мясо

Существуют варианты будущего, где Пол, вынув клинок из-под собственных ребер, вгоняет его в сердце Фейд-Рауты в два грубых толчка. Первый, слишком слабый, но всё еще неумолимо губительный, прорезает слишком мягкую для ближнего боя броню, кожу, и соскальзывает на ребро, вспарывая канал, по которому вдоль кости пролегает нерв. Это невероятно больно. За ним должен последовать второй, пересекающий насквозь все стенки камер и вызывающий немедленную остановку сердца. Существуют варианты будущего, где Фейд-Раута, ощутив острие кинжала внутри себя, успевает поднять глаза вверх и встретиться с Полом взглядами. Его губы приоткрываются. Удивительно, как никто не заметил; конечно, в Поле много атрейдесовской сухости, но нельзя ни с чем перепутать этот изгиб. Как в зеркало смотришься. В этом зеркале видно, что рот полон крови. Существуют варианты будущего, где Фейд-Раута успевает сказать, выдохнуть — — Да. Наблюдательная площадка, где решается судьба Империи, пахнет потом, грязью, резким напалмом; страхом, волнением и кислым возбуждением. Только Бене Гессерит знают, что некоторые из присутствующих переживают однозначно эротическое чувство при виде развернувшейся сцены насилия, Фейд-Раута не единственный здесь такой — но в непосредственной близости от его кожи Пол чувствует жар и терпкую ноту, которую ни с чем не перепутаешь. Его глаза, согласно физиологическим здоровым реакциям, темные, как два провала, и влажно блестят. Взгляд, которым Фейд-Раута на него смотрит, тоже можно объяснить физиологическим ответом, комплексной реакцией тела, адаптировавшегося к боли, но поклонение гораздо сложнее элементарных телесных оков. Поклонение ложится в руку Пола послушным, как кинжал, оружием. Существуют варианты будущего, где они медленно опускаются на каменный пол, в напряженном, парадоксально интимном объятии, и Пол позволяет Фейд-Рауте встать на колени, не вынимая из него лезвия. Клинок видимо дрожит в такт сердечным сокращениям. Он настолько пьян. Никакие токсические вещества, никакой секс не давали Фейд-Рауте такого опьянения, даже импринтинг леди Фенринг рассеивается от силы воздействия, которое оказывает на него этот поединок. Существо, выкормленное сырым мясом, с единственной целью — быть покорным дающей руке, счастливо оказаться на коленях перед тем, кто может дать ему это. Фейд-Рауте не нужно просить словами, хотя Пол потом хотел бы услышать просьбу — делай со мной, что хочешь, только делай; пусть твои руки растерзают меня, пусть меня пустят на корм твоей войне, но мне никогда больше не придется искать это, скучать в мире, где мне всё позволено, и бесконечно гоняться за призраком настоящего чувства. Достаточно одного взгляда. Существуют варианты будущего, где император Пол Атрейдес отправляется на священную войну с Великими Домами с пленником. Ему легко объяснить это Гарни — есть преимущества у того, чтобы не обрывать полностью род, есть преимущества в том, что у тебя есть боец, который не побоится жестокости, когда сам ты ищешь её в своем сердце с огнем. Ему не нужно ничего объяснять фременам, он не тот, кто должен объясняться. Чани слишком хорошо понимает, чтобы ей нужно было объяснять, и это понимание тенью ложится на её сердце. Поклонение ложится в руку Лиссан Аль Гаиба, как послушный кинжал, и с ним не расстаться. Он становится продолжением руки. Чани знает, что Пол старается удерживаться от того, чтобы вера фременов не затуманивала его собственный разум, и как бы не отрезвляла его скорбь за все, что было и будет совершено под его именем, нельзя быть по локоть в яде и не травиться. Он просачивается, и каждый день Пол борется с ним. Есть и другие способы. Поклонение его армии и Фейд-Рауты имеют один корень, и рождены тысячелетиями планирования. В случае с Фейд-Раутой — оно проще, потому что честнее. Фейд-Раута, во всех из этих вариантах будущего, просит только одного и отдает всё. Он сам по себе — проще; не его вина, что тысячелетние ветви родовых деревьев сложились так, что та древняя часть человеческого существа, из-за которой при виде свежей крови рот наполняется слюной, в нем ничем не ингибирована. Не его вина в том, что в саду жестокости, где его вырастили, у него не было ни одного шанса на то, чтобы воспитание победило природу. Боль, которую может дать ему Император — только инструмент. Существуют варианты будущего, где Фейд-Раута отдается боли на поле битвы, и не во всех ему удается долго приносить к ногам Императора победы. В других же незначительность тонкой иглы между его ребер — призрака клинка, связавшего их — окупается тем, как вонзающая её рука уверенна. И во всех этих вариантах будущего Пол с головой погружается в чужое поклонение. В некоторых из вариантов будущего его супруга сначала избавляется от Фейд-Рауты, но в других — потакает и ему, подкармливая с чужих рук зависимость. Но это очень легко само по себе. Тысячи глаз каждый день обращают на него взор с единственной просьбой — быть спасителем, вернуть им рай; но путь туда так долог, что не все доживут до него, и Полу приходится смотреть, приходится обещать, в сердце своем зная, что лжет. Ему так легко привести в рай Фейд-Рауту; сад жестокости расцветает и в пустыне, и среди соленых волн. Практически нет вариантов будущего, где Пол нарушает обещание, данное Чани — не делить постель более ни с кем, кроме как с ней. Потому что когда есть Чани, другие женщины не нужны, и потому что ему почти не нужно касаться Фейд-Рауты, чтобы получить удовольствие. Но всё же, иногда — отдавая приказ, наказывая и награждая — он смотрит на приоткрытый окровавленный рот и чувствует, что ходит по грани. В тех же вариантах будущего, где он переходит грань, это сближает их совсем немного, потому что на самом деле, ближе почти некуда. Делить постель, в прямом смысле — это всё же ощутимый шаг. Но чаще Фейд-Раута оказывается на полу, у его ног. Тяжелая ступня на его горле просто лежит без всякого давления. — Ты не мог оказаться где-то еще, — и из уст Пола это самое близкое к сладкой лжи любовника, — наше место во вселенной было предопределено тысячелетиями кропотливой работы. Тысячелетиями нашей родословной. Я мог быть женщиной, и я был бы твоей женой, — Пол опускает глаза, ища взгляд и ответы в нем в прохладной темноте покоев, — что бы ты сделал тогда? — Ты бы не пережил этого, повелитель, — ласково и искренне отвечает Фейд-Раута, и по его лицу видно, что он и не мечтал бы быть где-то еще, — я бы растерзал тебя. Может быть и зубами. Во всех вариантах прошлого, где леди Джессика не решается отступить от плана, Фейд-Раута живет недолго, достаточно, чтобы унаследовать Арракис и зачать сына. Лет с четырнадцати он видит сны только о наследнице Атрейдесов — она хорошая ученица своих наставниц. Их имен никто не вспомнит. В грандиозной схеме вещей мало что меняется — мясо есть мясо, у ног Императора или Преподобной матери, живое или мёртвое, выполнившее простую биологическую задачу. Квизац Хадерач знает, что в программе размножения не было возможности вложить в особь специфическую привязанность к носителю определенных генов, но в последних поколениях это получилось само собой. Непредсказуемая переменная, но влияющая только на цену, а не результат. Существует бесконечное количество вариантов будущего, и Пол видит их все. В каждом из них мальчик, рожденный любить строгий ошейник, никогда не снимет его — и в каждом прольет столько крови, сколько попросит его Император. Он принимает решение помнить — неслучившееся будущее; лицо, искаженное агонией и экстазом; расползающееся по груди, темное, как кровь в закатных лучах, удовлетворение. Ради того, чтобы не покупать кровью на руках Фейд-Рауты ясность собственного ума. Пол вонзает нож в его грудь одним уверенным ударом.