Эгоизм

Тем вечером Харута застаёт Каору, нюхающего чью-то одежду в прачечной. Каору, при виде его, подпрыгивает и прячет футболку за спину. Харута приподнимает брови, но не слишком удивляется. Он замечает красную надпись на чёрном фоне футболки, выглядывающей из-за Каору. – Это моя футболка? Каору вспыхивает. Кивает. – Прости, Харута, – смотрит виновато. – У меня скоро течка. Харута понимающе хмыкает, проходит мимо Каору и ставит свою корзину с бельём на стиральную машину. Как бета, он не слишком посвящён в тонкости физиологии альф и омег, однако знает самое необходимое: как минимум одну течку раз в год, по рекомендации врачей, нужно проводить без блокаторов. Не сильно обдумывая идею, он предлагает: – Хочешь, я тебе ещё своей одежды дам? Каору сияет, и Харута знает, что готов отдать хоть всё своё имущество ради этой улыбки. Он указывает на корзину с бельём, предлагая Каору самому поискать, что нужно. Каору благодарит его и начинает копаться в пропахшей Харутой куче ткани, пока тот настраивает стиральную машину, чтобы постирать то, что не попадёт в гнездо Каору. Засыпав порошок, он поворачивается к омеге и видит, как тот с благоговением вдыхает остатки запаха с кофты, которую Харута носил сегодня на танцевальном занятии. – Так сильно нравится? Каору прижимает кофту к груди, сгребает остальные вещи, как бы боясь, что заберут. Секундное проявление инстинкта быстро им подавляется. Тёплый румянец покрывает лицо Каору. Он перехватывает одежду одной рукой, а другой убирает непослушные пряди волос за уши. – Очень, – тихо произносит он, как секрет. Харута невольно краснеет. Хотя логически он понимает, что у Каору, кроме Харуты, нет других вариантов – нет других запахов, которые бы он мог использовать, – чувство расцветает внутри него, нечто яркое и согревающее. Он пытается представить, как осел бы его собственный запах на Каору, если бы он был альфой. Но он не альфа, и его запах слабый, едва уловимый: при обычных обстоятельствах только прижавшись носом к его коже, можно почувствовать приторный аромат корицы вперемешку с горьковатой ноткой бархатцев. – Это мой самый любимый запах, – продолжает Каору, сбивая дыхание Харуте. В воздухе витает яркий аромат ванили и незабудок. Он хочет сказать «А мой любимый запах – твой», но не может. Вместо этого он решает перевести тему и выйти уже из прачечной, наполненной сладким запахом омеги. – Као-нии. Эм. Ты голоден? – Ох… Пожалуй, да. – Каору обхватывает добытую одежду крепче, а Харута закидывает в стиральную машинку вещи и запускает программу. Они выходят, и Каору убегает в свою комнату, унося свои материалы для гнезда, пока запах Харуты не сменился привычной смесью феромонов в общежитии. Харута поворачивает на кухню. Он до сих пор помнит первую настоящую течку Каору. Примерно за неделю, как и сейчас, Каору начал вести себя странно. Ел даже больше, чем обычно, принюхивался и морщился из-за чувствительности носа, кутался в тёплый плед и стеснялся попросить о прикосновении. Все замечали, но первый указал на это, как всегда, Чисе. – У Ору-куна скоро течка, – с видом знатока объявил он, – вот он и ведёт себя так мило. Харуту будто по голове ударили – как-то не вязался образ Каору с такой приземлённой вещью, как течка. Он вообще никогда не воспринимал Каору как омегу, и осознание того, что тот подвержен циклам спаривания – довольно неприятным процессам, со слов людей, – стало неожиданностью для Харуты. Каору, как оказалось, тоже не подозревал о приближении течки, судя по искреннему недоумению на его лице, когда Чисе сказал это. Он завернулся в плед, явно чувствуя неловкость за себя, Махиро погладил его по руке. – У меня раньше было не так, – прошептал Каору. Впоследствии этому нашлось объяснение: тогда слабый организм не выдерживал таких энергозатратных процессов, и как только Каору вылечился, незадолго до вступления в Anthos, цикл стал выравниваться, а тело восполнять пропущенные течки. Чисе забеспокоился, вскочил, заходил по комнате, причитая о том, что приближающая течка Каору будет для него невыносимой. А Харута смотрел на Каору, и нос его щекотал мягкий запах ванили. Та течка началась у Каору ночью. Многократно усилившийся аромат феромонов разнёсся по общежитию, и Махиро первый примчался к нему в комнату, после чего разбудил Чисе и Харуту и попросил не оставлять Каору одного. На протяжении нескольких дней, они должны были помогать Каору пить, есть, посещать ванную комнату. Но никто не был готов к виду несчастного Каору, мучившегося болью. Харута помнит, как первый раз зашёл в комнату и чуть не задохнулся от концентрации феромонов в воздухе. Чисе сидел около кровати, представляющей из себя скорее огромную кучу одеял и подушек, держа Каору за руку, пока тот, прячась под слоями, тяжело дышал и плакал. Ни о каком неконтролируемом возбуждении речи не шло – Каору было просто больно. Харута сглатывает неприятное воспоминание и зовёт систему дома, прося налить чай для себя и Каору. Из шкафчика он достаёт печенье, а из холодильника эклеры, которые купил этим утром. Вазочка с конфетами уже стоит на столе, и Харута добавляет к ней взятые сладости и чай на подносе. Каору скоро присоединяется к нему и с удовольствием кусает печеньку. Харута наблюдает за ним, поставив локоть на стол и периодически дуя на чай. Как только тишина между ними становится неуютной – в основном из-за насущной проблемы в виде надвигающейся течки, – Харута пережёвывает мысль и говорит: – Разве не ужасно проводить течку в одиночку? Каору удивляется и странно на него смотрит. – Ужасно?.. Я бы так не сказал. По сравнению с моей той... Ну, ты помнишь, наверное. Сейчас легче. И не то чтобы у меня был другой вариант, – он помешивает свой чай ложечкой, несколько раз поглядывает на конфеты и в итоге хватает всю вазочку, начиная выбирать самые вкусные. – Почему? Можно же, наверное, найти альфу на этот период. Агентство, вроде как, может предоставить такой, э-э, вариант. Каору мотает головой, одаривает Харуту неожиданно суровым взглядом. – Я хочу, чтобы это был любимый человек, а не какой-то… альфа на неделю. Харута мгновенно чувствует себя пристыженным. Конечно, кто-то такой хороший, как Каору, будет хотеть близости только с тем, кто его любит и кого он любит. В голове Харуты проносится мысль: «Да, альфа Као-нии должен любить его. Иначе нельзя. Да и сам Као-нии…» Харута обрывает себя на полуслове, пока не стало больно. Он не тешит своё сердце надеждами. – Думаю, ты прав. Харуты залпом приканчивает свой чай и грызёт губы. Он хочет встать и уйти, виня себя в разрушении комфортной атмосферы, но, прежде чем успевает это сделать, Каору дёргает его за рукав, и Харута плюхается обратно на стул. – Посиди со мной, пожалуйста, – просит он. В глазах его Харута узнаёт искреннюю печаль и не может не добавить это в список своих просчётов. Так что он решает потакать омеге, особенно потому, что тот более чувствительный сейчас. Каору заставляет его придвинуться ближе. Так они и сидят: Харута очень неловкий и виноватый, а Каору опечаленный чем-то и уязвимый. Омега морщит нос и поворачивается к Харуте, чтобы что-то сказать, однако наталкивается на серьёзное лицо беты, погружённого в мысли, и отказывается от этой идеи. Каору медленно допивает чай и съедает от стресса целую шоколадку. В конце концов он не выдерживает и нарушает молчание: – Я долго обдумывал, – Харута поднимает к нему голову, и говорить сразу становится сложнее, но Каору продолжает: – что, может, мне стоит попросить позаботиться обо мне другого омегу или… бету. Каору не договаривает фразу, но и так очевидно, что он говорит о течке. У Харуты резко заканчивается воздух, и он тут же становится странно осведомлённым об изменившемся запахе Каору. Теперь ванильный аромат меркнет по сравнению с цветочными нотками, однако не неприятно, по мнению Харуты. До того как Харута успевает отфильтровать слова, они срываются с языка: – Попросишь Хиро-нии? – Брови Каору взлетают. Он поджимает губы, отводит взгляд. Харута не даёт ему ответить и поспешно, осознав, что ляпнул и как это звучит, добавляет масла в огонь: – Или Чисе-нии, он же тебе уже помогал в самую первую течку, как и Хиро-нии… Каору отворачивается совсем, сосредоточившись на своих руках, лежащих на столе. В его запахе появляется что-то горькое. – Вообще-то я хотел попросить тебя, Харута, – Каору бормочет, съёжившись. – Ты же тоже был со мной тогда. Харута не сводит с Каору взгляд, пытаясь найти след сомнения на его лице. Нет. На лице Каору нет и тени сомнения, только глубокая задумчивость, в которой Харута – опять же – винит никого иного, как себя. Хотя у Каору сомнения отсутствуют, они имеются у Харуты: не может он согласиться на такое деликатное дело, как помощь во время течки. Особенно, если речь идёт о Каору, который для него… – Я пойму, если ты откажешься, – заверяет Каору, поглядывая на него. Харута медленно покачивает головой. Он просит время подумать и трусливо сбегает. Запах незабудок и ванили отпечатывается на его одежде.

***

Весь день Харута избегает Каору, не может уснуть ночью и, в конце концов, на следующий день приходит в комнату Каору. Там он уточняет, хочет ли всё ещё Каору воспользоваться его помощью во время течки и, получив утвердительный ответ, соглашается. Так начинаются дни, когда Харута, кажется, становится более беспокойным, чем готовящийся к течке Каору. Он начинает приносить Каору свою одежду, покупает мягкие подушки и одеяла, на которых спит, чтобы они как следует пропитались его запахом, помогает строить гнездо. Каору наблюдает за этим с нежностью, а остальные – со странным пониманием. Хоть они и никому не сказали – и лишь уведомили менеджера, чтобы очистить расписание на неделю, – что собираются проводить течку вместе, ребята не удивляются, и только Рихито одаривает Харуту странным взглядом, когда он носится по всему дому, таская вещи, требующиеся на время течки, в комнату Каору. Чисе, как всегда, их разоблачает, потому что он Чисе: – Харии, заботься об Ору-куне хорошо, течки без альфы ужасные. Нравоучительный тон Чисе привлекает внимание всех за столом. Харута с паникой в желудке оборачивается к Каору, который спокойно ест свой ужин. – Спасибо за заботу, Чисе-сан, – улыбается он, отчего-то довольный. – Я верю, что Харута справится. – Так вы правда вместе будете? – удивляется Махиро, роняя морковь на стол. Он не обращает на это внимание и просто ищет подтверждения на лицах. – Смело, – хмыкает Рихито. Он не комментирует свою реплику, но Харута знает, что в ней есть что-то большее. – Разве это поможет? – Рёга убирает упавшую морковь со стола. Сецуна перекидывает свои морковки в тарелку Махиро. – Харута… не альфа. Харута сжимает рот в полоску. Сецуна только что выразил его главную причину беспокойства, которая начала волновать его с того момента, как он осознал свои… чувства. Но, когда он теряется и не может ответить, подавленный сомнениями, Каору всегда рядом. Он отвечает, всё так же спокойно: – Это не важно. Альфа, бета или омега, не имеет значения. Я доверяю Харуте и не хочу никого другого. Не хочу никого другого. Харута поднимает глаза на Каору и выдыхает. Следующий вдох сделать гораздо легче, чем любой до этого, – аромат феромонов Каору успокаивающий и лёгкий, несмотря на близость течки. Каору улыбается ему. – Верно-верно! Вторичный пол не так уж и важен, – поддакивает Чисе, ставя на стол локти. Рихито тут же хлопает его по руке, бормоча что-то про приличия. – Ритто! Ты же тоже так считаешь? Рихито закатывает глаза в качестве ответа, а потом добавляет бете в тарелку ещё салата. – Ешь. Чисе начинает ковырять салат и жаловаться на то, что Рихито его закармливает, и скоро атмосфера возвращается в своё привычное состояние. Каору находит ладонь Харуты под столом и накрывает её своей.

***

Накануне наступления течки Каору, Харута вновь мучается бессонницей. Он вдруг понимает, что совсем морально не готов к тому, что от него потребуется. Поздно ночью Харута выползает из своей комнаты и идёт в ванную комнату. Он долго держит лицо под холодной водой, пытаясь привести мысли в порядок. «Я позабочусь о нём. Я прикоснусь к нему. Он доверяет мне. Он…» Не хочет никого другого. Те слова Каору не могут не сводить Харуту, глубоко погрязшего в своих чувствах, с ума. Холодная вода не помогает, его мозг кипит. Когда Харута поднимает голову, из зеркала на него смотрят холодные фиолетовые глаза. Рихито стоит, облокотившись на стену и сложив руки на груди. – Рито-нии?! – Харута пугается, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. – Ты что здесь делаешь? Рихито поднимает брови. – А ты? Харута тушуется, но отвечает честно: – Пытаюсь успокоиться. Рихито неопределённо ведёт носом, а потом отталкивается от стены и встаёт рядом с Харутой перед зеркалом. – Тебе страшно? Он не уточняет, о чём спрашивает. Тут Харута, наконец, понимает, что скрывалось под теми необычными реакциями Рихито в последние дни. Он не собирается комментировать это. – Страшно, конечно, – признаётся он. – Вдруг Као-нии поймёт, что меня недостаточно, и найдёт кого-то получше? Я же не альфа. Никогда им не стану. – Тогда почему ты на это пошёл? – Нехарактерно для всегда рационального и спокойного альфы, каким он обычно является, Рихито выглядит разбитым. Он не отрывает взгляда от своего отражения в зеркале. Харута вытирает лицо рукавом пижамы. Он и сам не до конца понимает, почему всё же согласился. Хотел узнать, каково быть парой Каору? Не хотел, чтобы это был кто-то другой? Или не мог вынести грустного выражения лица Каору в тот момент, когда он сбежал от разговора? Было ли это решение принято из-за желания помочь Каору или всё-таки из-за собственного эгоизма? Харута не знает. – Потому что он меня попросил. Вот и всё. До тех пор, пока он хочет, чтобы это был я… Я дам ему всё, что он хочет. Рихито смотрит на него несколько долгих секунд, переваривая услышанное. Он усмехается и вновь устремляет взор к зеркалу. – Как у тебя всё просто. – Когда Харута поворачивается на выход, до него доносится ещё кое-что: – Тебе не о чем беспокоиться. Каору не захочет вместо тебя альфу. В этом я уверен. Харута не оглядывается на Рихито. Он чувствует, что тот не будет рад этому. Харута только говорит «спасибо» и выходит за дверь. *** Утром Харута сразу после завтрака, заметив, что Каору отсутствует, бежит в его комнату и, ожидаемо, находит его укутанного в одеяло посреди его гнезда. Зрелище пробуждает воспоминание. В этот раз Каору не выглядит так, будто ему очень больно – только немного ослабленным. Не похоже, что течка уже началась, поэтому Харута облегчённо вздыхает и приближается к комочку на кровати. Каору высовывает нос и глубоко вдыхает. – Харута… Он с усилием принимает сидячее положение и протягивает к Харуте руки. Харута сразу понимает, что от него требуется, и садится рядом, очень аккуратно, чтобы не разрушить идеально обустроенное гнёздышко Каору. Он даёт заключить себя в объятия. Каору вдыхает коричный аромат прямо с Харуты и удовлетворённо трётся о его шею. Харута массирует его затылок и устраивается поудобнее на подушках, ожидая, что какое-то время его не отпустят. – Скоро начнётся, – сообщает ему Каору. Харута утвердительно хмыкает. Он жутко нервничает и потому старается вести себя увереннее, хотя бы перед Каору. Харута обводит комнату взглядом, убеждаясь, что упаковка бутылок с водой, быстрый перекус, влажные салфетки и остальные вещи на месте, где они были им оставлены ранее. Дольше, чем на секунду, он задерживается на ящике, в котором – он знает, потому что сам купил, – лежат презервативы и смазка. Которые, по словам Каору, скорее всего не понадобятся. Харута прикусывает язык. Они сидят, обнявшись, довольно долго. Когда Харута чувствует капельки пота, стекающие по его спине, он касается лба Каору и понимает, что не только тёплое одеяло и не менее тёплое объятие виноваты в том, что он вспотел, но и сам Каору – его тело греет, как печка. Харута слегка трясёт его за плечо, но Каору только льнёт к нему ближе, крепче обхватывает талию и зарывается лицом в шею. Нуждающийся, он не позволяет отвлечь себя от Харуты и аромата корицы и бархатцев, усилившегося за счёт пота. – Као-нии, давай я тебя в ванную отведу. Ты весь вспотел, неприятно же, – пытается убедить Каору Харута. Каору поднимает на него глаза, и Харута мгновенно тает под его капризным взглядом. Тем не менее, он тот, кто сохраняет рассудок в этой ситуации. Он же пообещал заботиться о Каору, а забота – не всегда потворство. – Давай-давай. – Отлепив от себя омегу, он встаёт и протягивает руку, которую Каору недоверчиво принимает. Харута вытягивает Каору из постели и, не отпуская его руки, направляется в сторону одной из ванных комнат. Он усердно игнорирует сладкий запах, которым покрылся с ног до головы. К счастью, ванная не занята. Оно и понятно: у ребят работа, так что в общежитии, скорее всего, никого, кроме них, нет. Харута всё равно запирает дверь. – Я наберу ванну, – говорит он, скорее из создавшейся атмосфере неловкости, чем необходимости. Каору садится на подставку рядом с ванной и трёт шею, где пахучие железы производят больше феромона. Харута пытается представить, как это ощущается. Он знает, что омегам в течку хочется быть помеченными там. Он также знает, что метку могут оставить только альфы. Харута присаживается на корточки, протягивает руку, задерживая её на уровне шеи Каору. – Можно? – спрашивает. – Пожалуйста, – отвечает Каору на выдохе. Его лицо заметно расслабляется, а веки прикрываются, стоит Харуте потереть железы пальцами. Сладко пахнущая текстура покрывает кончики. Харута растирает её на коже Каору, затем заправляет прядь его волос за ухо и просто… смотрит. Каору открывает глаза, ресницы трепещут. Он кладёт руку на волосы Харуты и тянет его голову себе на колени. Устроившись поудобнее на полу, Харута прижимается к руке, играющей с его волосами. Харута думает, что мог бы так уснуть – на коленях тепло и удобно, а поглаживания мягкие. К сожалению, пока Каору в более или менее трезвом уме, ему нужно принять ванну. Каору хлопает его по плечу и игриво дует в ухо, когда замечает, что ванна почти заполнилась. Преодолев смущение, Харута говорит ему раздеться. Он охает, когда понимает, что на Каору его футболка. Удивляться нечему, ведь следовало ожидать, что Каору захочет надеть что-то с приятным для него запахом, и всё же. Харута никак не может привыкнуть к мысли, что из всех людей именно его запах любим Каору. Тем временем Каору избавляется и от футболки, аккуратно её вешает. Харута замечает красные кончики ушей и для приличия отворачивается. Недолгое время спустя он слышит шум воды, сигнализирующий, что Каору погрузился в воду. – Итак, Као-нии, – Харута закатывает рукава, – приступим. Каору радостно подставляется под прикосновение. Харута довольно ловко управляется с тем, чтобы вымыть ему голову, для человека, который находится вне ванны. Когда приходит очередь тела, он передаёт Каору гель для душа, и тот самостоятельно смывает с себя остатки пота. Потом разворачивается к Харуте спиной и просит подать руку помощи. – Эм, могу я тебя кое о чём спросить, Као-нии? – Думаю, да. Ты, наверное, хочешь узнать, почему я прошу тебя делать всё это для меня. Приятная горячая вода размягчает кожу Каору. Его запах, хоть и сильный, но спокойный. Ровный. И голос звучит уверенно, пусть и тихо. Харута кривится. – Не совсем. – Он действительно не нуждается в напоминании. Он вообще предпочёл бы не думать о причинах, следствиях и всём остальном. Единственное, чего он хочет прямо сейчас, – сосредоточиться на этом конкретном моменте, в котором есть только он и Каору. – Вообще я хотел знать, почему ты раньше не попросил об этом. Ты знаешь, я всегда готов прийти на помощь. Каору подтягивает к себе колени и обнимает их. Движения мочалкой по спине замедляются, опускаясь к талии. Харута не думает, когда проводит по позвоночнику Каору. От его ушей почти ускользает ответ: – Это мой эгоизм. – Эгоизм? – Хотя Харута не до конца понимает, он не собирается давить на него, расспрашивая, что Каору имеет в виду. – Ну, иногда полезно побыть эгоистичным. Каору угукает. Харута возвращает ему мочалку и отходит в сторону, занимая себя организацией флаконов и тюбиков на полке, пока Каору принимает душ.

***

Вернувшись в комнату, Каору, уже обессилевший, падает на кровать, которую и кроватью назвать сложно. Он жмурится и зарывается лицом в одеяло, а потом начинает кататься по гнезду, покрывая чистую одежду смесью запахов – собственного ванильного и коричного, Харуты, с оттенками цветочных ароматов. Харута неуютно ведёт плечом, глядя на это: он не может понять, что такое витает в воздухе, не может в той же мере понять наслаждение Каору. Только догадываться об особом значении гнезда для омег. Всё-таки, инстинкты бетам незнакомы. Он не позволяет этому задержаться в его голове и садится рядом. Каору обхватывает его талию и тыкается макушкой в бок. На всякий случай, Харута спрашивает: – Прикоснуться к тебе? – И в ответ получает кивок. В следующий момент он подминает Каору под себя, седлая его бёдра. – Здесь? – Харута гладит его шею. Другой рукой он подцепляет футболку Каору, задирает её и кладёт ладонь на его живот. Мышцы перекатываются под его прикосновением. – Скажи мне, если я делаю что-то не так. – Я скажу. Харута… – Каору оглаживает его лицо, Харута ластится к руке. Он должен признать – впрочем, он всегда признаёт, – что Каору выглядит очаровательно. С полуприкрытыми глазами, раскрасневшимися щеками и блестящей кожей – перед ним никто не в силах устоять. Горьковатая на вкус мысль не успевает сформироваться, так как Харута рефлекторно следует за руками Каору и касается носом его виска. – Нет, погоди. Харута отталкивается в помощью рук, принимая сидячее положение. Каору поднимается на локтях вслед за ним. – Прежде всего, я должен спросить: что запрещено делать? Могу я… Могу я целовать тебя или, например… кусать и всё такое? Где не стоит трогать? Каору смотрит на него так пристально, что становится неловко, и Харута начинает бегать глазами по всей комнате. Он упускает томный синий взгляд из виду. Он слышит глубокий вдох, который делает Каору, и потом ощущает пальцы на своих предплечьях, скользящие вниз, пока не достигают его запястий. Каору подносит руки Харуты к своему лицу, ластится к ним. – Везде. Ты можешь касаться меня везде. Я хочу, чтобы ты касался меня везде. – Харута кусает щёку изнутри. Каору, раскинувшийся под ним на кровати, спрятавший свои бездонные омуты под веками и дышащий глубоко, спокойно, – одновременно всё, чего он хотел и о чём боялся просить. – И, пожалуйста, поцелуй меня. Харута чувствует, что ему срывает крышу, однако целует он всё равно с огромной нежностью, трепетно держа щёки Каору. Это простое касание губ, но в нём растворяются все его тревоги и сомнения, и не хочется останавливаться. Когда перед тобой ставят тарелку с десертом, как правило, просыпается аппетит. Харута, распробовав губы Каору, осознаёт, что, видимо, был ужасно голоден всё это время. В мало освещённой комнате сладкий аромат пропитывает каждую клеточку его тела. Каору прижимает его к себе теснее, требуя поцелуев. И кто такой Харута, чтобы отказывать? Он прокладывает дорожку поцелуев, покрывая кожу своей любовью, потому что он может. Пусть ненадолго, но ему разрешено, и он пробует на вкус аромат незабудок и ванили, лизнув железы на шее Каору. Вкус приторный из-за течки, однако Харута любит сладости. О, он так любит сладости. Каору хнычет, вцепившись в его волосы. Запах корицы, которым было пропитано гнездо до начала его течки, уже не так силён, поэтому омега обращается к источнику. Ожидает его то ли разочарование, то ли восторг: естественный феромон Харуты почти полностью подавлен его собственным. Харута слезает с бёдер Каору и помогает ему снять футболку. Несколько секунд он бездумно пялится, постепенно понимая, что происходит. Каору прижимает щёку к подушке, тёмные пряди скрывают лицо. Харута отбрасывает их и шепчет: – Смотри на меня, Као-нии. «Пожалуйста», – просят его глаза.

***

Уже на второй день Харута убеждается, что течки отвратительны. В перерывах Каору жалуется ему на слабость; каждые пару часов он поправляет гнездо и заставляет Харуту обновлять запах; забывает о других потребностях организма, помимо спаривания; много плачет – уставший, но жаждущий. Харута делает всё, чтобы облегчить неприятные симптомы, и, к собственному удивлению, справляется с сохранением трезвого ума, хотя он буквально вчера лишился девственности. Беспокойство за Каору затмевает остальные заботы. Внутренние часы у Харуты тоже сбиваются. Приходится устанавливать напоминалки для приёмов пищи и воды. Всего себя он посвящает заботе о Каору. Хотя сильно выматывается, Харута не может найти в себе сожаления, зато Каору, когда чувствует себя нормально в небольшие промежутки времени после оргазмов, несколько раз пытается извиниться. Харута все извинения решительно отклоняет: для него Каору никогда не будет неудобством, и он старательно доносит эту мысль до Каору, предупреждая любое его желание. Anthos* всячески его поддерживают – хотя Рёга и Рихито больше дразнят. Чисе раздаёт советы, которые доказывают свою эффективность, когда Харута возвращается в комнату Каору после вылазок на кухню. Сецуна, неожиданно, очень интересуется состоянием омеги. Махиро даже настаивает на том, чтобы готовить для них. Один раз Харута, лёжа под Каору, пока тот мирно посапывает, окружённый переплетением феромонов, отправляет Махиро сообщение, в котором просит принести им в комнату обед, не желая тревожить Каору своим уходом, когда тот и так вымотанный. Махиро отвечает знаками вопроса, смысл чего до Харуты не доходит, но через пару минут всё же появляется на пороге комнаты Каору. Так или иначе, Харуте приходится пошевелиться, чем он, конечно, вытаскивает Каору из дремоты. – Куда ты? – спрашивает тот сиплым ото сна голосом. Харута проводит пятернёй по его волосам и поправляет одеяло вокруг плеч. Махиро стучит в дверь ещё раз. – Нам доставка. Каору напрягается. В глазах появляется неизвестно откуда взявшийся страх, и он порывисто обнимает Харуту за талию, уткнув нос в его живот. – Нет! Не ходи. – Нет? – растерянно переспрашивает Харута. – Эй, Као-нии, тебе еду принесли вообще-то. Пусти, я заберу. Каору отрицательно шевелит головой, щекоча его, и не отпускает. Харута подаёт голос: – Хиро-нии, оставь у двери, я сам заберу. Он слышит ответ, приглушённый дверью: – Понял. – Уже громче, Махиро добавляет: – Поешьте как можно скорее, а то остынет! Особенно ты, Каору! Затем слышится звук удаляющихся шагов, а Харута остаётся наедине с почему-то раздражённым Каору – по словам Чисе, капризы в течку довольно распространённая вещь среди омег. Вопреки всему Харута не может не находить это милым. После ухода Махиро Каору удерживает его ещё пару минут и только затем расцепляет руки. Он садится и трёт глаза. Харута гладит его по голове, не придавая особого внимания произошедшему. Отстранённо он размышляет, с чем именно могло быть связано странное поведение Каору уже во время еды. – Я, наверное, все эти дни ужасно себя веду, – вдруг говорит Каору и ставит поднос на тумбочку. Харута опирается на руку, вглядывается. Каору, кажется, действительно стыдно, но Харута с этим категорически не согласен. У него же течка. Это всё объясняет. Он пожимает плечами. – Я бы сказал «странно», а не «ужасно». – Но… – Если ты хочешь сказать, что доставляешь мне неудобства, то лучше ничего не говори! Я не буду слушать, потому что это неправда. Каору опускает голову, пряча лицо за волосами. Однако Харуте всё равно видна маленькая улыбка на его губах. Ему очень хочется сцеловать её. К счастью, у него имеется разрешение. Харута притягивает Каору в объятия и не выпускает, пока губы не опухнут.

***

Чем больше Харута берёт, тем больше хочет. И Каору позволяет ему взять всё. Харута опускается между его ног и покрывает нежными поцелуями крепкие, но чувствительные из-за находящихся там желёз бёдра. Носом скользит по коже снизу вверх, вдыхая ванильный аромат. Незабудки дурманят разум. Он вгрызается в мышцы зубами, оставляя метки, и слышит неразборчивое хныканье – то ли жалобу, то ли мольбу. Одной рукой Каору затыкает рот, а другую держит в волосах Харуты, но пальцы подрагивают, и хватка распадается. Кажется, он не в силах контролировать своё тело, и, думает Харута, это настолько же красиво, насколько, должно быть, невыносимо. Так что он побеждает свой эгоизм с лёгкостью, которой его наделяет Каору. Мягкими движениями Харута помогает омеге расслабиться вновь. – Давай остановимся на минутку, – говорит он, поднимаясь. На свои колени он кладёт ноги Каору, уже не обращая внимания на количество слизи, из него вытекающего, и просто массирует их осторожными, уверенными движениями. Вязкая жидкость из желёз распределяется повсюду и, если бы ладони Харуты уже не были покрыты сладким секретом, то определённо покрылись бы им сейчас. Каору отрицательно трясёт головой: – Нет, пожалуйста, нет! – В глазах его слёзы. Харута гладит его вдоль рёбер и сцеловывает солёную влагу. Два совершенно разных вкуса смешиваются на языке. – Всё хорошо, Као-нии, – убеждает он. – Тебе просто нужно дышать. Давай, дыши со мной. И он делает глубокий вдох, ждёт, когда Каору сделает то же самое, и делает выдох, потом повторяет до тех пор, пока дрожащие всхлипы не утихают. Харута кладёт ладонь поверх сердца Каору. Тук-тук-тук-тук. Тук-тук-тук-тук. Ускоренно бьётся его сердце, но грудь вздымается медленно. Харута решает, что это хороший знак. – Ты молодец, – хвалит он. Похвала адресована не только Каору. Харута чмокает уголок его губ. – Мне больно, Харута… – едва сохраняя спокойствие, признаётся Каору. – Так больно без тебя. Харута знает. Несмотря на то что никогда не сможет испытать течку на себе, логически он понимает, как мучительна она может быть. Он помнит. Он не хочет доводить Каору до такого состояния. Убедившись, что Каору – пусть и не без труда – восстановил дыхание, он проводит пальцами вниз. Естественной смазки более чем достаточно, чтобы легко ввести два пальца внутрь. Горячая грудь Каору касается груди Харуты, когда омега с наслаждением втягивает корицу, смешанную с ванилью, с кожи. Каору приподнимается, чтобы протолкнуть пальцы глубже. Внутри него свободно, проносится смущающая мысль, и это свидетельство о том, что Харута уже был там недавно. Харута краснеет, наблюдая, как легко выходят и входят его пальцы. Это не мешает ему хотеть наполнить Каору снова. Хотеть увидеть соблазнительно довольный прищур его глаз и услышать симфонию его стонов. Быть жадным – это человеческая природа. И они всего лишь люди. В полумраке комнаты Харута пожирает десерт, чувствуя вину за то, что наслаждается этим сильнее, чем должен.

***

Только на следующий день Харуте удаётся выбраться из комнаты, чтобы нормально поесть, и застаёт в гостиной Махиро, читающего журнал на диване. Он, при виде Харуты, откладывает журнал и присоединяется к нему на кухне. Опережая его, Харута говорит: – Доброе утро. То есть день. У Као-нии сейчас всё нормально. Он спит. Махиро почему-то фыркает. – И тебе привет. Ты как? Харута зевает, пожимая плечами. Он немного устал, хотя больше его беспокоит голод. С последнего полноценного приёма пищи, который Махиро и принёс, прошло немало времени. Кстати, об этом… – Као-нии передаёт свои извинения. Не знаю, правда, за что, но ты, наверное, понимаешь. Махиро стряхивает усталость с плеч, разминаясь. За стол Махиро садится не рядом с Харутой, а напротив него. – Не за что ему извиняться, – в итоге вздыхает Махиро. Он подпирает голову рукой, заглядывая в тарелку с ужином Харуты. – Это инстинкт. «Инстинкт?» Харута вспоминает крепкую хватку на своей талии и утробный звук, совершенно неожиданно вырвавшийся из горла Каору. Точно. Очень похоже на то. Он пытается сложить пазл, и всё же один кусочек, кажется, из совсем другого набора. А нужный изначально отсутствовал. Кто-то приближается, и оба поворачиваются на звук. Это Рёга. Он пробегает взглядом по Харуте, фиксируется на Махиро. Проходя мимо, Рёга хлопает Харуту по спине, из-за чего тот чуть не выплевывает еду. – Отпустил тебя Каору-таки? – Харута закатывает глаза. Как будто его там насильно удерживают. Он хочет заметить, что вовсе не выходил бы из комнаты, если бы ему не хотелось съесть домашнюю еду Махиро, но решает не подкидывать лишних идей. Рёга готовит чай, а Махиро продолжает мысль: – Омеги в течку обычно становятся более... агрессивными. Знаешь, никакой омега в течке не потерпит, чтобы их партнёр случайно испачкался чужим запахом. Что-то в словах Махиро цепляет слух. Харуте нужно прогнать их через себя несколько раз, пока на кончике языка не формируется ответ. Ах. Вот оно. Этот кусочек пазла, осознаёт Харута, вот он. Махиро – нет, даже сам Каору ранее, – подал ему недостающий элемент, который Харута просто потерял в процессе. Они оба говорят «партнёр». Не альфа. Партнёр. Рихито был прав. Каору никогда не хотел альфу. Он хотел партнёра. И он выбрал Харуту. Я хочу, чтобы это был любимый человек, а не какой-то… альфа на неделю. Что-то в его сердце ломается, и Харута знает, что это надежда разбивает скорлупу и расцветает, ослепляющая, дезориентирующая. Он так хочет её отвергнуть, но он устал. Впервые Харута решает поверить своим догадкам. Харута возвращается к еде, обдумывая, с какой стороны подойти к новой информации и что делать дальше. В горле комок, а внутри черепной коробки многочисленные микро-взрывы, вроде фейерверков, которые кидают его мысли из стороны в сторону. В какой-то момент он просто отключает голову. Внимательно следящий за реакцией Харуты Махиро наклоняет голову. Наверное, он находит в его помутневших от слезинок глазах нечто, о чём Харута не подозревал. Прежде чем он успевает сказать что-то успокаивающее – что-то в стиле Махиро, – Рёга опускается за стол и присоединяется к разговору: – На бетах чужие запахи особенно чёткие. Сейчас ты полностью пропах Каору, но, если будешь сидеть тут слишком долго, принесёшь с собой наши феромоны. Харута приподнимает ворот футболки, чтобы убедиться в словах Рёги: и правда, от ткани несёт ванилью и немножко цветами. Но если так подумать, неудивительно, что он не заметил. Уже несколько дней он только и делает, что собирает на себе все оттенки феромона Каору. Он улыбается. – Рё-сан! – Махиро хмурится. – Хару, не торопись, посиди с нами ещё чуть-чуть. Рёга размешивает сахар в чашке Махиро, на что Харута косится с подозрением. Ему интересно, на что были похожи его собственные ухаживания: теперь, когда его воображению дан простор, он может использовать это слово для того, что он раньше называл заботой. Раньше Харута думал, что ухаживания типичны только для альф, но в свете последних событий, он уже не так уверен в том, что знает о мире, в котором живёт. Так что нет никакого иного выбора, кроме как поставить под вопрос все свои знания. Насколько очевидны были его ухаживания? Насколько Каору осознавал их? Знал ли Каору, что вызвал в Харуте такую перемену? На что… на что Каору рассчитывал? Пока Харута витает в облаках, разговор продолжается без него. – Хочешь сказать, я не прав? Каору точно не понравится твой запах на Хару. Омеги в течку особенно ревнивы, ты это должен знать. – Я знаю, – признаёт Махиро. – Но что же, Хару совсем нельзя задержаться? Мы его несколько дней почти не видели, – аргументирует он, активно жестикулируя. Харуте приятно, что Махиро искренне удручён тем, что давно с ним не проводил время. Рёга снисходительно улыбается – улыбкой, предназначенной только одному человеку, – и качает головой. – Да делайте, что хотите. Только Каору набросится на Хару, как только почует твой запах, Хиро. Чтобы заменить «плохой» запах на свой, чего Рёга не говорит. Это и так ясно всем в комнате. Харута слегка краснеет из-за формулировки, однако он не чувствует себя нисколечко напуганным, только предвкушение где-то в животе стучит. И желание.

***

Каору не набрасывается на Харуту. Вместо этого он заставляет идти в душ вместе с ним, отказываясь пускать Харуту в гнездо, пока на нём остаётся след чужих феромонов. Особенно ему не нравится запах Махиро, что больше не удивляет. К этому моменту граница между ними окончательно стёрта, поэтому Харута беззастенчиво кладёт подбородок на плечо Каору, стоя с ним под горячими струями воды. Каору запутывает пальцы в его волосах, перебирает спутанные пряди, иногда дёргает за них, чтобы распутать. Харута держит талию Каору в ленивом объятии и потирает его поясницу, зная, что она, должно быть, затекла. Несколько раз он целует ключицы, рисует кончиками пальцев фигуры на затылке, заставляя Каору выгнуться навстречу. Поток воды расслабляет, так что Харута уже почти не слышит громоподобных ударов мыслей в голове. Прикосновения к волосам переходят в лёгкий массаж – он полностью обмякает, прислонившись к Каору, и слышит смешок, как будто разносящийся вдали. Последним бодрствующим клочком разума, он убеждает себя не засыпать под душем. Он последний раз чешет затылок Каору и предупреждает: – Я пойду уже. Иначе засну тут с тобой. Каору вынимает свои пальцы из волос Харуты, ласково проводит по плечу и кивает. – Подожди меня снаружи тогда, – напоследок просит он. Как будто Харута может оставить его одного до конца течки. Так что он выходит, вытирается, надевает чистую одежду и ждёт Каору за дверью, оперевшись спиной на стену. Через пару минут перед ним останавливается Сецуна. – Там… Каору? – спрашивает он, имея в виду ванную. Харута кивает. Зевок невольно вырывается изо рта. – Ты устаёшь заботиться о Каору, Харута? Целых несколько секунд Харута пребывает в шоке – обычно Сецуна не спрашивает о нём, только о Махиро и, в последнюю неделю, о Каору. Он качает головой: – Не совсем. Мне нравится, – Харута осекается. Конечно, ему нравится, но не обязательно же всем об этом рассказывать. Достаточно и Чисе, который всё подталкивает его… к чему-то. Поэтому он добавляет: – наверное. В общем, меня не напрягает. – Понятно. Хотя ты и не альфа. У Харуты глаз дёргается. Больше Сецуна ничего не говорит, но и не уходит. Предположительно, в его голове идёт неведомый мыслительный процесс. Тишина между ними неуютная, потому что Харута чувствует себя уязвимым из-за метких слов, которые Сецуна имеет обыкновение произносить без задней мысли. Через минуту Сецуна снова заговаривает: – Если Харута будет пахнуть, как Каору... Каору будет любить тебя больше? Харута вздрагивает. – Сена-нии, у тебя слишком сложные вопросы, – стонет он. – Я не знаю! Лучше почитай какую-нибудь научную литературу об этом, хорошо? – Ладно. Шум воды в ванной комнате стихает. Харута поджимает губы, потому что Сецуна не уходит, и прогонять его у Харуты нет никакого права: они в коридоре. Харута хлопает себя по лбу, когда Каору вскоре выходит из ванной с полотенцем на шее. «Сена-нии, молчи, умоляю», – думает он, прожигая Сецуну взглядом. Каору присматривается к ним обоим, любопытный. – Каору, привет. – Сецуна-сан, – улыбается ему Каору, – привет. О чём вы разговаривали? – Ни о чём! – говорит Харута. – Я спросил, будет ли Каору любить Харуту больше, если Харута будет пахнуть, как Каору. Харута посоветовал мне почитать научную литературу. Харута видит, как меняется выражение лица Каору от недоумения до удивления и от удивления до искреннего веселья. Каору тихо хихикает, а когда Харута берёт его за руку и пытается утащить подальше от Сецуны, разражается громким смехом. – Стой, Харута, стой! – просит он, пытаясь подавить хохот. Харута дуется и складывает руки на груди. – Сецуна-сан, – Каору поворачивается к другому бете, – я отвечу на твой вопрос: я люблю, когда Харута пахнет, как я. Но и просто Харуту, без моего запаха, я тоже люблю. Харута чувствует, как камень в его сердце рассасывается. Губы формируются в нежную улыбку, и он благодарен, что Каору повернулся к нему спиной, потому что на лице его, скорее всего, самое влюблённое и слабое выражение, на какое он способен. Он также видит, как уголки губ Сецуны приподнимаются. Однако Харута не принимает это на их счёт. – Понятно, – говорит бета, разворачивается и уходит. Каору возвращает свою руку в хватку Харуты. Сияя, он прокладывает путь в свою комнату. Харуты переплетает их пальцы крепче и вдыхает аромат ванили и незабудок, словно кислород.

***

Окна не зашторены, и солнечный свет свободно разливается по комнате. Для секретов слишком светло. Каору долго не раздумывает, когда затаскивает Харуту в гнездо. Он убеждается, что всё лежит, как надо, в том числе он сам и Харута, который подпирает себя на локтях над Каору, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза. Каору держит его лицо в своих ладонях, большими пальцами кружа по скулам, и в его синих океанах блестят звёзды. Харута думает, что может расплакаться. Каору осторожно смахивает слезинки с его ресниц. – Харута…Мне жаль, что я не сказал тебе раньше. Жмурясь, Харута мотает головой. Он отчаянно не хочет просыпаться от этого сладкого, эгоистичного сна. – Харута, – зовёт его Каору. – Харута, посмотри на меня. Он приоткрывает глаза. Он не думает, что когда-либо захочет вернуться в реальность, потому что сон так, так великолепен. – Позволь мне поцеловать тебя, – шепчет Каору. Конечно, Харута ему позволяет. Каору сокращает расстояние между ними в долю секунды, закрывая глаза. Это странно: поцелуй далеко не первый, но определённо ощущается таковым. Кажется, всем предыдущим поцелуям не хватало того наслаждения, что пришло только сейчас, вместе с осознанием, что любовь взаимна. Харута не знает, откуда взялась та уверенность Каору в том, что чувство не односторонне, однако ему совершенно всё равно, потому что это не ошибка, ведь чувство взаимно, они делят его на двоих. – Я люблю тебя, – выдыхает Харута, как только они отстраняются, голос хриплый, ломкий. Каору зачёсывает его волосы назад. – Я знаю, – говорит он. – Я тоже люблю тебя. Так сильно. «Почему?» – хочет спросить Харута. Он так хочет знать, и всё же он не смеет прерывать момент, не смеет гасить созвездия в глазах Каору. «Почему?!» – кричит его разум, а сердце подсказывает: никакие слова не нужны. Харута скользит ладонью по груди Каору и останавливается там, где его сердце стучит учащённо, но стабильно. Сердце, которое любит его. Он ничего не может с собой поделать. Харута роняет голову на грудь Каору и плачет, как не плакал никогда. – Харута, не плачь… Иначе я тоже… Каору обнимает его. Лишь когда Харута слышит тихий всхлип, он вытирает лицо об одежду и привстаёт. Надрывный смешок срывается с губ, и Харута, воодушевлённый, не сдерживает себя, когда расцеловывает покрасневшие влажные щёки Каору. Он готов поспорить, что не выглядит и вполовину так же ошеломительно, как выглядит Каору. – Как ты такой красивый, пока плачешь, Као-нии?.. – спрашивает Харута, счастливый до невозможности и неверящий этому счастью, отвергающий его, раскинув руки. Перед глазами мутнеет из-за слёз на ресницах. Каору хрипло смеётся ему в ухо, опаляя жарким дыханием. В животе у Харуты танцуют бабочки. Он перекатывается рядом с Каору и смотрит в потолок. Моргает. Кто-то из них сцепляет их пальцы – Харута не уверен, кто именно. Тишина уютная. Правда, Харута немного теряется: что делать дальше, когда всё, что должно следовать за признанием в любви, уже сделано? Должен ли он пригласить Каору на свидание? Или… – А… – слышит он справа от себя. Каору подносит руку к шее. – Начинается. Харута видит капельки на его лбу. Он садится, наклоняется над Каору и отрепетированным движением сменяет запястье Каору своим, проверяя. Верно, его течка ещё не закончилась. Харута слизывает с ладони сладкие выделения желёз. – Давай-ка, – он меняет их местами, садясь, так, чтобы Каору встал на колени над ним. Каору тут же устраивает свои руки на его плечах. Харута находит его очень и очень привлекательным с такого ракурса. – Сперва я помогу тебе, Као-нии, а потом поговорим, ладно? Каору кивает. Талия под его прикосновением тёплая, Харута греет на ней ладони. Он поднимает края тонкой кофты и тянет вверх. Каору вскидывает руки, помогая, влажные после душа волосы пушатся во все стороны. Свет, попадающий в комнату, обрамляет его силуэт, и кажется, что бледная кожа светится. Харута щекочет его рёбра. Воздушный смех разносится по комнате. Это похоже на эйфорию. – Сладкий, – говорит Харута, сам не зная, что именно сладкое: голос Каору, его вкус или весь Каору в целом, – и припадает губами к груди Каору, заставляя его вздохнуть и схватиться за него. Звук, похожий на проглоченное хихиканье, раздувает прилипшие ко лбу Харуты пряди волос. Харута поддразнивает чувствительную грудь Каору, на пробу щипает сосок, и Каору вжимается в него. Он случайно царапает шею Харуты, но тот и не замечает, слишком сосредоточенный на том, как стая мурашек пробегает по спине омеги. Подтянув Каору повыше, Харута обводит другой сосок языком и втягивает в рот. Голова Каору опускается поверх его собственной, и Харута чувствует макушкой прерывистое дыхание. В нос ударяет запах незабудок. Беспокойное шевеление на его коленях побуждает его поторопиться. Он опускает руки на ягодицы Каору, мысленно проклиная короткие шорты, которые тот носит, потому что он может легко достичь мягкой плоти под ними. Каору, ожидаемо, уже мокрый, готовый для спаривания. Харута почти чувствует сожаление. Он бы предпочёл поставить Каору на локти и колени и растянуть его от начала до конца самостоятельно, палец за пальцем. По возможности заставить его кончить на одних только пальцах. Идею приходится пока отложить до следующего раза. Что следующий раз будет, поверить уже не так трудно, как раньше. – Харута, – скулит и жалуется Каору, – быстрее. Он потакает. Как он может не потакать? Прямо так, не снимая шорт, Харута скользит пальцами между его ягодиц и легко достигает входа, истекающего смазкой в обильном количестве. Ткань натягивается, мило охватывая изгибы бёдер и задницу Каору. Харута сглатывает слюну. Его член пульсирует под весом красивого, желанного, ожидающего омеги. Ради своего спокойствия он решает не портить шорты, поэтому снимает их с Каору, который точно знает, как поменять положение, чтобы облегчить эту задачу. Харута откидывает ненужный предмет одежды на край кровати вместе со своей собственной футболкой. К возмущению Каору Харута первым делом касается его члена, покрасневшего и текущего. Несколькими движения он распределяет предэякулят по всей длине. Каору нашёл бы уморительным, как он при этом высовывает язык и умудряется выглядеть серьёзно, если бы не был так сильно занят заполнением комнаты едва слышимыми полустонами-полувздохами. Шею покалывает, так что Каору подталкивает другую ладонь Харуты переместиться с его груди на затылок. – Метка, – поясняет он. Харута кусает губы, внезапно злясь. Как бы он ни был счастлив быть любимым Каору, он не может не чувствовать сосущего разочарования под ложечкой. Никакие чувства не меняют того факта, что Харута бета, не альфа. Его метка для Каору не более, чем укус, они не смогут образовать связь. Не смогут стать парой, в привычном понимании. Каору отстраняется, видимо, почувствовав что-то не то в поникшей форме его плеч. А может, какое-то изменение в его феромоне, о котором Харута даже не знает. «Альфа, бета или омега, не имеет значения. Я доверяю Харуте и не хочу никого другого», – сказал Каору. Но не так-то просто помнить об этом, когда сама природа против их союза. – Харута. – Каору такой добрый, такой нежный, Харуте стыдно обременять его своими тревогами. – Прости, Као-нии, я задумался. Каору отстраняется, усаживаясь на коленях Харуты и глядя на него. Харута расфокусированно следит за капельками пота, стекающими по его груди. – Ты не можешь продолжать, пока расстроен, – отчитывает его Каору. Харута вскидывает голову. – Я не расстроен, – упорствует он. «И могу продолжать!» – собирается добавить он, но Каору кладёт палец на его губы. – Не нужно лгать мне, Харута. Когда Каору приподнимается на коленях и заводит руку за спину, опираясь на другую, Харута в недоумении вскидывает брови. Чёлка падает Каору на глаза. Он слегка запыхается. – Э-эй, Као-нии, давай лучше я… Упрямый – в этом они похожи, – Каору больше не слушает его. Харута беспомощно – и загипнотизированно – наблюдает, как он собирает слизь и вставляет палец на одну фалангу внутрь и при этом кусает губы. Харута неосознанно повторяет этот жест. Ему хочется сделать это самому. Поэтому он хватает запястье и, поддерживая омегу за талию, роняет его на кровать. Каору вскрикивает от удивления и раскрывается. Харута фиксирует его руку над головой. Глядя в потемневшие глаза Каору, он сдаётся. Он всегда сдаётся, если его оппонент Каору. – Ладно, Као-нии! Ты прав, я расстроен! – И чуть понизив голос, на грани шёпота: – Я расстроен тем, что я не альфа, тем, что не могу удовлетворить тебя так, как нужно, тем, что я не восприимчив к феромонам, тем, что не могу поставить метку, и… Он замолкает, заметив улыбку Каору. – Почему ты улыбаешься? – Ах… Я не хотел, – смущается Каору и прикрывает рот ладонью. – Просто… Харута всегда такой зрелый. Я не ожидал, что тебя будет волновать что-то такое… неважное. – Харута хмурится. Каору поспешно исправляется: – Прости, я не имел в виду обесценивание твоих чувств. – Не извиняйся, Као-нии. Я и сам знаю, что это глупо. Харута закрывает глаза. Он хочет уже вернуться к тому, чем они занимались, но Каору обнимает его одной рукой – другая всё ещё находится в бережной хватке над головой – и не позволяет уйти от разговора, даже если он сам – тот, чьё тело отчаянно требует разрядки. Харута чувствует на своих лопатках массирующие поглаживания. Он отпускает запястье Каору. – Не закрывайся от меня, пожалуйста. – Каору пользуется освобождением своей руки, чтобы заключить лицо Харуты в ладонях. Это не позволяет избежать зрительного контакта. Харута чувствует, как краснеет от стыда. – Мне всё равно, что ты бета. Мы люди, Харута. И мы не ограничены инстинктами, не ограничены природой. Мы можем выбирать. Я люблю тебя, потому что хочу любить. – Он замолкает. Закрывает глаза. Переводит дыхание, старается дышать ровнее. Харута терпеливо ждёт. – Я… Я не думаю, что это изменится, Харута. Он не знает, что сказать. Каору прав, прав во всём. Харута слишком зациклился на потребностях Каору, как омеги, что совсем забыл о Каору, как о человеке. С самого начала он допускал эту ошибку, и вот, где они сейчас: Каору, чей разум затуманен течкой, объясняет ему такие очевидные вещи. – Я понял тебя, – признаёт поражение Харута. – Я тоже хочу любить тебя. Хотя мне и нравится, что ты омега. Почти как в доказательство, он делает глубокий вдох, и цветочно-ванильный аромат оседает в горле. Каору улыбается. Счастье ему идёт. – Я рад, Харута. – Я хочу позаботиться о тебе, Као-нии. Я правда хочу. Так что… дай мне попробовать сделать это правильно. – Прошу тебя. Просьба мягкая, сахарно-сладкая. В груди разливается тепло. Харута ставит себе цель искупить вину перед Каору. Любить его правильно. «Правильно», в данном случае, означает так, как они оба хотят. Харута уделяет время тому, чтобы пересчитать выступающие рёбра, от чего Каору пытается сбежать, выворачиваясь. Он удерживает его на месте, а затем проводит языком по ложбинке впалого живота. Каору закрывает ладонями рот. Когда Харута оказывается головой между ног Каору, первым делом ему в глаза бросается лужа скользкой жидкости на простынях; вторым – пульсация колечка мышц вокруг пустоты. Внезапно, в желудке обнаруживается необычное желание. Внезапно, Харуте хочется. Он моргает пару раз. – Харута!.. – Каору взвизгивает, когда Харута вводит два пальца и одновременно слизывает капающую из Каору смазку. Омега подаётся чуть вперёд и вниз: Харута пачкает половину лица в приторных прозрачных выделениях. Облизнув губы, он целует внутреннюю часть бедра. – Что? – Н-ничего… Я… – Каору задыхается. – Продолжай. Харута усмехается. Он сгибает пальцы, помогая себе языком. Это довольно трудно, но реакция Каору того стоит – он разводит колени шире, вскидывает таз и кусает ладонь, явно наслаждаясь и смущаясь своего наслаждения. Харуте это напоминает поедание капкейка, у которого самая вкусная часть – начинка. Каору перекидывает одну ногу через его плечо. Харута прижимается ближе, собирая на языке и пальцах все выделения и глотая их. На вкус они чуть сладковатые. – Ещё палец, – умоляет Каору. В волосы Харуты вплетается рука. Его отрывают от вылизывания Каору. – Харута… Харута целует бедро, лежащее на его плече, притирается к нему лицом. Каору хмурится, но не от недовольства. – Харута… – зовёт он вновь. – Знаю-знаю, я просто… Просто всё слишком реально и нереально одновременно. Он почти жалеет, что течка Каору приближается к концу. Очень не хочется возвращаться к обычному течению жизни. Обнадеживает лишь то, что Каору никуда не денется. Харута тоже не планирует его отпускать. Он поднимается, перемещая ногу Каору на свою талию. Так ему удобнее вставить внутрь третий палец. Каору сжимается. Харута раздвигает пальцы, играется с ними, потом касается простаты Каору и награждается стоном на грани крика. Каору поворачивается, утыкаясь лицом в подушки и оголяя затылок. Метка, вспоминает Харута. Он наклоняется, чтобы поцеловать Каору в щёку. – Не хочешь лечь на живот? – спрашивает Харута, обеспокоенный тем, как мечется и глубоко дышит Каору. Тот мотает головой. Харута припадает к его шее и вытаскивает пальцы, которые Каору пытается удержать в себе, сжавшись. – Как скажешь, Као-нии. Освободившись от захвата дрожащей ноги на поясе, он быстро вылезает из мягких домашних штанов и боксеров, вытирает руку о свою кожу и возвращается к Каору, атакуя его лицо поцелуями. Каору обнимает его, расслабляясь. Харута покрывает свой член слизью Каору. – Ты готов? – Готов, – выдыхает Каору. Он устраивает голову на плече беты, нежно прикусывает солёную кожу. Харута утешительно гладит его поясницу, пока выстраивается у входа и медленно толкается. Стенки ануса всасывают его и сокращаются, как только Харута достигает дна. Каору впивается ногтями в его спину. – Вот так, – говорит Харута, давая привыкнуть. Каору содрогается, притягивает его ближе, соединяя тела. – Всё хорошо, Као-нии. – Да... да!.. Харуте хочется успокоить его, но он не может придумать, как это сделать, так что просто начинает двигаться. Первые толчки осторожные: он наблюдает, как Каору воспринимает их и постепенно отпускает себя. Несмотря на то что цикл вызывает в нём внутреннюю борьбу с инстинктом, что в основном проявляется в виде попыток заглушить звуки удовольствия, вонзая зубы в плечо Харуты, он всё так же прекрасен. – Раньше ты так не сдерживался, – комментирует Харута, окончательно запутавшийся. Однако не прекращает движения бёдер. Он упивается ощущением рук, сжимающих спину, держащихся за него, как за единственное стабильное присутствие, и прячет это чувство в себе, запоминает его. Каору под ним – скулящий хаос. Сквозь плачь, Каору удаётся ответить: – Невыносимо… без метки… Ясно. Значит, они не просто занимаются сексом – наступил финальный этап течки. И Каору больно без метки, которую ставят омегам во время спаривания альфы. Что-то уродливое поворачивается в животе Харуты, но затем он видит раскрасневшиеся от слёз глаза Каору, и ничего не остаётся, кроме чувства обожания. Я люблю тебя, потому что хочу любить. Харута убирает волосы с его лба и трепетно целует. Влажной ладонью Каору направляет его к своей шее. Харута покорно прикусывает кожу, покрывающую ароматические железы омеги чуть ниже затылка. Этого явно недостаточно. Каору поднимает ногу, перекидывая её через Харуту, чтобы прижаться ближе, и вытягивает шею – инстинкт кричит ему о необходимости метки, поэтому он царапает Харуту – и довольно болезненно, – побуждая укусить по-настоящему. По-настоящему – с металлическим привкусом крови на языке и ярким следом-раной, за который никого из них точно не похвалят. Харута обдумывает это вскользь, а потом перед его глазами мелькает полный боли и надежды взор. Складка между бровями расходится, и он склоняется, поражённый.

***

– Красивая какая! – Это же… – Она не может быть настоящей. – Ну, она определённо пахнет, как чиби. От Каору несёт им. – Мило. – Ещё бы, – соглашается Каору. – Но, Рёга-сан, ты прав, она не настоящая. Он трёт затылок, закрывая обзор на метку ото всех. Харута сидит рядом, надувшись. – Чем ты думал? – спрашивает у него Рихито. – Что, если пойдут слухи? – Ритто! Харии не виноват, – защищает его от – справедливых – нападок Чисе. – Ты понятия не имеешь, как больно это бывает. Каору кивает и вкладывает свою руку в руку Харуты. Харута поворачивается к нему и успокаивается благодаря ласке синих очей. Ему, на самом деле, уже всё равно, какие слухи о них могут пойти. – А ты имеешь «понятие»? – раздражается Рихито ни с того ни с сего. Чисе пугается. – Всё! – прерывает их Махиро. – Хватит ссориться! Что сделано, то сделано. Не так уж и важна эта метка, её легко можно скрыть макияжем или одеждой. – К тому же, я не альфа, так что она не отразится на нашей работе вообще, – добавляет к аргументации Харута. Они не пара в привычном понимании общества. Каору скоро перестанет пахнуть корицей и бархатцами, а с Харуты сойдёт аромат ванили и незабудок, как только Каору снова начнёт принимать супрессанты. – Верно, – улыбается Каору, сжимая его ладонь в поддерживающем жесте. – Нет ничего страшного, если наши отношения останутся в стенах этого дома. Это немного безрассудно, но это то, что делает с тобой любовь, так кажется Харуте. Он видел много безрассудства из любви. Они не должны завязывать отношения между мемберами группы. Не должны «пачкать» свою кожу следами, а запахи – чужими феромонами. Не должны, но они это делают. И каждый из них носит в себе капельку порока, капельку эгоистичного желания быть больше человеком, чем от них хотят другие. Пока они оставляют это чувство в безопасности их общего дома – нет ничего страшного.