happy birthday

микасе нравятся цветы. наверное потому, что мама и тетушка карла в детстве часто рассказывали ей о цветах. разные, какие найдутся: ромашки, подсолнухи, фиалки. еще ей нравятся астры и лилии. первые всегда росли у дома йегеров, а вторые папа умудрялся найти даже в их глуши, чтобы подарить маме на день рождения. ей всегда хотелось завести сад. у нее был бы светлый домик на окраине шиганшины и она смогла бы прожить спокойную, мирную жизнь. сегодня нужно пойти к хистории. нечего отлеживаться. последний месяц зимы выдался не таким холодным: в декабре было много заморозков, а в январе они откапывали королевский дворец из глубин снега. впервые такое было. кажется, теперь не только в жизни микасы была зима. начало февраля выдалось теплее, чем ожидало усталое девичье сердце. кремовый плащ по ощущениям стал только больше – похоже, она похудела. кто-то уже говорил ей об этом... ведь именно этому человеку и принадлежал этот плащ. она давно не чувствовала себя настолько растерянной: все краски перемешались, и теперь волосы в зеркале казались не черными, а темно-русыми, а серые глаза на несколько тонов посветлели. весь ее маленький мир никак не сочетался с реальностью. в нем был тот самый маленький домик на окраине шиганшины, астры под окнами и двое котят. к ней заглядывал армин, она прогуливалась с жаном и конни по дороге к хистории, а саша звала ее на примерку нового платья. в этом мире был кто-то еще. кто-то, кого постоянно не хватало. шарф теперь почему-то казался черным, а не красным. она роется по ящикам – весь порядок в шкафчиках нарушается, вещи перемешиваются, хотя и тех – не то чтобы много. сердце как-то странно колотит: здесь что-то не так. в этом мире определенно есть нечто неправильное. — он ведь на столе. микаса дергается. ну вот, теперь и слух искажается. это уже похоже на слуховые галлюцинации. но галлюцинация перестает быть слуховой, когда у нее вырастают руки – подозрительно прохладные, но не так, чтобы мертвые. это живая, нежная прохлада, болезненно знакомая. до слез знакомая. — ты снова забыла. — забыла – что?... – ей страшно оборачиваться. возможно потому, что каждый день она борется с реальностью. возможно потому, что нынешняя реальность стала настолько сложной для восприятия, что сама раскололась на две части. — что ты не одна. – прохладные руки перемещаются на талию и микаса вздрагивает. не от холода или неожиданности – от колючего страха. но на глаза попадается черный рукав с давно знакомыми швами: такие наиболее часто применяются в работах саши. под ногтями застыли шрамы, которые уже невозможно регенерировать. да, микаса ни с кем его не спутает. — ты минут пять гипнотизировала вазу с астрами на кухне и забыла там шарф. потому что так и не поняла, откуда они. в нос бьется знакомый запах – лесной, свежий, от него веет холодом, но до боли родным, как эти руки. теперь они больше ее собственных, а она даже не заметила, в какой момент это произошло. в какой момент она медленно обернулась: все в мире наконец-то стало на свои места. ее отражение стало прежним, она увидела это в глазах – серых, но уже не грязных. зеленый пигмент давно выцвел, оставшись напоминанием о былых временах – о тех, когда «зеленый» в принципе еще имел смысл. да, теперь она начинает понимать. внезапную спешку, потерянный шарф и астры на кухне. длинные темно-русые волосы и запах хвои. ей просто приснился сон. сон о той реальности, которой она так боялась. и даже если с недавних пор он стал запредельно нежным – на грани со слабостью – она привыкнет. привыкнет к нему любому, лишь бы только был, лишь бы не уходил с утра, оставляя ее бояться. бояться плохих снов. (прости, я забыла, что тебя нет; глупенькая, я никуда не уходил. только за цветами). он улыбается на изломе бледными губами, и взгляд его, с каких-то пор совсем не тот озорной мальчишеский, но всезнающий – медленно обнажает ее душу, а она позволяет. позволяет слезам сорваться с ресниц, позволяет ему завести глупый танец по небольшой спальне и сцеловать каждую из тех слезин. (ну вот, я вновь заставил тебя плакать. прости. пожалуйста, это ведь не сон? конечно нет. я лишь не надолго ушел. я дома, микаса). да, ведь он действительно дома. такой же глупый, попадающий в неприятности, но родной – осторожный. у нее наконец-то перестает болеть голова и она сжимает чужую руку, будто хочет согреть. в зеркале замечает – его рука на талии и губы на щеках смотрятся непозволительно правильно.

«с днем рождения, дорогая».

если сделать вид, что он никогда не уходил, то все хорошо. ведь даже у ее фантазий есть шанс жить.