Хороший и плохой друг

      В конце концов, Лёша знал, на что именно он идёт. Это и было очевидно: продолжать общение с тем, кто тебе нравится, — не лучшая его из идей. Да даже писать проект под руководством Хмуровой ему нравилось больше, чем, примерно, всё, что сейчас происходит.       Они общаются давно. Лёша тогда даже не подозревал о своей ориентации, весело болтал ногами в воздухе и читал пушкинские сказки. И ведь интересно было! У него, правда, почти не было друзей, лишь пара знакомых, но и это вполне радовало! Да и мама часто говорила, что всё у Лёши будет впереди и не надо волноваться. Он и не волновался. Только один раз, когда к нему подошёл — на тот момент — двоечник Кирилл Гречкин. Тот был тем самым киношным хулиганом: смеялся на уроках, плохо писал самостоятельные (Лёша уже давно знал, что семь умножить на восемь — пятьдесят шесть, хоть так и хотелось сказать сорок восемь) и задирал девчонок, дёргая их за косички. Учительница средних лет на последнее всегда говорила, что эти девчонки ему просто нравятся, и он так внимание оказывает, но вряд ли закинутый рюкзак на шкафчики, который, кстати, потом пришлось доставать Лёше, чтобы помочь Юльке, был примером детской симпатии. Лёша так и думал, поэтому, когда к нему подошёл Кирилл, сразу занервничал, чуть ли не в мыслях перекрестился, и затих, как осенний сад. Лёша эту строчку из песни легко запомнил и был уверен, что она точно сюда подходит. Но Кирилл его не бил, не обижал и не пытался даже прикоснуться. Смотрел лишь волком, моргал медленно и то и дело кидал взгляд на книжку в руках. — Почитать хочешь? — махнув рукой с книгой, спросил тогда Лёша, хотя горло неприятно пересохло. Вот бы не доставать потом эту книжку со шкафчиков.       Вот только Кирилл, кажется, совсем не хотел закидывать куда-либо эту книжку. Лишь подсел к Лёше на пустую скамейку, прижался боком к боку и, наконец, сказал: — Почитаем вместе?       Через пару лет (хотя, какие пару, прошло не меньше пяти) Лёша всё же спросил, что это было. Кирилл лишь ответил, что тоже хотел почитать эти сказки, учительница отобрала у него мяч, а все его тогдашние друзья благополучно заболели, поэтому был выбор общаться со странным и немного дёрганым Женей или пойти читать с казавшимся тогда ботаником Лёшей. И этот выбор вполне очевиден.        И теперь, когда обоим совсем недавно стукнуло по тринадцать лет, в голову в это время стукнули гормоны, а по голове в прямом смысле стучали мамы, напоминая, что им скоро сдавать ВПР, Лёша понял, что попал. И попал по-крупному. Теперь его совсем не интересовали уроки, на которых они с Кириллом сидели за одной партой, потому что Гречкин творил что-то невозможное: одной рукой держал телефон под партой, другой писал конспект, вслушиваясь в слова учителя, а ещё успевал шутить прямо Лёше на ухо, заставляя его беззвучно дёргаться от смеха. И всё это было весело ровно до того момента, пока в электронном журнале не начали появляться оценки ниже пятёрки. Лёша думал, что его это не расстраивает. Думал, что это — нормально. И вообще он не робот, чтобы учиться только на «отлично». Но на уроках, получив тетрадь от учителя, всё равно прикрывал рукой очередную тройку или четвёрку (и было бы от кого, Кирилл и сам вряд ли получает выше «удовлетворительно»), молчал, когда мама спрашивала про оценки, и стыдливо отводил глаза, когда учительница спрашивала: — Лёш, у тебя случилось что-то? Ты расскажи, может, смогу помочь, а то твоя успеваемость совсем понизилась, — Татьяна Михайловна — солнце среди школьных туч, но даже ей Лёша сказать не может.       Лишь головой мотает, глаза отводит и губы поджимает. Он и себе сказать не может, что же случилось.       Кирилл всегда был хорошим другом. За тот год, когда парни только-только начали общаться, он совсем исправился: на уроках тянул руку, чтобы ответить (хоть его и хватило только до конца начальной школы), задирам класса объяснял, что закидывать рюкзаки на шкафчики — неправильно, и своим примером показывал, что нужно помогать относить их, пока провожаешь девочку до дома. И если тебе повезёт, то девчонка тебя ещё и в щёчку поцелует (такие моменты Кирилл вполне ярко расписывал Лёше, пока они сидели на той самой лавочке). И это казалось правильным. Хороший Кирилл был намного интереснее, увлекал какими-то знаниями, например, рассказами о той или иной игре, и вообще казался очень приятным. С годами совсем ничего не изменилось, наоборот — даже улучшилось. Кирилл стал красивее (чисто субъективное мнение, по крайней мере, Лёша надеется) дружелюбнее и ещё отзывчивее. Помогал девушкам, всё также провожал их до дома, только теперь получал поцелуи не в щёчку, а легонько в губы, поздравлял их с Восьмым марта за всех парней и всегда относился к ним, как драгоценным сокровищам. А ещё любил говорить: — Девушки, Лёш, на вес золота! Они такие удивительные, странно, что многие их так не ценят, — и привычно вздыхал.       Лёша, конечно, девушек любил: те казались ему милыми, приятными и просто интересными. Не такими интересными, как Кирилл, но всё же! К ним хотелось тянуться, обнимать при встрече, шушукаться за последней партой и внимательно слушать презентацию о том, что Восьмое марта — совсем не праздник красоты и женственности. Хотелось провожать до дома, чтобы дообсудить новый сериал, дарить цветы на праздник, отмечая не то, что они — будущие хранительницы очага, и их очарование, а смелость, силу и стойкость. Но совсем не хотелось получать поцелуи в губы. И в щёку. И ещё куда-либо. Одна из девушек как-то раз попыталась, но Лёша отлетел от неё, как ошпаренный, ошарашенный постоял ещё пару секунд и сразу извинился раз десять, говоря что-то в духе «дело не в тебе, а во мне».        И дело, правда, было в нём. Тот самый период, когда он осознавал свою сексуальность, предпочтения и интересы, прошёл тяжело. Конечно, гормоны — то, что раздражает многих, и то, что делает раздражающимися от любой мелочи многих. Лёша бы с радостью не стал поддаваться плотским утехам, жил бы дальше и верил в пони да единорогов. Вот только не получалось. Приходилось... мастурбировать. Это, конечно, никто так не называет, но Лёша даже поверить не может, когда начинает впервые искать порно. До него дошло достаточно поздно, но и обсудить это было почти не с кем: явно не с отцом, с Кириллом просто неловко, им ещё общаться, а сосед Димка вообще казался самым невинным человеком на свете. Приходилось разбираться самому.       Вообще, порно он, конечно, смотрел. Давно, правда, но это ведь один из самых важных этапов взросления! Да и запрос тогда казался странным. Просто «секс смотреть». Да и какие могут быть предпочтения лет в десять, когда ты только-только открываешь мир чуть другого «YouTube»? Картинки сразу пропускались, всё же там почти ничего интересного. Но видео… Тогда он испугался. Странная голая женщина пытается взять член сразу в горло, давится, но мужчина продолжает держать её за волосы. Потом они ложатся в какую-то странную позу, громко стонут и потом дёргаются, как ненормальные. Сейчас это, конечно, пугает не так сильно. Оказывается, тогда те мужчина и женщина не «дёргались», а кончали. Оказывается, это была совсем не «странная поза», а вполне обычная для секса. Оказывается, что не все «громко стонут», а многие и вообще молчат как рыбы.       Но даже сейчас член уныло лежал в руке, даже не думая встать. Хотя уже прошла половина видео. И ведь запрос самый обычный: «порно, нежный секс, мж». Но ничего заинтересованно не дёргается. Лёша даже хихикает. Может, ему просто нравится… немного другое? Что-то жёсткое, граничащее с насилием?        Нет. Нет, нет и ещё раз нет. Пусть Лёша хоть ещё раз зайдёт на такие видео! Это же мерзко и скорее страшно, чем возбуждающе. Его до сих пор передёргивает, хотя хотелось бы, честно говоря, уже начать передёргивать член, потому что, ну, невозможно столько времени сидеть. Да и мама скоро должна прийти с работы. Порно с животными Лёша не рассматривает даже как вариант, обычное и любительское проматывает, не останавливаясь почти ни на каком моменте, секс втроём презрительно пролистывает, а на анальный секс хмурится. И кого не устроила, в конце концов, вагина, чтобы заняться сексом? Почему надо изобретать какие-то другие пути?       Ответ он, конечно, нашёл. Гей порно. Какая-то скучная история про тренера команды и игрока, оставшегося после тренировки, чтобы сходить в душ. В душ он всё же идёт, но в одном полотенце в раздевалке его видит тренер, пускает слюни и начинает подкатывать. Потом эти подкаты переходят в горизонтальную поверхность, а в конце оба безбожно опорочили честь раздевалки. И нет, Лёша не такой внимательный, чтобы запомнить весь сюжет, просто он пытается отвлечься. От вставшего члена, предэякулята и желания сбросить возбуждение. Кончает он чуть ли не одновременно с тренером, прикусывает губы и поджимает пальцы на ногах. И думает, что это — нормально. Что ничего такого здесь нет. Что возбудился он намного раньше, а кончил только сейчас, потому что уже минут тридцать листает порносайт. Просто устал.       Сперма неприятно подсыхает на руке, и Лёша вздыхает. В последнее время он очень любит себя обманывать.       Когда и Кириллу, и Лёше исполняется пятнадцать, ему хочется выть. Кирилл стал ещё лучше: ещё красивее, ещё умнее, ещё интереснее, ещё привлекательнее и ещё удивительнее. Лёша всё чаще думает, что, наверное, лучше, чем Кирилл, нет никого. Думает, что тот такой же родной и такой же хороший друг. А ещё думает, что пора перестать себя обманывать.       Он и перестаёт. Не сразу, прошло, наверное, года полтора, но перестаёт. Теперь, когда хочется подрочить, он сразу забивает «гей порно», не пытаясь попасть туда около лесным путём. Когда ему недостаточно, начинает представлять своего хорошего, ласкового и самого лучшего друга, вспоминает голый торс, который видел, пока переодевался на физкультуру, длинные худые руки и хищный прищур глаз. Кончает за пару минут после этого, занимается самобичеванием и думает, что как раз таки Лёша — плохой друг. Не то, что Кирилл.       Думать об этом не хочется, но по-другому не получается. Ему нравится Кирилл. Не как хороший друг, товарищ или одноклассник, а именно как парень. Как ласковый, нежный и заботливый парень. Нравятся его невероятные глаза, яркая улыбка, выпирающие ключицы, худые руки и просто он. Такой, какой есть: иногда раздражающий, лезущий в любую секунду, вечно болтающий, ленивый, получающий четвёрки в четверти с божьей помощью, не меньше. Нравится и его доброта, дружелюбность, отзывчивость и, конечно, тактильность. Объятья, касания, пинки — всё это заставляет по вечерам сидеть в душе и хныкать. Потому что они — просто друзья. Да, дружащие с начальной школы, ходящие везде вместе, но друзья. Потому что Кирилл — гетеро. Не забывающий об этом иногда напоминать.       Например, он обожает расписывать очередное свидание с Машей-Соней-Катей. Пишет каждую деталь, описывает каждый взгляд и обязательно расписывает каждую свою мысль, будто ходит на свидание с книжечкой и не забывает записывать туда вообще всё. Вот на свидание с Соней мимо них побежал рыжий котик с белыми пятнышками на спинке, пока она рассказывала о новом проекте, на который её подбила классная руководительница. А когда Кирилл гулял с Ульяной, то видел, как на небе было облачко в виде члена, но, Лёш, я не мог его сфоткать, Ульяна бы не поняла.        А Лёша и не спорит. Чаще отмалчивается, когда начинает лететь шквал сообщений о свидании, натянуто улыбается, когда Кирилл начинает рассказывать о том, как его поцеловала, кажется, Аня; и просто пытается быть хорошим другом, в душе надеясь, что он не похож на Маринетт из «Леди Баг и Супер-кота», которая «я обычная девочка, живу самой обычной жизнью, но кое-что обо мне не знает никто, это — моя тайна». А ещё на уроках он начинает чаще отсаживаться от Кирилла. Сначала под предлогом, что Гречкин мешает ему учиться (что было настоящей правдой, потому что стоило Кириллу лишь сесть рядом, у Лёши чуть ли не тахикардия начиналась), а потом и вовсе молча садился за другую парту, потому что когда-то его место занимали девушки. И каждый раз разные. Наверное, у них было что-то типа гладиаторских боёв за место, в которых Лёша уж совсем не хотел участвовать.       Дружба разваливалась. Это и было очевидно, всё же раньше она держалась на том, что они сидели за одной партой, переписывались, пока кто-то не засыпал с телефоном в руке, и просто общались чаще. А теперь всё держалось на добром слове. Даже сам Кирилл, кажется, начал переживать: на переменах выбирал подойти к Лёше, а не болтать со Светой, присылал по утрам милые картинки с надписью «доброе утро», а спать не уходил без «сладких снов» в чате. И вроде это должно было помочь, вот только нет: Лёша просто начал чаще дёргаться, когда Кирилл подходил, когда Кирилл писал и когда Кирилл начинал говорить. Потому что хотелось пойти с ним на свидание, обняться, как в старые добрые, и перестать думать о том, как ему нравятся тонкие губы Кирилла.        Они не говорят о том, что происходит. Даже не пытаются. Как и не пытаются найти оправдание своим действиям, понять, что происходит, и почему их многолетняя дружба скатилась в общение по типу «привет-пока». Лёше тяжело. Ночью он укрывается тяжёлым одеялом, обнимает подушку и думает, что скучает по Кириллу. Скучает, хотя они видятся каждый день, здороваются каждый день и прощаются каждый день. Но всё равно он скучает каждый, блять, день.        Кириллу, кажется, тоже тяжело. Он выглядит несчастно, покусывает губу, в которую так хотелось вгрызться, и, наконец, говорит: — Я… Не хочешь пойти на каток? Мы, вроде, раньше любили кататься, — у него разве пальцы не подрагивают от волнения. Даже голос почти не подводит.        Лёша соглашается. Может, удастся поговорить? Удастся вернуть такую родную обоим дружбу, узнать, что прошло за эти мучительные полгода, и как жить дальше? А ведь они даже не обсуждали, что будут делать после девятого класса. Разойдутся по колледжам? Продолжат общаться? Пойдут до одиннадцатого? Эти вопросы не дают покоя. В голове ещё так некстати всплывают слова «мы, вроде, раньше любили кататься». Вроде. Раньше. Любили. А теперь не любят? Теперь они не «мы», а просто Лёша и Кирилл? Теперь «вроде», больше без той многолетней уверенности?                    Он засыпает ближе к утру. Повезло, что Кирилл позвал на каток именно в субботу, а не посреди недели. А то Лёша точно бы сошёл с ума. Хотя, он и сходит: подолгу смотрит в зеркало, нервно зачёсывает челку то на один бок, то на другой, поправляет на себе любимую красную толстовку и поджимает губы. Переживает. Сегодня, наверное, всё решится. Что будет сейчас, потом, возможно даже то, что было эти полгода. Наверное, Кирилл будет спрашивать. Почему перестал отвечать, писать, да и вообще рядом сидеть. Ответы Лёша так и не придумал, поэтому, шмыгнув в последний раз (дурацкая зима), он снова придирчиво глядит в зеркало (вновь выглядит, как снеговик или капуста) и, наконец, выходит из дома. Он и так должен был выйти пару минут назад.             Кирилл уже на месте. Топчется, оглядывается и постоянно пытается высмотреть кого-то в толпе спереди. Наверное, думает, что Лёша уже пришёл. Но нет. Он любуется Кириллом издалека, внимательно смотрит, что тот надел, и думает, что эти тонкие джинсы нужно с боем отвоевать и сжечь, потому что те ни черта не греют! — О, вот ты где, — Кирилл рад. Улыбается до морщинок у глаз и откидывает его взглядом.             Внимательным. Таким же, как и Лёша буквально минуту назад. Заботится. Даже хмыкает, когда видит на Лёше шапку, которую сам когда-то ему и подарил.             На катке людно. Люди снуют туда-сюда, крутят какие-то трюки, которым сразу хочется завидовать и открыть рот от удивления, где-то подальше кричат дети, радостно перебрасываясь снегом и пытаясь кататься наперегонки, а совсем недалеко от них ездит пожилая пара, крепко держать за руки. Это забавляет. Не пожилая пара, а то, что каждый здесь — разный. Кто-то пришёл покататься, кто-то погулять с друзьями, кто-то развлечься, кто-то провести время с любимым. А кто-то пришёл поговорить, хоть и продолжает упрямо молчать, обмениваясь лишь короткими фразами. Например, кириллино «можно с тобой рядом поставить обувь?» или лёшино «не холодно тебе?». А ведь, казалось бы, совсем недавно они бы не затыкались, шуточно толкались и хихикали абсолютно со всего.             Кирилл рядом тянет его за рукав на лёд. Легко улыбается, держит крепко и уверенно едет, будто не катался последний раз год назад. Будто ничего и не случилось, и они всё же общаются. Так же, как и раньше. Лёша поддаётся. Даёт тащить себя по катку, изредка двигая ногами, чтобы проехаться, слабо улыбается в ответ и просто пытается сделать вид, что всё хорошо. Что сердце совсем не сжимается в тисках, что совсем не хочется упасть и расшибить себе голову о лёд.             У них всё, как раньше.             Даже совместные падения. Видимо, и Кирилл расслабился, поэтому совсем забыл, что выпрямляться на льду — идея не самая лучшая. Но коньки, к сожалению, совсем не думают об этом (ха!), поэтому едут дальше, заставляя упасть. И ладно бы один Кирилл упал, но нет: тот тянет за собой и Лёшу. Улыбается шире, когда Лёша приземляется прямо на него, только ойкает тихо, почти прямо на ухо. Никто не двигается. Лёше даже подышать тяжело, а колено начинает болеть. Видимо, на него он и приземлился. Кирилл под ним тоже не двигается. Ровно до того момента, пока рядом не слышится: — Кирилл? — смеющийся голос. Знакомый голос.             Поднять голову всё же удаётся. Рядом стоит Алёна, а прямо за ней останавливается её подружка Лиза. Они обе с вопросом и смешками смотрят на парней, поэтому встать всё же приходится. Со стоном, с больным коленом и недовольным лицом, но всё же встать. Правда почему-то они немного отъезжают друг от друга, будто и не катались только что чуть ли не за ручку. — Привет, — Кирилл тянется обнять Алёну, а у Лёши ломается мозг.             Он легко целует её в щёчку. Улыбается красиво так, радостно, будто рад её видеть. Кажется, он так не улыбался даже тогда, когда увидел Лёшу. Они до сих пор обнимаются, хоть в огромных куртках это выглядит забавно. Но лучше ситуация не становится. — Привет, Лиз, — Кирилл здоровается и с Лизой, но так и не смотрит на неё. — Ты не говорила, что вы на каток сегодня пойдёте. — Да мы как-то быстро собрались, я даже и сообразить не успела, что ты недавно говорил о катке, — она тоже улыбается. Так же красиво и ярко. И Лиза рядом улыбается. Один Лёша стоит и, кажется, понимает ровным счётом ничего. — Ты с Лёшей решил сходить?             Услышав своё имя, он немного дёргается и отводит взгляд. Неловко, конечно, сейчас спрашивать у Кирилла, что происходит, но в голове совсем ничего не клеится. — Да, это, можно сказать, уже как традиция, — он смеётся, обнажая ряд белых зубов. — Не хотите с нами покататься? — наконец говорит Лиза рядом. Но смотреть и на неё сил больше нет. Лёша уже вообще ни с кем не хочет кататься.             Они молчат пару секунд. Не то чтобы Лёша всерьёз думает, надо ему это или нет, но уже начинает придумывать, как бы тактично отказать, видимо, девушке Кирилла и его подруге, чтобы они не обиделись, и Лёша с Кириллом, наконец, поговорили, но Кирилл его опережает: — Почему бы и нет?                    Потому что нет. Нужно было сразу так сказать, а ещё было бы лучше отказать Кириллу изначально. Когда он садился рядом, чтобы почитать пушкинские сказки. Чтобы наверняка не ёбнуло.             Про Лёшу по традициям всех драм забыли. Буквально уехали от него на пару метров, начали громко смеяться и не обращать внимания на какую-то капусту, наворачивающую вокруг них круги. Кажется, за последний час Кирилл лишь пару раз глянул на него, проверил, видимо, жив-здоров ли Лёша и продолжил «учить» кататься Алёну, тянув её за собой за руку. Прямо как Лёшу. Лиза, кстати, в компанию к ним тоже вписалась, начала крутить какие-то лёгкие трюки и учить Кирилла им. Всё же Алёне до них далеко. Зато до Кирилла ей недалеко, поэтому она то и дело чмокает его в щёчку, держит за руку или легко обнимает.             Лёша устал. Устал ездить вокруг них, пытаться услышать хоть что-то или вставить слово в чужой разговор. Наверное, дело всё же было именно в том, что это был чужой разговор. Разговор Алёны, Кирилла и Лизы. И Лёше среди них совсем нет места, как бы не хотелось доказать обратное.             Он даже не прощается с ними. Просто делает последний круг вокруг воркующей парочки и Лизы, пытается вслушаться в их разговор напоследок (что-то про скорую весну) и уходит. Точнее уезжает, а уже потом, еле держась за стены, уходит. В раздевалке быстро снимает коньки, шмыгает носом (нет, он не плачет, это просто дождь течёт по его щеке) и идёт к выходу. Даже не оборачивается, проверяет наличие телефона в кармане и вызывает такси. На местный автобус сил его не хватит, а хочется киношно сидеть на заднем сиденье машины и плакать под грустную музыку, смотря в окно на тающий снег. Хоть это и обойдётся отнюдь не в копеечку. Переживёт. Десять минут. Через десять минут приедет машина, поэтому Лёша топчется на месте, всматривается в дорогу, будто от этого машина приедет быстрее, и повторяет номер автомобиля из раза в раз. Всё равно делать больше нечего.             Сзади хлопает дверь. Лёша даже не обращает на это внимание, пока на плечо не опускается тяжелая рука, а совсем рядом не слышится тяжёлое дыхание. Это ещё что за прикол? — Ты куда? Даже не попрощался, — честно говоря, Лёша даже удивлён.       Как-то даже быстро он заметил, вот это чудо. Хотя и отвечать ему не хочется. Обидно всё же. — Домой надо, — почти буркает себе под нос Лёша, но Кирилл слышит. Вместе с ним смотрит на дисплей телефона, где показывается, что машина приедет четыре минуты. Не так уж и много. — Лёш, поговори со мной, — устало. — Я не понимаю, что произошло. Ты просто в один момент будто растворился из моей жизни, понимаешь? Я скучаю.             «Я тоже», — хочется сказать в ответ. Да даже не сказать, а закричать, чтобы точно услышал и всё понял. Прямо всё понял. — Не молчи, прошу, — вздыхает Кирилл и продолжает: — у тебя в семье какие-то проблемы? С мамой что-то или с отцом? — Лёша лишь мотает головой. — С учёбой проблемы? Типа, скоро экзамены? — Нет, — выдыхает Лёша и жалеет о том, что согласился. В который уже раз. — Тогда что? Почему ты вычёркиваешь меня из своей жизни, будто мы и не общаемся со второго класса? Будто мы… чужие, — голос на последних словах дёргается. Почти дрожит. Лёша сейчас тоже задрожит. — Если я скажу, это будет наш последний разговор, — всё же выдавливает из себя Лёша. — Лёш, что случилось? Я, правда, переживаю… Не молчи, — упрямо.             Он не сможет. Не сможет сознаться, рассказать и разрушить всю дружбу за один миг. Хотя будто там есть что разрушать. — Почему ты не рассказал, что встречаешься с Алёной? — лучшая защита — нападение, браво, Лёша.             Кирилл рядом хмурится. Сжимает его плечо сильнее, вновь глядит на чужой телефон, где уже показывается две минуты и тяжело сглатывает. — Когда? Ты меня даже в школе слушать не хотел, даже перестал на сообщения отвечать, — он злится. Лёша даже не удивлён. — Прекращай молчать, я не шучу.             Пора. — Я не могу, Кирилл, ладно? Я не могу разрушить нашу дружбу окончательно, понимаешь? Мне нужна хоть какая-то грёбаная надежда, потому что я тоже, блять, скучаю по тебе, — Лёша даже не дышит и продолжает: — я чертовски по тебе скучаю, потому что мне не хватает общения «привет-пока»! Я хочу общаться, как раньше, видеться с тобой чаще и быть друзьями, а не знакомыми незнакомцами!.. — Тогда какого чёрта ты даже написать мне не можешь? Что за вечные догонялки у нас в школе? Что за вечные пересаживания от меня в другой конец класса? — гаркает Кирилл. — Когда ты, чёрт возьми, объяснишь всё это? — Блять, да нравишься ты мне, ясно? — злится в ответ Лёша и отпихивает его от себя. — Нравишься как парень, понимаешь? Не могу я с тобой общаться, потому что вижу, как ты флиртуешь с девушками, потому что пишешь мне только о своих дурацких свиданиях и даже сейчас, вместо того, чтобы провести время со мной, решил покататься с Алёной! Напоминаю, ты меня позвал на каток, а не Алёну, а в итоге последний час ездил за ней хвостиком, лишь бы нравиться! — в конце Лёша срывается. Теперь по щекам течёт явно не дождь. Он же перестал себе врать. — Лёш, — ошарашенно выдаёт Кирилл рядом и тянет к нему руку. — Не надо, — он отходит дальше. — Не надо ничего говорить, писать или что-то ещё, ясно? Ты хотел, чтобы я рассказал, и я рассказал, поэтому, прошу, сделай что-нибудь и либо перестань совсем общаться со мной, либо уже убей меня, потому что мне надоело страдать по ночам, — всхлипывает. Перестаёт держаться. Устал.       Машина приехала. Лёша даже не смотрит на Кирилла, лишь поправляет на себе шапку, рукой вытирает текущие сопли и юркает в тёплый салон машины. Хочется написать что-то драматичное, как в кино, например, «прости» или «ты мне нравишься», чтобы совсем добить Кирилла, но Лёша не мразь.

Он всего лишь плохой друг.