Возвращайся, зайчик

Большой город бежал. Нет, мчался наперегонки с самого утра и до поздней ночи, не давая продыху и остановки. Жизнь бурлила, заставляя почувствовать себя частью нескончаемо огромного муравейника, где каждый живой и мыслящий боролся за должность и место под солнцем, а остановиться, значило умереть. Именно так и решил для себя Чонгук, обживаясь на новом рабочем месте. Месяцем раньше, его перевели из прежнего маленького офиса в родном городе, в большой Сеульский. В придачу к новому рабочему месту юноша получил вагон и тележку проблем, которые до этого были ему неведомы. Окончив университет без всяких переездов, Чон и не думал, что тёплая и сытая жизнь с родителями окончится с такой молниеносной скоростью. Здесь и рождались сложности. Квартира в Сеуле была маленькой, скорее напоминая комнату своими размерами. В поисках Чонгук сильно торопился, вот и согласился, на самый дешёвый вариант, увидев в глаза новое место жительства лишь после оплаты. Итог, конечно, не обрадовал. Единственная кухонная тумба вместе с мойкой были спрятаны в один из двух шкафов, присутствовавших в «квартире», рядом с ним же стоял холодильник. Кровать отсутствовала, что, видимо, было лучшим решением. А вот санузел занял призовое место ебанутейших решений, разместившись на балконе. В общем, новое место жительства сбивало спесь и эйфорию, полученные от нового места работы. Затем, обнаружилась проблема номер два, помянувшая слова родителей про плохого танцора, которому что-то всегда мешает. Гук будучи младшим из троих детей, толком не сталкивался со сложностями готовки. В видео-рецептах и прочей сказочной поеботине о кулинарии рассказывали сладко, будто это навык доступный каждому с первой попытки и ничего сложного здесь нет. Естественно, после пары сгоревших блюд, отвратительных на вкус салатов, недоваренных чашек риса и прочих надругательств над собственными вкусовыми рецепторами, парень выяснил, что самое безопасное для его желудка решение – это готовая еда из магазинов и перекусы в уличных забегаловках. А проблема номер три оказалась куда глобальнее прочих, не находя ни смирения, ни разрешения в самом прямом своём смысле. Чонгук, как и каждый свой день прожитый в сеуле, поднялся тогда по третьему будильнику. С горем пополам не сжёг квартиру, разглаживая одну из двух офисных рубашек. Сел в метро, потом на автобус. И был бы этот день ровно таким же как и все прочие, если бы не сломался светофор, а в его шальную голову не взбрело перебегать дорогу. Но время – самая ценная валюта! Если верить новому начальнику. Вот мальчишка и поверил, уже добежав до противоположной части пешеходного перехода, самым удачным образом споткнувшись, чтобы встать коленями единственных брюк в лужу. — Да, блять! - не выдержал Гук первой глобальной неудачи за день, со всей силы махая увесистой сумкой, которая чудом осталась сухой. — М? Поднимайся. - донеслось сверху, как-то слишком мягко и нерасторопно. Чонгук взглянул на нежную ладонь, не изуродованную физическим трудом, которую ему протянул незнакомец, а затем поднял голову, чтобы рассмотреть и лицо. Высокие скулы, прищуренный взгляд, слегка приподнятые брови, спокойная улыбка и выгоревшие рыжие пряди. Если говорить о спокойствии, то этот прохожий был похож на перерождение Будды. Чон недоверчиво принял протянутую руку помощи, и наконец перешагнул бордюр, ступив на пешеходную часть улицы и удручённо склонил голову, разглядывая залитые грязью колени. — Вот же блядство. - вторил он своей прошлой реплике, уже намного тише, почти бубня под нос как старый дед. — Да, ну, пара пустяков. - участливо отвечал на его злобный монолог рыжик, не теряя собственного умиротворения ни на миг. — Какой пустяк? - огрызался Чонгук. — Я же так опоздаю на работу! И штаны переодеть тоже не успею, даже если бы мог! - злость переходит границы разумного, докатились, крик на случайного человека посреди улицы из-за испачканных штанов. В этот миг юноша прокручивает все варианты своего увольнения в голове, начиная от самого позорного и заканчивая приемлемым, самым нереальным на его скромный взгляд. Зачатки карьеры убитые падением в лужу. Надо быть самым настоящим неудачником, чтобы после месяца работы закончить так. — Ну что ты. - мягко смеётся, уже погодя, незнакомец, прерывая тревожный поток мыслей. — Если ты так переживаешь из-за своих штанов, пойдём ко мне, я дам другие, а после работы зайдёшь свои забрать. Отчаяние сменяется сомнением, торгом, подозрением, но в итоге Чонгук расцветает, в его глазах теплится совсем детская надежда. — Правда? А ты далеко живёшь? — Нет, вот за тем углом мой дом. - прикрывает глаза «Будда», кивая в направлении о котором говорит, а затем осторожно берёт чужую ладонь в свою. Странный этот парень, Гук думает об этом уже в процессе, наблюдая как неторопливо шагает его неожиданный попутчик, в отличии от остальных прохожих, способных своей скоростью шага удивить некоторых марафонцев. Уже перед дверью квартиры, Чон медлит и мнётся. — А, я даже не спросил как тебя звать. - неловко потирает шею юноша, только после этого всё же перешагивая порог вслед за хозяином квартиры. — Пак Чимин. - хихикает рыжий, оставляя гостю тапки и ускользая в другую комнату, без всякого интереса узнать имя вторженца. — Погоди! - только и успевает пробормотать Чон. Большого выбора действий не наблюдается. Сняв обувь, и воспользовавшись заботливо предоставленными мягкими тапками, парень проходит по узкому коридору прихожей, попадая в кухню-гостиную. Лишь раз окинув квартиру взглядом, даже самый не смыслящий человек решит, что над интерьером старался именитый дизайнер. Минималистичная мебель, сочетающая в себе столкновение строгих кубических и мягких округлых форм, плавное течение из белого в молочный и древесный цветов интерьера, малое количество вещей на поверхностях. Чонгук наслаждается видом чужого жилья, даже отчасти завидует, сравнивая эту квартиру со своей. — Снимай штаны! Я их в стирку закину. - доносится негромко, но отчётливо из комнаты. Чонгук ставит на пол сумку и послушно вылезает из грязных штанов, вот уже с ними в руках, только задумываясь о том, как безоговорочно он послушен. Наконец показывается Пак, с чёрными выглаженными брюками в руках, тихо хихикает, разглядев озадаченность чужого лица, и выменивает чистую одежду на грязную. — Ноги не намочил? — Нет, ну то есть, всё высохло уже, так что осторожно, там песок сыпется. - бубнит Чон, больше увлечённый новыми брюками, которые на его удивление имеют какой-то до жути приятный материал и по неизвестным причинам сидят лучше прежних. — Спасибо! Выручил, век не забуду! — Хи-хи, ну говорил же, пустяки. Гук подхватывает сумку и шагает на выход, сверяясь с наручными часами где-то между сменой обуви. Чимин идёт следом, вежливо провожая гостя до прихожей. — Так что, я вернусь вечером? - обеспокоенно переспрашивает юноша, будто нуждается в инструкции к каждому действию, пока не будет убеждён в его верном исполнении. — Возвращайся, Зайчик. - лишь смеётся чужому вороху беспокойств мужчина с улыбкой Будды. Чонгук кланяется, прежде чем закроет за собой дверь. Рабочий день спасён, проходит своим чередом, за перебежками из одного отдела в другой, спорами с редакцией, не принимающей фотографии приложенные к статье, походами за кофе для старших коллег. Голодный, злой, расстроенный и уставший Чон Чонгук держит путь домой, только на том самом злосчастном переходе вспоминая о необходимости забрать свои чёртовы штаны, вызвавшие в его голове целую катастрофу в самом начале дня. И вот, он стоит у двери квартиры, которая утром стала его внезапным спасением. После короткого стука пару минут тишина, парень начинает сомневаться не ошибся ли он, пока вспоминал дорогу, нервно тарабанит ногой по подъездному кафелю, вздыхает и сверяется с наручными часами. Хозяин квартиры всё же показывается, сначала выглядывая наружу через узкую щель, а затем всё же пропуская гостя внутрь. Несмотря на всю усталость Чон, почему-то обращает внимание на внешний вид своего нового знакомого. Так странно видеть Чимина в растянутых, до боли потрёпанных временем вещах, уютных и каких-то совершенно уродски-родных, как и полагается выглядеть домашней одежде. Сам Пак сонливо хлопает глазами, потирает щёку на которой отпечатались складки подушки, и тихонько зевает. — Как твой день прошёл? - интересуется ещё не до конца проснувшийся юноша, двигая к гостю тапки, затем медленным шагом удаляясь в сторону гостинной. — А.. ну… - застывает в одном ботинке Чон, смотря в спину самого странного человека, которого ему довелось встретить за свою недолгую жизнь. — Не считая утра, да, думаю, всё хорошо. - всё же нагоняет парень своего собеседника, находя его уже на диване, лежащего в обнимку с подушкой. — Утро? А, ты это про штаны. - зевает Чимин, наблюдая как скромно его посетитель присаживается на край дивана и ставит рядом свою сумку. — Не хочешь выпить чаю? Я утром купил такой вкусный. - растекается по малоподвижному сонливому лицу довольная улыбка. — Чай? Ну. - Чонгук сверяется с часами на запястье, затем кидает взгляд на настенные. — Думаю, у меня найдётся время на чашечку чая. — И десерт? - слегка морщит нос Пак, в уже более оживлённой и даже хитрой улыбочке. — И, конечно же, десерт. - смеётся Гук, удобнее устраиваясь на диване и откидывая голову на спинку. Эта квартира, как и её хозяин, казались странными. Сложно было точно выразить ощущение, которое они вызывали, но если всё же попытаться, то звучало бы оно так: «это было что-то настолько непроницаемо знакомое и приятное, обволакивающее с головы до ног, что уходить не хотелось вовсе.» Пока гостеприимный хозяин хлопочет за предложенным чаем и десертом, тихонько позвякивая посудой, Чон зажмурился. Тяжёлый день на работе заставил ноги налиться свинцом, а голову болеть до такой степени, словно все восемь часов её лупили вместо китайского гонга, проще сказать, до гула в ушах. В гостях становилось сильно спокойнее, вместо запаха сырости лёгкие наполняла свежесть, столь яркая, что вызывала подозрения о наличии в закрыктой комнате хлопковой плантации. А шум бегущих с работы людей, сигналящих машин, текущего ручья оттаявшего снега, светофоров, сменился тишиной, приятной, беззабвенной и нарушенной только тихими нотами звона фарфоровой посуды. Гук вздыхает, и слышит как Чимин садится рядом. Над щекой появляется лишь мимолётное ощущение тепла, когда Чонгук распахивает глаза и видит мягкую ладонь, протянутую, но даже не пытавшуюся коснуться. Пак смотрит совсем мягко, также и улыбается, будто хотел погладить и окутать этим теплом такого уставшего юношу перед собой, но не смел нарушить колючую границу степени их знакомства. — Странный ты. - хмыкает Чонгук, потирая складку между своих бровей и всё же подхватывая чужую улыбку. — Почему? - как-то совсем озадаченно звучит Чимин. — Да.. Вот взять то же утро. Мы виделись первый раз в жизни, а ты предложил мне помощь, так ещё и под конец назвал «зайчиком». Разве давать прозвища – это уважительно? Я не думал, что кто-то будет так говорить с первым встречным. — Хи-хи, - тихо отзывается ответом на чужой вопрос. — Ну неужели ты не видел себя в зеркало, ты же вылитый зайчик! Когда ты расстроен или задумчив, у тебя дёргается носик и глазки как две больших бусинки! И щёчки, твои щёчки такие сладкие, были бы пушистыми, я бы в жизни не отличил тебя от зайчика! — И.. И ты только поэтому так меня назвал?! — Конечно, а что не так? — А если бы это был богатенький чеболь похожий на крысу, ты тоже так сказал бы? Пак смеётся, так искренне, легко и беззаботно. — А зачем гадать если бы да кабы. Я думаю, зря ты так сильно об этом переживаешь, зайчик. — Да хватит меня так называть, зови по и.. - только хочет возникнуть Чон, как осознание сваливается на его голову тяжелее рояля в комедийных кинокартинах. — Я не назвал тебе своего имени до сих пор. Прости. - виновато цедит парень, радуясь всё же перманентному спокойствию тёплой улыбки на чужом лице. — Меня зовут Чон Чонгук, приятно познакомиться. — Чонгук, давай пить чай, иначе он остынет и не будет вкусным. - улыбается Чимин, протягивая блюдце с аккуратной маленькой чашечкой. Вечер течёт, медленно и приятно, как сливки разливаются в горячем кофе, чтобы затем окутать чьё-то горло своим мягким теплом. Гук успевает забыть о всяких заботах, злобе, усталости, рассказывая заинтересованному слушателю и о том, как решил стать журналистом в пять лет, а затем и про то, как был редактором университетской газеты, что, однако, было достаточно престижным в месте, где он учился. Время пробегает незамеченным. Чонгук совсем не хочет уходить, но цифры на часах повергают его в страх и панику, отчего он почти бросается к порогу, захватывая с собой разве что постиранные заботливым другом брюки. — Возвращайся, зайчик. - звучит вслед, вместо прощания, сверкающему пятками молодому журналисту. Только в вагоне метро несущем его домой, Чон почти лихорадочно опоминается, что забыл нечто более важное, чем брюки. Он забыл свою чёртову тяжёлую сумку. А в ней фотоаппарат, пропуск, личные документы, в общем-то почти всё, кроме телефона и бумажника, необходимое для жизни и работы. Ехать назад уже поздно, тогда домой успеть до закрытия метро и последних автобусов никак не выйдет. Он вновь вернётся очередным расторопным утром, пока даже не зная пустит ли его забрать вещи странный хозяин квартиры пахнущей хлопком. У себя дома, лёжа в кровати и осознавая события прошедшего дня, Чон вспоминает и о том, что он вообще-то должен был хотя бы ради приличия спросить о том, когда стоит вернуть штаны, ставшие его спасением. Но с этими мыслями и в его душной маленькой комнатушке, на надувном матрасе, вдруг возникает запах чистоты и хлопка, а лежать становится так мягко и удобно, что веки слипаются сами, унося его в мир грёз. Чонгук, как и каждый свой день прожитый в сеуле, поднялся по третьему будильнику. С горем пополам не сжёг квартиру, разглаживая одну из двух своих офисных рубашек. Сел в метро, потом на автобус. Маршрут изменился, стоило перейти выученный пешеходный переход, ведь теперь он направлялся в противоположную сторону от офиса: заворачивал за угол, придерживал дверь за выбегающим из подъезда работягой, и торопился к знакомой двери. Нетерпеливая трель дверного звонка разносила по квартире беспокойство пришедшего. Дверь вскоре отворилась, а из-за неё показался Чимин, сначала взглянувший на пришельца, а затем как и повелось без вопросов пустивший того внутрь. Пак выглядел иначе, в строгом брючном костюме тройке, с идеальной свежей укладкой ещё немного влажных волос и едким травянистым запахом одеколона. — Ты же пришёл за этим? - тихо кивнул в сторону сумки деловой и как всегда спокойный мужчина. — Да. Да! Я боялся, что не успею, до того как ты уйдёшь куда-нибудь. - с облегчением выдохнул Чон, сумка ждала его почти на пороге благодаря чужой проницательности, но отчасти это вызывало и лёгкое разочарование, что остаться хоть на миг подольше не выйдет. — Тогда я пойду? Спасибо! - как-то неловко заворошился, взваливая на себя ценный груз, парень. — Конечно, хорошего тебе дня. - похихикал Пак, провожая гостя через порог и лишь затем добавляя. — Возвращайся ещё, зайчик. И от чего-то по окончании рабочего дня, Чонгук сам себя не понимая прошёл мимо нужного пешеходного перехода, направляясь к дверям с неоправданным магнетизмом. Не успел он потянуться к звонку, как дверь открылась и хозяин квартиры пустил гостя внутрь. Чимин улыбался мягко, это ложилось бальзамом на душу после множества недовольных лиц замыливших взгляд. — Как прошёл твой день? - шептал Пак, проникая куда-то глубоко под кожу. — Плохо. - так же шёпотом отвечал Гук, включаясь в чужую игру. — Мне сказали переделать почти весь проект. — Давай тогда сделаем твой день лучше? - тихо подметил Чимин, протягивая руку чтобы взъерошить волосы Гука. — Ну давай, - с долей неловкости согласился парень, смущённо посмеиваясь от чужого жеста. В коридоре это почти не чувствовалось, но кухня была пропитана запахом горячей еды. Чонгука усадили на диван, а через минуту поставили перед ним поднос с большой тарелкой рамёна и маленькой тарелочкой кимчи рядом. — Ого, это ты сам? - восхищался Чон разглядывая свою порцию. — Ха-ха, да, я сам. - щурился в довольной улыбке Пак. — Готовил и подумал, что если бы ты решил прийти, то, наверное, это случится сейчас. И не ошибся! - как-то по доброму разливается смех вместе с тихим постукиванием металлических палочек о края посуды. — Приятного аппетита! — И тебе. Горячая острая еда согревала и дарила волю к жизни, после пройденных холодных улиц ранней весной в поздний вечер, после промозглых душных кабинетов, этот рамён был домашним, имел свои особые нотки, радовал хрустящим сладким перцем. Глаза Чонгука сияли и никакая похвала не была нужна Чимину, чтобы понять, как высоко гость оценил его скромный жест. — Чонгук, ты сильно устаёшь на работе? — Ну, наверное, да. Но ведь если не работать на пределе, я ничего и не добьюсь. - как-то наивно улыбается своим же словам Чон, жадно набивая щёки домашней едой. — Тогда, может будешь заглядывать ко мне вечерами? Мне кажется, здесь ты чувствуешь себя спокойно. Журналист жуёт, хлопая глазами в сторону собеседника. Ему, правда, спокойно. Впервые с момента переезда настолько спокойно, что можно было отпустить навязчивые мысли о проектах, тоску по дому, беспокойство о тяжести нового быта. Находясь в гостях у Чимина, он чувствует себя здесь и сейчас, в хорошем смысле забываясь, и находя первозданную тишь своего сердца приятной. — Конечно, буду. - со смущённой улыбкой сводящей щёки шепчет Чонгук. — От таких предложений не отказываются. Ночь неизбежно накрывала город, заставляя Гука покинуть свой оазис, великой удачей найденный в этих каменных джунглях. Голова лежала на подушке неудобно, на простыне были слишком большие складки и матрас в общем-то был бугристый. Сон не настигал его, комкая клубок из мыслей в тяжёлой голове. Так на полу сидел молодой журналист, перебирая портфолио и размышляя о иллюзорности успеха, который он себе пророчил. В снимках отражались все грани реальности. Там было солнечное счастье, окутавшее даже серые улицы с высотками самым ранним утром. Был и туман, встречались зеркальные отражения, менявшие угол обзора, зелень полей и лесов, предметы искусства поместившиеся в новой паре сапог. Разнообразие было щедрым и полным, превосходя собой опыт. Улыбка Чимина встала перед глазами, такая блаженная, будто детское воспоминание о статуе Будды в храме. Пак должен однажды оказаться на одном из снимков, раз его образ так отпечатался в сознании, что сама мысль о нём успокаивает без пяти минут незнакомца. Звон будильника, первый, второй, третий. Чон нехотя открывает глаза. Голова трещит, а может и раскалывается, что весьма предсказуемо для человека уснувшего на полу. Сборы хаотичные, Гук и не замечает как в спешке он оказывается в вагоне метро раньше, чем последняя сонливость сойдёт с глаз. Затем автобус, где голодный желудок укачивает до тошноты и пешеходный переход, на котором он больше не будет торопиться. В офисе скучно, он редактирует чужие фотографии за компьютером ровно до того момента, пока седалище и прочие мышцы опорно-двигательного аппарата не затекут, а затем отчаливает в кафетерий. Там помимо ощущения песка в глазах, Чонгук сталкивается и со своим начальником - мужчиной в возрасте, всегда проводящим два часа в курилке и столько же выделяющим на обеденный перерыв. — Эй, ты, да ты. - пренебрежительно машет начальник с дивана в зоне отдыха. — Подойди ко мне. Чонгук молча подходит и наблюдает как толстая коротенькая ручка неповоротливого офисного работника, протягивает ему заляпанный бумажный стаканчик, какие выдаёт кофейный автомат. — Будь добр, выкинь это в мусор. - растягивается противная ехидненькая улыбка на загорелом морщинистом лице. — А вы будьте добры, примите у меня хотя бы один проект, раз сами тратите своё рабочее время на еду и сигареты. - улыбается в лицо вышестоящему прилежный подчинённый, сминая в руке протянутый стакан. — Да как ты! - только и слышится в спину возмущение, затем переходящее в бубнёж под нос, разобрать который не может даже человек сидящий на том же диване рядом с источником адских пыхтений. Чонгук как-то особенно раззадорен и доволен вышедшей случайно схваткой. Чувство отмщения за всю несправедливость наполняет его ближайшие полчаса, вплоть до момента, когда на стол ложится несколько толстых папок с прикреплёнными флешками. О своём ликовании, как и о личных проектах можно забыть, ведь теперь у него на пару недель вперёд верстки текста, оформлений и обработки фотографий с приглашающимися ко всему отчётами. Уже под вечер Гук выходит из транса монотонной работы за монитором, обнаруживая себя на белом диване. Перед ним целое пиршество из маленьких тарелочек с разнообразием блюд, но очнувшись от апатии, хочется поднять взгляд на того, чьи руки притворили всё это в жизнь. Чимин не выглядит вымотанным, не похож на человека, который плохо спит ночами, да и вообще на человека, способного волноваться о чём бы то ни было. — Как тебе удаётся всегда оставаться таким? Скажи честно, ты ведь сумасшедший? Всегда такой спокойный и беззаботный, без капли волнений, медленный, словно тебе некуда бежать и торопиться, и вообще, ты как-будто плывёшь по течению. Пак смеётся, так нежно и безукоризненно, что обижаться на него за это вовсе нельзя. — Так безразличны мне чужие волнения. И не потому, что я считаю их глупыми, а потому, что ты сам не заметишь, как быстро они уйдут, если не думать, а делать всё для решения причины их появления. — Неужели у тебя никогда не было вокруг людей, которые выводят тебя из равновесия? — Были, конечно, но на дураков не обижаются. Они пускай занимаются своим делом, а я буду своим. Чонгук тянется к своей сумке, вытаскивает фотоаппарат из чехла и спустя пару поворотов объектива с колёсиком слышится щелчок. Улыбка полная умиротворения и смущённо прищуренные глазки, такие тонкие черты лица и всё живое, запечатлено теперь на цифровом экранчике и заставляет скулы занеметь. — Ты такой красивый. Ты и твои мысли, очень красивые. - шепчет Чонгук. Тарелки с едой пустеют, стрелка на часах бежит непростительно быстро и Чонгук снова возвращается в свою квартиру. И будильник звенит вновь. Затем ещё раз. А после всё повторяется. Дни бегут один за другим ровным рядом серых копий, где в момент остановок виднеется лишь одно различие, совсем крохотное. То, что Гук с каждым днём встаёт всё раньше, чтобы позавтракать с Чимином, и всё меньше хочет уезжать от того вечером. Их разговоры не содержательные, обычно Чонгук тараторить обо всём подряд, рассказывая про родной город, друзей оставшихся там, семью, детские мечты. А Чимин слушает так внимательно, не перебивая и оставляя восхищённые комментарии лишь там, где им самое место. Пак нейтрализует всё плохое и неправильное вокруг себя, при том на удивление оставаясь весьма реалистичным, принимая мир несправедливым и жестоким, какой он есть. И принимая Чонгука, юным и неопытным, с героическим восприятием мира и желанием быть самым лучшим во всём. Они не противоположности, не антонимы, скорее понятия с разных концов словаря, но вместе им куда лучше чем поодиночке. Одним утром молчаливое чаепитие после завтрака прерывает резкий вопрос. — Чимин, а если бы ты тогда не помог мне, изменилась бы твоя жизнь? Я, правда, нужен тебе? — Хм, ну я думаю, нужды нет. - без смущения размышляет Пак. — И не встреться мы, мало что изменилось бы. — То есть. - вбирает в себя воздух Гук, кажется, побелевший от возмущения. — Я для тебя никто? — Я этого не говорил. Мне приятно быть в твоей компании, разве этого не достаточно? Чон собирает свои вещи, торопливо и небрежно, опрокидывая на низком столике свою чашку с чаем и пыхтя в напряжённой тишине. — Гук, постой, к чему эти обиды. Ты мне важен, но почему это сразу должно значить, что я не смогу без тебя жить? — Прекрати, я уже услышал всё. Сумка, куртка, обувь, хлопок дверью. Которая приоткроется затем, чтобы Чон в спину услышал: — Возвращайся, зайчик. - непростительно печальное и не идущее в сравнение с прошлыми. Без Чимина ранние подъёмы становятся бессмысленными, дни на работе превращаются в растянутую до невозможного каторгу, а сон не приходит, сколько его не жди. Фотографии, окружение, всё теряет свой цвет. А в голове томится глубокое отчаяние, неужели быть незаменимым и необходимым так важно, если и без этого всё было хорошо. Сожаление стучится в дверь бессонной ночью, в самом гадком своём проявлении. Чонгук решает постирать одежду, загружает машинку, лупит по корпусу, когда та не срабатывает с первого раза, а затем и вовсе наблюдает как конструкция разваливается и растекается в процессе работы. И вот, он сидит на полу в пене и воде, хлюпает носом, боясь закричать лишь из-за возможной жалобы соседей. Холодные мокрые руки тянутся к мобильнику, он долго листает номерную книжку, но перед глазами мелькает один единственный контакт человека, который тоже живёт в Сеуле и однозначно сможет помочь. Гудки растягиваются, заставляют нервничать и гонят по телу мурашки. — Да, Чонгук, что приключилось? - звучит сонливый голос Чимина с того конца, даже сейчас Чон может представить себе его выражение лица. — А, ну.. У меня сломалась стиральная машина и все вещи мокрые и мыльные, я не знаю, что мне делать. - теряется парень. С ним говорят, будто скандала не было и сейчас вовсе не третий час ночи, когда все нормальные люди спят. — Постарайся убрать всю воду, высушить хотя бы одежду, которая на тебе, а утром приезжай ко мне. Я дам тебе всю одежду на работу, постираю твою, а на выходных вызову мастера. — Почему на выходных? - соглашается Гук со всеми остальными перечисленными пунктами. — Потому что в будни у них всё забито. — Чимин-а, а ты на меня не обижаешься? - хлюпает носом Чон — Не обижаюсь. Возвращайся ко мне, зайчик. - слышится мягкая улыбка в голосе. Звонок заканчивается, все инструкции выполнены, и утром, так и не заснув, Чонгук уже стоит на давно знакомом пороге, в заляпанной домашней футболке и растянутых смешных штанах, сопровождавших его ещё со школьных времён. Чимин забирает сумки, тихо хихикает и целует юношу в лоб. — Оставайся сегодня у меня, думаю, сегодня с тебя хватило приключений. — Выходной взять? — Так тоже можно. - улыбается Пак. Чонгук потирал красные от отсутствия сна глаза, зевал, потягивался, сидя на стиральной машинке, которую Чимин загружал, тщательно выбирая режимы. Стоило отвлечься, как по лбу прилетел лёгкий щелбан, отрезвляющий сонное сознание. — Пошли в спальню, раз уж ты взял выходной, хотя бы отоспишься, бедный мой зайчик. Гук ярко заулыбался, такое предложение заставило потирать уши в лёгком волнении от ощущения, что те наверняка покраснели. — А как же ты? Тебе сегодня не нужно на работу? — Нет, у меня сегодня тоже выходной. - со смешком подмечает Пак, осторожно приобнимая Чона за плечи. Из ванны они неторопливо перемещаются в спальню, которая восхищает Чонгука так же как и вся остальная квартира. Белая просторная комната с нежно голубыми акцентами, высокими горшками с комнатными цветами и большое зеркало напротив кровати, походящей на огромное облако. — Я у тебя чувствую себя как на другой планете, знаешь, Чимин? - заявляет Чонгук, разбегаясь и прыгая на кровать. — Знаю. - разливается тихим смехом рыжеволосый, присаживаясь рядом с юношей, утопшим в пуховом одеяле. — Скажи честно, ты ангел? Поэтому простил мне ту глупую ссору? — Хи-хи, конечно, я не ангел, просто это ты со мной ссорился, а я с тобой нет, вот и обиды никакой прощать не пришлось. Чимин мягко гладит Гука по голове, перебирает прядки его волос, а тот тихо лежит наблюдая за горячо полюбившимся умиротворением чужого лица в отражении зеркала. В голове одна лишь надежда, что остаться здесь можно будет дольше и видеть каким нежным взглядом Пак греет его всё чаще. И как же приятно спустя месяц просыпаться под тем же нежным перьевым одеялом, под мягким прищуром сонных глаз, собираться на работу, больше любимую чем ненавистную, и слышать привычную просьбу. «Возвращайся зайчик» Ведь вернуться можно в самые тёплые разговоры, самые нежные объятия, к самому любимому человеку, который никогда ни с чем не будет торопить и никогда ни за что не осудит.