Неубедительно

«All my flowers grew back as thorns, Windows boarded up after the storm, She built a fire just to keep me warm.»

      От бушующей непогоды за окном еë отделяют две тонкие перегородки стеклопакета и несколько метров по светлому паркету не её квартиры. Стараясь не шуметь, Реп заваривает любимый чай, нарочито поставленный на нижнюю полку со специями, где ему, в общем-то, не место, но ей, с другой стороны, не нужно за ним тянуться.       Аромат трав медленно разносится по комнате, когда обжигающе горячая кружка с глухим звоном приземляется на барную стойку. Поджав под себя ноги и собрав нечёсаные кудри в пшеничный пучок на макушке, девушка устраивается на высоком табурете и наблюдает, как к потолку медленно поднимается пар, растворяясь на полпути.       Наглядное пособие её собственной жизни.       Она невесело фыркает от этой мысли и переводит взгляд на тёмный прямоугольник окна, даже в полумраке неосвещённого зала кажущийся чем-то совсем уж инородным. Она пристально вглядывается в собственное тусклое отражение, что причудливо переплетается с ночными огнями вдалеке. Редкие мокрые фары отражаются от асфальта, уносятся вдаль, создавая иллюзию движения, а её неподвижный силуэт выхватывается из сумрака одинокой лампой над баром. Та пару раз нервно подмигивает, грозясь скоро перегореть.       Репутация неспешно размешивает в травяном чае несуществующий сахар, и это действие не имеет смысла, но равномерные движения успокаивают заходящееся сердце. Ложка тихонько позвякивает о фарфоровые стенки лаконично-лиловой кружки.       Любимый цвет Миднайтс. Любимый чай Репутации.       Несмотря на поздний час, сна нет ни в одном глазу.       Ей страшно.       Она старается не думать о девушке, что мирно спит в соседней комнате, но мысли упрямо возвращаются к ней. Во сне она кажется совсем беззащитной. Сама она, наверняка, — тоже, и это её пугает. Одна из миллиона причин её бессонницы.       Она теряется в суматошном урагане оправданий. Всё должно было быть намного проще, говорит она себе в сотый раз за день, и сама не знает, в какой момент это «проще» ушло в небытие. Ведь, когда они только падали в этот водоворот, воронка не была такой глубокой. Реп тешила себя надеждами, что выкарабкается, но сопутствующие потери оказались слишком значительными.       Просчёт.       Её стены рушатся.       Она пытается по камешкам отстроить их обратно, пока ещё не поздно, закрываясь от остального мира маской отчуждённости. И ей это почти удаëтся: ровно до момента, пока Миднайтс не посмотрит на неë так, будто видит насквозь. А она всегда смотрит пристально и в самую душу.       И Репутация понимает: поздно, уже слишком поздно.       И ей вновь становится страшно.       Инстинкт самосохранения настойчиво кричит ей, что нужно бежать, сейчас, сию секунду. Оставить её досматривать третий сон, прекратить их спонтанные встречи короткой запиской на соседней подушке. Этот же инстинкт в следующую секунду утверждает, что всë-таки лучше б остаться, будто у него самое настоящее раздвоение личности.       — Сука, я схожу с ума, — сетует она еле слышно, устало качая головой и прикрывая на секунду глаза.       Нынешняя ситуация, на самом деле, попахивает полнейшим безумием. Вторая щётка в стакане под круглым зеркалом — безумие; её рваные джинсы и чёрные футболки, и даже носки, вытеснившие с одной из полок беспросветно-фиолетовые вещи — безумие; пшеничные волосы, теперь на постоянке благоухающие шампунем с ароматом лаванды — абсолютное и безоговорочное безумие.       — Пиздец, — констатирует Репутация простой факт.       Пиздец.       Это должен был быть секс без обязательств. Просто секс, разрядка, сброс градуса. Должен был. А она, похоже, окончательно сбилась с изначального курса.       Отличные новости для и без того перегретого мозга.       Пальцы левой руки зарываются в волосы на затылке, куда отдаётся глухой болью каждая новая мысль. Пытаясь прислушаться к себе, она лишь делает хуже собственной тахикардии. Самокопанием зарывает себя ещё глубже в то дерьмо, в которое тщетно пыталась не угодить в последние месяцы. И она совсем не знает, что ей теперь делать.       Из последних сил она пытается убедить себя в том, что «Реп сильная и может справиться и с этим», но на деле оказывается, что проторенная ранее тропинка в этот раз оказывается нерабочей. Блять.       Шорох тихих шагов из спальни заставляет девушку вздрогнуть. Реп мгновенно надевает маску и запирает на замок совсем недавние переживания. Читает на лице Мидни тревогу, что алым полыхает в безднах зрачков и в слишком осторожных жестах. Миднайтс останавливается на пороге, оглядываясь и пытаясь оценить опасность ситуации. Пару раз сжимает и разжимает подрагивающие ладони: с замиранием сердца она уже думала, что утро настало на три часа раньше.       Отгоняя, наконец, сон, она бесшумно приближается к островку света, в эпицентре которого сидит Репутация.       — Всё в порядке? — осторожно спрашивает Миднайтс полушёпотом. Её голос ещё не окреп спросонья и срывается на хрип в конце, и она поспешно откашливается, полностью пропуская, как Реп на секунду стискивает лиловую кружку, на этот раз успешно справляясь с предательски резвым на кульбиты сердцем. Она тут же хмурится, делает вид, что ничего не произошло.       Всё ли в порядке?       Сказочно идиотский вопрос. Миднайтс сама это понимает. Если бы всё, на самом деле, было в порядке, Реп сейчас спала бы у неё в руках в соседней комнате, а не строила из себя невесть что на её же кухне. Она не заказывала этот концерт. Она была ему не рада, хотя тот ещё даже не начался.       Чёрт возьми, да, у них с самого начала что-то не в порядке, и по её глазам Репутация видит, что она тоже об этом догадывается. Слишком умная для её притянутого за уши спектакля. А Реп всё равно продолжает гнуть свою линию, упрямая, как по заученным на зубок строчкам читая текст.       Они вряд ли придутся Миднайтс по нраву.       Репутация закусывает измусоленную до крови нижнюю губу, избегая прямых взглядов.       Малодушно.       Но ей так легче.       — Нужно прекращать, — бросает она как бы невзначай. Будто от этой фразы её собственные внутренности не скручиваются в ноющий узел.       Миднайтс приподнимает брови, на секунду полагая, что ослышалась. Не хочет верить в её слова и сразу хмурится, выставляя напоказ своё недовольство. У неё стойкое ощущение déjà vu, будто она видела развязку когда-то во сне, и она ей не понравилась уже тогда. Мол, ожидаемо, конечно, но всё равно неприятно, и очень хочется, чтобы было неправдой. Весь её вид буквально вопит о надежде на то, что она всё-таки не так поняла Реп. Поэтому та набирает в грудь побольше воздуха:       — Мы заигрались, Мидни, — объясняет она с расстановкой, чтобы до девушки, наконец, дошло. И до неё — тоже. Совсем. И повторяет, — Нужно прекращать.       Она почти физически ощущает холод от собственной маски беспристрастности. Удивляется самой себе, гадая, когда она научилась так хорошо играть; не понимает, что в одной её сиреневой футболке на голое тело она не выглядит уж очень-то убедительной. С её кружкой в руках и босая, она совсем теряет легитимность, и любое её заявление не имеет веса.       Тут и юриста звать не надо: все её действия упрямо противоречат её же речам с самого начала. Снова это раздвоение.       Миднайтс устала от её американских горок и хочет, наконец, определённости. Но она обещала не давить на Реп, и потому с горечью проглатывает возникшее вновь желание поставить все точки над i. Она тоже боится. До чёртиков боится одним неверным действием потерять пусть даже такое эфемерное подобие счастья.       Миднайтс сужает глаза до опасно поблёскивающих щёлочек, выдерживая паузу.       И до неё доходит, но, кажется, не то, что хотелось бы Репутации. Мидни припоминает слова Реп энной давности:       — А как же твоё: «подруги с привилегиями»? — и в последний момент удерживается, чтобы не заключить слова в воздушные кавычки, — Я думала, тебя это вполне устраивает, — кидает девушка.       Реп холодно отбивает подачу:       — Ты ошибалась.       Миднайтс нечеловеческим усилием сохраняет фальшивое спокойствие. Закипает.       — В том, что мы подруги, или в том, что устраивает?       Почти прибавляет её обожаемое ироничное «детка», которое Репутация ой, как не любит, но решает пока обождать.       Она и без того дёргается, как от удара, хотя маску срывать не спешит. Непонятно хмыкает, вызывая острое желание встряхнуть её за плечи, как куклу. Миднайтс сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони, отгоняет назойливо жужжащую на ухо мысль и отходит на один шаг назад. Для верности. Потому что чёртики внутри неё в этот момент разводят настоящий кострище.       — А тебя это, разве, так задевает? — насмешливо приподнимает одну бровь Реп, испытывая её далеко не бесконечное терпение, и небрежно пожимает плечами, — Между нами всё равно ничего не было.       Лицо Миднайтс неестественно напрягается, а на виске начинает пульсировать вена. Реп её в могилу загонит своими выкрутасами. Мидни требуется десять секунд, несколько глубоких выдохов и на мгновение прикрыть глаза, чтобы напомнить самой себе, с кем она имеет дело.       Когда она снова смотрит на девушку, их деланное спокойствие почти соизмеримо своим «минусом». Чеканит:       — Я не верю ни тебе, ни единой твоей маске суки, милая, — но верит глазам, что та упрямо отводит, — И, кажется, играешь здесь только ты.       Миднайтс властно берёт её за подбородок, без особых усилий разворачивая к себе лицом. Она отмечает всё: осыпавшуюся ещё несколько часов назад тушь, пробивающиеся из-под светлой кожи веснушки, синяки под глазами от недосыпа и предательски подрагивающую губу. Шах и мат.       Чёртики в глубине её бездонных зрачков отбивают победную чечётку.       Дерзко.       Она сама не знает, как до такого докатилась: обычно она себе подобного не позволяла. Не с Реп, уж точно. Кажется, ухватившись за ту же самую мысль, девушка резко дёргается, вырываясь из её цепких пальцев.       — Не трогай меня, — шипит она.       Кошка, что готова к прыжку, но ни за что не выпустит когти в свою хозяйку.       Сбой в программе.       Снова это грёбаное раздвоение личности.       Миднайтс осточертели её игры, но она по привычке подчиняется новым правилам. Усмехается её внутренней борьбе и нарочито сладко тянет:       — Пару часов назад ты была не против.       Указывает пальцем на яркий засос на изящной шее и облизывает губы.       Она надевает ухмылку суки, глядя, как в глазах Репутации загорается огонек злости. Впервые её холодная маска идёт предательскими трещинами.       Реп чувствует, как пылают её щёки. Взглядом она лихорадочно ищет на стерильно чистой столешнице, чем бы с размаху бросить в обидчицу, но удача явно не на её стороне. Скривившись, девушка резко меняет план. Отталкивает её, сама при этом чуть не падая с барного стула, но вовремя вцепляясь руками в столешницу. Кружка опасно покачивается, выплескивая часть напитка.       — Ты!       И это всё, на что её хватает. Она задыхается от возмущения и не находит слов; она уговаривает саму себя, что это — именно возмущение. Только оно. Что близость Миднайтс не заводит её с пол-оборота. Что голос Мидни не гипнотизирует её, как взгляд удава — кролика.       Внутри неё всё клокочет, и эмоции путаются. Она понимает, что пытается обмануть саму себя, и злится, злится непонятно, на что именно. Наверное, на собственное глупое упрямство, а, может, и на то, что девушка так быстро её «раскусила».       А Миднайтс приподнимает руки в ироничном «сдаюсь», издаёт победный смешок и отходит к чёрной бездне окна.       Мидни видит, как она силится привести дыхание в порядок, и сама незаметно делает то же самое, утихомиривая своих чёртиков.       Как же это всё до противного нелепо.       Так не должно было быть. Не в её версии их собственного фильма, но, видимо, Репутация опять поставила режиссёрскую версию, не спросив её согласия. И, раз уж у них сегодня — extended edition, у неё есть вопрос.       — Ты хотя бы раз была со мной искренней?       Мидни успокаивает внутренний голос, что это не входит в категорию «давить на неё».       Реп растерянно хлопает глазами, пока уставший мозг обрабатывает информацию. Протяжно вздыхает, зарываясь пальцами в растрёпанные волосы и пытаясь вновь успокоиться. Чувствуя медный привкус на языке, снова кусает губу, гадая, послать её нахуй или ответить. Взвешивает два варианта на весах вероятности, и трещины на её маске становятся ещё глубже.       — Была, — она гипнотизирует лужицу чая на глянцевой поверхности барной стойки перед собой и говорит совсем тихо. Но Миднайтс слышит. А ей и в голову не приходит сейчас лукавить, — Ты знаешь, что была, — добавляет девушка чуть громче.       — Я уже ни в чём не уверена.       Кредит доверия тает на глазах.       Реп морщится, ведь знает, что, в отличие от неё самой, она не врёт.       Они наблюдают друг за другом через тёмное зеркало окна. Дыхание Мидни контрастирует с холодной гладью, оставляя на ней слова матовым пятном, что исчезает через несколько секунд. Она вглядывается в расплывчатый силуэт девушки, лихорадочно прогоняя в голове варианты исхода.       С ней она с самого начала словно по раскалённым углям ходит. Оступается, падает, но встаёт и упрямо продолжает идти. Это не поддаётся никакому логическому объяснению, но у неё даже в мыслях не мелькает сдаться.       Эта функция в её системе защиты удалена безвозвратно.       И Реп из неё уже не выкурить никаким количеством горького дыма, не выкричать, не выжечь самым крепким виски. Она въелась в её кожу, в каждую клеточку, в мысли: казалось, что навсегда. Хронически.       — Я тебя не отпущу, — выпаливает она, а грудь вздымается слишком высоко, будто теперь и у неё вдруг началась гипервентиляция.       Репутация умело закрывает на это глаза. Играет с огнём.       — Куда ты денешься? — фыркает она намеренно небрежно.       — Нет, — упрямится Мидни и трясёт головой, как бы в подтверждение этого ничего не значащего слова. Ребячество.       — Да.       — Нет.       Они могут так продолжать целую вечность. Реп нетерпеливо закатывает глаза и неуклюже встаёт со стула.       — Это всё бессмысленно, — говорит она на выдохе.       Заявлять о конце, стоя в её любимой сиреневой футболке босиком на её же полу, — как отдельный вид изощрённейшей пытки.       Девушка нарочито медленно оправляет тонкий трикотаж на животе. Она вообще всё делает нарочито медленно, ставя под сомнение всё сказанное ими ранее. Неспешно и безжалостно выливает в раковину остатки чая вместе с её чувствами. Тянет, наслаждаясь моментом. Голыми ногами она шлёпает в спальню, по пути собирая с дивана, ковра, кресла свои вещи.       В отчаянной попытке хоть что-то исправить, Миднайтс окликает её у самой двери:       — Уходишь?       Репутация разводит руками с одеждой. Мол, а что ты предлагаешь?       Мидни бы предложила всю себя, если бы ей это было нужно. Ей даже не требовалось бы об этом просить.       Вероятно, Реп читает это в отражении её глаз.       Она переминается с ноги на ногу и заламывает тонкие пальцы. Сомневается. А Миднайтс это только на руку.       И она не истеричка, чтобы закатывать сцены, но что-то в ней в этот момент переламывается.       — Ладно, хорошо, — произносит деланно ровно, взмахивая руками перед тем, как сложить их на груди, — Иди. Давай, выметайся, я не буду тебя удерживать.       Блеф чистой воды. Теперь и она перешла на тёмную сторону лжи.       Она уверяет себя, что это — ложь во благо.       Она интуитивно хватается за соломинку, пытаясь нащупать тот нерв, что не даёт Репутации сделать шаг назад. Вопреки всем своим желаниям подгоняет нетерпеливо:       — Давай!       Но Реп медлит.       Будто Мидни физически удерживает её за руку на расстоянии нескольких метров, а она не может двинуться с места. Она поджимает потрескавшиеся губы и смотрит на девушку невидяще, точно одновременно с этим вычисляет в голове сложнейшую математическую задачку.       Кажется, нашла.       В отражении Миднайтс замечает лихорадочно блестящие глаза, а в следующий миг — две мокрые дорожки на щеках. Мысленно она материт себя, на деле ничего не предпринимая. Репутация в этот момент кажется совсем маленькой и хрупкой: с охапкой вещей, в футболке, что не доходит и до середины бедра, и голыми ногами, покрытыми мурашками, потому что в квартире вдруг стало слишком холодно.       Мидни слабодушно отводит взгляд, переключая внимание на неестественно оживлённую для четырёх ночи дорогу под окнами.       Она ненавидит себя за то, что довела Репутацию до слёз, но она устала дёргать девушку за верёвочки. Сегодня Реп нужно решить самой.       Сегодня всё должно быть по-настоящему.       Пауза затягивается.       Миднайтс ждёт от неё хоть каких-то действий, но Реп будто срослась с паркетом. Как загнанный зверёк, она бросает испуганные взгляды то на неё, то на спасительную дверь спальни.       Мидни говорит себе: нужно дожимать. Запихивает совесть подальше, игнорируя её истошные вопли о том, что делает своей девочке больно, но внутри всё равно что-то переворачивается.       Она тоже несёт сопутствующие потери.       — Только скажи честно, — нехотя бросает Миднайтс себе и ей под ноги, — Ты сама-то сможешь с этим жить?       Репутация пропускает удар сердца и зажмуривается, до скрежета стискивая зубы.       Она — не — знает. Она не знает, не знает, не знает...       Она не хочет совершить ошибку.       Она уже не уверена, что горит желанием уйти сейчас.       Она почти убеждена, что не хочет оставаться одна.       И ей уже не кажется таким уж безумием ни вторая зубная щётка, ни полка с одеждой, ни мысль купить в эту квартиру новый шампунь.       К чёрту.       Чёрное кружево вместе с контрастно-грубыми джинсами и серым джемпером летят в неизвестном направлении. В несколько быстрых шагов она преодолевает расстояние между ними, не давая себе возможности передумать.       Не давая себе возможности испугаться.       Отрезая пути отступления.       Идя напролом через свои же баррикады.       Маска холодности и безразличия трещит по швам и осыпается, когда Реп буквально впечатывается в её спину, обвивая талию руками и всем телом прижимаясь к Миднайтс. Та чувствует её дрожь, а лопатки щекочут солёные капли, медленно стекающие вниз. Репутация мотает головой и выдыхает прерывисто:       — Не сегодня.       Не сможет, — слышит Мидни недосказанное, — Никогда.       Она облегчённо прикрывает глаза и безмолвно благословляет всех богов, что не позволили ей только что уйти. А Реп тем временем приникает горячим лбом к её позвоночнику и оставляет лёгкий поцелуй где-то в районе тринадцатого, заклиная число на счастливое. По коже Миднайтс проходит разряд.       Боясь спугнуть, она медленно разворачивается, увлекая её в объятия. По привычке уже, Мидни зарывается пальцами и носом в блондинистые волосы, расплетает пучок, и спутанные кудри водопадом рассыпаются по плечам. Запахом собственного шампуня она вдыхает кислород, пьянея разом, как с третьего шота водки.       Миднайтс прочерчивает поцелуями дорожку от виска — вниз, слизывая горькую соль со щёк, тем самым будто прося за неё прощения. Она ловит губы, отрывает от пола девушку и широко улыбается, когда Реп обхватывает её бёдра ногами. Они несильно ударяются передними зубами, и по залу разносится хриплый смех Реп, а у Мидни сердце делает сложнейшее сальто под рёбрами.       Она забывает, как дышать.       На горизонте показывается солнце, и когда первые лучи зажигают один за другим пряди Репутации, Миднайтс, наконец, осознаёт, что буря миновала.       Она тонет в ней, и если Реп позволит, то растворится совсем, без остатка. Хочет надеяться, что однажды всё-таки сможет, и она готова ждать её хоть две тысячи лет, что в её словаре равняется вечности.       И она знает, что это — далеко не конец. Она знает, их поле боя ещё не остыло, и перемирие между ними хрупкое, точно хрусталь в сервизе на верхней полке. Но решение Репутации остаться — это уже, хоть и маленькая, но победа. И если она сегодня не ушла, то и свой белый флаг Мидни пока отложит в сторону.