Патронус

Тисовая палочка скрипнула под крепким натиском тонких пальцев. Мозг уже потерял значение произнесённого более двадцати раз злополучного «Экспекто патронум». От перенапряжения на лбу выступила испарина. Дайшо злился. Его жизнь нельзя было назвать несчастной, наоборот, многие могли бы ему позавидовать. Быть наследником известной чистокровной семьи магов, расти в роскоши и любви, заниматься любимым делом, быть кандидатом в юношескую сборную страны по квиддичу. Но никогда не быть первым. Какими бы светлыми и приятными не были его воспоминания, липкой чёрной паутиной окутывало их чувство безысходности и ненависти к своей жизни. Восторг от первого полёта на метле омрачился первым переломом и вынужденным сращиванием костей. Дайшо ненавидел боль, а тогда было так больно, что он кричал, пока не сорвал голос. До сих пор он сам не понимает, как смог снова сесть на метлу и даже начать играть в квиддич, который стал его отрадой. Вступление в команду Слизерина было ещё одним приятным воспоминанием, согревающим его душу. Проигрыш команде Когтеврана в тот же год обесценил всю драгоценность того момента в памяти Дайшо. Одно из самых светлых воспоминаний о его первом друге — маленькой змейке бумсланге — первой и единственной жительнице их домашнего террариума, благодаря которой он узнал о своей способности змееуста. Которое затмевала её скорая смерть и первая самая сильная истерика Дайшо после которой он запретил родителям заводить змей в доме. Иными словами, о чём бы хорошем он ни вспоминал, всё это обращалось слабым серым дымом с конца палочки, который так и не формировался в патронуса. Нужно было проветриться, неудачные попытки, затхлость помещения и сумеречные тени на стенах давили на Дайшо. В этот час на площадке для квиддича никого не было. Метла медленно поднимала его в закатное небо. Прохладный ветер врезался в глаза, заставляя зажмурится, Дайшо вдохнул полной грудью и направил метлу чуть ниже, где поток ветра был не такой сильный. Взгляд невольно упал на трибуны, что казались крошечными на такой высоте. — Ты думаешь, я почему в квиддич не играю? Я просто, если на поле выйду, то ни у кого и шанса на победу не останется, — пробивается из глубин памяти наигранно хвастливый голос, и рука Дайшо вздрагивает, метлу ведёт в сторону, и он снижается, чтобы не потерять управление. — Что, не веришь? — брови Куроо тогда смешно взлетели вверх, будто в искреннем недоумении, собственный смех кажется Сугуру чем-то далёким, несуществующим Не то чтобы он вообще ему когда-то верил, вспоминает Дайшо, слезая с метлы на одну из лавок трибуны. Думает о том, что они в какой-то степени стоили друг друга, только если Куроо врал или не договаривал ради пресловутой «лжи во благо» или вовсе не врал, а просто придуривался, то Сугуру был паталогическим лжецом. Поэтому и вспоминает, как тогда неопределённо качнул головой, мол, может верю, а может нет. — Куроо Тетсуро, лучший игрок в квиддич всех времён, взмывает в небо, чтобы покорить сердца всех присутствующих на этом легендарном матче, — комментировал Куроо в своей привычной манере, когда взлетел в небо и, показательно разогнавшись ввысь, резко направил метлу вниз и виртуозно вышел из пике почти у самой земли. И это практически без подготовки. Выпендрёжник. Дайшо не помнит, как позволил Тетсуро взять свою метлу, скорее всего он и не спрашивал разрешения, просто по-собственнически забрал, делая вид, что так и надо. Наверное, неподдельный восторг и искреннее беспокойство за Куроо в момент, когда он без подготовки сделал один из сложнейших трюков в квиддиче, заставили Дайшо забыть о той мелочи, из-за которой Тетсуро вообще оказался в небе. — И~ универсальный игрок всея квиддича Куроо Тетсуро совершает виртуозный финт Вронского, ну как же он хорош, просто невероятно, ему обязательно должен достаться приз зрительских симпатий. Дайшо прикрывает глаза и будто видит, как призрак прошлого в виде ужасно растрёпанного Куроо завис перед ним вниз головой, он улыбается, дышит часто и смотрит уверенно и самодовольно. Сугуру помнит, как губы его предательски дрогнули тогда от волнения и от близости чужого дыхания. — Экспекто патронум! — кричит он, вцепившись в палочку, пока воспоминание не рассеялось очередным разочарованием. С конца палочки клубится серебристый дым, обретает форму изящного змея и устремляется в небо, повторяет финт из воспоминания и рассыпается туманными разводами. — Идиот, ненавижу, — зло шипит Дайшо, наблюдая, как его телесный патронус исчезает в воздухе.