровательной непосредственности — всеми силами стараясь не думать о том, что вместе со «счастливым» билетом Мишель утащила ещё и тот, что по забавному стечению обстоятельств просто оказался рядом, — и вдруг осторожно опускает голову на чужое плечо. От Мишель тянет крепкими сигаретами, вишнёвой жвачкой и юношеской безрассудностью — Лиза укладывается поудобнее и, так не дождавшись привычно язвительных комментариев, медленно прикрывает глаза. А ещё спустя пару минут усмехается еле слышно, когда Мишель покрывает трёхэтажным матом свой зажевавший кассетную пленку плеер — и наощупь достаёт из кармана пальто кейс с одним наушником внутри. Щёлкает крышкой и протягивает его Мишель: — Держи. — Это, типа, предложение? — смеётся она. Лиза с улыбкой жмёт кнопку блокировки на телефоне и выбирает в плейлисте первый попавшийся трек. — Ну типа.***
Пятнадцать остановок до непонятной конечной где-то на окраине города пролетают будто за несколько минут. И Лиза бы рада прокатиться ещё пару кружочков — особенно когда одни на двоих наушники, солнечные зайчики на спинках сидений и голова на чужом плече, — но чересчур злая кондукторша чуть ли не силой выгоняет их с Мишель из автобуса — а после с грохотом захлопывает дверь и исчезает за углом маленького продуктового магазина. Лиза задумчиво чешет затылок и поправляет на плече лямку рюкзака: — И где мы вообще? — Да хз, если честно, — Мишель пожимает плечами. А затем поудобнее перехватывает скейтборд и нагло цепляет Лизу за руку. — Пошли, — усмехается. — Разберёмся. Лиза не спорит. У Лизы от ощущения чужой ладони в своей глупо покрасневшие кончики ушей, снова развязавшийся шнурок на одном из кед и непреодолимое желание Мишель поцеловать; Мишель уверенно шагает по какой-то богом забытой тропинке, после заворачивает в окружённый кирпичными пятиэтажками двор и присаживается на лавочку неподалёку от детской горки. — Сигарет надо купить, — цокает. И объясняет зачем-то: — Ту я у охранника стрельнула. — У школьного? — аккуратно уточняет Лиза. — Ага. Лиза смеётся и присаживается с Мишель рядом: заново завязывает шнурки, убирает в сумку почти разряженные дешёвые наушники и скрещивает на груди руки; а после бросает в сторону Мишель осторожный взгляд исподлобья. — Без паспорта всё равно не продадут, — бурчит. Мишель блокирует телефон, в котором последние пару минут активно с кем-то переписывалась, и недовольно закатывает глаза. — Продадут, конечно, — усмехается. Пирсингом на языке задумчиво ведёт по зубам — Лиза в этот момент неловко отводит взгляд в сторону — и добавляет самовлюблённое: — Ты не шаришь просто. Жди тут. — Так у тебя же денег нет? — насмешливо бормочет Лиза. — На проезд нет, — Мишель смеётся и одним ловким движением встаёт на скейтборд. — А на покурить всегда найдётся. Лиза недовольно цокает, но ничего не говорит; слышится шуршание маленьких колёсиков по асфальту и недовольный гудок проезжающего мимо автомобиля. В отсутствии Мишель Лиза утыкается в, как и всегда, почти разряженный телефон — а следующие несколько минут думает только о том, удобно ли вообще целоваться с пирсингом — и кому нужно продать душу для того, чтобы наконец проверить это не только во сне, но и наяву. — Это всё ты виновата, — слышится вдруг недовольное спустя пару минут. — Накаркала, блять. — Неправда, — Лиза смеётся и переводит взгляд на Мишель — у неё в руках смятые двести рублей и надкусанный шоколадный батончик. — Не продали? — Не-а, — бурчит Мишель с набитым ртом, когда опускается обратно на лавочку. — И тебе нужно срочно решить эту проблему, пока я не… — А я-то здесь при чём? — перебивает Лиза. — Ты неправильно задаёшь вопрос, — большим пальцем Мишель вытирает с лица остатки шоколада и усмехается самовлюблённо. — Не «Я-то здесь при чём?», а «Что мне за это будет?». Лиза сглатывает и удивлённо поворачивает голову — упирается в широко улыбающуюся Мишель взглядом, выдыхает и, с грохотом купившись на очевидную манипуляцию, бормочет едва слышное: «И… что мне за это будет?». Мишель медленно подаётся вперёд: заправляет чужую прядь волос за ухо — Лиза только моргает растерянно, потому что все мысли тотчас вылетают из головы, — а после насмешливо щёлкает Лизу по носу и протягивает ей невесть откуда взявшийся запечатанный батончик. — Шоколадка, — с наглой усмешкой пожимает плечами. — Будешь?***
— У меня татуировка на шее, видите? — Лиза приводит в пользу своего мнимого совершеннолетия последний аргумент — просто потому что ей жизненно необходимо показаться перед Мишель крутой и умеющей решать любые проблемы. — Если бы мне не было восемнадцати, мне бы её никто не набил… Продавщица за прилавком скрещивает руки на груди и цокает недовольно. — Может, ты её сама себе набила? Откуда мне знать? Лиза усмехается криво: — На шее? Женщина раздражённо закатывает глаза и наконец с грохотом открывает шкаф с сигаретами. — Какие? Быстро! Лиза бубнит тихое: «Мальборо красные пачку», а после тыкает пальцем в пластиковую витрину на кассе и добавляет довольное: «И жвачку вот эту, с татушками… две». Обратно к Мишель возвращается с широкой улыбкой на лице: опускается на лавочку, вкладывает в требовательно подставленную руку пачку сигарет и зажигалку, а дополняет типичный набор одиннадцатиклассника детской жвачкой с переводной татуировкой в комплекте. — Они всё ещё продаются? — бормочет Мишель удивлённо. — Ага, — Лиза усмехается. Затем показывает ладонью в сторону старенького ларька и бормочет: — Но это скорее потому, что тут время остановилось… И вообще, кстати, должна будешь! Мишель фыркает и нетерпеливо от Лизы отмахивается, а с таким трудом добытые сигареты тотчас перестают её интересовать: она быстро разрывает бумажку с изображением какого-то мультика, достаёт на свет полупрозрачный вкладыш и внимательно его рассматривает — а после, рассмеявшись, кивает коротко. — У меня их до сих пор целая коллекция, — бормочет растерянно. — Так и не смогла выбросить, если честно… — У меня тоже, — тихонько признаётся Лиза. Мишель позволяет себе аккуратную улыбку, бережно убирает татуировку в передний карман рубашки и наконец тянется к пачке сигарет. Хмыкает: — А зажигалка-то зачем? У меня есть. Лиза усмехается себе в кулак и пожимает плечами — а после скрещивает руки за головой и опирается спиной о скамейку. — Вот как, да? Мишель непонимающе поворачивается, а ещё спустя пару секунд наконец медленно кивает сама себе — и смущённо касается пальцами переносицы. — Заткнись, — бурчит. — Поняла? — Я молчу. Лиза и правда молчит — несколько долгих секунд, — а после перехватывает чужой смущённо-очаровательный взгляд и, не выдержав всё-таки, заходится громким смехом. — Дура, — бормочет, отсмеявшись наконец. — Почему не написала-то? — Потому что ты меня бесишь, — безапелляционно выдаёт Мишель. — А сейчас так особенно… Всё, пошли! — Куда? — Мир покорять, — фыркает Мишель. — Куда ещё-то? Лиза усмехается и кивает коротко, а сама думает, что ей было бы достаточно для начала покорить саму Мишель — а уж с остальным миром она как-нибудь потом разберётся. Мишель поднимается с лавочки, зажимает в зубах тлеющую сигарету и вдруг показывает ладонью куда-то вниз. — А ты их, типа, в знак протеста не завязываешь? — тыкает пальцем на вновь лежащие на земле шнурки. — Всем вокруг назло? Лиза тяжело выдыхает и наклоняется: — Это они развязываются вечно мне на зло… Мишель смеётся и вдруг присаживается на корточки: нагло убирает чужие руки, наклоняется сама и завязывает один шнурок на несколько узлов подряд. И Лиза даже не успевает ничего возразить, потому что в голове у неё — как это часто бывает, когда Мишель оказывается рядом, — не остаётся ни одной приличной мысли; Мишель дополняет несколько крепких узлов очаровательно кривым бантиком, поднимается и тянет Лизу на себя за руку. — Теперь точно не развяжутся, — затягивается и выдыхает дым в сторону. А после щёлкает окончательно растерявшуюся Лизу по носу и добавляет с усмешкой: — Скорее всего, вообще никогда. Но Лизу, на самом деле, не интересуют ни шнурки, ни тот факт, что она не переносит запах сигаретного дыма — Лиза внимательно рассматривает сожжённые дешёвой краской светлые волосы, очаровательные веснушки и глаза карие-карие; и ни думать, ни говорить, ни двигаться — ничего не может! Только смотрит влюблённо-доверчиво, дышит едва-едва и наивно плавится то ли под палящими апрельскими лучами, то ли под заинтересованным взглядом напротив. — Ты так не делай больше, — бормочет тихонько спустя несколько секунд — тогда, когда повисшее вдруг молчание становится уже чересчур неприличным. И Лиза имеет в виду, конечно же, этот жест с завязыванием шнурков — причём непонятно, заботливый он, насмешливый или просто неприличный; Мишель чуть склоняет голову и привычно морщит нос. — А то что? — Ну, вдруг я… — Лиза пожимает плечами и, всё-таки набравшись смелости, заканчивает невозможно глупую фразу: — Вдруг я в тебя влюблюсь так. Чё делать-то тогда будем? Мишель громко смеётся и тут же отступает назад. Лиза смущённо трёт ладонью выбритый затылок, мысленно проклиная себя за неумение держать язык за зубами, а Мишель встаёт одной ногой на скейтборд и снова затягивается почти до конца сотлевшей сигаретой. Отталкивается от асфальта — слышится уже привычное шуршание колёсиков, — отъезжает на, видимо, достаточно безопасное расстояние и наконец оборачивается. А пока безалаберно едет спиной вперёд, не обращая внимания на недовольных прохожих, разводит руками и выдаёт невозможно наглое: — Хочешь сказать, только сейчас?***
В «покорение мира» по логике Мишель входят исписанные строчками из песен — у Лизы это «Дайте Танк (!)», а у Мишель «Нирвана» — стены заброшенных зданий, содранные об асфальт коленки и накормленная дешёвыми сосисками смешная пушистая собака; раскуренная вместе с музыкантами в подворотне — кроме Лизы, конечно же, — сигарета с ягодной кнопкой, купленные на последние деньги значки с невозможно дурацкими котами и разрисованные чёрным маркером бледные дрожащие руки. А ещё неудачная попытка забраться на крышу пятиэтажки, ворох ругани от живущей на последнем этаже бабушки и невозможно громкий смех в унисон; нагло утащенные прямо из-под носа продавца на рынке кислые яблоки, смущённо-заинтересованные улыбки и какие-то богом забытые гаражи, в попытке забраться на которые Мишель обдирает себе ещё и локти. Ближе к вечеру, когда небо уже начинает розоветь смущённо-алым, Лиза приходит к выводу, что Мишель всё такая же, как и три года назад: безрассудная, смешная, не умеющая сидеть на одном месте; невозможно громкая, вечно встревающая в самые дурацкие ситуации и не выпускающая из рук сигарету; а ещё очаровательно красивая, нелепо сбивающая дыхание при каждом случайном касании и… — Ай! Лиза потирает ладонью ушибленное плечо — Мишель недовольно цокает и силой отворачивает Лизу от себя за подбородок. — Хватит пялиться, — бурчит. — Бесишь. — Не могу, — Лиза пожимает плечами и поворачивается обратно. — Душа требует. Мишель усмехается и с ногами забирается на лавочку в очередном дворе — их за сегодня они обошли, кажется, пару десятков точно. Скрещивает ноги и бормочет хитрое: — А чего ещё требует? Лиза в привычном жесте трёт ладонью затылок. На протяжении всего дня Мишель будто проверяет, насколько всё-таки хватит чужой выдержки: то и дело якобы невзначай цепляет за руку, позволяет себе глупые двусмысленные шутки и один раз даже целует в щёку в качестве запоздалой благодарности за купленные сигареты — и Лиза, честно говоря, понятия не имеет, что происходит, но при этом всё равно почему-то соглашается играть по молча установленным Мишель правилам. — Того же, что и твоя, я думаю, — фыркает Лиза. Рядом с Мишель у неё будто открывшееся второе дыхание на последнем кругу школьного кросса, рвущаяся наружу самодовольная ухмылка и желание совершать самые дурацкие глупости; Мишель заинтересованно склоняет голову и чуть щурится из-за палящего закатного солнца. — Уверена? — На девяносто пять процентов, — Лиза кивает. А после вдруг добавляет — искренне и полушёпотом: — Ты ведь знала, да? — Что именно? Лиза тяжело выдыхает: — Что ты мне нравишься. — А я тебя нравлюсь? — О, господи. У Лизы всё её хвалёное терпение — три года ведь как-то продержалась! — рассыпается прямо в дрожащих от непонимания происходящего руках. Мишель громко смеётся, протягивает ладонь и нагло треплет тёмные волосы — а после вдруг без спроса укладывается на чужие колени. Поднимает руку — и пальцем щёлкает Лизу по носу: — Так да или нет? Лиза закатывает глаза и всё-таки не выдерживает — наклоняется осторожно, одной ладонью опирается о лавочку, а пальцами второй аккуратно касается нарисованных на щеках веснушек. Мишель вздрагивает и тут же смущённо отводит взгляд в сторону — а спустя ещё пару секунд, видимо, набравшись смелости, осторожно приподнимается навстречу касаниям. Вся напускная юношеская смелость застревает комом смущения в горле: у Лизы дрожат руки — и мысли, кажется, дрожат тоже, — а дыхание глупо сбивается. Не происходит ровным счётом ничего особенного: просто аккуратные касания по линии челюсти, взаимно неловкие улыбки и горящие очевидной влюблённостью похожие карие; Лиза аккуратно тянет Мишель на себя за подбородок, глупо краснеет в ответ на чужую ухмылку и терпеливо ждёт, пока Мишель наконец сядет на лавочку. После опускает ладонь на чужое плечо — и, резко втянув носом воздух, подаётся вперёд. До долгожданного поцелуя остаётся около сантиметра глупости, секунда апрельской юности и всего пара ударов грохочущего смущением сердца; Лиза сглатывает, неловко сжимает в руке клетчатую рубашку и словно в замедленной съёмке видит, как Мишель наклоняет голову. Закрывает глаза. На вечно искусанных губах чувствуется чужое дыхание, а от запаха крепких сигарет глупо кружится голова — Мишель опускает ладонь на заднюю сторону шеи и осторожно притягивает Лизу к себе. Только вот поцеловать всё равно не успевает: Лиза в последний момент чувствует рядом с собой какое-то странное движение, резко распахивает глаза и отстраняется — а в следующую секунду под звонкий смех Мишель видит, как какой-то небольшой бродячий кот нагло забирается ей на колени. Мишель как ни в чём не бывало сдувает с лица очередную непослушную прядь волос — смущение от так и не произошедшего выдают только чуть-чуть покрасневшие щёки, — и ладонью зарывается в чёрную, словно смоль, шерсть. — Какой дурацкий, — смеётся, когда кот смешно фыркает и сворачивается клубком у Лизы на коленях. — На тебя похож. — Я… Лиза говорить не может: у неё чуть покалывающие от нетерпения губы и глупый ворох смущения, забирающийся дрожью под кожу — а ещё сбитое неловкостью дыхание и абсолютное непонимание того, откуда вообще взялся этот наглый кот. — Эй, — Лиза осторожно подхватывает кота под передние лапы и садит обратно на землю. — Откуда ты вообще… Кот издаёт недовольное «Мяу» и снова запрыгивает на чужие колени. — Ну пиздец теперь. Лиза растерянно трёт пальцами переносицу, а Мишель звонко-звонко смеётся, чешет разомлевшего под солнечными лучами кота за ухом и выдаёт наглое: «Слушай, а может, это судьба?». — Раз судьба, — Лиза цокает недовольно, — ты и забирай тогда. — Кого? — Мишель улыбается. — Тебя? Лиза бросает в ответ заинтересованный взгляд: — Можешь и меня… Если смелости хватит. Мишель тут же подскакивает с лавочки и одним отточенным движением встаёт на скейтборд. — У меня смелости, — показательно хлопает себя по бокам джинсов, — полные карманы, ясно? Лиза смеётся: — Я заметила. Мишель недовольно закатывает глаза, а после вдруг хватает ничего не подозревающего кота и бесцеремонно прижимает его к себе — животное издаёт протестующее шипение и, видимо, от испуга, когтями с силой вцепляется в чужое плечо. Мишель болезненно морщится и пальцами успокаивающе поглаживает тёмную спутанную шерсть: — Бля, это реально твоя эта… Как её там… — Реинкарнация? — подсказывает Лиза с улыбкой. — Вроде… Я слово забыла. Мишель беспечно машет в сторону Лизы рукой, а после с силой отталкивается ногой от неровного асфальта. — Пошли уже, — бормочет как ни в чём не бывало, не обращая внимания на испуганное мяуканье. — Помыть его хотя бы поможешь.***
Первая проблема, с которой сталкивается Лиза в чужой квартире — это крепко-накрепко завязанные шнурки на одном из кед. Попытки развязать многочисленные узлы не приводят ни к чему хорошему, и поэтому спустя минут десять беспрерывного агрессивного пыхтения Мишель просто нагло разрезает шнурок ножницами — а в ответ на уничтожающий взгляд выдаёт бессовестное: «Я тебе другие дам. Правда, розовые… Пойдёт?». Лиза нагло помещает ладони Мишель на шею и шипит злобное: «Я тебя убью когда-нибудь, блять», Мишель легко скидывает с себя чужие руки, громко хохочет и выдаёт с улыбкой: «Это попозже». — Замолчи, пожалуйста. Мишель смеётся снова — и смех этот забирается и без того смущённой Лизе под кожу сотней раздражающих иголочек. У Лизы ворох неприличных картинок в голове от одной только безобидной фразы, забавно покрасневшие кончики ушей и чересчур сильно разбушевавшиеся с приходом весны — или с приходом Мишель? — гормоны; Мишель в привычном жесте наклоняет голову вправо, очаровательно морщит нос и одним насмешливым: «Хватит пялиться уже, дурилка» — с грохотом возвращает Лизу с небес на землю. — Я не… Сама такая! Мишель с улыбкой кивает и делает шаг вперёд — а Лиза, в наивной попытке ретироваться, спиной упирается в стену в коридоре. — Какая? У Мишель голос хитрый-хитрый и в глазах отплясывающие сальсу чертята; Лиза сглатывает и растерянно мотает головой. — Не… Я нет… Блять, короче, я… — Ты? — подсказывает Мишель. Лиза вместо ответа снова подаётся вперёд — никакого терпения не хватает! — но почему-то совсем не рассчитывает сил: больно бьётся лбом о лоб Мишель, интуитивно дёргается назад и тут же ударяется плечом о стену в коридоре. — Бля-я-я… Мишель от смеха даже пополам сгибается; Лиза бурчит обиженное: «Хватит ржать, блин!» — и, не придумав ничего лучше, хватает под передние лапы крутящегося под ногами кота. — Твоя хозяйка — дура, — выдаёт, глядя прямо в глаза разного цвета — один карий, второй — тёмно-зелёный. — С чем я тебя и поздравляю. Мишель, отсмеявшись наконец, с силой пихает Лизу в бок: — Я не его хозяйка! И добавляет следом: — Я и сама себе-то не хозяйка, вообще-то… — У тебя выбора нет, — Лиза пожимает плечами и показывает головой в сторону двери в ванную комнату. — Приручила — неси ответственность. — Ты про кота?***
После принудительных ванных процедур чёрный кот — по виду больше напоминающий мокрую злую крысу, — с яростным шипением ретируется обсыхать под кровать. Мишель снова громко хохочет и говорит, что обязательно назовёт его «Индиго», — а в ответ получает подзатыльник и привычно ворчливое: «Не беси меня». Вот только меньше бесить Лизу Мишель, конечно же, не перестаёт: с наглой усмешкой треплет чужие волосы — Лиза в ответ недовольно фыркает и потом ещё пару минут приглаживает глупо торчащие пряди; то и дело тянется поцеловать — но в последний момент звонко смеётся и щёлкает ничего не понимающую Лизу по носу; а в конце концов абсолютно беспочвенно пытается Лизу защекотать — и успокаивается лишь тогда, когда вдруг оказывается лежащей на лопатках. — Перестань, — бормочет Лиза, ладонью легко удерживая чужие запястья. — Что вообще… Мишель, нахмурившись, с силой дёргается — Лиза тут же отстраняется и в качестве своеобразного белого флага поднимает руки ладонями вверх. — Сама начинаешь, — бурчит тихое. Мишель усмехается и кубарем скатывается с кровати — а после вдруг укладывается прямо на пол и чиркает зажигалкой. Лиза наблюдает за очередным представлением с удивлённо приподнятой бровью, всеми силами пытаясь понять, что же всё-таки творится у Мишель в голове — Мишель в ответ заливисто смеётся, а ещё спустя пару секунд добавляет почти что неслышное: «Всё равно мне никто и ничего не запретит». Лиза тяжело выдыхает и силой проглатывает неуместный вопрос, который, на самом деле, возник в её голове ещё тогда, когда они с Мишель только зашли в квартиру. Виной тому оказалась пустая вешалка для одежды в коридоре, подозрительно громкая тишина и без спроса притащенный с улицы кот, которому Мишель в один момент вдруг выдаёт неожиданно грустное: «Ну, хоть не скучно теперь будет»; а ещё привычка курить прямо в квартире, не открывая окон, тихое: «Надо будет корм ему купить… Как раз мама вчера денег на месяц скинула» — и то и дело проскальзывающее в глазах одиночество, которое Мишель в ту же секунду прячет за показательно громким смехом. В попытке справиться с ворохом накатившей растерянностью Лиза с хрустом заламывает пальцы. — Расскажешь? — просит тихонько. Мишель фыркает и глубоко затягивается — а после, приподнявшись на локтях, в привычном движении сдувает с лица упавшую прядь. — Зачем? — в голосе легко читается обида. — Ты же сама меня кинула. — Я не… Что? Лиза осторожно спускается с кровати и укладывается с Мишель рядом — поодаль слышится недовольное кошачье шипение. — Ты, — Мишель затягивается снова, — меня, — ещё одна показательная пауза, — кинула. Ещё вопросы? — Много, — Лиза переворачивается на бок и опирается на локоть. — Ты же первая перестала мне отвечать. — Нет, — Мишель мотает головой и выдыхает тонкую струйку дыма в потолок. — Ну, то есть, да, но… — Я думала, тебе больше не интересно, — аккуратно бормочет Лиза. — И решила не лезть. — С тобой всегда интересно! — возмущённо-искренне признаётся Мишель. — Больше, чем со всеми, если честно… Лиза смущённо жмурится и замолкает. Мишель затягивается ещё пару раз, тушит сигарету в забытом на тумбочке стакане, которые будто специально расставлены во всевозможных углах квартиры, и наконец поворачивается на бок. Лиза медленно протягивает руку и кончиками пальцев касается родинок по линии челюсти — Мишель вздрагивает и нелепо кусает губы. И тут же вся её бесконечная дурость, спесь и глупый юношеский максимализм — всё это вдруг теряется под трепетно осторожными касаниями; Лиза с улыбкой касается шрама на подбородке — он остался после их с Мишель попытки научиться кататься на большом двухколёсном велосипеде — и бормочет до сбитого дыхания искреннее: «Расскажи мне… Пожалуйста». Мишель на выдохе пожимает плечами, будто смутившись: — Да чё рассказывать-то… Просто он ушёл, и всё. — Папа? Лиза и без того, конечно, знает ответ: слухи о том, что одна из самых идеальных семей класса с грохотом развалилась, ураганом пронеслись по школе ещё несколько лет назад. — Да какой из него… — Мишель усмехается. — Короче, мне просто нигде нет места, понимаешь? Отец чисто алименты присылает, я его не видела даже с того раза… А у мамы семья новая. Она ко мне раз в месяц приезжает, говорит, типа, ну ты же взрослая, всё понимаешь… А я не понимаю, блять! Лиза выдыхает тяжело, но ничего не отвечает — любые слова почему-то кажутся лишними. — А потом ещё ты слилась, — Мишель жмурится, видимо, в попытке не показывать своей слабости. — И у меня, типа, есть друзья вроде, и деньги, и контроля никакого, но… Я скучаю, понимаешь? И по маме с папой, и по тебе, я… — Прости, — Лиза осторожно заправляет прядь высветленных волос за ухо. — Я думала, ты не хочешь больше… Нужно было сказать. Мишель, сжав зубы, мотает головой и вдруг отстраняется — а в карих глазах напротив тут же вспыхивает легко читающаяся злость. — Ты в любом случае меня кинула, так что какая разница? — бурчит обиженное. — Не надо было мне сегодня подходить… Лиза растерянно касается пальцами переносицы, а сама думает о том, что ей, возможно, и правда нужно было настоять: прямо узнать у Мишель, что же всё-таки случилось и почему в один момент она вдруг стала отказываться от любых прогулок; почему молча пересела за последнюю парту, обрезала длинные волосы и совсем перестала Лизе писать; почему вдруг начала показательно грубить учителям, постоянно прогуливать уроки и ошиваться с сомнительной компанией девчонок из параллельного класса. — Надо было, — бормочет Лиза спустя пару секунд. — Давно надо было, на самом деле. Мишель недовольно цокает и забирается с ногами на кровать — а после вдруг ладонью показывает в сторону входной двери. — Темнеет, — бурчит, начисто игнорируя чужие извинения. — Потеряют. — Да давно уже, — Лиза усмехается криво. Мишель понимающе улыбается, но ничего не говорит — а Лиза, в попытке хоть как-то поправить невозможно глупую ситуацию, внимательно оглядывает по-подростковому замусоренную комнату. Пыльная унылая гитара, стоящая в правом углу, тут же привлекает внимание — Лиза показывает ладонью в её сторону и растерянно касается ёжика волос на затылке. — Хочешь, сыграю тебе? — Чего? Мишель растерянно хлопает глазами и, кажется, даже не находится, что ответить — Лиза смеётся и пожимает плечами. На гитаре Лиза играет исключительно для самой себя и только тогда, когда родителей нет дома — слишком уж сомневается в своих навыках! — но сейчас почему-то эта идея кажется исключительно правильной — кажется чем-то, что обязательно заставит Мишель вновь улыбнуться. Лиза поднимается с пола и осторожно подходит к уставшей гитаре, которую Мишель наглым образом использует в качестве вешалки — снимает несколько фланелевых рубашек, сдувает с грифа скопившуюся пыль и забирается на кровать. Мишель наблюдает за всем происходящим с плохо скрываемым удивлением; Лиза наспех крутит колки, прислушивается к звучанию струн и, коротко кивнув сама себе, дрожащими пальцами ставит аккорд. — У меня эта песня очень сильно с тобой ассоциируется, — признаётся смущённо. — Только строго не суди, ладно? Я ещё учусь пока что… И наконец бьёт по струнам. У Лизы голос хриплый, нескладный: она путается в аккордах, толком не выговаривает слова и в глаза Мишель старается не смотреть — просто потому что прекрасно знает, что сразу же забудет текст песни, уже давным-давно выученной наизусть. Но Мишель смотрит на Лизу с непривычно трепетным восхищением, растерянно кусает губы и улыбается каждый раз, когда Лиза в очередной раз сбивается на полуслове — а после, когда комната наконец погружается в тишину, подаётся вперёд и опускает ладони Лизе на плечи. — Ты такая дура, — бормочет смущённое. А после отстраняется вдруг и под удивлённым взглядом напротив тянет руки к пуговицам на рубашке. — Что ты… — Фантазию свою угомони, — хохочет звонко. — Просто покажу кое-что. Лиза жмурится и сжимает свободную руку в кулак, проглатывая неуместное: «Многообещающе…». Мишель чуть ведёт плечами — рубашка послушно соскальзывает вниз, а Лиза растерянно сглатывает, — и ладонью показывает на два параллельных рисунка на ключицах. — Я в курсе, что это навсегда, ага, — цокает. — Будешь ржать — я тебя выгоню, поняла? Лиза упирается смущённым взглядом в два кривых партака — всеми силами стараясь не смотреть ниже, — а после протягивает руку. Кончиками пальцев пытается коснуться татуировок, которые, судя по красном следу вокруг, были набиты совсем недавно — Мишель в ответ фыркает и с силой бьёт Лизу ладонью по запястью. — Руками не трогать. — Да я не… Лиза неловко мотает головой и наконец узнаёт в криво набитых татуировках маленький кривой скейтборд и рыжего лисёнка — а после смеётся так громко, что всё смущение тут же сходит на нет. — Ты серьёзно? — Заткнись, говорю, — Мишель растерянно и одним движением возвращает рубашку на место. — Это не из-за тебя, просто… Захотелось. — Ага, — Лиза с улыбкой кивает и неосознанно касается пальцами татуировки на шее. — Тоже Вилка била? — Кто ещё-то, — Мишель, усмехнувшись, пожимает плечами. И добавляет следом: — Я это к тому, что всё реально как в твоей дурацкой песне… — Сама ты дурацкая! Лиза бурчит это притворно обиженно, а после, набрав полную грудь воздуха, осторожно берёт Мишель за руку. И тараторит смущённое: — Короче, если честно, я думала, что ты больше не хочешь со мной общаться, потому что поняла, что я в тебя… — Нет, — Мишель с улыбкой качает головой. — Ну, то есть, да, я поняла, но… Меня это не напрягало никогда. Взаимно же. Лиза очаровательно жмурится и чуть склоняет голову: — Да? — Да, — Мишель смеётся снова. — Не тупи. У Лизы все возмущения вновь застревают глупой неловкостью в горле — она убирает с коленей гитару, медленно придвигается ближе и опускает дрожащие ладони Мишель на плечи. — Тогда можно тебя… — Не знаю, — Мишель усмехается нагло. — Зависит от того, насколько хорошо ты целуешься. Лиза бурчит тихое: «Пока ещё никто не жаловался, если что» — и плавно подаётся вперёд. О том, что жаловаться-то особо и некому было — не считая вожатой в спортивном лагере, — Лиза решает не упоминать; аккуратно заправляет прядь волос Мишель за ухо, кладёт ладонь на заднюю сторону шеи и медленно наклоняет голову. В карих глазах напротив тут же вспыхивает заинтересованность вперемешку с очаровательной растерянностью; Лиза кончиками пальцев касается бледных веснушек на щеке и бормочет тихое: «Точно не против?». А мысленно уже готовится к очередным неуместным насмешкам — но Мишель вместо этого глупо мотает головой, тянет Лизу на себя за ворот футболки, выдыхает прямо в губы тихое: «Точно»… И наконец целует сама.***
Лиза обожает поезда — и именно поэтому они с Мишель уже вторые сутки трясутся в душном плацкартном вагоне по пути из Санкт-Петербурга в Новосибирск, вместо того чтобы за несколько часов долететь до ближайшего крупного города на самолёте. У Лизы за плечами три курса филологического института, наконец закрытая летняя сессия и маленькая татуировка в виде того самого счастливого билетика на запястье; у Мишель брошенный на втором курсе педагогический, всё тот же потёртый кассетный плеер и бесконечно-юношеское желание покорить весь мир вокруг своими дурацкими глупостями. Лиза к Мишель, кажется, намертво: у них съёмная квартирка на окраине Красносельского района, привычка два раза в год кататься в гости к родителям Лизы — которые, несмотря на прогремевшую в конце одиннадцатого класса ссору после признания, в итоге всё-таки приняли Мишель как родную, — и обклеенная вкладышами из жвачек большая кошачья переноска; а ещё с трудом взращённая на доверии, уважении и бесконечных разговорах любовь, кучи исписанных глупыми надписями Питерских крыш и всё так же одни на двоих наушники в пути до очередной богом забытой конечной. С нижней полки слышится какое-то странное шуршание, сдавленный мат и недовольное кошачье шипение — Лиза трёт ладонью глаза и, совсем забыв о том, что в этот раз её очередь спать на верхней полке, резко поднимается. — Бля-я-ять… Мишель, не сдержавшись, негромко смеётся — а после прикладывает палец к губам и шепчет еле слышное: — И куда собралась? — А ты? — ладонью Лиза потирает ушибленный лоб. — Курить, — усмехается Мишель. — Остановка же. Лиза, нахмурившись, прислушивается к звукам вокруг — а спустя пару секунд понимает, что поезд и правда больше не шумит и не двигается. — Тогда я с тобой, — свешивает ноги с верхней полки и улыбается глупо. — Можно же? Мишель снова едва слышно смеётся: — Так ты и так со мной. Лиза в привычно смущённом жесте трёт ладонью выбритый затылок — и, восприняв глупый флирт Мишель за согласие, делает попытку спуститься с верхней полки. Вот только рука её в последний момент почему-то соскальзывает — и Лиза, несмотря на свою хвалёную физическую подготовку, с грохотом и сдавленным матом валится на пол. С соседних полок слышится недовольное ворчание в унисон, а Мишель, не выдержав, громко-громко хохочет — но под обиженным взглядом галантно протягивает руку и помогает Лизе подняться. — Всё хорошо? — уточняет заботливо. И бурчит следом насмешливое: — Дура, блин. Лиза с силой пихает Мишель ладонью в бок и кивает коротко. — Жить буду, — ворчит. — Сама дура. После подходит к переноске, стоящей на нижней полке, и, приоткрыв дверцу, зарывается пальцами в короткую тёмную шерсть. — Спи, — бормочет. — Всё равно часа через три уже приедем. Кот — который после долгих споров ни на жизнь, а на смерть, был всё-таки назван в честь города на Неве, куда всегда мечтала переехать Мишель, — послушно сворачивается клубком и громко-громко мурлычет; Лиза закрывает дверцу на пару защёлок и бросает в сторону Мишель влюблённо-ласковый взгляд. — Хорошо, что забрали его тогда… — Ага, — кивает Мишель с улыбкой. — Ещё бы он цветы мои не жрал — вообще цены бы не было. Лиза, рассмеявшись, кивает тоже и легко позволяет утащить себя в начало вагона. Сонная проводница одним ловким движением открывает массивную дверь, бормочет еле слышное: «Десять минут остановка, не задерживайтесь» — и вдруг улыбается осторожно: на улице постепенно заходится рассветное солнце. Мишель по-ребячески щурится, спрыгивает со ступенек поезда и протягивает Лизе руку — а после тут же хлопает себя по карманам вечно порванных на коленях джинсов в поисках зажигалки. Вдали остановочной платформы виднеется покосившаяся охранная будка; Лиза сонно жмурится от чересчур ярких солнечных лучей, накидывает на голову капюшон толстовки и недовольно скрещивает на груди руки. — Нашла? — бурчит. Мишель чертыхается себе под нос и отрицательно качает головой — Лиза негромко смеётся и, тяжело выдохнув, достаёт из кармана синюю зажигалку на колёсике. Потому что у Лизы — благодаря вечной забывчивости Мишель — уже пару лет точно привычка таскать с собой в кармане что-то, от чего можно прикурить — Мишель смущённо улыбается и, зажав сигарету между зубами, наклоняется к огоньку на дешёвой зажигалке. — Ты как обычно, — бормочет неловкое. А после улыбается хитро и показывает головой в сторону охранной будки: — Пойдём-ка со мной… — Мир покорять? — с улыбкой уточняет Лиза. — Конечно. Чужая ладонь, сжимающая её собственную, даже спустя несколько лет ощущается как что-то невыносимо правильное; Мишель бросает вороватый взгляд в сторону вагона и, убедившись, что проводница за ними не наблюдает, обходит облупившуюся будку с другой стороны. Пожилой охранник спит прямо на посту, не обращая внимания на наглые солнечные лучи — Мишель с улыбкой толкает Лизу ладонью в плечо, смеётся негромко и прижимает указательный палец к губам. — Есть… — Обижаешь, — перебивает Лиза. — Конечно есть. А после вытаскивает из кармана толстовки несколько чёрных маркеров и бормочет с усмешкой тихое: «Выбирай». С обратной стороны охранной будки висит небольшая табличка — на ней красно-белый значок с перечёркнутой сигаретой и грозное «На перроне не курить»; Мишель зажимает в зубах тлеющую сигарету и, поднявшись на цыпочки, что-то царапает на стене с помощью перманентного маркера. Лиза с любопытством заглядывает Мишель за плечо, но как следует рассмотреть надпись не успевает — потому что Мишель вдруг поворачивается, ладонью цепляется за ворот толстовки и, усмехнувшись, нагло притягивает Лизу в поцелуй. Лиза беспомощно сжимает в ладони чужую футболку — как и всегда, с названием малознакомой музыкальной группы, — и зарывается пальцами в светлые волосы; выдыхает, прижимается ближе и чувствует, как у неё от накативших ворохом эмоций глупо подгибаются колени. Мишель отстраняется спустя пару движений, напоследок показательно прикусывает чужую нижнюю губу и с усмешкой щёлкает Лизу по носу. — И что это… Договорить Лиза не успевает: Мишель показывает ладонью себе за спину и, затянувшись, доверчиво подаётся в объятия. Лиза послушно сжимает руки за чужой спиной, а после, наконец разглядев на стене исправленную надпись, громко смеётся и утыкается носом Мишель в шею. Потому что на висящей за спиной табличке, вместо угрожающего «На перроне не курить», теперь красуется кривым почерком выведенное: «На перроне (не) целоваться».