Желание превыше всего

Как заново стать собственным телом? Проникнуть затаившимся существом в посеревшие кости, ощутить наличие защитного покрова кожи, ссутулиться наконец расслабившимися мышцами? Чонгук не знает. На желтом плюшевом халате с изображением зайчика на капюшоне засыхает чужая сперма, укореняя свое право владения, пока он сидит, отчаянным взглядом провожая удаляющиеся фигуры. Как стать собственным телом, если хочется выть? Ему остается только сдирать использованную плоть и обратно прилаживать, вдруг вернется манящая зелень и застывший в граните сероватый метеоритный осколок. Чонгук не может допустить осечки, он должен быть всегда готов. Готовый. Послушный. Всегда под рукой. Руками. Поэтому, стискивая хрупкие колени руками в обнимающем защитном жесте, он молит взглядом неловко топчущиеся возле двери образы, молча, стиснув крепко губы, ведь мольба «пожалуйста, останьтесь» уже прозвучала, так и не найдя ответа. Чонгук не произносит больше ни слова, только дышит невпопад, пока воплощенная в человеке мечта и движимая гавань спешно покидают скромную обитель, унося на себе чужие запахи, слезы и соки, небрежно сунув в карман протянутое сердце. Оно будет жить там, вместе с высыпавшимся табаком из пачки сигарет, вместе со случайными вездесущими крошками и так же, как и они, окажется брезгливо вытряхнутым перед стиркой. Чонгук недвижимо застывает посреди большого дивана, не одеваясь нормально, не потянувшись на кухню за стаканом воды, не собираясь в душ. Он весь покрыт отпечатками и кровавыми разводами, его запястья ноют от удушающего синие реки непреклонного ремня, а бедра саднят от пересекающихся царапин. Он сухо сглатывает, и, крепко зажмурив веки, по привычке стоически переживает мучительный спазм, потрясший пересохшие стенки, что буквально слипаются друг с другом, не давая остаткам неизрасходованной на жадный до глубины член слюны хоть немного облегчить самочувствие. Ему больно. Опять. И каждый раз все интенсивнее. Бездна не отчаяния, но нежелания бороться захлестывает с головой, пряча бессильные слезы в ткань не успевшей высохнуть от пота наволочки. Пожалуйста, вернитесь. Пожалуйста, не возвращайтесь. *** - Постой, можно я с тобой? - Куда? - Да куда угодно. В ответ смешок. Я лишь пыль. Подошвы безжалостны. Оковы стерты до костей, запястья дышат кровью. Мой ангел. Как смеешь ты вершить, что вздумается? Прости, я нем. И весь в твоем праве. Позволяй лишь дальше тень, шлейфом раскрытую, твою влачить. *** Когда я влюблен, то фотографирую непрестанно сердечными софитами освещенное лицо. Мой язык любви - показать человеку, каким красивым вижу его со стороны. Нюанс в том, что современные произведения искусства обузой посчитанные, отвергнутые, оседают в фотопленке и душат меня по ночам. - Нужно стараться лучше. - Ты не можешь заставить себя полюбить. - Я недостаточно усерден. Недостаточно хорош. Нужно больше. Выглядеть лучше, за слоем косметики прятаться, одежду поярче, сексуальнее выбирать. - Он в труху изничтожит красивое белье и уродливыми каплями изведет макияж. Помнишь тогда, на балконе? Ты пытался отстраниться, задыхаясь, оттаскивал, хоть и вяло, от себя за бедра, а он крепко держал взлохмаченную макушку и лишь постанывал, вбиваясь в твою панику? - Он поговорил потом со мной и провел до дома. - А ты спрашивал...что? - Не спрашивал. Утверждал. - М? - Другие пары, уже бы давно начали отношения, если бы занимались таким же, как и мы. - Хмыкнул? - Угу. Но мне казалось...что его держит что-то, понимаешь? Он хочет быть со мной, но словно связан по рукам и ногам. - Не хочет. - Почему не скажет? - Говорил, но ты отказываешься слышать. Говорил каждым непрочитанным сообщением, каждым игнорированием твоего существования, если ему вдруг стало это неудобным, каждым уходом сразу после безэмоционального секса. Пожалуйста, очнись. Отлепи себя от пола, скрути в трубочку, ведь столбом от стольких вытираний ног стать уже не сможешь, и укатись подальше. Просто беги. Он тебя никогда не отпустит сам. Я глажу экран смартфона и шепчу себе на ухо, вливаясь подобием здравомыслия в припорошенное ненужной смелостью и упорством сознание. А на фотографии он. Неотразимый, как и всегда. Ким Намджун сидит с вечно занесенными пальцами над экраном телефона и мониторит акционный рынок. Лишь на секунду отвлекается, бросив на меня раздраженный (считаю пылкий) взгляд, что и засекла направленная камера. Он упирается локтями в широко расставленные бедра и держит в широких ладонях, что так удобно ложатся на мою шею, объект вечного внимания, а я так глупо ревную. Я рухну на колени, только обхвати вместо него мои плечи. Вместо этого продолжаю путешествие по слегка размытому из-за трясущихся рук снимку, поглаживая взглядом слегка вьющиеся каштановые волосы, отросшими прядями ложащимися на смуглую шею, по округлому вороту черного свитера, и дальше, по бархатной ткани, с барельефом вытесненными розами, по левому татуированному запястью с одним лишь словом чуть выше костяшек. Я знаю, что это имя твоей сестры, и осознание того, что мне известна сия тайна наполняет эйфорией оказанной чести зависимое тело. Надолго зависаю на бежевых карго, плотной тканью обтянувших мускулистые бедра. Неосознанно облизываюсь, вспоминая, как хорошо жаться к ним своими и трепетать от малейшего шороха, от опасения, что происходящее в любой момент может закончиться и придется снова начинать план по завоеванию твоего внимания на пару часов. Я не считаю себя жалким, отнюдь. Как могу, если хоть иногда становлюсь прибежищем твоего взора? Наплевать на методы и в ступке растертую самооценку. Пока ты рядом, моей личности - грош цена. Ты главнее. Важнее. Недоступнее. Как Бог. Я может капельку и жалок, но что такое банальные человеческие эмоции по сравнению с величием твоей натуры? Ничто. Я могу бы ненавидеть тебя, если стал чуть-чуть смелее, увереннее, достойнее. Может, тогда бы и ты взглянул на меня по-другому, перешагнул через разделяющие на метафорические ступени и снизошел не только лишь влечением, но и настоящим вниманием? Если узнаю, улыбнусь. Нелепости судьбы, перемежению природного баланса, просто на просто издевательской подмене противоположностей в устройстве мира. Я улыбнусь. И уйду, не поклонившись. Ну а пока я глуп и смел, а это самое опасное сочетание для человеческого здоровья. Продолжаю завоевывать твое внимание, перебирая в голове шутки, которые могут тебе понравиться, ставлю ментальную галочку напротив пункта о покупке побольше бутылок алкоголя, ведь без него ты, всегда такой сосредоточенный и холодный, никогда не раскрепощаешься. Я покупаю на последние деньги твои любимые напитки и, отвернув к стенке этикетки, дабы уберечь себя от угрызений совести, иду в душ, намереваясь сделать несколько вызывающих фотографий, которые будут отправлены с целью вывести из себя самого урасновешенного в мире человека. Мне придется постараться. Впереди еще много работы. Мин Юнги обязательно станет для Ким Намджуна настолько же важен, как и Ким Намджун для Мин Юнги. - Мы еще расквитаемся, вселенская сука, - шиплю, извиваясь для лучшего обзора на экране. - Ты обязательно дашь мне все, что я хочу. Иначе я просто отказываюсь дальше быть.