Снежинка

Эрик лежал под одеялом, задумчиво уставившись темными зрачками в потолок. Снова мучает мигрень. Она пульсирует в висках и ушах. Больно, ужасно больно, но он привык. Привык к тому, что просыпается с ней каждое утро. Она будто его часть. Часть греховной, серой, до одури занудной личности. Мысли спутаны, хотя их нет, они заглушены, отошли на задний план, превратились в клубок, нет, скорее бесформенный комок, в котором нужно постараться ухватиться за что-то, чтобы вылепить, сделать что-нибудь хоть капельку стоящие. И он хватался. Долго, муторно. Комок не поддавался, постоянно выскальзывал из рук, вытекал сквозь щели тонких пальцев прямо на пустое чёрное пространство, капал на лакированные темные туфли, оставлял после себя очертания следа, скатывался вниз, образовывая что-то новое, но такое же серое и бесформенное. А Эрик продолжал упорно хвататься, пачкаясь, сердясь и чувствуя новый, ещё более болезненный импульс прямо в висок. А время неумолимо, незаметно шло. Раздался щелчок и первый тяжёлый удар часов. Он начал считать, про себя, все также смотря на светлый потолок, будто ожидая чего-то. "Один...два...три...четыре" А может кого-то. "Пять...шесть...семь" А может, это все зря. Переезд на новое, далёкое, маленькое место, совершенно не давал своих плодов, лишь разочарование, хотя, чего Эрик ожидал, что все сразу наладится и придет в свою норму? Нет, он так не думал, и никогда не подумает, даже не задумается. Ведь все даётся с помощью упорной работы, долго труда и нетерпения. По крайней мере, все так давалось ему в этой жизни. Может это была карма, бумеранг, далёкий ответ из прошлого, загадочного и такого туманного. Может в прошлой жизни он был неблагодарным лентяем, которому все доставалось по первому требованию. Наверно он был богат, очень богат, непристойно богат. Наверное у него был большой, напичканный разным дорогим барахлом особняк. Наверное вокруг него крутились слуги, юноши и барышни, в дорогих костюмах и платьях, подносили ему золотые подносы с морепродуктами и алкоголем. Наверное он относился к ним ужасно, сидя в своем, слитым из множества тон золота, кресле с бархатной обивкой, вытянув ноги на такую же золотую подставку. Наверное он курил толстые сигары, с вонючим табаком, выпускал в воздух темные, почти черные, облака, заставляя прислугу кашлять и задыхаться. Наверное у него был махровый халат, его завязки не держались на огромном, флисовом пузе, ткань топорщилась и расходилась в разные стороны, оголяя зеленые, болотные, мерзкие участки тела. Наверное у него был камин, самый дорогой камин, который он только мог себе представить, из какого-нибудь редкого мрамора и слоновьего бивня. Наверное ему было плевать, сколько бедных слоников пострадало ради его раздутого эго. Да. Наверно такой была его прошлая жизнь, оставившая отголоски в нем настоящим. Но, это всего лишь мысли, Эрик не верил в перерождения, загробную жизнь, духов и построению нечисть. Хотя иногда, для своего успокоения, стоя ночью на коленях перед кроватью, и сложив руки в плотный замок, шептал молитву, прося у всевышнего что-нибудь хорошее, например, снежинку... Да, простую, маленькую снежинку, которая бы кружась в красивом танце, подхваченная ветром, медленно, не торопясь, упала бы на кончик его круглого, флисового носа. И она бы не таяла, даже если бы он пытался растопить ее своим горячим дыханием. Она бы лежала у него на носу, а он любовался, тихо, трепетно, замирающи. Часы пробили одиннадцать. Эрик понял, пора вставать, хотя планов на сегодняшний день у него не было, а может они появятся, как только он выпьет крепкий зерновой кофе, с запахом вишни, и внимательно осмотриться. Подойдёт к столу, проверит стопки бумаг, перебирет рабочие папки и журналы, сдвинет все перьевые ручки на миллиметр влево, откроет ящички внутри стола, пересчитает цветные ниточки и фенечки, а после...пойдет заниматься тем же, только в ванной, потом в своей комнате, открыв нараспашку дверцы широкого шкафа, только там сдвигать, перебирать и проверять он будет совершенно другие вещи. Откинув край одеяла в сторону, Эрик поставил телесные мягкие ноги на пол. Тело рефлекторно вздрогнуло, покрываясь мурашками, в доме было холодно. Низ синих плотных штор слегка поднялся от ветерка, тянущегося с окна. С самого первого дня переезда он все говорил себе утеплить окна, поменять раму, вымыть стекло и протереть подоконник. Но все было как-то не до этого, постоянные дела, знакомства, работа, готовка, курение и...мечты о камине... О теплый, уютный камин, как же тебя не хватает... Потрескивание дров, яркий огонь, красная кирпичная кладка, легкое избавление от вещей, тяготившие его душу... Сунул плоские стопы в красные тапочки, одним рывком поднялся с постели, пошатываясь, снял с спинки стула тяжёлый клетчатый халат и только сильнее окутал себя мерзким холодом, приталенным к телу. Но, ничего не поделаешь, вещи имеют свойства терять тепло своего носителя, если они лежат без дела какое-то время, в данном случае, целую ночь. Хотя для Эрика это сейчас имело малое значение, в горле першило, хотелось пить. Новенькая турка начала свою работу, кофе бурлил, образовывая пенку. Она сразу растворялась, как только Эрик опускал в нее ложку, помешивая против часовой стрелки несколько раз. Сложив тонкие руки на столешницу, он упер в них лоб, размышляя о чем-то, снова сером, но уже менее бесформенным. Оно уже было прямоугольным, длинным, тонким. Эрик брал это в руки, чувствуя покалывание в кончиках вытянутых пальцев. Фигура дрожала. Дрожал и Эрик. Фигура треснула, надломилась. По ее тонкому краю пошла трещина, откололся треугольный кусочек, образовавший скол. Потом ещё один, и ещё и ещё и вскоре она рассыпалась Прямо в его ладонях, царапая их, выпуская наружу белые шарики, вперемешку с синим пухом, они отскакивались от осколков, с металлическим, тяжёлым звоном, указывались прочь, в глубины темноты, становясь все больше и больше. Эрик безучастно молчал, не чувствуя боли. Его руки, и он сам, постепенно опустошались, складываясь в одну тонкую плоскую тряпочку, спускавшиющся на пол. И только овальные фетровые глаза и флисовый круглый нос остались наполненные. Белые шарики градом посыпались сверху, заполняя пространства, а потом превратились в снежинки. Каждая индивидуальная, со своими гранями и узорами. Такие красивые и мягкие. Они окружали Эрика, падали прямо на него. Он почувствовал тепло. Комната застучала. Эрик открыл глаза. Последний раз помешивая ложкой кофе, он выключил газ. Положил маленький сотейник поверх глубокой кружки, перелил кофе, ощущая тонкий приятный аромат. Сложив пальцы левой руки в ручке, Эрик поднес бортик ко рту. Горячая жидкость коснулась его рта, обволокла, спустилась вниз, наполняя горло и тело разливающимся теплом. Теперь он вздохнул с наслаждением. Унылое утро, хоть чуточку стало приятнее. Сделав глоток, Эрик понял, что ещё ни разу не подходил к окну. А смотреть за стекло он почему-то любил, скорее, любил картину которую мог видеть. Песчаная дорожка, с разноцветными камнями, невысокий коричневый заборчик, отгораживающий его маленький дворик, пару кустов и деревьев, и дома новых соседей. Все такие разные, но все под стать их характерам и увлечениям. Эрик развернулся, лучи дневного солнца ударили в лицо. Опустив глаза в чашку, стал дуть и делать небольшие глотки, пока подходил к источнику света. Седая прядка упала на лицо, Эрик медленно заморгал, приоткрыв рот. Белое... Все вокруг белое, мерцающее. С неба сыпятся натуральные пушистые хлопья! Заворажен, удивлен, руки дрогнули, неуклюже ставя кружку на край стола. Волшебно, просто волшебно. Он сорвался с места, побежал, помчался в сторону двери. Внутри что-то бешено колотилось. Эрик с трудом провернул замок, открывая, навалился грудью на дверь. Было волнительно, она распахнулась, впуская внутрь морозную свежесть. На кончик флисового круглого носа упала снежинка... Она медленно, подхватываемая ветром, кружилась, кружилась, как и все ее эфирные сестречки. Она не таяла, совершенно не таяла. Ее грани были круглые, тонкие, такие красивые и очаровывающие. Эрик замер, не дышал, боясь навредить шедевру природы на его лице. Прекрасна... Она была прекрасна... Он засмеялся. Выдавил из груди спертый ком воздуха, вышедший смехом и хрипом. Расправив руки в разные стороны – закружился, кружился, стал новой, светлой снежинкой. Большой, тонкой снежинкой. Объединился, стал частью их. Тело стало лёгким, невесомым и он упал, прямо спиной в тонкий слой снега. Было хорошо, на удивление так хорошо и радостно. Эрик начал извиваться, двигать руками и ногами, оставляя свой силуэт. И все это время он смеялся, искренне, радостно. Широкая, белая улыбка не спадала с его, когда-то хмурого и печального лица. Было тепло, на удивление так тепло и приятно. Он сжал горсти в телесных ладонях и резко приложил их к щекам. Не холодно, совершенно не холодно. Эрик ещё долгое время пролежал во дворе смотря на красивый белый хоровод снежинок-сестричек. Мимо проходящие соседи задавали ему вопрос, все ли хорошо. А он лишь отвечал: "я радуюсь. Я вижу снежинки. Они прекрасны" Махровый халат, темные волосы с седой прядкой были насквозь мокрые, а ему не было дело до них. Ведь на его нос снова упала красивая белая снежинка. Ему захотелось жить...