Choosing happiness

В Грейве давно нет места совершенному счастью. Соседями людей стали горе и отчаяние, ведь власть захватили толстосумы, готовые продать душу за лакомый кусочек. У них и не осталось душ. Ночью здесь нет света, а днем не слышно смеха детей. По улицам гуляет животный страх. Только в районе Гоморры день и ночь сливаются воедино, а луна и звезды перестали светить на крыши домов, похожих на гробы. В этом месте творится настоящая история зла в его первозданном виде, а простые люди никогда не переступают порог Дворца. Во Дворце творится нечто, о чем никогда не напишут в детских сказках. Если это не истории про людоедов и ночные кошмары. В этом месте не стесняются дорого продавать время с ребенком, казнить, избивать и продавать людей. Здесь нет стоп–слова, нет ни капли сожаления, ни одной иконы, ведь даже Бог обходит Гоморру стороной. Среди этого кошмара живет и наш герой. Мин Юнги двадцать пять лет. В его жилах течет королевская кровь, а статус самого богатого омеги Грейва делает его неприкосновенным. Его семья веками спонсировала то, что происходит за стенами Дворца, и он не в состоянии повлиять на ситуацию. – Мне обязательно ходить во Дворец, отец? – каждый раз задает этот вопрос Юнги. – Ты мой наследник. Однажды это все станет твоим. – неизменно слышит парень. В одну из таких ночей Мин прибыл во Дворец на открытие Бриллиантового аукциона. Только бриллиантами там выступали не камни, а живые люди. Учредители аукциона не раскрывали своих секретов, но все вокруг понимали, что эти особи особенные. Только Юнги помнил, что бриллианты – это искусственное богатство, ведь реальная себестоимость этих булыжников по–настоящему низка. В любом случае Мин Юнги уже здесь. И он готов просидеть на данном мероприятии от начала и до конца, отключив все свои чувства, спрятав лицо под маской надменного безразличия. – Господа, прошу поприветствовать алмазы, которые мы ограняли специально для вас. Готовьте свои кошельки, ведь вы не сможете пройти мимо этих бриллиантов! – учредитель продолжает озвучивать ценники на альф и омег, заполоняющих ярко освещенную сцену посреди темного зала, а Юнги закатывает глаза и отпивает глоток шампанского. Внимание принца привлекает молодой альфа с испуганным взглядом. Другие бриллианты стоят ровно, демонстрируют свои улыбки, выпячивают напоказ свои достоинства, а этого словно силой вытащили на сцену. Он опрятно одет, но его челка закрывает глаза, и весь его вид намекает на желание исчезнуть. Неудивительно, что этот молодой человек под номером «семь» не стал фаворитом сегодняшних торгов. На сцене были более раскрепощенные альфы и омеги, много моложе этого. Его и еще двух других особей уже собирались уводить обратно, когда Мин Юнги поднял свою табличку. – Номер «семь». Я забираю его за двести тысяч. Не найдя возражений и столкнувшись с удивлением на лице учредителя, Юнги увел за собой парня. Покинув дворец и сев в машину вместе со своей новой собственностью, Мин даже не смотрит в его сторону. Он глядит на мелькающие огни Гоморры за тонированным стеклом. – Ты свободен. Куда тебя отвезти? – спрашивает Юнги, так и не отвернувшись от окна. В ответ тишина. Парень спокойно сидит рядом и смотрит на свои ладони, не скрепленные привычными наручниками. – Ты глухой? Я могу высадить тебя прямо здесь, если пожелаешь. – Юнги, наконец, смотрит на своего «собеседника». – Но теперь я принадлежу Вам, господин. – парень смотрит прямо в глаза. – Я же сказал, ты можешь пойти, куда захочешь! Я взял тебя, чтобы отпустить. – злится Юнги. – Но мне некуда идти, господин. – шепчет в ответ. У принца Грейва сжимается сердце, он снова отворачивается к окну. Да, было бы очень неправильно бросить его посреди улицы. Он же совсем ничего не знает о мире. Юнги мысленно бьет себя по лбу: – Кто вообще просил тебя ввязываться в это? Досидел бы до конца аукциона и домой поехал. Нет, ты почувствовал себя рыцарем на белом коне. Идиот. Остаток дороги до виллы Мина они проводят в тишине. Приехав домой, Юнги распоряжается, чтобы для гостя подготовили комнату, на что парень удивленно хлопает глазами. Мин уходит в свою спальню и закрывает дверь на ключ, чего никогда не делал раньше. Мужчине вдруг стало страшно, что особь сможет причинить ему боль. Не сомкнув глаз до утра и размышляя о том, что же ему делать с этим, Мин Юнги решил прогуляться по коридору. Случайно совпало, что самый привлекательный коридор для предрассветных прогулок находился именно в той части дома, где поселили необычного юношу. – Как это глупо! – ворчит Мин и уходит обратно к себе. Хозяин дома распоряжается отнести завтрак в комнату особи, а сам предпочитает принимать пищу в главной столовой. Он ест и старается не чувствовать себя «чудовищем, пленившим красавца». Убеждает себя в том, что он спаситель, и во Дворце его бы ждала какая–нибудь страшная участь, его мог бы купить какой–нибудь извращенец, но выкупил принц! Что он за принц такой, который покупает и продает людей? Юнги тошнит, и он выходит из–за стола в отвратительном настроении. Чтобы не чувствовать себя так паршиво, он решает навестить альфу. Номер «семь», как его называли во Дворце, послушно сидит на кровати, выпрямив спину и уложив руки на колени, не притронувшись к подносу с едой. Он сверлит глазами ароматные булочки с семгой и кофе с молоком, но не шевелится, только голова поворачивается в сторону открывшейся двери. – Как мне тебя называть? – влетает в комнату Мин. Он не спал, поэтому под его глазами залегли темные круги, но в остальном он выглядит безупречно. Завороженный парень не сразу отвечает на такой напор. – Вы можете меня называть, как Вам угодно, господин. У меня нет имени. – говорит спокойно и даже нежно. – Да, но… У тебя было имя во Дворце? – требует ответа Юнги. – У меня был номер «семь». Так ко мне обращались. – кривит рот парень. Мин Юнги встает напротив и оглядывает смуглого парня сверху вниз. Подмечает его родинку под губой, крупный нос, кроличьи зубы, вены на руках… – Я буду звать тебя Чонгук. Это имя значит «сокровище». Раз уж я купил тебя за такие деньги, и ты был назван бриллиантом, будь добр, не опозорь свое имя. Альфа вскинул брови и произнес свое новое имя, будто пробуя его на вкус: – Чонгук… Мне нравится. Спасибо, господин. – Почему ты не ешь? – Юнги указывает взглядом на поднос. – Вы не приказывали мне, господин. – его голос звучит уверенно, даже жутко. – Ты можешь есть без моих приказов. Можешь спать, бежать. Ты не принадлежишь мне. Я просто тебя… Купил. – сдувается Юнги. – Спасибо, господин. Вы очень добры. Что я могу для Вас сделать? – Чонгук пугает своей покорностью. – Ничего. Ты мне не нужен. – холодно бросает омега и выходит, закрывая за собой дверь. Проходит неделя с тех пор, как Чонгук живет в доме Мина. Все это время он плохо спит, работает, спустя рукава. На собраниях с отцом он делает вид, что очень занят, а Дворец не посещает, находя все новые и новые отговорки. Юнги не видит Чонгука в доме, не хочет видеть. Кто он такой? Юнги ничем ему не обязан, он спас его. Так он убеждает себя каждую ночь, но не может выкинуть из головы благодарный взгляд, пробирающий до дрожи. Да, он обязан Чонгуку. Раз уж поручился, раз уж взял его себе. Ведь он как слепой котенок, выброшенный на обочину. Он совсем один там… Юнги встает с кровати поздно ночью и идет в сторону маленькой комнаты Чонгука. Мин раздражен и устал, и он даже не знает, что скажет альфе, но нужно убедиться собственными глазами, что тот в порядке. Слабый стук в дверь и очередной удар себя по лбу. Кто вообще беспокоится о своих питомцах вот так? Отец бы посмеялся над ним. Юнги осторожно заходит внутрь и видит, что Чонгук не спит. Он поднимается на кровати, чтобы включить светильник. – Господин. – утвердительно. Будто он все это время ждал визита. – Доброй ночи, Чонгук. – не может найти подходящих слов Юнги. – Ты хорошо обустроился? Хорошо ешь? – на все вопросы Чонгук слабо кивает. – Тогда я пойду. – он уже собирается развернуться к двери, но альфа просит его остановиться. – Господин, вы хорошо спите? – он правда беспокоится. Юнги обреченно вздыхает, будто у него в груди накопилось столько тьмы, что ее уже не выветрить. Груз с плеч вот–вот поднимется над головой, упадет и раздавит его. Судорожно хватаясь за ручку, он дергает дверь на себя и быстро уходит. Всю ночь Юнги снятся кошмары. О том, как он калечит души детей, заточенных во Дворце. О том, как его семья много поколений поощряет человеческие грехи, и как Юнги и сам варится в этом адском котле. Он распахивает глаза ближе к полудню. Он спал, но устал еще больше. И этот день официально начался ужасно. Сегодня из–за дел в Гоморре у Юнги почти случается срыв на нервной почве, потому что его отец заболел, и все дела приходится решать ему в одиночку, даже то, чего он раньше никогда не делал – приходится заново учиться ходить по земле, превращенной в ад. После изнурительного дня, Юнги возвращается домой, готовый разреветься, но держится при своих подчиненных. В этот раз он не хочет идти сразу к себе, а решает проверить, как дела у его питомца. Питомца! Это определение в нем вырастили. Он не думает о Чонгуке, как о собаке, но воспитание делает его таким противоречивым к своей натуре. Юнги находит Чонгука все так же сидящим на кровати, это даже приятно. В этой комнате ничего не меняется. И Юнги выдыхает. Будто с этим альфой легче дышать, будто в этой комнате собран весь настоящий кислород. Теплый свет от лампы делает это место уютным, и Юнги даже задерживается на минуту. Просто смотрит на Чонгука, а тот, в свою очередь, смотрит на него в ответ. – Вы устали, господин? – бесполезно спрашивать, у него на лице все написано. – Даже если так, ты мне не поможешь. – криво усмехается Юнги и продолжает буравить взглядом мягкую постель, которую, вероятно, уже успел нагреть альфа. Чонгук следит за его взглядом и похлопывает ладонью рядом с собой. Этот жест бы разозлил Юнги раньше, если бы сейчас он не мечтал хоть о капельке теплоты рядом. Омега все еще подозрительно смотрит на парня, но подходит ближе к кровати и присаживается на нее. От Чонгука пахнет светом, он весь будто соткан из солнца. Это было бы удивительно, если бы во Дворец его не привезли из горячей страны. – А у тебя тут довольно жарко. – почти шепчет Юнги, ощущая, как горят его щеки, когда альфа двигается ближе. Чонгук будто знает, что делать, на три шага вперед. Нет, на десять. Потому что в следующую секунду он похлопывает рукой свои колени, и Юнги вспыхивает с новой силой. Его сердце бьется так сильно, что он боится, вдруг его услышат. Так что он хватается за свою грудь, будто прикрывая свой секрет, и медленно укладывает голову на колени альфы. Юнги окунается с головой в темный океан. Потому что здесь, на коленях этого парня, он не слышит звуков, не видит света, только чувствует свое сердце в ушах. Набатом оно колотится об его виски, но это странным образом успокаивает. Омега расслабляется и выпускает, кажется, последний в его жизни вздох, когда рука Чонгука ложится на его голову. Мягкая, большая теплая ладонь аккуратно поглаживает, дарит чувство заботы. Длинные пальцы легко перебирают волосы, расчесывают, почесывают и мнут мочки ушей. Юнги готов замурчать, но его блаженство обрывает глубокий сон. Он не помнит, как провалился в эту бездну, но сплошная теплая мгла заполонила его разум, не давая шанса опомниться. Омега просыпается днем в кровати альфы, заправленной с его стороны, и ищет глазами своего питом… Друга. Находит его, сидящего на стуле возле окна и разглядывающего сад, окружающий дом. – Хочешь выйти на улицу? – сонно спрашивает омега. Чонгук смущенно качает головой и отворачивается от красивого вида, перемещая свой фокус внимания на другой, более захватывающий вид. Омега с утра похож на растрепанного кота. Так же забавно зевает, почесывает за ухом и морщит нос. Юнги быстро осознает свое положение прямо сейчас, в кровати еще недавно безымянного альфы, и спрыгивает с нее, больно ударившись коленом. Чонгук подбегает, чтобы осмотреть омегу на наличие повреждений, но тот уже убегает за пределы комнаты. Пробежав половину коридора, Юнги оглядывается назад и видит открытую в комнату дверь, но не видит альфу. Он решает вернуться, чтобы уверить его, что колено в порядке, и натыкается на парня прямо в дверях. Чонгук хватается за косяк, будто борясь с собой, чтобы не выйти за пределы тюрьмы. Юнги только сейчас осознает это. Это его новая клетка. Без приказа он никуда не двинется. Если его посадили в четыре стены, он и слова против не скажет, никуда не убежит. Он не станет есть и даже спать будет с перерывами, вдруг понадобится своему хозяину. Так его вырастили. Чтобы служить. – Одевайся. Пойдем прогуляемся. Мне что–то скучно. – делает акцент на своем желании Юнги, чтобы Чонгуку было проще согласиться. Только во время прогулки Юнги впервые понимает, насколько Чонгук больше него самого. У альфы широкие плечи, стройное тело, и ростом он выше... Ощущение, что Юнги гуляет со своим охранником. Он несколько раз просит идти его рядом, а не позади, и, наконец, добивается своего. Чонгук уверен в том, что сам знает, но перед своим господином тут же становится мягким пластилином. Он благоговеет перед омегой, но старается держаться отстраненно. Юнги тоже не доверяет альфе на сто процентов. Ему кажется, что в его случае работает адская лотерея. Он не знает, может быть, Чонгук подосланный к нему убийца, с которым он спал на одной кровати. От этого осознания у Мина колотится сердце, и он решает спросить напрямую. Когда это кому–то вредило? – Тебя же не подослали, чтобы убить меня и свергнуть власть в Гоморре? – буравит взглядом спрятавшиеся под челкой глаза альфы. – Вы сами купили меня, господин. – удивленно отвечает Чонгук. – Верно, верно. – соглашается Юнги. – Расскажи о себе. Откуда ты родом? Кто твои родители? Как ты оказался во Дворце? – Я живу, чтобы служить Вам, мой господин. А остальное не имеет для меня значения. – Да, но я хочу знать, с кем имею дело. Может быть, я захочу тебя продать. Мне надо будет что–то о тебе рассказать. – Вы меня продаете? – останавливается Чонгук. А через минуту добавляет: – Я приму любое Ваше решение. Юнги смеется, но через секунду понимает, что, должно быть, альфе совсем не смешно. Его растили в нечеловеческих условиях, продали, хозяин впервые выпустил его из комнаты, а сейчас еще и грозится продать. Хозяин. Почему в его мире это должно звучать так правильно? Это не правильно. И совсем ему не нужно. Он не хотел владеть им. Не хотел владеть ничем из того, что имеет. Ему надоело видеть эти кошмары. – Я устал. Пойдем в дом. – Улыбка надолго сползает с его лица. Управлять Гоморрой становится невыносимо сложно. Новые проблемы, новые враги – все смешивается в гремучую смесь под названием «власть». Юнги устал, он хочет просто полежать на коленях у Чонгука. Стоп. О чем он думает, пока едет домой? Прошло две недели с тех пор, как он проснулся в кровати альфы, и эти мысли то и дело всплывают в его голове. Мысли о доме, наполненном теплом. Юнги снова отметает от себя эти мысли и просит водителя увезти его во Дворец. В зоне без особых извращений он указывает пальчиком на симпатичного смуглого альфу и зовет его с собой на верхний этаж комплекса, построенного на крови. Мин Юнги хочет сделать это. – Мой господин, вам нравится? – томно спрашивает альфа, выцеловывая на шее омеги только ему понятные узоры. Юнги просит его остановиться. «Не называй меня так.» – вот о чем он думает. – Не в этот раз, сладкий. Я устал. – говорит вслух Мин и просит его уйти. Сегодня Мин Юнги спит не дома. Утром омега чувствует тошноту и боль внизу живота. – Да вы издеваетесь? – ворчит Юнги по пути домой, мечтая придушить водителя–альфу. Запах инжира в салоне становится почти ядовитым, когда машина подъезжает к вилле. Юнги хлопает дверцей и на полусогнутых ногах проходит в дом. К нему тут же подбегает прислуга с водой и подавителями. Этого хватает на какое–то время – Юнги запирается в комнате и спит двенадцать часов подряд. Он просыпается в полночь, парализованный болью во всем теле. Он чувствует, как иголочки входят в каждый миллиметр его кожи. Юнги путается в мокром одеяле и зовет на помощь. Дверь открывается, и Юнги готов кричать, потому что в комнату входит жар. Это Чонгук, который метался по своей комнате на протяжении всего дня, но услышав крик омеги, сразу прибежал на помощь и упал на колени возле кровати. – Где болит, господин? Сейчас Вам станет легче. – Чонгук поднимается с места, а Юнги боится его, себя – всей ситуации. Альфа достает две таблетки и наливает воду, подносит к губам омеги, и тот жадно опустошает стакан, хватаясь за руку Чонгука. Юнги смотрит на него загнанным зверем, все еще сжимает его руку, приближая ее к своему лицу. Чонгук ласково обхватывает ладони омеги и кладет на свою грудь, обтянутую майкой. Он размеренно вдыхает воздух носом и выдыхает ртом, показывая взглядом, что так правильно. Юнги старается повторить за ним, но думает только об упругой груди альфы напротив. Чонгук вспомнил наручники, которые он носил во Дворце. И сейчас он обмотал себя ими с головы до ног, не смея даже думать о господине, как о течном омеге. Все еще старается напомнить Юнги о дыхании, но видит, что это не то, что ему нужно. Он осторожно берет его руку и невесомо прижимается губами к костяшкам, затем к каждому пальцу. Прикрыв глаза, он старается погасить огонь больной страсти Юнги своей нежностью. Омега забывает, как дышать, и завороженно наблюдает за действиями Чонгука. Его глаза слипаются от перевозбуждения, мозг отключается, и он проваливается в сладкий сон. Юнги снова просыпается посреди ночи, ищет руками Чонгука, чувствует, как тот обнимает его со спины. Юнги трется об него, хнычет, находит его ладони и зарывается в них лицом, пытается уловить успокаивающий мускусный запах тепла. Омега дрожит, просит таблетку, и Чонгук подносит ему еще одну. После нее Юнги уже плачет в голос посреди кровати, снимая мокрое белье и откидывая его в дальний угол комнаты. Чонгук кутает его в сухое одеяло и утыкается носом в его волосы, вдыхая парализующий запах смоковницы. Юнги засыпает и просыпается еще несколько раз за ночь, просит таблетку, благодарит Чонгука за его отношение и спит до обеда. Омега просыпается, чувствуя, будто его всю ночь избивали. Он добирается до ванны и плещет холодную воду в лицо. Смотрит в зеркало и вспоминает события этой ночи. – Не–е–ет. – со звуком отчаяния Юнги сползает вниз прямо перед умывальником и закрывает свое красное лицо руками. Ему чертовски неловко. Что он себе позволял? И что это вообще было? Течка должна начаться только в следующем месяце и идти около недели. Но сейчас он не чувствует себя ни возбужденным, ни сексуальным – никаким. Он залезает в холодный душ и пытается смыть с себя этот позорный опыт. Картинки прошлой ночи преследуют его и в душе, он жмурится и ворчит, но, почему–то, продолжает вспоминать ту нежность, с которой к нему отнесся альфа. Он не приставал, не настаивал – он был галантен, даже когда Юнги совершенно неприлично терся об него своей тощей задницей. Боже, какой стыд. Из–за воспоминаний, из Юнги вырывается непрошенный стон, и он закрывает рот рукой, опускает взгляд вниз и понимает, что у него стоит. Этого еще не хватало. Нет, он чувствует себя ужасно, он не станет дрочить в душе на парня, которого купил на аукционе. О боже мой. Ведь Чонгук тоже хотел его этой ночью, Юнги чувствовал это, когда терся об него. Это осознание подкашивает ноги омеги, и ему приходится схватиться за стену. Сколько нужно было самообладания и воли, чтобы не накинуться на него там? Юнги сам подставлялся, раскрывался, хныкал, но Чонгук сидел на цепи. С мыслями от таком Чонгуке, сжимая свою грудь одной рукой и головку члена – другой, Юнги кончил через две минуты. Следующие два дня Мин Юнги не ночевал дома, заглушая свои желания тяжелой работой и обществом других альф. Разочарованный омега вовзращается домой, все еще стесняясь даже смотреть в ту сторону дома, в которой живет его Чонгук. Его Чонгук? Звучит логично, но все равно смущает. Юнги мотает головой и пресекает эти мысли. Удивительно, но прислуга предупреждает господина о том, что его гость гуляет в саду, отказываясь от еды, уже второй день подряд. Юнги находит его, сидящего у пруда и разглядывающего рыб. – Почему ты отказываешься от еды? Тебе здесь плохо? – отвлекает его омега. – Нет, господин. Я как раз проголодался. – Чонгук встает со скамейки и замирает, пристально смотрит на своего хозяина. Принюхивается. Юнги отводит взгляд. Почему ему должно быть стыдно за то, где и как он проводил это время? Он ему не обязан отчитываться. Верно же? – Я ждал, что мы сможем поесть вместе, господин. Как вы себя чувствуете сегодня? – просит снова посмотреть на него, но в голосе слышится печаль. – Поешь один. Я не в настроении. – Юнги уходит, но напоследок бросает: – Это приказ. – Не хватало еще, чтобы мне еще не приносил удовольствие секс с обычными альфами. – думает Юнги, лежа в свое постели на следующий вечер. – Хотя если я попрошу его, он сразу согласится, у него ведь нет своих желаний. Нет, так нельзя. – встает с кровати Юнги. – Я даже заплатить ему не могу, не могу с ним встречаться. Я ничего не могу, окончательно не растоптав свою совесть. – ходит кругами омега. Почему с ним так сложно? Почему Юнги так сложно, когда ему должно быть проще всех? Он ненавидит это. – В любом случае, я могу просто навестить его! – надевает халат Юнги и направляется в сторону комнаты Чонгука. Все равно стучит, спрашивая разрешения войти. Он правда не знает, откуда в нем столько человечности, когда его отец буквально Сатана. – Чонгук, ты обижен на меня? – с порога спрашивает Юнги. – Нет, мой господин. Я не могу на Вас обижаться. – нежно произносит Чонгук. – А я обижен на тебя. Хотя, наверное, я был бы обижен в любом случае, но почему ты не переспал со мной в ту ночь? – краснеет омега. Чонгук растерянно хлопает глазами: – Но вы не просили меня об этом, господин. И даже если бы попросили, я бы не поверил, что Вы действительно хотите этого со мной. Я пытался Вам помочь. Извините, если получилось плохо. – Но ты тоже хотел меня, не так ли? – спрашивает Юнги и сразу отворачивается, будто сказал невероятную чепуху. – Мой господин. – подходит ближе и касается плеча омеги. – Если бы Вы попросили, я бы сделал все, чтобы Вам было хорошо. Юнги разворачивается лицом к объекту своего желания и уже без стеснения признает это. Смотрит в его глаза с укором и вызовом, но чувствует, как дрожат колени. Чонгук поглаживает плечи омеги, делится своим теплом. – Обними меня. – просит Юнги. Чонгук обнимает. Нежно и трепетно. Они оба дрожат, будто боятся, что их сдует теплым ветром этой всеобъемлющей искренности. Альфа зарывается носом в макушку Юнги, вдыхает такой родной запах, а Юнги наконец–то чувствует обжигающий жар тела Чонгука на своем лице и ладонях. Как он мечтал просто постоять вот так рядом. После этого Юнги часто видит Чонгука в саду, когда отправляется по делам. Они все еще мало разговаривают и с того дня объятия больше не повторялись. Прошла неделя и Юнги уже лучше справляется со своими новыми обязанностями, но все еще чувствует тошноту, подступающую к горлу, когда приходится листать отчеты о проданных альфах и казненных в пыточных омегах. Юнги трет виски. Он понимает, что это неправильный путь, но других дорог он попросту не видит, будто стоит посреди одинокой трассы, а навстречу ему несутся грузовики, и каждый сбивает его. Снова и снова. Уставший и сонный Юнги этим вечером принимает душ и направляется в спальню Чонгука. Он не знает, чего конкретно хочет, но ему необходимо согреться. – Ты знаешь, сколько извращенцев посещают Дворец? – спрашивает Юнги, присаживаясь на противоположную сторону кровати. – Да, господин. – Чонгук смотрит так пронзительно, он точно знает, что хочет услышать Юнги, но оставляет инициативу за ним. Юнги в нетерпении качает коленями, согнутыми в позе лотоса и отворачивает голову к стене. – Ты спал с ними? – наконец выдает Юнги, сливаясь с красным закатом. – Спал ли я с ними? Нет. – понижая голос, отвечает альфа. Омега резко поворачивается к нему и, открыв рот, почти удивляется, пока не видит печальное лицо напротив. – Я не спал с ними в обнимку, как с Вами, мой господин. Но они делали со мной другие вещи. – грустно улыбается Чонгук. – Они тебя обижали? – интересуется разочарованный Юнги. – Нет. Но иногда они хотели, чтобы я их обижал. – опускает голову Чонгук. Омега сдвигает колени вместе и утыкается в них лбом: – Так ты занимался с ними любовью? Сексом? – Вы интересуетесь, потому что хотите заняться со мной любовью? – вкрадчиво спрашивает альфа. – Ты что! Ты вообще знаешь, кто я? О боже, ты же не знаешь, кто я… – Я знаю, кто Вы, господин. И больше не заговорю о подобном. – обещает Чонгук. Они смотрят друг на друга и молчат. Кажется, что Чонгук слышит, как бьется сердце Юнги. Или это Юнги слышит, как бьется сердце Чонгука. Эти звуки смешались, и, на самом деле, не слышно ничего. Потолок падает, стены давят, дышать становится трудно. Юнги стягивает с себя халат и остается в пижаме, потому что кожа покрывается ожогами под таким пристальным взглядом черных глаз. – Чего Вы хотите сейчас, господин? – наклоняет голову набок альфа. – Я не знаю? Может быть, я хотел бы снова обняться, как тогда. – смущенно бормочет Юнги. Чонгук пододвигается ближе и аккуратно прижимает к себе омегу, почти невесомо касаясь его плеч. Кажется, альфа смеется, или Юнги кажется, но он немного отстраняется и пытается заглянуть тому в глаза. – Ты смеешься надо мной? Разве я не твой господин? – серьезничает омега. – Вы, и правда, мой господин, я улыбнулся, потому что Вы очень милый. – ухмыляется альфа. – Чего бы Вы еще хотели? – Ты сделаешь все, что я попрошу? – Все, что угодно. – Мы… Можем поспать рядом? – шепчет Мин. – В последнее время я очень устаю, а с тобой мне хорошо спится. – Конечно. Обнять Вас? – Делай, что хочешь! – кидает в него подушкой омега. – Если бы я делал, что хочу, мы бы не спали, господин. – невинно хлопает глазами, будто только что не сказал то, от чего у Юнги упала челюсть. – Тогда… Делай то, что я скажу. Как раньше. – голос Юнги дрожит. Чонгук согласно кивает и поворачивается к нему всем телом: – Что мне сделать сейчас? – Ложись. – Юнги упирается в грудь ладонями и мягко укладывает альфу в постель. Чонгук расслаблен. Он не станет делать ничего, о чем его не попросили. Он послушный – так о нем думает Юнги. В прошлый раз возбуждение, нарастающее рядом с этим альфой, Юнги свалил на преждевременную течку, но сейчас он не может сомкнуть глаз, пока его обнимают эти сильные теплые руки, а в голове горит лампочка «Осторожно! Горячо! Опасно!». Чонгук будто слышит его мысли и обнимает крепче, упираясь пахом в его пятую точку. Нет, это слишком для Юнги. Он чувствует напряжение внизу живота и медленно запрокидывает голову назад, оказываясь прижатым щекой к щеке альфы. Чонгук обдает его горячим дыханием, почти касаясь губами, но не предпринимает никаких действий. Это даже расстраивает, Юнги хочет почувствовать его руки и губы везде… Он пугается своих же мыслей, но уже не может их контролировать. Омега тяжело дышит и слышит, как Чонгук выравнивает свое дыхание. Вдыхать носом, выдыхать ртом – это заразно, так что Юнги успокаивается. Они поспят вместе. Утром Юнги сбегает под пристальным взглядом альфы, но это его не беспокоит. Его беспокоит, что он снова проснулся в его кровати, но уже с мокрыми штанами. Позорище, умопомрачительное позорище. Плакать и дрочить в душе становится чем–то очень привычным для омеги, потому что Чонгук действует на него как афродизиак. И Юнги уже даже не сможет этого скрыть. После мокрых–то штанов. Он никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза. Это тоже вид извращения, когда хочется почувствовать на себе руки своего раба? Юнги прислоняется лбом к мокрому кафелю и мечтает провалиться сквозь землю. Надо срочно избавиться от наваждения по имени Чонгук. В этот день Мин Юнги приезжает во Дворец не только решить внешние дела, но и заодно разобраться со своими внутренними проблемами. Он находит учредителя аукциона и покупает у него информацию об альфе под номером «семь». – Здесь нет ничего из того, о чем бы я сам не догадывался. Мне нужны сведения о его опыте. Кто его обучал, и кто заказывал время с ним? Как вы ограняли этот бриллиант? – Господин, но эти сведения не известны даже мне. Могу сказать только то, что Вы обладаете редким сокровищем. – Что Вы имеете в виду? – хмурит брови Юнги. – Насколько я знаю, альфа под номером «семь», да… Кажется, это был он…– бормочет старый бета. – Избавьте меня от этого. Говорите быстрее, я очень занятой человек. – отрезает омега. – Номер «семь» известен во Дворце своими невероятными способностями удовлетворения. Он никогда непосредственно не участвовал в процессе, но ему ставили высший балл на всех отборочных огранениях. Я сам не знаю, как ему это удавалось, только слышал… – сдувается старик. – Что значит, не участвовал? Это еще как понимать? – трясет его за шиворот Юнги. – Честно, я не знаю, он ведь Ваш. Спросите у него сами. А лучше попросите показать. – подмигивает бета, осматривая того сверху вниз, а Юнги сдерживается, чтобы не ударить извращенца. После нескольких удачных сделок и одного скандала с заключенными в тюрьме на базе Дворца, Юнги возвращается домой сильно уставшим. Ему уже надоело приезжать домой только поспать и подрочить на мысли о своем заключенном, которого он не может ни отпустить, ни подпустить ближе. Настоящая пытка. Сегодня в доме что–то не так. Прислуги не видно, а со стороны столовой доносятся странные звуки. Юнги просачивается сквозь толпу подчиненных на кухне и видит, как Чонгук играется с огнем и сковородой. Вернее, огнем в сковороде. Вернее, огнем над ней. Юнги не успевает следить за его движениями, еда и огонь летают по кухне, а руки альфы танцуют завораживающий танец в воздухе. Он плавно переступает с одной ноги на другую, удерживает равновесие, словно колдун! Омега наблюдает за ним с широко раскрытым ртом, даже не замечает, как прислуга кланяется ему, заметив своего господина. Чонгук заканчивает представление и удивленно смотрит на Юнги. Публика вместе с ним мучительно долго ждет реакции хозяина дома, а тот не может оторвать взгляда от своего бриллианта. Он без стеснения рассматривает его линию челюсти, открытый мокрый лоб в местах, где челка растрепалась во время выступления. Он смотрит на сильные руки, удерживающие тяжелую сковороду на весу, и на вздымающуюся, обтянутую черной футболкой, грудь. – Сегодня я ем с твоих рук! – выпаливает Юнги. – То есть, я ем сегодня то, что приготовил ты. Своими руками. Интересно, как оно на вкус. – прокашливается омега. – Это паста с морепродуктами, мой господин. Надеюсь, Вам понравится. – широко улыбается Чонгук, а прислуга приступает к своим прямым обязанностям. Вскоре стол столовой накрыт на две персоны по распоряжению хозяина. Чонгук сидит по правую сторону от Юнги и смотрит на него с плохо скрываемой нежностью. – Это очень вкусно! – восклицает Юнги. – Как ты этому научился? Чонгук пожимает плечами и тоже приступает к ужину: – Нас многому учили во Дворце. Юнги перестает жевать и смотрит в сторону. Да, он знает, чему их учили. Как их ограняли. Каждый бриллиант проходил жестокие тренировки, и только лучшие были удостоены аукциона. Тех, кто не проходил огранения, были сосланы в менее перспективные секции Дворца и о том, что с ними происходило дальше, Юнги не хочет знать. Он рад, что Чонгук здесь, в его доме. Здесь никто не тронет и не запачкает его тело. И Юнги тоже не станет. Не станет ведь? Ему сложно сосредоточиться на своих мыслях, когда в голову запущены сигнальные ракеты об открытой сексуальности непрошеного соседа. – Чонгук, зайди сегодня ко мне. – Юнги отодвигает стул и выходит из–за стола. Он сыт по горло, и ему срочно нужно уединиться. Вечером Юнги долго принимает душ, не понимая, чего он хочет, что может произойти, и надо ли ему это все. Пока он сушит волосы и выбирает белье, он продолжает ворчать на себя и ситуацию, потому что ему страшно. Это дико, ново, странно. Ему хочется искупаться в грехе, но он не хочет пачкать Чонгука. Альфа входит в спальню после робкого стука. – Господин? Можно я войду? «Боже, скажи мне это, нависая надо мной сверху.» – вот, о чем судорожно думает Юнги, наблюдая за ним с кровати. – Входи. – Омега похлопывает рукой по мягкому одеялу, напоминая обоим их первый интимный момент. Чонгук улыбается и проходит вглубь комнаты, останавливаясь возле кровати, возле Юнги. Он нервно сглатывает, смотрит снизу вверх на альфу и хлопает глазами. Он не знает, как вести себя дальше. Он даже не знает, что сейчас происходит. – Вы что–то хотели? – Чонгук привычно наклоняет голову вбок. Выглядит как невинный демон, и Юнги бесится. – Я хочу знать, что ты делал со своими клиентами. – шепотом, почти неслышно. – Покажешь мне? Мин Юнги, будущий владелец целой адской империи, склоняет голову перед товаром из своего Дворца. – Я не хочу. – вскидывает бровь Чонгук. Юнги послышалось? – Почему? – съеживается омега. Ему вдруг резко стало холодно, будто водой облили и на улицу выкинули. С десятого этажа. – Я не хочу делать с Вами то же, что делал с ними. – Чонгук присаживается рядом и проводит рукой по тыльной стороне ладони омеги и вверх, к плечу. – Мои клиенты все до единого были испорченными. Я мешал их с грязью, потому что им хотелось пасть ниже, дотронуться до настоящего ада. Юнги льнет к руке, оставляющей за собой дорожку из мурашек. Утыкается в ладонь носом и проводит по ней влажными губами. У Чонгука броня на сердце трещинами покрывается. – Я хочу подарить Вам такую нежность, чтобы Вы плакали от наслаждения, а не от боли, мой господин. – альфа невесомо целует его оголенное плечо, в маленький шрам. Юнги голову назад опрокидывает, на потолке взрывающиеся звезды считает. – Я хочу собирать Ваши слезы своими губами. – прислоняется. – С Ваших скул. – проводит носом по щеке. – С Ваших глаз, с Ваших губ. – Чонгук еле касается лица Юнги, оставляя призрачное пространство между ними двумя. Юнги дрожит, цепляется за руку альфы, ближе к себе притягивает. – Но Вы не готовы, мой господин. – Чонгук мягко отстраняется и встает с кровати. – Как ты понял? Даже я не знаю, готов ли. – разочарованно подмечает Юнги. – Вы поймете. Спокойной ночи. – альфа выходит, закрыв за собой дверь, а Юнги может только слушать удаляющиеся от его комнаты шаги. Четыре дня Юнги не находит себе места. Он больше не может думать о Чонгуке, его тошнит от желания быть ближе к тому, кого он может подчинить лишь насильно. Но это не выход. Юнги утопает в работе, распределяет обязанности, раздает поручения, лишь бы не слышать плач детей, лишь бы не дать слабину перед народом. В один из таких дней Юнги выпивает неприлично много шампанского. Пузырьки опьяняют и дарят чувство вседозволенности. На вечеринке в пентхаусе принц Грейва окружает себя альфами и даже целует их, позволяет ласкать свою шею, мять талию, шептать откровенные пошлости на ухо. Юнги можно простить все, когда он врывается в комнату Чонгука в расстегнутой шелковой рубашке. Чонгук резко встает с кровати, чтобы поймать своего хозяина возле двери. – Сделай что–нибудь, скорее! – хватается за плечи альфы, хнычет и упирается носом в шею. – Отнести Вас в кровать? – ледяной голос в ответ, как и ожидалось. – Неужели ты меня не хочешь? – вскипает омега и бьет кулаком в его грудь. Чонгук обхватывает ладонями лицо Юнги, бегает взглядом от лисьих глаз, до маленького носа и спелых розовых губ. Злится, что их мял сегодня кто–то другой, ненавидит свое положение. Кто он такой, чтобы касаться его? Кто он такой, чтобы смотреть на него? Желать его? Он готов упасть перед ним на колени, вырвать свое горячее сердце и вложить в руки омеги. Но что он может? Не сегодня, не сейчас. По щекам Юнги текут горячие слезы, а Чонгуку остается только аккуратно вытирать их пальцами. – Я мерзкий, да? Верно? – заикается Юнги, отводит взгляд, но руки с груди альфы не убирает. – Я хочу поцеловать человека, но целую других, представляя его губы, его руки на себе. – Юнги перемещает ладони Чонгука на свою талию. Чонгук сжимает зубы и выдыхает через нос. Он не хочет знать, чем занимается этот омега за пределами дома. Он вообще ничего не хочет знать, кроме его маленьких рук на своей груди. – Воспользуйтесь мной. Вам не надо целовать других, я сделаю для Вас все, что попросите. – Чонгук прислоняется лбом ко лбу Юнги, все еще удерживая его от падения. – Но это неправильно, я не хочу пользоваться тобой, как своей игрушкой. – У нас все началось неправильно, господин. – закрывает глаза альфа. – Ты хочешь поцеловать меня? – наконец спрашивает Юнги. – Хочу, господин. – Но не поцелуешь? – Нет, господин. – Потому что я должен сделать это сам? Чонгук кивает, а Юнги встает на цыпочки и тянется к альфе. Он почти касается таких родных–чужих губ, но останавливается в сантиметре от него. Альфа улыбается, он рад, что Юнги все понимает. Еще не время. Утром Юнги бьет себя по лицу в надежде, что его мозг выдумал эту ночь, он старается отогнать от себя призрак своего безумия. Почему поцелуй, который он может забрать силой, делает его таким бессильным? Первый выходной за много дней Юнги хочет провести дома, где так пахнет теплом. Он выходит из душа и не может понять, почему этот запах становится все насыщеннее. Омега открывает окна, чтобы впустить бодрящий воздух, но все равно почти задыхается. Это не может быть течка, ведь в комнате почти не пахнет инжиром, и Юнги не больно, но он тонет в огне. Его размазывает по стенам, придавливает к полу, а легкие прилипают к ребрам. В груди чешется, и хочется выть в этом пожаре. Что происходит? Он слышит стук в дверь. – Господин, альфа, он… – успевает произнести прислуга, когда Юнги выбегает из комнаты. На негнущихся ногах Юнги добирается до спальни Чонгука. Он не помнит, как попал сюда, но явно видит перед собой картину, которая долго будет ему сниться. Его альфа лежит на смятых простынях и стонет. Нижняя часть тела прикрыта тканью, а верхняя – покрыта испариной. Юнги еще никогда не видел, как солнце целует человека. Из окна его спальни на кожу падают лучи солнца, они отражаются в каплях пота и делают Чонгука новым источником света, источником жизни. Альфа не сразу замечает Юнги, но увидев, не может отвести глаз, рычит и просит не подходить. Юнги слушается. Хозяин слушается своего раба. Омега стоит напротив кровати, не в силах пошевелиться, не в силах даже разлепить губы, чтобы возразить. Он остается смотреть, как Чонгук запрокидывает голову назад и трогает себя под тонким одеялом. Юнги наблюдает, как вздымается и опускается его грудь, как он жмурится и облизывает губы. Ему тоже хочется дотронуться, но подходить запрещено. Чонгук мечется на кровати, распыляется, когда слышит дыхание Юнги так близко. Альфа хватается за спинку кровати, смотрит в глаза омеге, продолжая двигать рукой вниз и вверх. Когда звуки становятся мокрыми и слишком пошлыми, он стонет и зовет своего хозяина. – Господин, я… – жмурится Чонгук. – Господин… Юнги как завороженный повторяет движения его губ, облизывается и горит. Он так пылает изнутри, что мог бы сжечь этот город дотла. Ему хочется увидеть, как кончает альфа. Поэтому он скидывает халат, оставаясь совершенно нагим перед объектом своих фантазий. Чонгук останавливается, а в следующую секунду продолжает надрачивать себе, не отводя взгляд. Юнги повторяет движения альфы и одной рукой трогает свой твердый член, а второй плавно ведет по талии вверх, к груди, издавая сладкий стон. Альфа не может терпеть, он ускоряется, подначивая омегу. Они трогают себя одновременно, не скрывая своего восхищения друг другом. Разогретый воздух смешивается с запахом инжира, дыхание обжигает горло, но две души находятся в гармонии между сексуальным и недосягаемым. Чонгук кончает с громким стоном, сжимая простыни до побелевших костяшек. Через минуту он приходит в себя и отворачивается от омеги: – Господин, пожалуйста, оденьтесь, я не могу себя контролировать. – Я хочу остаться. – одними губами произносит омега и присаживается на край кровати. В следующую секунду альфа нависает над Юнги, раздвигая его ноги: – Вы хотите, что я трахнул Вас? Вылизал? Может быть, чтобы я наступил на Вас? – Чонгук шипит ему в лицо, пока его член находится в жалких сантиметрах от тела омеги. – Как после этого Вы будете себя чувствовать? Как я должен себя чувствовать, поступая так с Вами? Юнги теряется под таким напором и часто моргает. Воздух полыхает, оставляя ожоги на сердце, а омега тянется все ближе и ближе к огню. Мин Юнги поглаживает скулы парня, от которого будто пар исходит, заглядывает в его черные глаза и нежно улыбается. Он хочет обжечься. Поэтому целует. В щеку, трепетно, больше прижимается, затем двигается ниже и останавливается возле уголка губ. Трется лицом, заставляя альфу над ним дрожать. – Я хочу тебя поцеловать. – говорит в самые губы Юнги. – Очень хочу. Чонгук взглядом умоляет не пытать его, остановиться прямо здесь и сейчас, потому что никогда в своей жизни он еще не испытывал такого желания. До скрежета зубов. До бессонных ночей. До мокрых снов и простыней по утрам. До боли в груди. Но он не может по–настоящему владеть своим хозяином, и эта пытка жестока. Юнги на мгновение прислоняется сухими губами к губам альфы. Его сердце вот–вот вырвется наружу, так что он не торопится. Пытается дышать ровно, но не получается, потому что Чонгук и сам забыл, как дышать. Он больше не напоминает ему, как правильно вдыхать и выдыхать, поэтому оба вот-вот задохнутся. Омега снова целует его, в этот раз медленнее. В таком положении он останавливается до влаги на своем лице. На секунду кажется, что с потолка пошел дождь, но все становится ясно, когда он открывает глаза и видит перед собой лицо Чонгука. Он роняет слезы прямо на щеки Юнги. Тут же сцеловывает их, нежно просит прощения. – Простите, господин, я… – Не извиняйся, мне так хорошо. – шепчет Юнги, поглаживая щеку альфы. – Это безумие. – выдыхает Чонгук. – Что? – смущается омега. – Я хочу оставить Вас в своей кровати и не выпускать. – зарывается носом в нежную шею. – Попроси меня остаться. – рвано выдыхает Юнги. – Прошу, останьтесь, мой господин. Мир Юнги переворачивается, когда он сам становится рабом этих чувств. Сам остается, сам целует, сам льнет. Невинные поцелуи пересекают отметку «горячо» и выходят за пределы понимания омеги. Его тело мнут, а высунутый язык сосут и заглатывают, горячий рот Чонгука сравним с жерлом вулкана, потому что из него живым не выбираются. После этих поцелуев Юнги не существует. Они крепко обнимаются, и даже твердый член Чонгука, упирающийся в Юнги, не смущает. Он и сам трется об него, стонет прямо альфе в рот. Юнги нетерпелив, ему хочется попробовать сегодня все. Кажется, что он взорвется, если не сможет познать это горячее тело. Они переворачиваются вместе так, что Юнги садится сверху и садится на бедра Чонгука, трется своими молочными половинками об его пах, доставляя почти физическую боль альфе. Он с силой сжимает челюсть и крепко, но нежно держит бока омеги, останавливая его, когда тот слишком заигрывается со своими движениями. Чонгук готов съесть своего хозяина, вылизать его с головы до ног, выпить до дна, но все еще сдерживается, все еще не до конца уверен, что Юнги этого по–настоящему хочет. Его глаза темнее ночи, а движения становятся все более нетерпеливыми, когда Юнги начинает течь прямо на него и стонать его имя. Чонгук привстает и обнимает его, целует в висок, шею, губы. Как же он любит его губы. Он мечтал о них с их первой встречи. Розовые, манящие, созданные для него. Чонгук обхватывает аккуратный член Юнги, и тот кончает, запачкав грудь и живот Чонгука, отчего альфа кончает следом. Он даже не вошел в него, но это было похоже на занятие любовью, о котором Чонгук раньше только слышал. Юнги довольно потягивается и зевает рядом. Дневной сон в обнимку должен остудить их. Юнги просыпается вечером. В кровати пусто и холодно, поэтому он отправляется на поиски альфы, накинув на себя халат. Чонгук устроился у плиты, а вся кухня пропиталась приятным ароматом. – Что ты готовишь? – присаживается на стол, позади альфы, Юнги. – Ничего особенного, господин. – не оборачивается Чонгук. Юнги не нравится, что на него не смотрят. Он дует губки и осматривает мраморную поверхность, проведя по ней тонкими пальцами. – Знаешь, когда я увидел тебя тут, танцующего со сковородкой в руках, я мечтал, чтобы ты разложил меня прямо здесь, на столе. – рука альфы зависла в воздухе. Он судорожно вздыхает и оборачивается, чтобы увидеть этого невероятного омегу с розовыми следами на шее и оголенными ногами, свисающими со стола. – Я думал о том, как бы ты сорвал с меня одежду и позволил мне целовать твою грудь. – Юнги не собирается останавливаться. Чонгук подходит ближе и становится напротив омеги. – Я мечтал о тебе и в душе, пока трогал себя. – краснеет, но продолжает. – Я вспоминал твой голос, твои руки, твою родинку под губой. – пробегает пальчиками по торсу, забираясь под футболку и поглаживая грудь. – Господин, Вы играете со мной? – Чонгук целует Юнги за ухом, раздвигая его ноги по обе стороны от себя. – Потому что я проигрываю. Альфа проводит рукой между ногами Юнги, поглаживая бедра с внутренней стороны, варварски вырывая стон из его рта. Прикладывается губами к его губам, мнет их, вылизывает рот изнутри, прижимается всем телом и тяжело дышит. Юнги извивается, он ожидал напора, но все равно удивлен такой силе, поддается. Это он здесь настоящий проигравший. Омега раздвигает ноги сильнее, оголяя всю нижнюю часть, на что Чонгук довольно улыбается сквозь поцелуй. Его руки скользят выше, к уже затвердевшему члену с обильно вытекающей из него смазкой. Альфа размазывает ее по всей длине и двигается ниже, проходит ребром ладони между половинками, на что Юнги издает удивленный стон, вдавливаясь в тело Чонгука, приближаясь к нему и приподнимаясь на столе. Чонгук пристраивается средним пальцем у влажного входа и стимулирует колечко мышц, пока Юнги хнычет и хватается за его плечи. – М–м–м, это все? – игриво спрашивает Юнги. Чонгук вставляет палец, хватаясь второй рукой за талию омеги. Ему тоже тяжело смотреть на эти хитрые глаза, не знающие пощады. Юнги закусывает нижнюю губу и довольно быстро привыкает, начинает ерзать, просить еще и быстрее. Чонгук слушается. Пристраивает второй палец, медленно вставляет его до упора, пока Юнги не откидывает голову назад, открывая вид на свою алебастровую шею, в которую хочется вгрызаться зубами. Это Чонгук и делает: сосет кожу, прикусывает, лижет, пока тягуче раздвигает внутри него пальцы. Юнги сгибает ноги в коленях, а халат почти сполз на столешницу, когда Чонгук откровенно трахает его двумя пальцами и придерживает за бедра. Юнги становится мало, и он требует большего внимания, становится нетерпеливым, на что Чонгук ухмыляется, и это распыляет омегу еще сильнее. – Господин, Вам придется быть более терпеливым, если не хотите, чтобы было больно. – мурлычет в ухо альфа. Он легко подхватывает омегу под бедра, укрывает халатом, пока тот вылизывает смуглую шею Чонгука, и несет его в спальню. – Вам следует лечь на живот, господин. – терпеливым мягким тоном просит Чонгук. – Но так я тебя не увижу! – сразу протестует Юнги и хватается за плечи альфы. – Как скажете. – Чонгук улыбается и аккуратно укладывает Юнги на кровать, освобождая его и себя от ненужной одежды. Юнги с неприкрытым восхищением смотрит на упругую грудь и пресс, старается увести взгляд от того, что ждет его ниже. Альфа целует его колено, и Юнги ног не чувствует. Или слишком сильно чувствует. Так хорошо, что плохо. Так сладко, что горько. Так до мурашек холодно, что обжигает. Юнги хватает ртом воздух и в нетерпении выгибается. Чонгук медленно возвращается к своей любимой части – к пальцам внутри Юнги. Он снова раздвигает их, находит нужную точку и толкается в нее несколько раз, чтобы сорвать сладкий стон с розовых губ. Чонгук близок к безумию, его глаза застилает неведомая ему раньше тьма, он хочет Юнги всего и сразу, здесь и сейчас. Просит разрешения, а после этого водит членом там, где только что были его пальцы. Юнги шире раздвигает ноги, а Чонгук трогает его колени, сжимает икры, мнет лодыжки, от этой нежности на грани с грехом у Юнги в голове звезды взрываются. Он смотрит в глаза Чонгука и видит в них отражение своей тьмы. Чонгук входит медленно, наблюдает за бездной во взгляде напротив, с ума сходит, сжимает до розовых отметин лодыжки омеги. Юнги шипит, но не уворачивается, сам насаживается до упора, будто только и ждал этого момента с тех пор, как впервые почувствовал теплый запах, исходящий от альфы. Его альфы. Безумие. Сегодня Юнги понял, насколько ничтожны рамки, выстроенные многими поколениями его семьи, перед чувством, что растет внутри его сердца. Раньше он не мог разглядеть другого пути, но сейчас все дороги перерыты, асфальт раскрошен, а в конце туннеля мигает яркий свет. Юнги обнимает Чонгука и шепчет, что все сделает правильно. Он точно знает, что делать дальше.