Человечность - не порок

Когда дней через пять после последних описанных событий наш семейный день начался с треска улетевшей двери и радостного крика: «Цансэ! Чанцзэ! Где ваш ребёнок?!» — я спросонья, грешным делом решила, что уже пора, и сейчас нас с Сянь-Сянем отволокут в секту Цзян. И даже успела приуныть, что ничего не готово. Но тут до меня дошло — какая ещё секта? Сянь-Сянь даже родиться ещё не успел. Да и родители вроде как живы. Тогда что здесь происходит? — Глава Цзян! — ах, эта неподдельная радость воссоединения, — Чем обязаны такой чести? — Ну как же? — О солнцеликий, извольте не слепить улыбкой грешных нас с утра пораньше, а? — Ты же сам мне написал, что у вас будет сын! Ключевое слово: будет. А сейчас ты что тут забыл? Да и с чего вы взяли, что именно сын? Почему я так думаю, понятно. А с вами-то что? — Но всё равно отличная новость! Это стоит отметить! Ёперный театр, они ещё и бухают вместо завтрака. Я упала лицом обратно в кровать. Да, не в подушку, а в кровать, потому что китайцы отличились и здесь. Видите ли, они посчитали, что от сна на мягкой подушке головой теряется энергия Ян — светлая Ци — потому что это черезмерно расслабляет, и всякие тёмные духи её из тебя сосут по ночам. Но не беспокойтесь, у вумных жителей Поднебесной было решение — деревянные подушки! Да, обтянутые тканью деревянные бруски вместо подушек. На такие рискнёшь в раздражении плюхнуться головой — огребёшь сотрясение мозга минимум. Но это ещё не предел гениальности местных! У императора и мало-мальски важных людей вообще были подушки из куска нефрита. Если кто не знает, когда спишь на подушке, которая твёрже самой кровати, на утро адски болит голова. Сила головной боли прямо пропорциональна твёрдости подушки. Если так подумать, можно понять, почему тут все постоянно такие злые и тупят временами жёстко. — А что, Цансэ, как твоё здоровье? — Благодарю, глава Цзян, вполне неплохо, — поклонилась Цансэ. Хорошо хоть не свалилась с кровати. Нет, Глава, безусловно, был вежлив. Кланялся как заведённый (что для Главы Великой Секты и вовсе нонсенс), расточал всем улыбки с какой-то космической скоростью, не вертелся по комнате… И я бы, безусловно, это оценила по достоинству… Если бы не время прибытия! — Чанцзэ, я дам тебе и твоей семье время привести себя в порядок, — с улыбкой поклонился Фэнмянь, и не дожидаясь ответа, свалил из комнаты. Фух. — Так, семья, подъём! Нельзя разлёживаться, раз уж нас ждёт сам глава Цзян! — у отца как-то неестественно открылся неиссякаемый источник энтузиазма. С другой стороны, если уж они такие дружбаны — не разлей вода… Просто интересно, а знает ли дражайший белый лотос Фэнмянь, что его закадычный дружбан Чанцзэ промышляет избиением маленьких детей? С другой стороны, в прошлом мире вон, тоже со всеми законами по защите детей, с декларируемой каждым педагогическим пособием нетерпимостью к насилию над детьми, подобные люди всё равно вполне, как говориться, рукопожатны. А уж тут… Вон, теми же Лань никто не возмущается — наоборот, ещё и хвалят, и в пример другим сектам ставят — за доходчивость объяснений, почему их правила так важны, палками и кнутами. А с пряниками там, сами понимаете, туговато — даже пусть и фигуральными. Так что, учитывая всё вышеперечисленное, рассчитывать на шишу (дядю по учёбе) Цзян мне не улыбается. Ещё, чего доброго, первый мне заявит, что я «сама (дура) виновата». Под такое нерадостное течение мыслей я собралась и хотела уже бежать вниз, но меня поймала а-нян и взялась перевязывать детское ханьфу, ворча что-то о том, что на правую сторону одежду запахивают только необразованные дикари. Я хоть и вникла, но не согласилась, потому что хотела хоть так из вредности намекнуть шишу, что он, блин, не вовремя от слова совсем. Мне в принципе не улыбалось с самого пробуждения возиться с гостями, но пришлось, ведь меня повели вниз за ручку. Я зевала, попутно радуясь, что мой синяк сошёл-таки за это время, ведь ещё и с ним что-то срочно придумывать мне тоже совсем не улыбалось. Да и челюстью шевелить стало легче, что радовало ещё больше. — Дочь, ты знаешь, как здороваться с людьми? — соблаговолил поинтересоваться отец. — Да, а-ба, — с милой улыбкой отозвалась я. Кто-то скажет, что неестественно маленькой девочке играть, как политик с огромным опытом, а я отвечу: захочешь жить — ещё не так раскорячишся. Я в этой жизни желала умереть от почтенной старости, а не от домашнего насилия, поэтому почти сама себе верила. — Ахах, ну естественно, моя дочь умна и не доставляет проблем, — разулыбался довольный Чанцзэ. В принципе, спасибо и на том, что ни одному из родичей не пришло в голову поинтересоваться, где их дочь, собственно, этому научилась ещё после моего поклона торговцу на базаре. Что бы я им ответила? «А-нян, а-ба, ваша дочь просто помнит свою прошлую жизнь, и смотрела пару дорам, поэтому не удивляйтесь»? Впрочем, этот момент как раз просто обьяснить — за ними наблюдала и научилась. Надо бы впредь поаккуратнее с подобными вещами. А потом мы спустились в зал таверны — место, где все ели. Как ни странно, Глава Великой Секты приехал не один — он с его сопровождением заняли три больших стола сразу. Хозяин был не слишком доволен, но, справедливости ради, нам тоже оставили места, и даже за столом с Цзян Фэнмянем. Когда мы садились, я попыталась устроиться за столом так, чтобы не быть в поле зрения шишу. А зачем оно мне? Не хочу быть в центре внимания этих людей, и, видят Высшие силы, у меня есть веский повод для такого поведения, пусть и сугубо личный. Форма стола играла мне на руку в этом деле — стол был круглый, и на высоких ножках, со стульями вокруг. Европеизм, но я даже возмущаться не буду. Особенно потому, что, если мне вздумается слинять, когда взрослые увлекутся разговорами, я смогу прошмыгнуть мимо них почти незаметно. А ещё я не буду возмущаться тому, что лестница наверх рядом. Удобно. Глава Цзян, еле дождавшись, когда мы рассядемся, продолжил разговор с прерванного места: — А когда племянник родится? — Ему три месяца, — с улыбкой ответила Цансэ, поглаживая живот, — ещё почти весь срок впереди. Ах да, есть у китайцев и такое — они считают возраст ребёнка не только от рождения, но и от зачатия. Это не только у них так — я точно знаю, что у корейцев и японцев так же. Насчёт тайцев не уверена, но это сейчас и не важно. Мне вот три года от роду, и почти четыре от зачатия сейчас. — Вам стоит поменьше об этом рассказывать, — нахмурился в ответ Фэнмянь, — вдруг сглазят и вы его потеряете. При уровне местной медицины, дело не в сглазах, как мне кажется. Не говоря уж о том, что кое-кто недавно подставил свой беременный живот под тёмные техники. Я знала, что Сянь-Сянь парень живучий, но чтоб до такой степени… — Всё будет хорошо, — влез Чанцзэ, — мы доверяем шисюну. — Отрадно слышать, — разулыбался отец семейства Цзян. Затем он обернулся к сидящему рядом мужчине: — Шиди Фань, подай мне, пожалуйста, мой цянькунь. Мужчина торопливо протянул бездонный мешочек заклинателей, который явно держал наготове, главе: — Вот, глава Цзян, в целости и сохранности. — Благодарю. Ишь, вежливый какой. Вежливый глава Цзян, с явно виднеющимся на лице азартом покопавшись в мешочке, начал одну за другой выуживать оттуда детские игрушки. Это продолжалось, пока они не образовали собой приличную горку на столе. Эти игрушки ни разу не повторились: если они и были похожи друг на друга по форме, то обязательно различались между собой цветами или узорами. Все игрушки так же были яркими, но приятных глазу оттенков. Я, уже догадываясь, к чему это всё здесь, протянула втихую руку, надеясь цапнуть откатившуюся ближе всего ко мне игрушку. По сути, я могла бы попросить у родственничков игрушку отдельно, если бы мне это понадобилось, но мне захотелось рассмотреть поближе одну из тех, что принёс глава Цзян. Мою руку аккуратно, но твёрдо перехватили. — Прости, Сяо-эр, это игрушки только для твоего брата, — всё с той же вежливой улыбкой произнёс Цзян Фэнмянь. На меня оглянулись ВСЕ. Всё сопровождение шишу, а-нян, а-ба. Кто-то — с недоверием, кто-то — с праведным возмущением, кто-то — с просто изумлением. Но равнодушным не остался никто. Я, подавив волевым усилием в себе желание матернуться, спокойно ответила: — Да, шишу Цзян, Сяо-эр знает об этом. Сяо-эр просто хотела рассмотреть поближе одну из них… — Сяо-эр не стоит так жадничать, — прервал меня со своей приклееной улыбочкой Фэнмянь, — твой шишу более чем уверен, что у тебя множество своих игрушек, которые не нужно ни у кого отбирать… — Безусловно, игрушки Сяо-эр гораздо лучше этих, — кивнула я, — потому что они волшебные! — Вот видишь. — Человек, у твоей улыбки вообще есть предельная широта? — А что в них такого волшебного? — Они невидимые! — С заговорщицким видом поведала я дражайшему шишу. На пол зала. А потом просто откинулась на стул с очень самодовольным видом. Цзян Фэнмянь закашлялся. Что, не срослось с оправданием своей дырявой памяти? А драгоценнейший шишу уж понадеялся, да? Трёхлетке, мол, голову задурить — как конфетку у ребёнка отобрать? А вот не надейся — трёхлетке и такое брякнуть при всех не зазорно. Тем более, что, даже по китайскому этикету, приволочь гору игрушек ещё не родившемуся ребёнку, но не принести даже самой завалящей и уродливой куклы его старшей сестре — очень некрасиво. Торжество моё, правда, длилось совсем не долго — вот о чём я не подумала, так это о том, что я этим обменом репликами проехалась и по родителям. — Вэй Сяомин!!! — Рёв а-ба сотряс стены, — Да как ты смеешь так шутить!!! У тебя есть игрушки!!! — Но, а-ба, Сяо-эр ни разу их не видела… — начала оправдываться я, уже мысленно прикидывая, как бы так снова втихую наковырять трав для лечения. — А ты не просила. Ни фейхоа ж себе заявочки (3). Самая что ни на есть классическая ситуация — родители в детстве игрушки прятали. Или что, по-вашему, трёхлетний ребёнок должен в вещах армейский порядок поддерживать своими силами? Куда смеяться в этом театре абсурда? — Дочь, мы очень в тебе разочарованы. — С мрачным лицом поведал отец, — Выйди из-за стола, ты сегодня не завтракаешь в наказание за свою выходку! Ну и ладно, как-нибудь дотерплю до обеда. Если уж совсем никак будет, я в подлеске видела пару кустов с съедобными ягодами. Как их не облущили до меня — загадка, но, опять же, не мне жаловаться. Я встала, вежливо всем поклонилась и вышла на улицу с таким достоинством, словно прикидывалась Лань. А что? Я само оскорблённое, но достоинство, а родители и шишу считают меня неправой в этой ситуации, поэтому вряд ли скоро меня хватятся. А если и хватятся, то из гордости сразу искать не пойдут. Моё эпичное появление не оценил во дворе никто. А действительно, кому бы обращать на меня внимание — тут, в Поднебесной, еле сдерживающие слёзы и сопли маленькие дети явно рядовое явление. А вот радовать всех бесплатным спектаклем я точно не собираюсь. Не то чтобы мне хотелось играть с игрушками — всё же, я сейчас не ребёнок в полном смысле этого слова. Мне просто по-человечески обидно — я не сделала ничего, чтобы заслужить такое отношение, и не собираюсь так думать, хоть мне и уже начинает казаться, что я сошла с ума. В конце концов, любой человек со стороны без продемонстрированных дражайшей роднёй наклонностей с трудом поверит, что можно так себя вести без повода. Добавляло ноток сюрреализма происходящему и то, что не-заклинатели реагировали на происходящее так же, как и я — культурным шоком. Проходивший мимо во время этой безобразной сцены официант (по местному — подавальщик) был в таком ах*е от происходящего, что даже выскочил спустя пару минут следом за мной — пусть и с другой стороны — с миской супа. Да, я ушла за здание, где мои родичи никак не могли меня увидеть. Знаю, глупо, но… — Гуннян, — как он ничего не пролил при поклоне, осталось для меня загадкой, — возьмите. — У меня нет денег, — честно ответила я. — Ничего, — улыбка а-ля глава Цзян, видимо, с этого момента будет настораживать меня всегда, — эта сцена была ужасна. Этот ничтожный надеется, что гуннян с этих пор больше не придётся так страдать. Пейте суп быстрее, пока никто из тех ужасных людей не вышел! Не то этот несчастный тоже получит своё! Не знаю, что меня в нём насторожило. Он был мил, вежлив, жалел меня… может, я сейчас просто никому не могла поверить? Я благоразумно выпустила всё, что накопилось, и, протягивая ему злосчастную пиалу супа, выдохнула сквозь слёзы: — Эта недостойная не смеет принимать столь щедрый дар, не отплатив ничем своему спасителю от голодной смерти! Официант подозрительно замахал руками на меня: — Гуннян, этот не смеет делить с вами пиалу! Да и, право слово, что вы имеете в виду под оплатой? Этот недостойный делает всё от чистого сердца! Да ну? А чего ж ты так не хочешь испить своего супца? Ты ж, в отличии от меня, не избалованное сравнительной безопасностью дитя 21 века, должен бы понимать, что мне нет резона тебе верить с первой встречи. Отпил бы супа да закончил бы с этим балаганом — чего уж проще? Видя, что я не собираюсь пить злополучное варево, официант усилил напор: — Гуннян, вам же будет хуже, если вы не выпьете этот суп сейчас же! — Почему это? — Больше наивности в глазах, больше. — Потому что сейчас прибегут ваши родители и отругают вас, а суп заберут и выльют на ваших глазах! Пока он говорил, так увлёкся, что невольно наклонился ближе ко мне. Не дожидаясь, что он ещё придумает, я прицелилась и плеснула супчиком в открытый рот горе-искусителя. И, пока он плевался и материл меня на чём свет стоит, я метнулась к забору, перелетела через него на адреналине так, как учили на физкультуре в прошлой жизни — оперевшись о верх преграды руками, отталкиваясь ногами от земли с максимальной силой (рослая я, да, особенно для китайцев) — и припустила по дороге к выходу из городка. В моей голове прочно засела мысль, что сила, не позволяющая никому оборвать все ягоды с кустов, вместе с листьями и ветками, в подобной близости от города, гораздо лучше, чем непонятные люди в трактире и семейка. Хотя бы потому, что эта сила мне пока навредить не пыталась, в отличии от людей. А не останавливалась я потому, что у меня было стойкое ощущение — за мной гонятся не с добрыми намерениями. Пробежав ещё немного, я стала выдыхаться. Всё же, ещё недавно я и ползала с трудом, а тут — забег с препятствиями через пол города! На голодный желудок. Это тело до сих пор ни разу не нарушало режим питания, поэтому очень возмутилось подобному сюрпризу самым явным способом — мой живот заурчал от голода. Громко. — Вон она! — Раздался крик из-за угла. — Здоровенная девчонка с голодно бурчащим животом! Не ошибётесь! Надо сказать, что история эта происходила действительно очень рано. Только во время погони едва-едва начало светать, поэтому люди в большинстве своём сидели по домам, а кто и выполз, после этого табуна, с криками, визгами и матом носящегося за мной по улицам, наверняка метнулись по домам, попутно молясь всем известным богам и проклиная причины, побудившие их выйти на столь негостеприимную улицу в этот час. Я метнулась к спасительным зарослям. Если меня сейчас прибьют, то хоть не с пустым животом. Подпорчу врагам радость победы.