Проиграл не я.

Нью-Йорк, Гран-при США. -Кто-то из нас должен был проиграть. Им оказался ты. Потому что подставил плечо то ли любви, то ли жалости быстрее, чем его вывихнул Чеко, чтобы вцепившись в глотку пойти по головам ради блядского подиума. —Дурной была затея тягаться с тобой, Леклер, ох какой дурной. Я бы прямо сейчас въебал тебе по морде! - Макс говорил осевшим, хриплым голосом. Его увлечение табачными изделиями не приведёт к чему-то хорошему. Раз не конечности сгорят в аварии на трассе, так лёгкие от дыма. Чарльзу было по нраву ощущать его негодование почти что на вкус. Он бы оттягивал этот момент вечно, пытаясь ухватиться за него, словно за соломинку. Тем не менее, разъярённый несколькими минутами ранее, Макс выглядел уже не настолько устрашающе, несмотря на вполне реальность угрозы. Его мягкие черты лица были направлены в сторону тёмных, труднодоступных глазу обликов нью-йоркских зданий, в которых играли огни. Леклер с осторожностью потянулся к тлеющей в зубах Макса сигарете. Двумя пальцами он ловко выудил её, и поднёс к собственным губам. Первая тяга была неприятной: в груди всё забилось от резкости никотина, к которому Чарльз прикасался только в те моменты, когда хотел забыть весь мир. Когда он хотел забыть даже Макса. А это бывало совсем не часто. —Ты идиот, наивный идиот, Чарльз. Пытаешься втолочь мне то, чего не боишься ощущать сам, ведь ты знаешь, как я уязвим прямо сейчас! - Макс откинул локти на перила начала гоночной трассы. —Смотри за языком. Я не виноват, что ты поддался мне, дал проехать между тобой и Пересом. А теперь ты корчишь из себя страдающего, для чего только? Тут нет эмпатической публики, нет Хорнера, который бы по-отцовски похлопал твоё плечо, не пытаясь выдать во взгляде слова "я разочарован, Ферстаппен". Тут стою я, и пусть меня не подводит память, ты всегда хотел чтобы я гордился, а не жалел тебя. - Крайне сдержанный Леклер едва [или достаточно] ощутимо проявлял пассивную агрессию, лишь ради того, чтобы показать последствия спешных выводов в том свете, в котором они играли не на пользу Макса. —Я знаю, сука, знаю!- Макс ударил со всей мочи железо под своим корпусом. Прости, я не могу свыкнуться с тем, что не первый во всём. - Он поджёг вторую сигарету, которую вытянул из-за уха. Волосы были слегка влажными от пота; дыхание до сих пор сбивалось вместе с ритмом сердца, а костяшки на руках белели. Чарльз понимал Макса, как бы не пытался доказать обратное. Его боль была первопричиной всех нотаций, которые раз за разом, усерднее, громче, старательнее повторял пилот Феррари. —Но ты номер один для меня, Макс. Ты занимаешь первое место среди всех моих дел, среди всех людей, которых я знаю, среди всех титулов. И каким бы мудаком ты не был, не пытался быть - я никуда не денусь. - Чарльз сузил дистанцию, чтобы поравняться с Максом, оперевшись ровно так же, как он. —Давно ты так не возвышал мое и без того раздутое эго. —Дурак! Я для кого тут из кожи вон лез всё это время? —Я шучу. Признателен за это, со стороны твоей заносчивой задницы выглядело крайне благородно. - Макс сверкнул глазами, улыбаясь. Он повернулся в сторону Леклера, слегка пристыжено глядя на асфальт. —Не лучшая благодарность. - Чарльз засмеялся, взъерошив свои волосы. Его терпеливость и обходительность с Максом каждый раз прибивала ногами к земле желание плюнуть в лицо и развернуться. Это особенность их тандема - заглушение порывов агрессии, потери самоконтроля, крика, злости, рвущихся контрактов с командой. Утешение, обещание, что его будут принимать любым, пусть даже отбитым в самую крайнюю степень. —Да ну? А чего же ты хотел? - Макс знал, к чему клонится беседа. Его это веселило. Впервые за три дня его не швырнули в грязь лицом, а подняли с колен. —Ну... —Не прокатит. Я знаю. - Оторвавшись от своей части перила, Ферстаппен подтянулся ближе к Чарльзу. Его заговорщический но смиренный взгляд давно сделал своё. Это было негласным разрешением отпустить себя, дать волю. —По-моему, проиграл не я. Они коснулись друг друга лбами, и Макс, у самых губ Чарльза шепнул заветное "спасибо". Так робко, с утонченной грацией, нежностью, будто только Леклер мог подчинить большого зверя внутри мужчины. Где-то не совсем далеко, но с приличной дистанции послышались ускоренные размашистые шаги. Кого они волновали? Похоже, этот вопрос останется с открытым концом.