Фантастичнее вымысла

Козетта с самого раннего возраста желала своему отцу счастья. Простого человеческого, как в сказках, чтобы долго, чтобы счастливо и так далее. Но все ее попытки свести papa с кем-нибудь неизбежно заканчивались поражением. Даже когда Козетта нарочно терялась в Люксембургском саду и просила первую попавшуюся симпатичную женщину отвести ее к папе, Вальжан ограничивался только словесными благодарностями. Мыслей о том, чтобы угостить даму кофе или мороженым у него видимо не возникало. Один раз, правда, Козетта нарвалась на даму, которая перепоручила ее ближайшему полицейскому. Полицейский в отличие от дам Козетту сначала отругал, а потом, подхватив на руки, так чтобы Козетте было видно то же что и ему, пошел искать ее отца. В тот раз Вальжан был куда разговорчивее, может это погода сказывалась или еще что. Но говорил он с полицейским минут пять (Козетта засекала) и даже пытался отблагодарить его чашечкой кофе. Но полицейский отказался и вернулся на свой пост. А Козетте в очередной раз досталось от papa пусть и в вежливой словесной форме. К годам тринадцати Козетта отчаялась найти отцу супругу, ну или хотя бы девушку. Она смирилась с тем фактом, что ее отец, видимо, не способен на романтические отношения. Но ее очень печалило отсутствие у Вальжана каких-либо друзей. Он никогда не ходил на корпоративы, не приглашал коллег или соседей на чай. Все свое свободное от работы время он посвящал Козетте. А так как работал он много, он даже перестал забирать Козетту из школы на обед. Собственно, именно по этой причине операцию «Ловля невесты на живца» пришлось отменить. Тотальное одиночество papa не сулило ничего хорошего. И тогда Козетта банально выдумала ему друга, хотя бы для того, чтобы успокоить свою совесть. Она решила, что это должен быть кто-то под стать отцу. Кто-то серьезный, с ответственной работой. Может быть, чуточку занудный и чересчур правильный. Кто-то на кого можно положиться в чрезвычайной ситуации. Ну, например как тот полицейский в Люксембургском саду. Он вполне подходил на роль занудного и правильного друга, по крайней мере, Козетта до сих пор помнила его лекцию на тему «маленькие девочки не должны убегать от родителей», хоть и совершенно не помнила его самого. Теперь в ее воображении отец коротал обеды за разговорами о политике в компании немного угрюмого инспектора (Козетта мысленно повысила того жандарма в звании, в конце концов столько лет прошло). Они пили вместе кофе, шутили свои шутки, созванивались в течении дня, обменивались электронными письмами и делали вместе множество других мелочей, которые делают вместе друзья (по крайней мере по мнению Козетты). Гипотетическое существование подобного инспектора парижской полиции делало все происходящее в голове Козетты даже чуточку реалистичнее, порой она даже забывалась и ловила себя на том, что хочет поинтересоваться у papa как там поживает господин полицейский. Но потом все выдуманное ей стало принимать странный оборот. Козетте было четырнадцать, и у Вальжана был день рождения. Вернее, он случался уже который год, и который год Вальжан в этот день пропадал на работе до самого вечера. Козетта, в ожидании отца весело вообразила себе, что он на самом деле пропускает стаканчик другой в компании инспектора, а тот, скупясь на слова и эмоции, вручает ему подарок. Что-нибудь до ужаса практичное, но при этом ценное. Шарф, например. И шарф этот до боли походит на самого инспектора — строгий и деловой, неярких тонов. Вальжан конечно принимает подарок и даже идет в нем домой, отмеченный присутствием другого человека в своей жизни. Вот именно в таком шарфе Козетта и увидела своего отца по возвращению. То что она была удивлена это еще слабо сказано. Конечно, Вальжан мог купить шарф сам. Выйти в обед из офиса и купить. Но шарф уж слишком отличался от того, что обычно выбирал для себя Вальжан. Спрашивать отца об обновке Козетта постеснялась, поэтому списала все свои подозрения на разыгравшееся воображение. Мало ли откуда мог взяться шарф. Может коллеги скинулись и подарили. А может Вальжан давно уже его купил и только сегодня в честь праздника так сказать решил надеть. Но дальше все становилось только запутаннее. Отправляясь в гости к Эпонине, Козетта ярко представила, как инспектор заглядывает к ним домой, как отец угощает его кофе на кухне, как они обсуждают какие-то свои проблемы, может, одалживает ему книгу. А потом господину полицейскому звонят с работы, и он торопится вернуться в участок, забывая при этом на столике в прихожей свои перчатки. Обычные неприметные перчатки, потертые на сгибах, которые потом и обнаружила Козетта. Но на этот раз она была абсолютно уверена, что эти перчатки не принадлежали ее отцу. Козетта отлично помнила размер ладони своего papa, так как в прошлом году она лично связала ему забавные варежки на Рождество. А эти перчатки были как минимум на размер меньше. И если шарф еще можно было списать на случайность, то перчатки выпадали из системы. После случая с перчатками, которые таинственно пропали на следующий же день, Козетта начала вспоминать многие другие вещи, которым все прошлые годы не придавала значения. Например, вторая кофейная чашка в моющей машине, когда papa однозначно провел весь день один. Или явно чужая рубашка, в которой отец вернулся после срочного вызова на работу. Или тяжелый запах одеколона другого человека, исходящий от Вальжана, задержавшегося сверхурочно. И прочие мелочи, которые однозначно указывали на существование некого мужчины. Козетта была толерантной девушкой, и возможное наличие любовника-мужчины у своего papa ее смутило лишь чуть-чуть. В конце концов, речь идет об ее отце, которому она долгие годы искала невесту. Теперь, по крайней мере, отсутствие дамы сердца можно было объяснить не только замкнутостью papa. Но был во всем этом еще и настораживающий фактор — все, что происходило до этого, по сути, происходило в воображении Козетты, и теперь ее фантазия приобрела небывалый размах, дорисовывая все то, что прежде оставалось за рамками дружеских отношений. Она продолжала воображать рядом с отцом своего выдуманного инспектора, потому как он получился хорошим другом. И он действительно любил Вальжана. Правда, по большей части в девичьем воображении. Козетта заливалась румянцем, пытаясь представить как в благодарность за тот же шарф ее papa целует инспектора в… щеку. Для начала в щеку. Или как во время обеда рука инспектора ненавязчиво накрывает ладонь ее отца… все-таки это были ОЧЕНЬ смущающие мысли. Козетта никогда серьезно не задумывалась о том, что будет, если papa найдет кого-нибудь. Если papa женится или хотя бы станет приводить в дом любимого человека. Что будет делать она, которая столько лет была единственной? Она впервые задумалась, сможет ли она разделить любовь отца с кем-то еще, с кем-то посторонним. Козетте было шестнадцать и она не хотела вырастать, она не хотела терять последнюю ниточку, ведущую в детство, а именно своего papa, который целиком принадлежал ей. Но она хотела ему счастья. И если бы его счастье составлял инспектор полиции, которого она так упорно себе представляла последние три года, Козетта бы была спокойна. Потому как она знала инспектора от и до — она сама его придумала, за исключением служащего где-то прототипа. Иногда Козетте очень хотелось спросить у papa, кто подарил ему шарф, кто оставил перчатки, кто пил из второй чашки, почему в ванной иногда оказывается лишнее полотенце и так далее. Но она имела терпение и уважение к тайнам отца. Наверняка у Вальжана была сотня причин, по которым он умалчивал эту сторону своей жизни, и в какой-то степени Козетта понимала, что три или более лет назад она вряд ли бы так легко приняла подобные отношения. В конце концов, это был ее papa. Ее и больше ничей. Козетте пришлось раньше вернуться с прогулки — они с Мариусом встретили старика Жильнормана и тот устроил скандал прямо на улице. Поэтому Козетте по просьбе все того же Мариуса пришлось оставить деда и внука наедине с их семейными разборками. Первое, что заметила Козетта, входя в квартиру, чужие ботинки в прихожей. Аккуратно вычищенные, они стояли ровно рядом с туфлями ее отца. На вешалке висело незнакомое темно-синее пальто. Первым порывом Козетты было позвать отца. Громко и четко. Чтобы все присутствующие в квартире знали, что они уже не одни. Вторым и более сильным порывом было уйти, тихо прикрыв за собой дверь. От многих знаний, многие печали, и Козетте трусливо показалось, что она все-таки не готова. Но выбрать она не успела, в конце коридора на пороге спальни ее отца замер мужчина. Коротко стриженный, с аккуратной бородкой и строгим взглядом печальных глаз. Мужчина вздохнул и, повязав на шею галстук, подошел к Козетте. — Когда-нибудь это должно было случиться, — сказал он, — приятно снова вас видеть, мадемуазель. Козетта недоуменно посмотрела на стоящего перед ней мужчину. — Вряд ли ваш отец упоминал меня хоть раз за прошедшие… эм, много лет… да и вряд ли вы сами меня помните. Но одно могу сказать точно, из вечно теряющейся девочки вы выросли в красивую девушку. Если бы Козетта могла удивиться сильнее, она бы удивилась, но, кажется, не была на это способна. — Вы… — Козетта замялась, подбирая нужные слова, — инспектор? Мужчина коротко усмехнулся, поражаясь прозорливости дочери Вальжана: — Если быть точным комендант. Боюсь, в последнюю нашу встречу я был обычным жандармом, патрулирующим Люксембургский сад. — А имя у вас есть, комендант? Полицейский не успел ответить. Щелкнул дверной замок в ванной. — …Жавер, сделай кофе, пожалуйста… — Вальжан усиленно вытирал голову полотенцем, поэтому поздно заметил наличие еще одного человека в коридоре, — Козетта? Он испуганно замер, переводя взгляд с дочери на Жавера и обратно. — Козетта, это не то, что… — papa… — девушка мягко улыбнулась, перебивая отца, — все нормально. Все действительно нормально… Жавер явно почувствовал себя несколько неловко в столь семейной ситуации, бросил извиняющийся взгляд на Козетту и между делом заметил, что, пожалуй, он приготовит кофе на троих. Когда комендант скрылся на кухне, Вальжан выглядел смущенным и растерянным. Козетта поспешила успокоить отца. — Все и в правду нормально, papa. Вот у Эпонины есть знакомый, Грантер, он тоже… — Козетта, — голос отца никогда еще не звучал так серьезно и еще никогда он сам не выглядел так встревожено, — ты понимаешь, что происходит? Улыбка стерлась с лица Козетты и она взяла отца за руки. — Конечно, понимаю, пап.