Скучал по тебе

—Йо. Застигнутый врасплох, Кирю застывает на месте. Сжимает машинально кулаки, делая глубокий, тяжкий вздох. А затем поднимает взгляд выше. Высокая фигура сильнейшего из патриархов Тодзё преграждает ему путь - и Казуму словно отбрасывает назад во времени. Тогда, когда кто-то до боли похожий преследовал его по всем улицам Токио. Безжалостный, неумолимый и вездесущий, словно атомы хлора в закрытом пространстве. Постоянная угроза жизни и пугающая одержимость битвой. Медвежья ("собачья") услуга в лучших традициях спартанцев, чтобы сделать его сильнее. Впрочем, Дракон Додзимы должен с неохотой признать, что это помогло. Тогда он уже через пару недель перестал материться себе под нос, пообвыкнув к выскакивающему из канализации патриарху... Но теперь все было иначе. —Долго же ты заставил меня ждать. Хриплый голос ощущается от этого человека как-то совсем уж непривычно, отличный от обыкновенно визгливых интонаций. Будто одним махом стал на несколько тонов ниже. Мадзима не двигается и не делает попыток наброситься. Не слышно и привычного кудахчущего смеха: истеричного, восторженного. С полубезумными нотками эйфории. Такого, какой вырвался у него из горла каждый раз при виде Кирю. Это напрягало еще больше. Робкий капитан тихой сапой маячит перед лицом своего босса. —Ояджи, — второй по значимости человек семьи Мадзима умоляюще заламывает руки, — Пожалуйста... —Нисида. Съебись. —Босс... —Я сказал, проваливай, блядь! — цепкая рука хватает подчинённого за горло. Кирю морщится: выглядело достаточно болезненно. Нисида, впрочем, уже привык за долгие годы общения с начальством к его методам. Поэтому он дожидается обречённо, пока его отшвырнут прочь, и затем только склоняется аж до самой земли в почтительном поклоне. А потом, бросив последний, полный искреннего раскаяния взгляд на него, исчезает. Кирю остаётся один. —Мадзима-но-ниисан. Я... Резкий взмах руки обрывает даже не начавшиеся оправдания. Кирю стонет про себя: как ему это удаётся?.. Он ведь уже далеко не мальчик на побегушках у Додзимы. Прошло то время, когда он вздрагивал от каждого шороха в каждом мусорном баке, ожидая одичалого Бешеного Пса с его безудержной жаждой насилия. Кирю бы не солгал, если б сказал, что время это прошло уже примерно лет... Тридцать назад, кажется. Тогда почему, чёрт побери, он всё ещё до усрачки напуган злым блеском в глубине одного-единственного глаза? К самому Мадзиме, думает устало Кирю, еще можно было привыкнуть. Со всеми его ужимками, театральщиной и неизвестно с какой помойки взятым чувством моды. А вот к его безумию - нет. И утробное, пёсье рычание в глубине горла другого человека это только подтверждает. —Думал, меня уже убили? Чё, решил, старого Мадзиму замочили конкуренты? И поэтому даже не счёл нужным черкануть по мессенджеру, спросить там, я не знаю, как дела. Что нового. Как я тут, блядь, от скуки дохну. Так, выходит? Кирю молчит. Стыд ядовитым пятном растекается по горлу, душит липким отвращением - к себе, ко всему грёбаному Токио, а заодно и к самому Бешеному-чёрт-бы-его-побрал-Псу. Просто невероятно, как за почти четверть века он умудряется вызывать точно те же эмоции, что и в самый первый раз. Мадзима между тем с кривой ухмылкой окидывает его взглядом. Переносит вес на левую (толчковую, отмечает Кирю) ногу и лениво перебрасывает танто из руки в руку. —Четвёртый председатель. Дракон Додзимы, вы поглядите. Ты... Ты действительно ни капли не изменился. Все тот же большой страшный ублюдок, что и двадцать пять лет назад. Рефлексы срабатывают моментально. Кирю становится в боевую стойку как раз в тот момент, едва капитан клана Тодзё исчезает в ярко-желтом всполохе своего пиджака. А после, неуловимый и стремительный, словно сама смерть, оказывается прямо у него перед носом. Кирю даже не успевает ничего сделать. Совсем-совсем ничего - хотя он был свято уверен, что за все время знакомства заучил боевые повадки Бешеного Пса как азбуку кандзи. Однако тот по-прежнему может его удивить. Видя перед лицом сверкающий оскал, Казума решает, что уже поздно что либо предпринимать. Единственно верным вариантом будет принять первый удар, а потом действовать по ситуации... Если Мадзима не полоснет его своим ножом по артерии раньше. Надежда умирает последней. Поэтому Кирю столбом застывает на месте, готовясь к неизбежному столкновению с самим воплощением человеческой ярости. И зажмуривает глаза. Зря, как оказалось. Вместо них стоило бы зажать уши - потому что оглушительный вопль разорвал на миг не только ночную тишину, но и его барабанные перепонки. —КИРЮ-ЧААААААААААААААААААН!!! Определенно, стоило все же прикрыть голову. Кирю практически уверен, что оглох на одно ухо. В одночасье на него налетают и обхватывают всеми конечностями - так, что Кирю приходится подхватить старшего товарища за поясницу, чтобы не потерять равновесие и не упасть вместе с ним. Патриарх семьи Мадзима восторженно, осатанело совсем воет, диким вихрем душит его в объятиях. Бодается лбом ему в грудь - как щенок, впервые за долгое время увидевший хозяина. Разве только не облизывает с ног до головы, хмыкает про себя бывший председатель. Неуверенно улыбаясь, Казума проводит свободной рукой по пояснице. Лохматит ему волосы, и от такого простецкого движения человек на нём едва ли не светится весь от переизбытка эмоций. Лучится аки солнышко, нежась в волнах чужого тепла. Патриарх семьи Мадзима всё хохочет неистово. Откидывает далеко назад голову, с бурным ликованием ластясь под его руку. И визжит параллельно ему сразу в оба уха: —Я знал! Знал, что ты еще жив, крепкий ты сукин сын! Кирю не успевает и слова вставить. Всё ещё повиснув у него на шее, Мадзима лихорадочно барабанит кулаками по его животу (вообще по всему, до чего может дотянуться): —Тебя прикончит не какой-то ебучий рак. Слышишь, Кирю-чан?! — визгливый смех, — Даже не смей. Это сделаю я, усёк? Только у меня есть право на твой последний в жизни бой... НИКТО НЕ ОТНИМЕТ ТЕБЯ У МЕНЯ! В подтверждение слов ему в лицо летит острый танто. Кирю едва успевает уклониться - несмотря на возраст, свои навыки Бешеный Пёс Шимано не растерял. Хоть что-то остаётся неизменным, с улыбкой думает Казума, мазнув большим пальцем по его скуле. —Я не сомневаюсь, Мадзима, — он мягко перемещает ладонь назад, массирует кожу на затылке, кончиками пальцев ощущая ремешок повязки. Бешеный Пёс замирает, растерянный внезапной лаской, но от руки не уходит. Только смотрит пристально - пугающе - и проговаривает чётко предупреждение: —Не смей больше меня оставлять. Не то я вытащу тебе кишки, прокручу через мясорубку и запихну обратно, как в икебану. Ты будешь орать от грёбаной боли, пока я буду вырывать тебе сраное сердце. Так, чтобы оно принадлежало только мне. На краткий миг Кирю кажется, будто на него таращится молодой лейтенант-Мадзима из подворотни. Будто и не было, без малого, четверти века. Он будто снова стоит в заплёванном переулке, двадцатилетний и полный надежд. И с железной уверенностью останавливает руку капитана самой влиятельной семьи клана, до кровавых соплей избивающего мелкую шестёрку. Тогда он даже не был по-настоящему в ярости, но несчастный подчиненный все равно близок к реанимации. Может быть, мелькнула испуганная мысль - может быть, умереть от его руки не такая уж постыдная участь. Бешеный Пёс Шимано и его ручная бомба без детонатора. Человек-легенда. Единственный, вернувшийся из Дыры: без глаза и здравого рассудка, но с пустым, всепоглощающим безумием. Тот, кого за глаза называли "Одноглазым демоном". И юный Казума быстро понимает, почему - как только лезвие танто останавливается в миллиметре от его лица, и глубокий, проникновенный голос шепчет ему на ухо: "Скучал по мне, Кирю-чан?" Кирю моргает. Это неправильно. Тогда... Тогда все было не так. Тогда Мадзима говорил совсем другое. Что-то про силу, удовольствие и отсутствие всяких причин, чтобы этим наслаждаться... Да. Точно. В тот самый раз Мадзима сказал, кривя губы в горькой улыбке, о том, что ему не нужно никаких причин, чтобы делать то, что он хочет. Он говорил про слабость духа и честность перед самим собой... И про то, что никогда не оставит его в покое. Не успокоится, пока не вкатает до полусмерти в асфальт, не переломает все кости и не заставит жалеть о дне, когда он решил служить клану Тодзё. "Я сумасшедший, вкрай конченный уёбок, Кирю-чан. Хочешь со мной поиграть? Нам будет пиздецки весело вместе... Да мы тут все нахрен разнесём!" Прижатый к горлу ботинок и хруст сломанных костей. Жуткий, мёртвый провал глазницы, в упор приблизившейся к его лицу. Той самой глазницы, которая раньше была скрыта повязкой - и которую Кирю так неосторожно сорвал во время боя. "Тц-тц-тц. Ты знал, что дикие собаки не прочь полакомиться драконами? Теперь знаешь." От непрошенных воспоминаний он слегка вздрагивает. Кирю не был трусом - но тогда ему стало по-настоящему страшно. Впервые в жизни, может быть. Стоило лишь взглянуть в отравленные болью и одержимостью глаза напротив, чтобы понять, что тот не шутит. В один глаз, вернее. Один широко раскрытый тёмно-серый глаз, который теперь точно так же, как и тридцать лет назад, таращился ему в душу. Выжигал ошмётки здравомыслия и всякой адекватности, что еще не успели прогнить в этом чёртовом месте. Он пытается было ухватить его за затылок - заставить посмотреть на себя - но от него с шипением уворачиваются. От Кирю всё ещё не отцепляются, упрямой каракатицей прилипнув к копусу. Глаз быстро исчезает за ворохом взъерошенных волос, и только негромкое ворчание прерывает повисшую тишину. "Не оставляй меня... Снова." Утыкаясь носом в макушку другого человека, Казума шепчет тихо-тихо: —Я тоже скучал, Мадзима-сан. Его самый лучший ("заклятый") друг смотрит. Кирю вздыхает, не в силах выносить этого щенячьего взгляда. Кажется, вместе с рассудком сильнейший из крана Тодзё потерял не только всякую человечность, но и способность интуитивно понимать других людей. Поэтому Кирю незаметно вздыхает и произносит вслух; чуть тише, чем требовалось: —Я буду здесь. Столько, сколько захочешь. Утробное рычание гулкими вибрациями отдаётся в груди, когда Мадзима снова прячет лицо в складках его пиджака. По-прежнему, видимо, не желая спуститься с его тела на землю и поговорить, как нормальные люди. Кирю и не против. Он просто прижимает его к себе покрепче и вдыхает терпкий запах мадзимовских сигарет: привычный. Тёплый. Почти родной. Он наконец-то дома.