***
Его не должно было быть в Америке, но именно он, а не Рон или Уилл, там в итоге оказался. Грелль, впрочем, был не особо против сменить обстановку и развеяться — если такое в принципе было возможно в рабочей командировке. Американские коллеги ожидали от него помощи в расследовании: какой-то серийный маньяк изрядно добавил им работы и умудрился скрыться и от полиции, и от жнецов. У Грелля, по их словам, уже был опыт в раскрытии подобных дел и он мог оказать им помощь. Грелль же, помня о своём прошлом, мог разве что поделиться известной мудростью, что в любом расследовании главное не выйти на самого себя, но сумел сдержаться. Ему казалось, что коллеги этого не оценят. Впрочем, им бы всё равно не пригодилось. Грелль почти сразу после приезда попал на место очередного убийства — и был уверен, что орудует точно не жнец. Убитая женщина была чем-то похожа на Мадам Рэд (Грелль увидел это только на плёнке, и пожалел об этом), но вместо единственного удара косой кто-то забил её до смерти, изуродовав почти до неузнаваемости. Один из местных жнецов, прибывших вместе с ним, сказал, что всё вокруг стало красным от её крови. Грелль от этого только отмахнулся: цвета он не различал, и всё вокруг для него было чёрно-серо-белым.***
— Какая-то хроматическая картина мира получается, — задумчиво сказал Отелло. — Чего? — Ну, чёрный, белый и красный, хроматическая картина мира. Чёрный — небытие и смерть, красный — кровь… а, забей, — отмахнулся Отелло, видя, что его объяснения не понимают. В такие моменты Греллю казалось, что вместо него видят — или хотели бы видеть — другого человека. И, кажется, даже догадывался, кого. — И тебя разве посылали искать серийника? — Тогда я так думал, — пожал плечами Грелль. — Но, кажется, Уилл просто хотел избавиться от меня ненадолго.***
Развеяться, как он собирался изначально, не получалось. Этот город — Грелль даже не потрудился запомнить название — был пропитан страхом из-за череды убийств, и это чужое ожидание чьей-то смерти изрядно раздражало. Как и раздражали воспоминания о Мадам Рэд. Грелль не вспоминал её слишком давно, надёжно похоронив в памяти, и вот из-за того человека снова случайно воссоздал этот образ перед закрытыми глазами. Пару раз сознание играло с ним злую шутку, подменяя в воспоминаниях тело недавно убитой на её, и это раздражало отдельно. Он надеялся, что скоро его вернут обратно, но пока его не звали, да и нового убийства всё не было. Осталось только медленно дуреть от скуки, и в какой-то момент, ошалев от такой перспективы, он согласился пойти в бар с одним из жнецов. Кажется, того звали Уильям, и Грелля передёрнуло от одного только имени, но, к счастью, на этом сходство с любимым и обожаемым коллегой кончилось. А в самом баре они и вовсе умудрились разойтись совсем скоро, Уильям куда-то ушёл, оставив Грелля в одиночестве, и вечер вновь стал скучным. Ненадолго — пока к нему не подсел какой-то парень. Высокий, темноволосый, Греллю такие всегда нравились. Он предложил выпить и Грелль, конечно же, согласился. Терять ему было особо нечего, напиться жнецу было трудно, пострадать от рук человека — ещё труднее. Лишь спустя некоторое время он понял, что слишком сильно увлёкся не то выпивкой, не то рассказами — или скорее голосом, красивым голосом с удивительным среднеатлантическим акцентом. Грелль так заслушался, что даже не сразу уловил изменения в привычном чёрно-белом мире. Собственные волосы, беспорядочно разбросанные по плечам, выжигали глаза ярким красным цветом. И глаза человека напротив были не чёрными или какими-то серыми, а удивительного красно-коричневого оттенка. От увиденного Грелль даже перестал слушать, что же говорил ему человек. Тот, увидев это, сразу замолчал и посмотрел с каким-то снисхождением, на которое Грелль не обратил внимания. — Ты тоже? — только и спросил он. Человек зубасто улыбнулся и ответил.***
— Я правильно понял, что твоей родственной душой оказался маньяк? — уточнил Отелло. — Я почему-то примерно такого и ожидал. Грелль только плечами пожал. Каких-либо возражений у него не было, а даже если бы и были, то спор лучше бы не сделал. — Скажи-ка мне, — попросил он вместо этого. — Что происходит с родственными душами после смерти одной из них? — Не понял?.. — Что происходит с восприятием цвета, — исправился Грелль. — Ты дольше меня состоишь в Департаменте, знаешь тоже больше… Что будет с цветами? Я перестану различать те, что начал? Смогу увидеть новые? Или… — Я не очень-то разбираюсь в этом, — растерянно ответил Отелло и задумался. — Наш общий старый знакомый тоже начал различать цвета, будучи жнецом, и его родственная душа тоже погибла. Насколько я знаю, новые он различать не начал, ведь для этого нужен контакт с родственной душой. А вот не утратил ли со временем обретённые — вопрос… И много ты различать начал, кстати? — Всего несколько, — спокойно ответил Грелль. — Мы познакомились, пообщались, а потом он попытался меня убить. Как видишь, слишком мало взаимодействий.***
Человека звали Аластор, он был радиоведущим и тоже различал красный цвет с того момента, как случайно дотронулся до Грелля. Прикосновения, к слову, он не любил, и Грелль старательно держал себя в руках и не приставал с какими-либо контактами. Почему-то казалось важным уважать личные границы родственной души. Родственная душа, впрочем, сам эти чужие личные границы запросто нарушал. Для него, казалось, их вообще не существовало, но обычно Грелля это только радовало. Ему хотелось держать за руку, обнимать, целовать, переспать, в конце-то концов, с этим человеком. Но Аластор каждый раз увиливал от всего, и даже просто взять его лишний раз за руку казалось счастьем. Кажется, так Грелль открыл для себя коричневый цвет — цвет волос Аластора. Он был в полном восторге и не очень это скрывал. Но восторг омрачало понимание, что это всё не вечно. И дело было даже в смертности Аластора. Эта командировка не могла быть долгой, да и смысла в ней особо не было. И от него толку не было, убийства прекратились, воцарился покой. Каждый новый день Грелль встречал с мыслью, что его вот-вот призовут обратно, и каждый вечер, не получив приказ возвращаться, вздыхал с облегчением. Аластор, конечно же, заметил его тревогу. Грелль рассказал ему о командировке и ожидании возвращения, умолчав, разумеется, о Департаменте — кто бы ему поверил? Аластор выслушал всё с самым внимательным и заботливым видом, обнял его и внезапно поцеловал. Грелль чуть сам себя не забыл от радости, а в его мире тем временем появился оранжевый цвет. — Не переживай, — мягко сказал он, положив ладони на щёки Грелля. — Я останусь с тобой до самой смерти. Грелль на это мог разве что счастливо улыбаться, умирая внутренне.***
— Ни разу не подозрительный персонаж, — скучающе протянул Отелло и подпёр щёку ладонью. — Ты совсем ничего не замечал? — В моменте не было так заметно, — возразил Грелль. — Да и что бы изменилось, если бы я сразу осознал? Моя родственная душа и не должна была быть образцом невинностью, на то мы и родственные. Отелло только руками развёл.***
Шёл третий месяц командировки и полного безделья, которым Грелль наслаждался не меньше, чем обществом Аластора. Тот уделял ему не так уж много внимания, предпочитая свою работу, но Грелль не мог и не хотел ставить ему это в вину. Аластор был превосходным диктором, и он с удовольствием слушал все его эфиры. Поэтому предложение съездить за город показалось ему настоящим подарком. Кроме того, предчувствие подсказывало, что в этот раз они оба узнают новый цвет, ведь Грелль — о себе Аластор почти не говорил — так дальше трёх и не продвинулся. Аластор стоически перенёс объятия и пообещал взять все приготовления на себя, чем обрадовал ещё больше. Всю последнюю неделю он был до странного благодушен, терпел прикосновения, и Грелль даже начал надеяться на какой-то прогресс в отношениях, какими бы они ни были. Но интуиция подсказывала, что что-то во всём этом было не так. Аластор повёл его в лес — и тут Грелль начал понимать, что именно не так. Он по-прежнему не боялся, потому что ну как человек может навредить жнецу? — Я благодарен тебе за всё, — нежно сказал Аластор, но его чудесные красно-коричневые глаза оставались холодными. — Особенно за красный цвет. Грелль не успел поддакнуть, что красный и впрямь великолепен, потому что Аластор снова склонился к нему и поцеловал так, как ни разу не целовал до этого. А потом он почувствовал, как острый нож легко вспарывает ткань и плоть. Грелль не смог сдержать стон, но не боли — больно-то почти не было, а разочарования. Почему-то от родственной души хотелось чего-то более оригинального, чем простое ножевое в лесу. В конце концов, так он с другими жертвами расправлялся, для Грелля мог бы и постараться. За одним ударом последовал второй, третий… Лицо Аластора превратилось в искажённую азартом и жаждой крови гримасу, и он не замечал ничего вокруг, пока Грелль вдруг не вырвался. Он успел удивиться, и это выражение бесконечного удивления, перерастающего в гнев, Грелль хотел бы запечатлеть навсегда. — Ты… — попытался что-то сказать Аластор, но не успел — Коса смерти оборвала его жизнь. Он рухнул, как подкошенный, заливая тёмной кровью и землю, и Грелля. Прекрасный красный цвет украсил оставшийся почти полностью чёрно-белым мир. Какое-то время Грелль смотрел на это, не в силах оторваться, а затем всё же пришёл в себя и опустился перед телом. Лицо Аластора всё же осталось удивлённым, но в смерти словно стало красивее. Грелль поцеловал его дважды — в губы, ещё хранившие тепло, и в лоб, прощаясь. Не без сожаления закрыл чужие заставшие глаза. И обратился к плёнке, желая узнать свою родственную душу хотя бы так и поставить точку единолично, не привлекая никого из посторонних.***
— А с ранениями что? — полюбопытствовал Отелло. — Ты же не умер? — Нет, меня убило, — ответил Грелль. — Что с ними могло быть? Зажило всё, у него же был обычный нож, а не Коса. Какое-то время они молчали. Грелль ушёл в свои мысли, и, видимо, выглядел настолько удручённым, что Отелло неловко протянул к нему руку в жесте утешения. — Ты не жалеешь? — осторожно поинтересовался он. — Нет, — Грелль улыбнулся и сжал его руку. — Мне почему-то казалось, да и сейчас кажется, что я ещё увижу Аластора. — Из загробного мира не возвращаются, — напомнил Отелло. — Может, он стал демоном, — беспечно предположил Грелль. — Сейчас ты скажешь, что это невозможно, но мы и создание Странных Кукол считали невозможным… Что мы вообще знаем о невозможном? — он отпустил Отелло и взмахнул руками. — Может, я ещё вас познакомлю. — Спасибо, но не нужно, — вежливо ответил Отелло. Грелль рассмеялся.