Хруст Безе

— Прибавь огоньку. Пыльно-то здесь как. Не стоило раскрывать шторы — серые клубки пыли так и летели в лицо, чтобы забить собою ноздри. Хуже было только тогда, когда здесь жили разбойничьи морды, вокруг витал запах дешевого пойла и блевоты. Теперь здесь витают только грустные нотки одиночества и затхлости. Похоже, тут когда-то был потоп. А от чего тут бы ещё начала расти плесень? Создатель, некоторые тысячелетние пещеры — и то лучше выглядят, чем местная прихожая. Право слово, этот особняк видел лучшие времена, помнил лучших людей. Хоук надеялся на то, что он, по крайней мере, не в ряде худших. Каменные стены слегка потрескались от постоянных облав на жилище бывшего Защитника, каждый пытался урвать по своей доле от былой славы, которая больше напоминает историю великого неудачника. Тут не хватает многого — пара стульев, несколько похотливых книжонок Изабеллы, двери в кладовую и в спальню снесены с петель. Спальня была самым весёлым зрелищем — все стоит вверх дном, словно демонова работа. Но нет, демон не стал бы вскрывать сундуки и скрести стены в поисках потайного хода в какую-нибудь кладовую. Они даже матрас продырявили ради лишней монетки — вот дела. По крайней мере, не унесли с собой. Ну и идиоты. Матрасы-то нынче дорогие. На выходе из спальни герб едва ли не падает на пол, висит на добром слове Создателя. Символично. И если глянуть в сторонку, то можно заметить, что мародеры не пожалели даже комнату мамы. Но если подумать — это всё тот же дом. Тот же особняк, ранее Хоуков, а до них Амеллов. Только слегка потрёпанный, исчерпавший себя. Ну ничего, ничего. Сейчас огонь костра согреет кости, и тогда каменные стены станут на тон теплее, чем они есть. — Начать бы тебе, в конце концов, обувь носить. Смотреть больно. — Носил я эту вашу обувь. И вполне себе солидную — бронированную, с острым носком. — И куда ты её дел? — Продал вместе с костюмом, чтобы попасть в Зимний дворец. Хоук фыркнул, вставая у костра. Он сложил руки на груди, вглядываясь в языки пламени, которые становились всё больше и гуще. Любимая его стихия, если посудить. Будоражит, в особой мере опасная и смертоносная, но согревающая в моменты нужды. Не мимолетная, как молния, не сковывающая, как лёд и не сбивающая с ног, словно камень. Не знаешь, что ожидать от огня — окутает ли он тебя заботой или сожрёт. В этом вся его прелесть. Хоук повернулся к своему собеседнику. Столько лет прошло, столько боли — ни одной ярко видимой морщинки. Кроме тех, которые появляются, когда орлиный нос морщится в презрении. Это его любимая морщинка. — Зная тебя, ты бы скорее пробрался за стены дворца тайком, поубивав по пути всю стражу, Фенрис. — Не знаю, как насчёт других, — Фенрис так косо посмотрел на Хоука с укором, что у него внутренности почти сжались от чувства стыда. Сейчас как припомнит, потом целый день будет чувствовать себя полным дураком. — Но Замок Энн научил меня тому, что идти в лобовую на рой шевалье — прямой путь к месту подле Создателя. — Ладно, твоя взяла. Колючка. Собрался он уже отойти, чтобы пойти разгрести тот бардак, который успели наделать бандиты, как почувствовал белобрысую макушку у себя на плече. Обычно, когда выдавалась возможно, Фенрис принимал ванну — и волосы его всегда были мягче бараньего пуха. Только вот пробыли они в дороге прилично, не имея ни цели, ни планов на будущее. Волосы Фенриса были грязные, зализанные назад, как при первой встрече в Зимнем дворце спустя год разлуки. Он был даже одет так же, как в тот роковой вечер. Жилетка на голое тело, вязаные крестиком зелёные штаны и что-то косо напоминающее обувку, пока не посмотришь чуть ниже и не увидишь голые пальцы на холодной земле. Хоук поцеловал Фенриса в макушку — долго, нежно. Прижал к себе поближе, положив когтистую перчатку на худую поясницу. А как глаза янтарные раскрыл, так в них огонь страстно заплясал, превращая радужку уставших глаз в блестящую магму. — Пёс любил полежать у костра, бока свои грел. Ну хоть коврик его никто не украл. — Гаррет, — Фенриса редко кто мог перебить. Обычно это заканчивалось презренным метанием молний из глаз или вырванным сердцем, но не в этот раз. В этот раз он притих, поджав кончики ушей, стоило ему понять, насколько тоской и сожалением был пропитан голос Защитника. Защитника, который даже не сберёг собственную собаку. — Как он умер? Нечасто можно увидеть Пса, который просто лежит у камина. Обычно он носился по дому, крушил мебель и черепа незнакомцев, которые пытались подобраться к его непримечательному убежищу в Антиве. Ничто не могло заставить эту машину смерти и любви слечь без сил. Но, быть может, ему не хватало пищи? Последние деньги Фенриса уходили на то, чтобы его не выгнали из жилища раньше срока. Пёс всегда питался отборным мясом, который поддерживал в нём силы. Лотеринг, где хорошей баранины было хоть отбавляй, а говядина на Сатиналью. Когда Псу пришлось бежать со своим хозяином из родного дома, он хоть набегался вдоволь, чтобы убить свою энергию. Убивал порождений тьмы и всё такое. В Киркволле и вовсе Пёс питался лишь мясом высшего сорта, его готовили специально по рецепту. Пожарить со всех сторон до хрустящей корочки, посыпать щепоткой петрушки и полить кисло-сладким соусом специально для собак дворянства. Так говорил Хоук, когда лапал собаку за слюнявые щеки. Довольный, что тот сытый и счастливый. В Антиве же у него не было ни того, ни другого. Ни простора для беготни, ни вкусной еды. Право слово, от того ферелденцы кажутся такими холодными и грубыми. Все их жизненные силы уходят на то, чтобы мабари себе ни в чём не отказывали. Хоть Гаррет и перестал быть Защитником, на него всё ещё вели охоту храмовники, которые считали его источником всех своих несчастий. Иногда на дом случались облавы, а Фенрис прятал трупы в реке города, словно его не пытались зарубить с именем Создателя на устах. Пёс тоже защищал дом, кровь украшала стены и полы деревянного домишки, придавала колорита. Даже ее запах был поприятнее вони местных трущоб. Не привыкать ему к запаху тухлятины, сам жил годами в особняке с трупами у входа. Но без Хоука он вновь почувствовал то, что за собой не замечал — одиночество и тоска. Хоук ускакал спасать мир затемно, Фенрис уже свалился в скрипучую постель, не подозревая, что под боком вместо любимого у него окажется холодное покрывало и несчастная бумажка, на которой выцарапаны слова: «Скоро вернусь, не скучай. Люблю.» — то был день холодный, дождливый. Непривычно для Антивы. В тот день, если припомнить, улицы были в лужах и грязи, почти волной накатывались на несчастных прохожих, которые еще по домам не попрятались. От холода в халупке Фенриса и Пса спасал лишь свет камина. Маленького, но всё же теплого. Облавы на скромное обиталище не прекращались, даже наоборот — прибавились. Вместо обычных храмовников стали приходить другие, на порядок злее и сильнее — красные. Одним своим присутствием они раздражали лириум на коже Фенриса. Уж как не ему знать, что кристаллы в телах этих горе-солдат — то самое подземное зло, отрытое Варриком и Хоуком на Глубинных тропах. Фенрис и Пёс уже не отделывались простыми царапинами или грязью на лице. После одной драки, когда Фенрис во сне чуть не прирезал убийца — прямо красным кристаллом лириума по шее — ему пришлось делать себе перевязку, а так же Псу, который потрепал монстра за ноги. От него не осталось никакой человеческой плоти. Только лириум. С того дня Пёс словно стал чувствовать себя всё хуже. То ли заразу подхватил от этой гадости, то лапу подвернул в последней драке. Но нет. Все было в порядке… Фенрис проверял, и не раз. Ему уже казалось, что он словил приступ паранойи. Неудивительно, она всегда была его доброй подругой, добрым сопартийцем в его злоключениях. Не раз спасала ему жизнь. В один момент её место заменил Хоук. Но Хоука теперь нет. И старая знакомая напомнила о себе тремором посреди ночи, когда даже камин не мог согреть озябшие кости, а Пёс несчастно сопел, не открывая глаз. С каждым днём он чах всё сильнее. Когда в своеобразную могилку была закинута последняя горсть земли, Фенрис почувствовал, что в Антиве его больше ничего не держит. Он взял последние гроши, которые у него оставались, вышел за стены города и положил старый, потрепанный временем ошейник с затупившимся шипами — и повесил на деревяшку, воткнутую в горку из свежей земли. У красного храмовника Фенрис нашёл письмо, написанное Самсоном: «Устраните Защитника Киркволла и всех, кто к нему причастен до того, как тот доберется в Скайхолд. Но запомните — Защитник нужен нам живым, он ценная боевая единица. Проблем с этим не будет, он теперь мелкая сошка. Когда закончите — направляйтесь в Минратоус, вас там будут ждать дальнейшие указания от Кальпернии. Да почтёт Старший нашу жертву.» Дорога Фенриса простиралась аж до самого Тевинтера. Быть в бегах, скрываться у всех на виду — ему не привыкать. Осталось только покрепче закинуть походный мешок себе на плечо, сделать первый шаг вперёд… И оставить очередную страницу прошлого за своей спиной. — Прости меня. Правда, я… — непривычно наблюдать, как такая могучая фигура, как Гаррет Хоук, жмётся и переступает с ноги на ногу. Он уже не стоит, не обнимает Фенриса рукой, даже в камин не поглядывает. Но и в пол старается не смотреть, его взгляд бегает по залу. Нервозная улыбка лезет на бородатое лицо. Бороду слегка, кстати, тронула седина. — Я думал, что оставив тебя, все убийцы и прочие мерзавцы галопом умчатся за мной. Хотел обезопасить, хоть бы раз. Но вот хотел лучше, а получилось как всегда. — Я не прощаю тебя, Гаррет, — слова Фенриса являются живым доказательством того, что убить человека можно не вскрывая плоти лезвием. Лишь словом. Гаррет не перестал улыбаться, покивал, упираясь взглядом себе в носки. Мешки под глазами вдруг стали больше, морщины вдруг повылазили и покрыли это красивое лицо. Дурно выходило у Хоука прятать за улыбкой то, что у него на душе. Все ещё удивительно, что они покинули Зимний дворец без ножика шута в спине. Фенрис встал перед Гарретом, закрывая собою камин. Положил нежную ладонь, хоть слегка и огрубевшую от рукояти двуручника, Хоуку на щеку. Провел пальцем по морщинке у носа, словно по ней он мог прочитать всю печальную историю Защитника, добрую часть которой наблюдал Фенрис сам. Гаррет, почти как дитё, едва ли не хлюпал от раздирающей его тоски. Или, скорее, как мабари, которым был недоволен хозяин. Стоит только вспомнить, сколько раз сам Фенрис так смотрел на Хоука, когда они были порознь целых три года. Очень часто он задавался вопросом, кто из них самый верный пёс в этих отношениях. Но, похоже, соревноваться они будут ещё долго. А пока… Стоит провести по мягким бровям, разгладить бороду, чтобы человек обратил на него внимание. А как обратит, так надо его быстро чмокнуть в кончик носа. Фенрис отразится в янтарных глазах, а сам будет покрыт согревающим светом каминного огня. Большие, горячие ладони лягут на поясницу, прижмут поближе… И тонкие пальцы зароются в чёрную бороду любовно. — Я не прощаю тебя. — Да я в курсе… — Потому что мне не за что тебя прощать. Что это за время было, когда не нужно было никуда бежать. Не нужно было решать проблемы мирового масштаба. Лишь только свои. Маленькие, ничтожные для всего Тедаса. Но для тебя — они самые важные. Кто знает, может быть об этом узнает весь мир и будут воспевать баллады о неуверенном в себе маге перед лицом любви? Он ведь не юнец совсем, чтобы перед объектом воздаяния алеть и трястись, ка осиновый лист. Гаррет шутит, конечно. Если бы его увидели трясущимся, хватающимся двумя руками за свой посох, которым он упирает в землю дабы не свалиться с ног — его бы уже давно посчитали слабым звеном. А в Киркволле это бывает смертельно. Но ведь… Когда он последний раз думал, что бы подарить тому, кто грезится тебе во сне и наяву? Ни меча достойного, ни букета он хорошего не нашел. В общем-то, идея сама по себе дурная — букет цветов, так ещё и мрачному тевинтерскому воителю, который носит у себя на спине меч размером с себя самого? Если подарить ему букет хоть какой, Хоук сомневается, что от него осталось хотя бы мокрое место. Глупости всё это… Никогда проблем не было у него с флиртом, в Лотеринге только и делал, что выгодно пользовался вниманием местных монашек! Но Фенрис не монашка… А это значит, что Гаррету придётся сделать то, что он никогда не делал, даже когда он впервые в свои 15 охомутал местную доярку. Придётся пойти, спуститься вниз по лестнице, тяжело вздохнуть… И спросить совета у мамы. Лиандра — добрая душа. Открытая, от того её тяжело ранить. Иногда Хоук думал, что её ранит любое дуновение ветра и невпопад брошенное слово. Она как симфония, которая жутко расстроиться, если нарушить её ритм. Порядок вещей у Лиандры менялся только тогда, когда она этого хотела. Она хотела сбежать с магом отступником в Ферелден — она сбежала. Захотела родить от него детей, добавить магии в свою знатную кровь — родила. Лишь Мор вынудил её сделать то, чего она не хотела. Оставить тело дочери на пустыре в Диких землях, вернуться домой и мириться с тем, как её семью принял родной брат, что добро семейное разбазарил. Ей было тяжело… Но она даже смирилась с тем, что Карвер стал Серым Стражем и имя его она слышит только тогда, когда Гаррет читает очередную весточку с Глубинных троп. Лиандра надеялась, что род Амеллов не умрёт вместе с ней и Гамленом. Настолько увлеченная поисками невестки женщина не замечала, как прямо под её носом сынок крутил роман не абы с кем, а с тевинтерским рабом. Без притязаний на титул, на достаток, на признание в обществе. Что этот эльф может дать её мальчику? Только головную боль. И геморрой. Вот так Гаррет и думал, какого мнения его мать о Фенрисе. Думал и стоял на лестнице, держась за перила и глядя в пустоту. Только добрый голос мамы вырвал его из оцепенения. И он глянул на неё, улыбаясь. Она сильная. Но больше ей не придётся испытывать свою силу духа. Гаррет ей этого не позволит и укроет от любой напасти. — Сынок, с тобой всё хорошо? — Да, мама. А что? — Ты напугал Орану своим взглядом, стоило ей только мимо пройти. Я смотрю, ты даже писка её не услышал. Хоук, сдерживая смех, таки спустился по последним ступенькам. Мама сидела у костра в роскошном кресле, у её элегантных ног сопел Пёс. Лиандра ласково похлопала по второму креслу, что стояло рядом. И Хоук, как послушный сын, присел рядом, пытаясь сдержать себя от того, чтобы не поставить удрученно локти на колени. Ровная спина, словно проглотил пику. Тогда Лиандра спрашивает его ещё раз: — С тобой всё хорошо? Она гладила пса по голову, чесала за ушами и видела, что у сына на душе что-то настолько тяжелое, что этим он предпочел родную мать не обременять. А мать решила, что от этой истины она не сломается. В юности её сравнивали с нежным хрусталём. Да только бы хрусталь выдержал все вызовы судьбы, которые выпали на её долю? Скорее всего, нет. — Я в порядке. Как может быть иначе? Мы сыты, в тепле, и золота всегда за край. Мне нечего биться головой об потолок в поисках проблем. — Не ври мне, Гаррет. Ты знаешь, как я это не люблю. — Мама была единственной, кто мог разгадать его враньё. Даже высокопоставленные храмовники не могут, а она каждый раз как в первый — раскусила, словно орешек. И тут у Гаррета словно спина слабее стала. Она опустил руки, приложил ладонь ко лбу, вздохнул тяжело и посмотрел сквозь пальцы на маму, которая терпеливо ждала ответа. Но когда он раскрыл рот, то пожалел, что зубы язык не прикусили. — Мне кое-кто нравится… Особа невзрачная, ну, то есть, бедноватая… С достатком затяжка, ты не подумай. Но это очень эрудированная личность, его интересно слушать, такие истории рассказывает, такие похождения, словно он это вычитал в какой-то приключенческой книжке брата Дженитиви! Если бы он, конечно, читать ещё умел… — собственно, на слове «его» у Пса аж ушко приподнялось вверх, от чего Хоук пощурился стыдливо и пытался как-то выровнять ситуацию, переведя тему. — Он… Он интересуется мной. Понимаешь, мама? Ему интересна была моя жизнь до Киркволла, только он да Варрик спрашивают меня о Бетани и Карвере. Я даже как-то слышал, что он ходил в Церковь и молился за упокой Бетани, представляешь? Я никогда не думал, что кому-то есть до этого дело. Мама покивала молча с прикрытыми глазами. И Гаррет продолжил. Скоро его нервозное выражение лица сменится на нежную улыбку. — Много моих друзей успели положить на меня глаз за эти три года, мама. — Не сомневаюсь. Ты уже в юности успел наделать дел, всё поклонницы твои написывают который год, — не успел Хоук задать вопрос в недоумении, как мама хохотнула: — Я их себе забираю, чтобы с подружками почитать и посмеяться. Как сборник анекдотов. — Мама! Выглядел Гаррет почти обиженно. Только улыбка смешливая так и рисовалась у него на лице. Тут мама дала ему разрешение рассказывать дальше, и Гаррет не посмел отказать ей в рассказе. Особенно, когда он был оборван на полуслове. — Так вот, мама… Мои друзья: Андерс, Изабелла… Они пытались предпринять попытки флирта ещё в то время, когда мы жили в каморке Гамлена. Хвалили мою «грубую» внешность и доброе сердце. Делали комплименты, шутили. Иногда я шёл у них на поводу, был отзывчив. Это было весело. Но, если подумать… Я не могу вспомнить, когда им было дело до меня самого. У них свои цели, свой путь. Может, я для них как веселое дополнение? Не знаю… Все мои друзья, мама, с дырой в кармане и перебиваются любой работёнкой, которую я найду. Держатся за меня, поддерживают в начинаниях. Но Авелин, Варрик… и Фенрис. Они заботятся обо мне. Думают обо мне. С ними я чувствую себя не просто ходячей решалкой проблем всего и вся, но… Человеком. И Фенрис… — таким мечтательным стал его голос, таким чистым, светлым и влюблённым, имя, что произнёс он шёпотом так много для него значило… И тут он словно заскулил, прижимая ладони к суровому, бородатому лицу — Ох, не знаю, что мне с ним делать! Я тоже хочу показать ему, что он мне нужен! Что мне есть дело до его проблем и я хочу быть рядом, даже если он плюётся в меня ядом за то, что умудрился уродиться магом. Гаррет аж встал с кресла, заходил по комнате. Ох, как долго он трепался о своей симпатии к эльфу. Как размышлял о его личности, как хотел ему понравиться больше, чем боевой товарищ. Какие только варианты он не раскидывал: от полной обустройки его старого особняка до голов работорговцев на пике, словно шашлычок. Из крайности в крайности заходилось несчастное, влюблённое сердце. Если подумать, Гаррет ещё никогда так не любил. Он прижимал пальцы к губам, хватался по комнате за всё подряд, расценивая, понравилось бы такое Фенрису. Он то ли плакал, то ли смеялся. Фенрис — особа сложная, а завоевать его доверие, особенно магу, в сто крат сложнее. Когда варианты закончились в главном холе, Хоук умчался в свой маленький кабинет, импровизированный под библиотеку. И оттуда вдруг раздался громких хохот и, вероятнее всего, удар ладонью по лбу. Весь дом мог услышать эхо его смеха из любого уголка, а после него последовал громких топот по ступенькам, словно по ним бежали, сверкая пятками. Именно тогда Гаррет сунул матери в лицо старую, потрёпанную книжонку, чьи страницы давно пожелтели и даже рисковали повыпасть из переплёта: «Песнь Шартана». Пёс аж голову вскинул, проснувшись от внезапно подоспевшего мага. И устало вздохнул, лениво топая к своей лежанке. Никакого покоя! Лиандра же, посмотрела на сына с вопросом в глазах и со снисходительной улыбкой. — Давно она у меня залежалась, как нашёл в Нижнем городе, так забыл о ней… Ты только не смотри на то, какая она старая, ладно? Самое главное, что внутри! — Гаррет открыл книгу одной силой мысли, давай ей левитировать, так он показывал маме, какого именно содержания книга, пока сам накидывал на себя уличный плащ. Одеваться в мантию посреди белого дня ему не хотелось — особенно просто для того, чтобы навестить приятеля по соседству. — Это книга о Шартане, эльфе, который освободил рабов. Фенрису это должно понравиться! — Мне помнится, ты упомянул, что он не умеет читать? На момент Хоук потух и даже магия, которая держала книгу в воздухе, поблекла. И вот книга уже драматично летит вниз, как Хоук хватает её и уверенно заявляет: — А я научу его! Я только рад буду. Больше времени проведем вместе, и, быть может… Ну, ты знаешь. Лиандре очень редко доводилось видеть, как её сынок-хохотун краснеет. Он быстренько собрался и убежал, помахав маме на прощание и потрепав Пса по голове. Хоуку показалось, что в этом кресле, в этом самом кресле, рядом с которым он стоит, он мог увидеть силуэт матери. Которая смотрела на него и улыбалась. И исчезла она настолько же быстро, насколько и появилась. Фенрис отпустил Хоука из объятий. Он подошел к столу, где раньше Хоук мастерил настойки и зелья. Поставил упавшую, чудом не треснувшую вазу. Ну, в целом… Он как заметил трещину, тут же отвернул её к стенке. Хоук наблюдал за ним с любопытством в глазах, и Фенрис пожал плечами: — Что смотришь? Авелин и Варрик обещали зайти. Нужно прибраться. Значит, Авелин и Варрик… вечер обещает быть приятным. Он не стал задаваться вопросом: «а почему они связались с Фенрисом, а не со мной? Почему я узнаю самым последним?». Всё просто — старые друзья до сих пор пытаются уберечь его от бед, какими бы пустяковыми они не казались. Пару раз Хоуку могло и не повезти, он мог быть удушенным Кошмаром или разодранным красными храмовниками. Выбирай на свой вкус и цвет. Хоук заулыбался и решил взяться за дело, дабы не пялиться на то, как эльф горбатится в попытке поднять все упавшие реагенты и бутыльки. Большая часть из них пойдет на свалку. Только вот как Хоук пошел к кладовой за метёлкой, то услышал приглушённый смех со стороны стола для зелий. Гаррет подумал не оборачиваться, не тратить время. Есть ощущение, что этот милый моментик его ещё настигнет. Непонятно, как Орана наводила в этом доме порядок единолично. Да, она с рождения этому обучена, да и Хоук не жил с рождения в маленькой халупке один одинёшенек, ему приходилось убирать за младшими… Но их домик в Лотерниге не идёт в никакое сравнение с масштабами особняка Амеллов. Тут не нужно убирать две-три комнатушки и расставить деревянные мечи с соломенными куклами, тут нужно отмыть целых два зала и две комнаты до блеска, не учитывая даже разбитую мебель и покошенные гербы. Подмести и вытряхнуть пыль с ковров — дело плевое, а вот попытаться что-то отмыть… Хоук пытается оттереть пол от сажи уже два часа, (видать костры тут жгли, ироды. Камина им мало было.) и когда он пытается встать, то такой хруст раздается по залу, что Хоук аж вскрикивает и хватается за болезненную поясницу, пытаясь не заплакать. Он мычит, сжав губы, а глаза зажал от резкого импульса по всему телу. Еле как он встал, растирая несчастную спину. Никогда Хоук бы не подумал, что его будет мучать поясница. Он же боец, большой и сильный! Видать, сутки напролет висящий посох на спине сделал свое дело. Гаррет хватается за ручки кресла, да плюхается, не обращая внимания на поднявшиеся клубки пыли. А было их мно-о-го-о… — Вот те на те, гости ещё не пришли, а хозяин уже лежит кверху лапками! Стареешь ты, Хоук, как пить дать. — И я тоже рад тебе, Варрик. Варрик Тетрас, собственной персоной. Этот гном успел всего за одну жизнь вырасти из простого наземника и писаки в лидера подпольной шпионской сети, а там и выше — стал он наместником Киркволла, и совсем не чурается красоваться тем, какая красивая у него корона. Шипастая такая, с золотишком. Будь он всё таким же разбойником, мог бы её пробить кой куда, сорвать неплохой куш. Теперь он постоянно с ней ходит, никак не расстанется, словно в черепушку ему вросла. Счастье только в том, что придворные заботы и игрища его только отвращают, поэтому разум его остался неотравленным. Это всё такой Варрик. Только чуть влиятельней и богаче, чем раньше. Он даже не ходит в мантии наместника, которую специально ему сшили. Ходит всё в той же потёртой временем кожаной куртке и красной рубахе с зелёным поясом. Старый, добрый Варрик. Наместник вальяжно проходит по прихожей и явно игнорирует коврик для обуви, который Хоук там выстелил. Что это вообще за дурная манера такая у всех его друзей — по дому в обуви ходить? Он-то сам никогда не ленился надеть домашние туфли. А Варрик пока осматривает то, во что превратилось обеталище Амеллов. Честно, он ожидал зрелища похуже. Он думал, что тут будут письмена и пентаграммы из крови и потрохов, а оказывается, что из самого побитого в этом доме были шкафы да столы — детская шалость. — Что, поясницу схватило? — у Варрика, кстати, волосы длиннее стали. Аж до плеч достают и лежат так красиво. Седина тоже не обошла их стороной. Только Варрику она скорее придавала плюс сто очков к привлекательности, которая и так была у него за шкалой дозволенного. — Угу… — Поясница уже ноет, а он всё геройствует, геройничек ты наш… — вздохнул устало Тетрас, вставая рядом с Хоуком. Он поставил руки по бокам, осматривая интерьер поместья. Ну, чуть переставить, там подтереть, здесь новую мебель поставить, и вот: как старый добрый дом Хоука. Словно тут не господствовали мародёры несколько лет. — Но ты снова насолил остаткам венатори, молодец. Как тебе Зимний дворец? — Слишком помпезно. Хруст праздничного безе лично от императрицы Селины мне снится в кошмарах. — А мне там присутствовать надобно теперь по нескольку раз в год, представляешь? Скука смертная. И даже пострелять не в кого забавы ради. Сразу в неискусной Игре учинят. Смех раздался по комнате, но стих, как только Варрик достал коробку из-за пазухи. Он что, к спине её привязал, как арбалет свой? — К твоему несчастью, я как раз принёс немного безе, — Хоук охнул страдальчески, а Варрик задорно фыркнул. — Фенрис сказал, что у нас будет дружеское чаепитие. — Да ну? Было бы из чего чай пить, оголтелые головорезы стащили весь сервиз. Тут вдруг входная дверь хлопнула громко. Властно, мощно. Так обычно в дом входят сильные, стойкие личности, которые не видят перед собой никаких преград. Такие люди сыскали популярность: Страж, Защитник, Инквизитор. Но есть рыбешка и поменьше, хоть и не менее важная. Такие же непробиваемые спутники, сбивающие врагов с ног ударом щита. На ум сразу приходят король Алистер, друг стража, Искательница Кассандра Пентагаст, ныне Верховная жрица, а так же… — Авелин! — Хоук и Варрик дружно закричали и помахали дорогой подруге. Хоук тут же подметил в ней что-то новое. То ли запавшие мешки под глазами, то новые царапины на такой идеальной форме капитана стражи. Нет, самое примечательное было то, что Авелин сбрила свои блестящие рыжие волосы под ёжика. Хоть повязка осталась прежней. Да, её не щадит работа капитаном стражи, и Гаррет уверен, что после восстания магов и в его отсутствие, Авелин работала в Киркволле не покладая рук. Ему столько предстоит узнать о том, что здесь происходило. Столько дат стоит помянуть. Но одно Хоук знал точно — именно приказом Авелин, а так же под покровительством Варрика, это поместье все ещё крепко стоит. Не будь их здесь, от дома Хоука не осталось бы камня на камне. — Я согласна только на бренди из Западного Холма. Я не чаи тут распивать пришла, — Авелин вошла в зал, взмахивая рукой. Доспехи её звенели при каждом твёрдом шаге. Если подумать, то Хоук никогда не видел её в гражданской, более менее повседневной одежде. Она словно срослась со своими доспехами в единый организм. Ну, заклинание каменной кожи по сравнению с Авелин — просто милая шутка. — Здравствуйте, капитан стражи — кивнул Варрик воительнице услужливо с хитрой улыбочкой. — Варрик. — Что, даже не будет никакого «многоуважаемый Наместник»? Ты ранишь меня. — Привыкнуть к твоей заднице на троне мне так же трудно, как и тебе самому, Тетрас. И друзья засмеялись. А Гаррет смотрел на них и не мог не отметить, как улыбка расплывалась у него по лицу. Что-то на душе у него потеплело… К своему огромному сожалению Хоук понял, что ему негде принимать гостей. Поместье большое — а обеденного зала не наблюдалось. Ну и не мудрено, собственно. Хоук всегда ел либо в кровати, либо пока писал свои личные мемуары за писательским столом. Друзья начали раскидывать варианты, где бы они могли отпраздновать свое маленькое воссоединение за орлесианскими пирожными. Поместье Фенриса, хоть и назвать его теперь таковым очень сложно, и вовсе не годилось. Оно и раньше то на ладан дышало, теперь только поминай добрым словом. Варрик вообще сообщил, что из этого поместья соорудили добротный винный склад вметсе с погребом. Иногда налёты происходили чаще, чем когда там жил Фенрис. Дом Авелин тоже не походил под то, что можно назвать местом для посиделок. Что в казармах, что в её обиталище, царила атмосфера тотального контроля и дисциплины. Вообще, Хоук был предельно удивлен по двум причинам. Первое: Авелин живёт в собственном доме вместо казарм. За столько лет дружбы он узнал об этом только сейчас. Что оскорбило его нежные чувства, между прочим! Во вторых: его ни разу не удосужились пригласить погостить! — Ну-ну, не дуйся, — хохотнул Варрик, поглядывая на Авелин. — Естественно, ты не знал. Это я её недавно подбил на то, чтобы не спать в собственном кабинете на столе, словно неваррская мумия. — Так я бы быстрее принялась за работу, — Авелин сурово скрестила руки на груди. Но она улыбалась. — Очень эффективный график. — Во имя Создателя, пожалей бедного Донника! Боюсь представить, что только успел капитанский стол повидать за всё это время, пока ты ночи в казармах коротала. Снова хохот коснулся стен поместья. Хоуку могло показаться, но вроде бы стены казались теперь в разы дружелюбнее — тёплые от падающего на них света камина, и родные от вида силуэтов его ближайших друзей, что дурачатся перед ним. Сейчас из Хоука так и попрёт приступ нежности, сожмет он друзей в своих могучих объятиях до хруста костей. Только вот выпить бы сначала чего, да умять бы уже этот несчастный десерт. Удивительно, но итог в таких обсуждениях всегда один. Сколько лет не пройдёт, сколько седых волос на головах у них не повылезает, единственное место, которое подарит им место для сплетен и попоек, было в городе лишь одно. И название у него такое незаурядное, Хоуку оно всегда нравилось неиронично. И художественная композиция на входе его впечатляла, иногда он подумывал такого болванчика у себя над поместьем повесить, чтобы оголтелых распугивать, да вот руки не дотянулись. Стало быть, решено. Гаррет Хоук встал с кресла, таки решил натянуть на себя мантию Защитника, подхватил Фенриса под руку, что смотрит на него с недоумением и раздражением вперемешку. — Висельник? — задорно спросил гном, деловито поправляя воротник куртки. — Висельник. — кивнул радостно Гаррет. Лишь Фенрис удрученно вздохнул. Но когда Гаррет обернулся, то увидел только лишь улыбку от уха до уха. А в Висельнике всё по старому. Те же полы из подгнившей древесины, стены из непонятного материала — Хоуку, особенно в пьяном бреду, это пару раз напоминало натянутую на доски кожу — пятная крови на столешницах, запах свечей и общая духота, от которой башке дурно становится… Ах, что за место! Словно в Рай попал. И ничего более ему не надо. Нету больше в жизни Хоука место, где живёт столько добрых воспоминаний. Бывало, именно здесь Хоук проводил душевные разговоры со своими друзьями: Мерриль, Изабелла… Где они теперь? Изабелла колесит по Тедасу на своём фригате с большой шляпой на голове и не менее большими перьями. Мерриль занялась спасением эльфов от войны магов и храмовников. В Киркволле, насколько Хоук мог судить по слухам, она не задержалась. Эльфы ведь не только здесь страдают от людских войн. Ну хоть Варрик с ним, Авелин, Фенрис. Уже хлеб. Стыдно признавать, но были моменты, когда Хоук скучал даже по Андерсу. Точнее, по Андерсу, который играл со всей остальной компанией в порочную добродетель. Хоук уже видит эту картину как наяву: Игральный стол, кружки пива, громкие споры, кислый запах соперничества в воздухе. Или это была просто блевота? Никогда не разберешь. Мерриль, не изменяя своим традициям, проигрывает первым махом в партии и теперь просто наблюдает своими волшебными и большими глазами за ходом игры. Хоть она ничего и не понимала, сколько правил не объясняй, милая эльфийка всегда обладала чувством азарта. Увлеченная, она спрашивала Варрика о том, что происходит на карточном поле, а после допрашивала Изабеллу, которая по несчастью выбыла из игры, проиграв Андерсу. Магу сегодня удивительно везло. Никогда он не доходил в порочной добродетели так далеко. Справедливость сводил всё на нет, считал азартные игры подлым обманом, которым занимаются ещё и ради забавы. Не сосчитать, сколько партий Андерс проиграл только из-за того, что Справедливость внезапно брал контроль и вскрывал оппоненту все карты. Быть может, он сможет отыграться за все прошлые партии и сегодня поставленный на кон маленький приз попадёт ему в руки. Ничего особенного, просто мешочек монет. Золотых. А золото Андерсу всегда было жизненно необходимо. Живя в Клоаке, он предпочитал добывать средства для клинки и продукты честным путём, чтобы не нажить себе ещё больше врагов. Но бесплатная помощь беженцам худо его финансировала, так что всю надежду оставалось уповать только на карты. Алмазный ромб и порочная добродетель, они его уж точно прокормят. Урыл Андерс всех своих друзей под завязку. Мерриль сдалась первой, а точнее показала карты, перепутав карту Рыцаря с Ангелом Смерти. После нее вышел из дела Варрик. Судя по его довольной физиономии, не очень-то гном и горевал из-за проигрыша. Вместо того, чтобы тасовать колоду в очередной раз, он схватил перо и книжку, ожидая чего-то таково, чем можно было заполнить пустующие страницы. После Варрика выбыла Авелин. Практически с позором. Она никогда не умела сдерживать эмоций при игре в карте. Вечно собранная и даже холодная стражница вдруг бранилась на всю таверну и долбила железным кулаком по бедному столу. Такое её состояние обычный народец радовало. Хорошее напоминание о том, что вышестоящие — тоже люди со своими недостатками. Быстро после Авелин проиграл и Хоук. Лично самому Андерсу было приятно видеть шокированное лицо Гаррета, он это хорошо помнил по улыбающейся роже. Гаррет, довольный собой, гордо выпячивал грудь и кидал на стол, как он мог подумать, «хорошую руку»: две песни. Как тут же Андерс, комично надувая губы и поднимая бровки, протянул своими длинными пальчиками очень интересную сборку: три змеи. Гаррет от досады охнул на всю таверну и чуть ли не упал на землю от шока. Благо, его схватили за воротник и усадили обратно за стол, как неразумное дитя. Прощайте, три золотых… Потом все присутствующие в таверне подумали, что они находятся в каком-то кошмарном сне. Андерс снова не продул. Наоборот, продула в этот раз никто иная, как Изабелла. Четыре кинжала против трех рыцарей, что тут поделать. И ведь Изабелла лишь пыталась побыстрее вытащить карту Ангела Смерти на поле, дабы вскрыть удобную комбинацию. Но Андерс тянул игру, как резину. И вскоре сам вытащил заветный туз, очаровательно хихикая. — Я советую тебе впредь ходить и оборачиваться, красавчик. — Я тоже тебя люблю. И единственный, кто не выбыл из игры — был Фенрис. Всю игру он вёл себя молча, никак не привлекал к себе внимание. Кто-то мог даже подумать, что с ними просто сидит какой-то призрак, чья-то тень, которая обрела причудливые острые формы. Но нет, это был просто Фенрис со своей каменной физиономией. С привкусом кислинки. Хоук как-то задался вопросом у себя в голове: какова на вкус кожа эльфа? Солёная, сухая, или шёлковая. Будет ли магия внутри него реагировать на лириум, что был натурально вшит в самого эльфа? Может, она и сейчас реагирует. А то от чего Гаррет раскраснелся и затрясся? — Ты ему дырку в затылке взглядом протрёшь, — шепнул Варрик, пихнув Гаррета локтём в бок. — Я просто очень увлечён нашим маленьким турниром. Вот и всё. Знаешь, надо послать Наместнику весточку, чтобы в Висельнике проводились турниры по порочной добродетели. Мне кажется, это бы хорошо сказалось на финансировании Нижнего города, не находишь? — Угу, — промычал Варрик, записывая что-то в книгу. Похоже, Хоуку он не поверил. И идею с карточным турниром проигнорировал. Ну и демоны с ним. — Получается, на Ворчуна ставишь? Как по мне, шансы у него призрачные. Варрик аж хохотнул с собственного каламбура. Хоук, вместо того, чтобы оценить шутку, помолчал чуток, пытаясь разглядеть, что за фигуры были у Фенриса на руках. А потом усмехнулся. — Посмотрим. Похоже, что эльф, что маг, тянули игру до самого конца. Из колоды они очень осторожно вытягивали карты, какие-то сбрасывали и меняли, что-то постоянно шуршали и не могли найти подходящей комбинации. Удивительно, но даже местные зеваки подтянулись поближе, чтобы поставить свои жалкие копейки и посмотреть, кто одержит победу. Фенрис, к его большому разочарованию, нервозности своей скрыть не мог. Нет, у него не было привычки дергать ногой или чесать челюсть при неврозе. Тут скорее уж сыграла свою роль физиологическая особенность. Кончики его ушей, словно кошачьи, то и дело дергались, пока сам Фенрис морщился и думал, какую из карт скинуть в сброс, чтобы не прошляпить хорошую партию. Андерс от этого только увереннее себя чувствовал. Когда видишь напряжение врага, чувство внутреннего превосходства и величия берёт над тобой верх. Только вот игра тянется несправедливо долго. Андерс уже хочет увидеть свой мешочек с золотыми. За все время, которые он провёл за игрой в порочную добродетель, он научился отличать карты по их рамкам. В Ферелдене он как-то слышал, что мухлёж в порочной добродетели — это просто ещё одна из многих тактик. К тому же услышал он это от пышногрудой женщины с золотыми украшениями и синей банданой на голове. Прямо сейчас эта женщина мило шушукалась с Мерриль, успокаивая эльфийку, говоря, что выигрыш — это не главное. Чья бы корова мычала, как говорится. Тут-то маг скидывает карту, поднимает руку, словно ритуально, и потянул пальцы за карточкой, которую высмотрел в колоде. Не смотрит прямо в колоду, тихонько тянется, чтоб эльф не услыхал, пусть думает, что Андерс уже взял свою карточку. Ему всего-то не хватает одной для полной победы. Одна карта отделяет его от куша в тридцать золотых. Все вокруг затаили своё дыхание, таверна словно попала в пространстве и времени, даже стук кружек и струны лютни притихли. Да даже мухи не жужжали. Сиськи Андрасте, аж рука задрожала и дыхание сбилось. Раз, два… — Не жульничай, маг. Толпа охнула. Эльф даже не смотрел на Андерса, все в карты свои всматривался. Андерс же опешил, поперхнулся воздухом и попытался натянуть на лицо свою фирменную улыбку. Словно слова эльфа его не колышат. — С какого перепугу ты решил, что я жульничаю? — Я по твоему слепой и глухой? — Это тут при чём? — не унимался Андерс, чувствуя, как покрывается семью потами. — Да при том, что твою лапу, тянущуюся за тузом, не видит только старик Алонс, что собственным глазом подавился недавно. Хоук сдержал гоготание. А ведь он помнит этот случай. Какой-то старик, явно маг в бегах, сидел как-то в Висельнике. Брал с недалёких деньги за фокус с глазом в стакане. Мол, глаз этот видит всё и про пороки ваши знает. Много денег он собрал на этом поприще. Только вот проглядел он один моментик — в его кружке с пивом плавал собственных волшебный глаз. Согрешит ли Гаррет Хоук перед Создателем, если сознается, что смерть старика Алонса — самая смешная, которую он видел в своей жизни? — Попридержи язык! Ничего я не тянул! — воскликнул Андерс, тыкая в Фенриса пальцем. Фенрис, в свою очередь, не выглядел впечатлённым. — Просто признай, что ты жулик. Неудивительно, то что ты так далеко протянул, — толпа охала и ахала, наблюдая, как Фенрис показывает своё лицо из-за карт. Раннее он питал ровного никакого интереса в отношении Андерса. Но теперь его голос был преисполнен желчью и насмешкой. — А я то, наивный, думал, что ты за справедливость во всех отношениях. Фенрис потянулся к колоде, взял лежащую на самой верхушке карточку. На стол лёг Ангел Смерти. Внезапно поверхность игрального стола окрашивается в ярко синий, а голубой огонёк коснулся дерева, в которое Андерс впился пальцами. Народ завопил и разбежался, бросая не только захватывающий матч, но и свои кошельки. Захлопали двери, заскрипели половицы, попадали кружки. Теперь Висельник опустел, и никого не было видать, кроме злополучной Хоуковской компашки. Каждый раз, когда Андерса поглощал Справедливость, он всё больше и больше горел этим голубым пламенем. И вспышки с каждым разом были все более разрушительными. От ударной волны аж колода попадала. Фенрис даже не дрогнул. Видал и похуже, чем обиженный одержимый. От приступа всепоглощающей справедливости Андерс хлопнул руками по столу, вскрываясь. Четыре кинжала, оплетённых змеёй. Фенрис, почти бесшумно, кладет ладонь на стол и протягивает вперед свою «хорошую руку». У Фенриса на руках были пять ангелов силы духа. Минута молчания, и тут уже вся команда бросается Фенрису чуть ли не на шею. Кто хохотал, кто восхвалял его навыки игры, кто восхищался им самим. Если подумать, жульничество в порочной добродетели выследить ещё уметь надо. И к несчастью Андерса, Фенрис это хорошо умел. И не из-за так называемого добротного эльфийского слуха, который уловит малейшие колебания на Глубинных тропах, при этом находясь на поверхности. Ему просто надо было на что-то жить, на что-то есть с перерывами на воровство. Он был не рад такой перспективе, в которой его лицо будет светиться на плакатах о розыске в каждом из городов Тедаса, в которых ему довелось побывать. И поэтому учился играть. С горем пополам, но он отрыл в себе талант к азартным играм. Андерс, половину жизни проживший в удобных условиях Круга, не знал, как можно заработать себе на хлеб путём искусной игры в карты. Когда перед Фенрисом на стол кинули честно заработанный им мешочек чистого золота, Фенрис откланялся своим друзьям, словно какой-то рыцарь. Откуда в нём эта странная черта, Хоук не понял до сих пор. Он вообще в Фенрисе мало что понимал, мало мог здраво рассудить его решения и поступки, знают-то они друг друга без одного года неделю. Но Фенрис ему нравился. Сильно. Его своеобразная благородность, чувство такта, чести, и стремление отстоять собственные моральные ориентиры… Фенрис, которого ломали из раза в раз, оставался сильным. Но больше всего Хоуку Фенрис понравился, когда тот схватил мешочек с золотом и кинул его расстроенному и истощённому Андерсу под нос. Как бы они друг друга не презирали, а о бедствии мага он был хорошо наслышан. Фенрис ушёл из Висельника, захлопывая за собой дверь. Не заметив, с какими влюблёнными глазами Хоук смотрел ему вслед. — Это что, настоящее пиво?! — воскликнул удивлённо Хоук, поперхнувшись. Ни вкуса помоев, ни запаха мочи. Что это за безобразие?! Пенка застыла у него на усах и бороде, от чего мирно пьющий Фенрис прыснул со смеху. — Оно самое, — гордо покивал Варрик в ответ. Сразу было понятно, что это было его рук дело. — Куда мы катимся… — Наместник Думар не очень-то волновался за то, чтобы улучшить жизнь работяг из Нижнего города. Я решил это исправить. Вот я и начал с самого простого и доступного способа развлечься — пиво. — И что, работает? — уж если в Висельнике начали подавать хорошую выпивку, можно будет ожидать скорейшего катаклизма. Шрам на небе ещё не успел зажить, а Хоук уже чувствует, как все эльфы посбегают из эльфинажей и лесов, чтобы создать свое ОПГ. Ох, лишь бы не накаркать. Никто вокруг, похоже, не заметил, как Гаррет страдальчески приложил ладонь ко лбу от собственных мыслей. Вот и славно. — Ну-у, торговля пошла в гору, рабочие не устраивали бунтов очень долгое время, да и помнят, что я когда-то удружил с налаживанием грузовых перевозок и торговых путей. Теперь остаётся только пожинать плоды моего благородства. — Как скромно, Варрик. — Да, такова моя участь. Бедный гном схватился за сердце и опрокинул голову. Вся небольшая компания посмеялась. Они вспоминали вот такие посиделки добрым словом, даже если они оканчивались катастрофой. За Хоуком и его друзьями почему-то всегда следовал шлейф из бед и неудач. Больших и мелких, это как солнце встанет. Когда-то даже Гаррету хотелось попасть к проезжающей через Расколотую гору, которая может прочитать тебя одним взмахом позолоченной руки. Оказалось то уроженка Ривейна, которая сбежала из-под гнёта Кун и теперь пророчит судьбы людей на так называемых «таро». Говорила она, что эти карты меняют жизни людей, что у каждого человека есть своя особенная карточка таро. Хоук сначала не поверил. А потом когда ему сунули его карточку, где изображен ястреб с красной полосой на клюве, а его крылья плавно превращались в карту города Киркволл, то ком в горле встал и ноги похолодели. Что-то очень неуютно тогда Хоуку стало и он по-быстрому отчалил от этой странной дамочки, широко улыбаясь. Улыбка его была сотканной из сотни нервозных окончаний, которые вот-вот превратят услужливую физиономию в гримасу ужаса. — Тебе просто надо красиво выглядеть на троне, и не рыпаться, Варрик. Остальную работу доверил бы старой подруге, — Авелин сделала глоток. Чуток пьяненкая капитан стражи всегда на вид была куда более дружелюбной и миловидной. За это Хоук часто над ней смеялся. А потом молился всем существующим богам, чтобы Авелин не вспомнила ни одного слова и не пришла чистить ему зад. — Ты несколько лет спасала Киркволл от саморазрушения. Не будь тебя здесь, то Старкхейвен распустил свои позолоченные лапки и присвоил себе новые территории. — Кстати, об этом, — Фенрис вдруг подал голос. Внезапно ему стал интересен разговор. Фенрис всегда подключался, когда дело касалось чужих бед и переживаний. Особенно тех, к которым он успел потеплеть. И сам не оставался в стороне, раскрывался куда охотнее. Годы дружбы, относительной безопасности и страстной любви сделали своё дело. — Даже до Тевинтера дошла новость о том, что ты отбила наступление Себастьяна вместе с войсками Инквизиции. Это большой подвиг. — Не напоминай мне об этом петушке, — Авелин раскраснелась от таких оваций, прикрывая веснушчатые щёки. Парни только добродушно посмеялись. Особенно над тем, как был назван Себастьян. — Он до сих пор о себе напоминает. У Варрика полный шкаф его писем, поди нарой хоть одно что по делу, а не с пустыми угрозами. — Не шкаф, а целый погреб. Может показаться, что в Висельнике время останавливается. Иронично, оправдывает название. Хоук вздохнул, глядя на своих друзей. Кое-что всё-таки в Висельнике изменилось. Несколько пустующих стульев его всё же удручают, право слово… — Гаррет? — ласково обратился к нему Фенрис. Руку на сильное плечо положил, погладил. С течением времени, лириум в коже эльфа всё так же будоражит магию внутри Хоука. Хочется взорваться всеми стихиями, как и в первый раз, когда он коснулся этой ладони, не облачённой в шипастую перчатку. Но теперь он привык. И лириум скорее согревал его, ласкал. Расслаблял мышцы, разглаживал кожу. Совсем немного, но и этого хватает. Он заметил, то что Варрика и Авелин нигде не наблюдалось поблизости. — Что такое, Фенрис? — Чего в кружку бурчишь? Что-то ты резко в лице изменился. — Куда делись наши величавые? Я смотрю, административные дела не терпят отлагательств. — Гаррет, — теперь Фенрис не звучал ласково. Его голос был твёрд и холоден, как булыжник. Словно мама за оплошность в детстве пристыдила. Хоук аж плечи поджал и глаза выпучил. — Я просто, ну… Ты разве не скучаешь по остальным? По тому же Себастьяну, Изабелле, ну, Андерсу в конце-концов? Я помню, какой не разлей водой вы были, прям не оторвать, — гоготнул Хоук, от чего у Фенриса от негодования поджались кончики ушей. — Нет, не скучаю, — Фенрис сложил руки на груди и перекрестил ноги. И посмотрел на Хоука, как на идиота. Самого большого идиота в его жизни. — А по Андерсу особенно. — Ну конечно, — фыркнул Гаррет, делая глоток. Эта невыносимая твердолобость насколько завораживала, настолько и бесила. — Но я порядком соскучился по Карверу, — выразился неуверенно Фенрис, от чего Гаррет посмотрел на него с сомнением в глазах. Фенрис соскучился, так ещё и по Карверу? Не он ли постоянно струнил младшего Хоука за любую глупость, которая вылетит у него изо рта? Хоук, конечно, слышал, что пассиям свойственно природняться к младшеньким своих партнеров, но и не подумаешь, что Фенрис так себя проявит. — Мне интересно, как его жизнь сложилась спустя столько лет служения ордену Серых Стражей. Ты хоть писаЛ ему после того случая в крепости Вейсхаупт? — Конечно. И перекинуться парой лестных тоже успели. Хотя, Карвер всегда больше предпочитал словесному бою спарринг на мечах, сам знаешь. Карвер никогда не выделялся ничем примечательным. Долгое время он был тем, кто ходил под тенью старшего брата. И его паршивый характер — только результат многолетнего ощущения ненужности. Так ему сказал какой-то старый маг, который учил молодых Стражей защищаться от порождений тьмы. Думается, зачем им какой-то напыщенный старый хрыщ, если других мастеров пруд пруди, которые занимаются практикой а не теорией и не тратят попусту воздух? Потом, когда Карвер впервые в своей жизни встретил на пути эмиссара, его мнение об этом маге-наставнике накренилось в положительную сторону. Хоть и напыщенностью он своей напоминал Гаррета. Гаррет, конечно, не был седым старцем с бородой до колен, но он к этому стремительно шёл. И были они, конечно, оба надутыми от собственного чувства превосходства магами, которые ничего не видят дальше собственного носа. Карвер был один, не считая компании старика. В Глубинных тропах легко заплутать, все коридоры, особенно те, что прорыты порождениями тьмы, похожи друг на друга. Остальной отряд где-то в друго стороне, они уже должны были поставить лагерь. Уже казалось, что спустя полу-часа блужданий, он наконец учуял запах похлёбки и стук половника по донышку кастрюли, как услышал душераздирающий вопль. Сперва Карвер подумал, что это обычный крикун. Плёвое дело, пара взмахов двуручником туда-сюда и нечисть сама напрется на меч. Но это был не просто крикун, это был эмиссар. При чём не последней масти. Бой с эмиссаром был протяжным, то и дело тот пускал оскверняющие облака, что душат и приковывают к земле. Пускал в него сгустки энергии, а стоило Карверу подойти поближе, чтобы хоть раз ударить, эмиссар загорался ослепительной силой магией духа, высасывая из Карвера жизнь. Никогда он ещё не мог припомнить, чтобы доспехи с кольчугой так липли к коже. Неровная стойка, неравные силы и мелкие шансы на победу — отчаяние берёт вверх. Тут нет Гаррета или Андерса, которые подлечат со стороны или покидаются огнём, нет Варрика, который подсобит парой выстрелов, отвлекая нечисть и открывая его уязвимые точки. Лишь он сам, да скрипящий дед. Карвер падает на землю, упираясь мечом в разбитую гномью плитку, хватается за разбитый наплечник, судорожно вздыхая. И вдруг ощущает такой прилив сил, словно он был заново рождён. Почуял запах прилива и освежающий лесной ветерок. Он глянул назад, видя, как сгустки магии кружат вокруг него, придавая сил. А после узрел, как одним лишь взмахом руки его спутник рассеял магию эмиссара. Теперь остался последний штрих — мечом с плеча. Башка эмиссара покатилась по земле, оставляя за собой кровавую дорожку. Карвер был лишь рад тому, что это не его башка покатилась по древним гномьим коридорам. Он без сил свалился на землю, выдыхая. Вот чудной старик, всю дорогу был как мёртвый груз, тормозил его и забалтывал пустыми разговорами… Потом этот же старик спас его от тяжелых ранений, нанесённых эмиссаром. Карвер лежал на земле в луже крови и уже думал, что не оправится от таких ядовитых ран. Тяжелая, сильная магия. Явно завязанная на крови. Легче дышать стало только тогда, когда маг подсел к нему и повёл над ним руками. Ладони засветились успокаивающей аурой исцеления, раны и лоскуты порванной кожи задрожали, вновь срастаясь. Это не отменяло факта того, что Карвера ужасно бесило то, что его чуть не угробила, а теперь вытаскивает с того света проклятая магия. Демоново отродье, жжётся, паскуда! — Что, малыш, больно было? — насмешливо спросил старец. Ему бы уже дома лежать и с внуками сидеть, но он выбрал другой путь. Стражем как таковым он не был, порождений тьмы не чуял. Но он был сильнейшим из магов по ту сторону Волной Марки. И вместо беззаботной старости он предпочел похождения по Глубинным Тропам. Карвер никак старцу не ответил, только обиженно глянул на него. Экая картина. Страж лежит в своих блестящих доспехах в луже собственной крови и дует щёки на подколы какого-то старого колдуна. — Ты дуйся дальше, может, как пузырь станешь и улетишь далеко-далеко к своему братцу обратно в Вольную Марку. Хорошо вы с ним разворошили Глубинные тропы, ничего не сказать. Экие мародеры. — Это не воровство, если все мертвы. — Я тоже так считал. А потом прибился к Стражам в поисках убежища, — кивнул маг. Он встал, скрепя костями. Но протянул поверженному Карверу свою тощую ладонь, а как потянул наверх, словно в нём преобладала сила сотни ферелденских скакунов. Если подумать, Карвер ничего об этом приблуде не знал. Ни прошлого, ни его имени, ни причины, почему он так и не стал полноценным Стражем, а просто таскается рядом как инструктор. Уж очень это напрягает, когда о тебе знают всё, а ты обо всех — ничего. — Я так и не узнал вашего имени. — Это бесполезная информация. Особенно для такого простофили и невежи, как ты, — дед снова закряхтел со смеху тыкая дрожащим пальцем в окровавленный нагрудник с двумя грифонами. — А вот освоить какую-нибудь школу тебе следовало бы. Чтобы вот так эмиссарам не подставляться, как голопопик. Я готов на кон пять золотых поставить, что не возьми тебя братец в Экспедицию, ты бы подался в храмовники. Карверу стоило больших усилий, чтобы не раскраснеться. Он сжал кулаки и стиснул зубы. Старик двумя руками за посох держался, чуть ли не падая, но наглости в нём, как в пахнущем молодостью сорванце. — Я не буду с вами спорить. — А чавой-то? — Потому что у вас нет пяти золотых. Изумлению наглости юнца у деда не было предела. Карвер думал, что дед открутит ему башку рано или поздно, когда они выйдут с троп. Но после к нему обратился Страуд. Это человек, который кардинально поменял его жизнь. Именно к нему Гаррет и Андерс притащили полумертвого Карвера для того, чтобы он выжил и стал Стражем. Честно потенциала в Карвере Страуд не видел долго. Пока Гаррет на другой стороне мира богател и расцветал, судя по тому, какие новости идут из Киркволла, Карвер же никак не продвинулся по службе. Хоть он и вылез из-под маминой юбки и вездесущее эго брата теперь не давит на него стеной, Карвер столкнулся с тем, что он так долго прятал под бравадой о несправедливости и желанию проявить себя. Карвер не понимал, кем он был на самом деле. Твердые установки по типу неприязни к магии и всем с ней связанным не шли в учёт. Карвер мечник, хороший мечник. Младший брат Гаррета Хоука, потом рода Амелл. Ну… В общем, вот и всё. Ничего выдающегося в нём нет. Внешность у него посредственная, характер тоже незаурядный, с долей придурковатости. Даже стиль боя его никак не отличался от сотни других молодых стражей. Те хоть начали находить себя, а Карвер плёлся как в тумане. Прав был старый маг: стоило только столкнуться лицом к лицу с реальностью, то он тут же упал ниц от оглушающей оплеухи судьбы. Тогда-то Страуд и нашёл его, грустно точившего свой меч до блеска. — Карвер. — Сэр Страуд! — юноша тут же встал на ноги, кладя точильный камень на пенёк, на котором он так печально восседал. Страуд усмехнулся с того, как он быстро встал и отдал честь. Парень всеми возможными способами выказывал уважение и почёт человеку, который обеспечил ему будущее и даже косвенный почёт. Он не будет говорить пацану, что тот сидел почти как рабская статуя из злополучного Киркволла. И так не в духе паренёк. — Мой друг сообщил мне о том, что на Глубинных тропах близ Ферелдена вы встретились с эмиссаром порождений тьмы. И что вы чуть не расстались с жизнью, пытаясь спасти его, — у Карвера тут же жилка на лбу проступила от чувства несправедливости и детской обиды. У Страуда был такой голос, словно он был разочарован в бывшем рекруте и пожинает плоды своей неудачи. Но вот это выражение «пытаясь спасти его» заставило Карвера поднять взгляд на Страуда. И в глазах наставника он не увидал и капли презрения. — Это он меня спас, сэр Страуд. Если бы он не рассеял магию, я бы не смог нанести смертельный удар, — и не стоял он бы здесь, если б на помощь не пришло чудо магии исцеления. — Скромность вам не к лицу. — Что? — Карвер аж опешил и поморщился, глядя на собеседника с подозрением. Всю жизнь его грузили тем, что он слишком выпендривается, а тут те раз — и вот это уже его отличительная черта характера. Не природная харизма Гаррета, но всё же. — Вы меня слышали. Мало кто выживает в бою с эмиссарами без поддержки полноценного отряда. Особенно молодые новобранцы. Именно поэтому я предлагаю начать курс обучения, который поможет вам проявить себя. Вы изучите все тонкости школы храмовников и сможете ещё эффективнее управляться с ордой. С этим вам буду помогать я, — тут Карвер, казалось бы, оглушённый лестными словами, услышал стук посоха по земле. И увидел перед собой улыбающуюся седую бороду, которая встаёт плечом к плечу со Страудом. — И мой добрый друг. Другие стражи храмовники тоже не останутся в стороне, не бойтесь их просить об услуге. Страуд протянул ладонь. И Карвер, не отдавая себе отчёта, тут же пожал её, хоть и в его лице читалась смесь удивления с недоверием. — Есть какие-нибудь вопросы перед началом обучения? — Если позволите, — кивнул почтительно Карвер, поворачиваясь в сторону загадочного старика. — Могу я узнать ваше имя? Тут внезапнл по Карверу внезапно прилетает ударной волной и он моментально валится с ног на землю. Звон доспехов и оружия привлёк других Стражей и те оглянулись на сцену, которая развернулась перед ними. Карвер широкими глазами и с большим, раскрытым до Глубинных троп ртом смотрел на старика. А тот маленькими шажками подошёл. Упёр посох ему в грудь и с улыбкой наказал: — Научишься чувствовать и рассеивать малейшие колебания магии в воздухе — поведаю тебе о первой букве своего имени. И вот его обучение началось. Не оставляя времени на самобичевание, Карвер начал совершенствовать себя, учиться новому. Готовиться к тому, что когда-нибудь он снова встретится с братом. И посмотрит на него уже совсем другими глазами — суровыми, но до ужаса сытыми собственной значимостью. — Тебе эту байку сам Карвер поведал? Когда мы были в Вейсхаупте? — Фенрис гоготнул, делая глоток. Он стал чуток веселее. Похоже, пиво тут действительно доброе. Даже Хоука слегка повело. — Не перебивай, пожалуйста, — Глаза Хоуковы, прекрасные, как янтарь, моргнули поочерёдно. — Закуска закончилась, сходить бы… — Подождёт твоя закуска. А рассказ — нет. — Впервые вижу, чтобы ты столько внимания уделял своему братцу. Обычно ты был непрочь запихнуть его куда подальше, чтобы под ногами не мешался, — Фенрис смотрел и прям не узнавал Хоука. Столько в его голосе тоски по брату. А тот всё равно отнекивался. При чём тоска нарастала вместе с рассказом. — Ну так это тогда, а мы есть сейчас, — буркнул Хоук в кружку. — Очень глубоко. Читал брата Дженитиви на досуге? — О нет. Но мне припоминается, что пару лет тому назад я читал Дженитиви в компании одного очень сексуального эльфа, прижавшись голыми телами друг к другу, — Хоук упёрся локтями в стол, вытягивая шею и чуть ли не тыкаясь носом в нос Фенрису. Сразу в голову напрашивается образ эльфа, что к груди своей обнаженной прижимать книжку, а его белые волосы растрепаны по подушке, лишь роскошный профиль лица можно увидеть из-под беспорядочных прядей. И красивый рот, приоткрытый в тяжелом дыхании. — Стоны перемешивались с строчками из книги о теории секса в Тедасе, кровать бесстыдно скрипела под Церковные догматы о ведении скромной половой жизни. Это ж, етить, поэзия! — О-о… — Фенрис уж уши чуть ли не к затылку прижал. Так ему приходились слова любовника по душе. Щёки покраснели гуще обычного от одного вида той ночи перед глазами. Что им мешало такое повторить на досуге? — «О-о», это точно! Фенрис… Сделай мне одолжение… — Хоук лапу свою большую потянул и к щеке эльфа прижал, большими пальцами к точёному уху прикоснулся. Почему, собственно, лапа-то? Да потому-что она размером с эльфийскую голову, смех да слёзы. — Угу? — ах, эти глаза. Большие, зелёные и пьяные глаза. Словно в Дикие земли Коркари глядел. Глаза, полные преданности и безграничной любви. — Если ты помолчишь немножко, обещаю, этой ночью я выебу из тебя всю душу под святейшие заповеди и даже ухом не поведу. Фенрис, пьяненький и довольненький, аж замурлыкал. И не услышал, как к ним подобралась одна сомнительная компашка. — Я всё никак в голову не возьму, откуда и когда у тебя появился этот придурковатый фетиш на осквернение церковных ценностей. — Поверь, когда я писал в «Истории Защитника» о том, что любимая игра Хоука в постели это «непослушный маг и злой храмовник» — я не врал. — Варрик! Авелин! Если бы Хоук видел себя со стороны, он бы не понял, то что его боевая метка слилась с цветом кожи. До того, как был нарушен момент облюбования, Гаррет держал Фенриса обоими руками за голову, да так крепко, что эльф довольно обвис в его руках. А как маг в шоке раскрыл хватку, Фенрис раскрыл полуприкрытые глаза и ударился башкой об стол. Все охнули, Хоук схватил любимого за плечи и потрепал, но звуков никаких не последовало. Разве что какая-то чушь и неразбериха. Ещё только темнеет, а эльф уже успел прилично перебрать. Слабость к алкоголю у него всегда была, но с возрастом, похоже, его переносимость становилась в сто крат хуже. Либо Гаррет до сих пор не мог поверить, что в Висельнике подают хорошее, крепкое пойло от которого сносит крышу. Собственно, сколько они уже высушили кружек? Раз, два… Три кружки на стороне Хоука. А на стороне Фенриса… Семь. Вот уж в тихом омуте, всю посиделку молчал и гонял в тихую, теперь вот, полюбуйтесь. Ничего Гаррету не оставалось, кроме как поцеловать уснувшего Фенриса в растрепанный лоб. На каждую лириумную точку на лбу — по маленькому поцелую. Не успел Хоук обернуться, чтобы сказать что-то в защиту Фенриса, как на него накинулись. Охнул он на всё помещение и собрался защищаться, но как пытался ощупать своего противника, то понял, что он тоньше листика и не тяжелее пушинки. Хоук моргнул пару раз и вдохнул воздуху поглубже, чтобы воскликнуть: — Мерриль! Мерриль немного изменилась с последнего раза, когда Гаррет видел её. Сейчас у нее длинные каштановые волосы, тёплый плащ и вышитая золотом набедренная повязка. Сразу видно, что помощь эльфийским поселениям не прошла даром. Даже глаза её стали мудрее, серьёзнее. В тот день, когда Гаррет с ней прощался, в них все ещё плескалась детская наивность, перемешанная со страхом за доброго друга. Он садился на корабль прочь из Киркволла вместе с Фенрисом. Плащ на плечах и капюшон на голове — самые главные черты хвалёного Защитника. Теперь ему снова придётся ныкаться по углам, чтобы не попасть на чью-то точёную пику. Ну, не привыкать. Под покровом ночи он прощался со своими друзьями, надеясь, молясь, что видит их не последний раз. Что ему в ближайшие несколько лет не придут известия о том, что они сидят за решёткой, что назначена их казнь, что они гниют в земле. Ну, помимо Андерса. Андерсу он бы оторвал руки с ногами да кинул в море на съедание морским чудовищам. Это если бы он был в хорошем настроении. Авелин, добрая боевая подруга, с которой он делил сотни битв, героически остаётся в городе. Она не бросит горожан, не бросит мужа. Пустила корни покрепче, чем любой другой наследственный Наместник. Изабелла уже дала дёру прочь, но оставила прощально-любовное письмо, сообщающее, что если узнает о кончине Хоука, она хоть из дальних краев за картой Тедаса вернётся, чтобы отпинать его уродливый труп. Почему уродливый? Потому что Хоук никогда не выберет спокойную смерть, и скорее всего его либо дракон подожжёт заживо, либо демоны четвертуют, выбирай на свой вкус. Мерриль, крепко обнимая, плакала, что не может оставить местных эльфов, что природнилась и хочет обезопасить их от грядущей войны. И свою миссию она начнёт, как не удивительно, с Киркволла. Хоук не мог её винить в излишнем героизме, сам таким грешил. А потому просто долго и крепко обнимал, пока эльфийка буквально свисала с его плеч так высоко, что не касалась кончиками пальцев земли. За Гарретом оставался силуэт города, который разрушил сам себя изнутри. Ему не нужны были никакие внешние враги, никакие завоеватели и гнусные покровители не вытворили с городом того, что сделал с ним его собственный народец. Вспоминается охотно, как сам Гаррет оправдывал скотское поведение горожан прямо перед лицом Аришока, ещё не понимая, что по каким-то волшебным обстоятельствам и сомнительным кунарийским понятиям он всё ещё оставался жив и дошёл до дома в целости и сохранности. — Жизнь — дикая и необузданная. Зачем что-то менять? — Тебе это… нравится? — Право слово, было видно, как от задорного Хоуковской улыбки у Аришока зажало нерв. — Вам просто надо привыкнуть. Вот Хоук и привык. Привык к тому, что люди готовы на всё ради поставленной им цели. Привык, что ему врут, что прямо перед ним лицемерят на ходу. Что из раза в раз подставляют. Неважно то, что ему могла сделать гадость мать церкви или братец Варрика, который запер их в коридорах Глубинных троп. Но почувствовать лезвие предательства от собственного друга — это другое дело. Это всё меняет. Это подрывает все доверие, все внутренние установки. Весь его весёлый подход к жизни лишь прикрывает гримасу ужаса, которая так и рвётся наружу от вида горящей алым пламенем Церкви. Он слышит за своей спиной, как от отчаяния воет Себастьян, как Фенрис с проклятиями — на тевене и на всеобщем — кидается на Андерса, хватая меч в руки. Слышит, как Изабелла пытается утешить шокированную Мерриль вместе с Авелин. Варрик тоже смотрел на то, что осталось от Церкви. Его молчание вводило в ужас Хоука больше всего. Если рифмоплёт лишён дара речи — о чём тут вообще говорить? Сотни прихожан — лишь пепел, что пошёл по ветру и теперь падает им на губы. Плывя на непритягательной и совершенно серой посудине без флага, Хоук смотрел на горящие Казематы с такой болью в глазах, что он бы на месте распался на куски с большим рвением, лишь бы этого не видеть. Всё то, что произошло сегодня — его заслуга, даже если косвенно. Мешки золота звенят за ним — единственное, что он забрал из поместья вместе с Псом, когда бежал из города. Он вздохнул, взъерошивая бороду. К нему спустя некоторое время подсаживается Фенрис, стягивая с головы капюшон. В его руках тёплая кружка парного молока и он услужливо передаёт её Хоуку. Услужливо в том плане, что берёт руку в когтистой перчатке и заставляет схватиться пальцами за ручку. Хоук тут же сделал первый глоток, а потом облизнул губы, смотря на содержимое кружки. — Откуда ты достал молоко? — не хотелось бы Хоуку подумать, что Фенрис нашёл время обворовать пару разрушенных торговых лавочек по пути к Докам. — Варрик передал вместе с сушёной говядиной. Будешь кусок? — Молоко и мясо — отличное комбо. Вот уродец, — засмеялся тихо Хоук. Фенрис, держа кусочек мяса в руках, тоже улыбнулся. К нему подобрался Пёс, большими глазами глядя с великой мольбой. Фенрис, как бы не упирался, отказать не мог, и теперь высококачественное мясо, которое Пёс так любил, лежит на скрипящих досках этой посудины, а животное радостно уплетает еду за две щеки. И пока Пёс занят едой, он вряд ли услышит тихий, от того очень интимный разговор двух влюблённых, что плывут по водной глади под полною луной. — Мы найдем его, Гаррет. Найдём и отомстим. Только попроси, — когтистая ладонь легла на сильное плечо, а обтянутое кожей бедро коснулось бронированной коленки. Хоука всегда волновал вопрос: почему Фенрис, являясь воином, дай Создатель только нагрудник носил да перчатки? Непонятно… И, в общем-то, неважно. — Данариус тебя ничему не научил? — Хоук поставил кружку в сторону, упираясь локтями в колени. — Ища месть ты найдешь только одно разочарование. Я отпустил Андерса. Прогнал даже. Дважды. Себастьян со слезами и яростью в глазах вопил о том, чтобы Андерсу снесли голову с плеч. И Фенрис поддерживал суицидальное решение Андерса. Хоук разочаровался в маге, смотрел на него с отвращением и обидой. Но убивать не стал. Не захотел. Чем он лучше, если убьёт за призрачные идеалы? Как будто он этим что-то докажет. Как будто его ещё раз не предадут. Если так, то вокруг него в конце пути останутся только трупы. И когда Гаррет озвучил своё решение, когда он решил помочь магам, тем не менее погнав Андерса взашей, он ждал реакции друзей. Ждал, что выберут. Не предаст ли его ещё кто-нибудь. Друг за другом, все рвались в бой за ним, кроме плешивого Себастьяна, скатертью дорога… Больше всего Хоук ждал, что скажет Фенрис.

— Это тупо. Но я тебя не брошу.

Хоук вздохнул и положил робко голову эльфу на плечо. Прикрыл глаза, выравнивая дыхание. Фенрис погладил его по затылку, словно несчастную уличную псину, которой нужна была лишь его ласка. И, если не лукавить, всё так и было. — Ты всё ещё можешь пойти куда душа желает, — хихикая, промямлил Хоук в тёмные вороньи перья на броне эльфа. Пальцы на затылке лишь слегка впились в кожу. Но потом вновь продолжили ласкать её. — Моя душа желает пойти туда, куда идёшь ты, Хоук. Не глупи, — да, вот такой Хоук у него глупый и несуразный. Его любимый Хоук. Встреча с ним оказалась роковой, самым важным моментом в его жизни. Он не врал, произнося якобы смертельную клятву. Ничто их не разлучит. И вбивать эти слова он был готов в эту дурную голову хоть сто раз на дню до следующего Мора, лишь бы Хоук наконец услышал и понял одну простую истину: — Я твой всецело. — Даже в Антиву? Я слышал, затеряться там — обычное дело для преступника мирового масштаба. Надо только задружиться с Воронами. Но учитывая, что мы помогали Аранаю в их истреблении, то… Фенрис и Хоук засмеялись тихонько в унисон. Нигде в Тедасе для них не было безопасного места, даже в родном Киркволле. Так уж заведено. И это не значит, что им стоит перестать пытаться. Возможно, злая судьба когда-нибудь выкинет им удачную кость и они обоснуются где-нибудь в Андерфелсе у демона на рогах, зато без гостей с клинками на перевес. А от пустынных чудищ их защитит верный и добрый Пёс, что так удобно уложил голову Фенрису на коленку. Обложили его сонные гиганты со всех сторон, чуть ли не пуская слюни. — Ну что… Антива? — Хоук зевнул, прикрывая рот. А потом, в полудрёме причмокивая, услышал тихий ответ. — Антива. Так рада Мерриль была, так визжала и топала тонкими ножками. Она словно и не повзрослела. Право слово, все эльфы только с возрастом хорошеют как вино. Как Хоуку удалось узнать от эльфийки, она только недавно вернулась в Киркволл. Война магов и храмовников хоть и закончилась, она поочередно посещала эльфинажи и долийские поселения, дабы узнать, пошли ли их дела на лад. Можно посудить, что эльфийка, которая путалась в поворотах Нижнего города, объездила весь Южный Тедас. Она побывала в Долах, посещала Изумрудные Могилы и Священные Равнины. Орлей, по её словам, неописуемо красив, особенно земли, которые принадлежали эльфам. Она была заворожена рисунками галл и богов на скалах, любовалась галлами и надеялась, что повстречает золотую. На Изумрудных могилах она увидела древние руины и останки долийских повозок. Если честно, Хоук не может припомнить их название даже спустя пяти раз повторения на пальцах. И везде, где Мерриль ступала, везде, где находила нуждающихся и обездоленных, она находила следы Инквизитора. То его знамя было воткнуто в землю, то опорный лагерь стоял. Об Инквизиторе она толком ничего не знала, лишь общенародные факты: Инквизитор — тал-васгот, так ещё и маг. Стоит ли говорить, что о его силе, не касающейся Якоря, ходили свежие сказания? Хоук, вспоминая, какими могущественными были саирабазы, невольно вздоргнул. Саирабазы были в цепях и кандалах, их рты были зашиты, а глаза накрыты клобуком, и они всё равно повергали всё вокруг себя в хаос. Каждый раз, когда саирабаз колдовал, Хоук чувствовал, что чужая сила высасывает из него всю ману и просто обрывала связь с Тенью. А Инквизитор был неподвластным магом рода косситов. Даже небольшой разговор с Инквизитором на крепостной стене Скайхолда был сухим и неловким. — Я слышал, вы целую орду кунари завалили в Киркволле в своё время, — Инквизитор казался доброй, даже ранимой натурой. Хоть и его тяжелый фиалковый взгляд, рога как у демона и крепкие руки того не доказывали. — Ну… Да, вроде того, — кто может винить Хоука в том, что он начал немного нервничать от одного упоминания кунарийской орды? Разве что сам Хоук, который раньше, вроде бы, ничего не боялся. Не то, что сейчас. — Не то, чтобы это как-то нам помогло в борьбе с Корифеем… Или я не знаю об ещё одной орде буйствующих кунари? — Я могу сойти за эту орду. Чистейшей правды Хоук ещё не слышал за столько лет. Инквизитор, судя по рассказам Варрика, был наивнейшей и чистейшей душой. Словно дитя, которое не видело жестокости этого мира. Странно, учитывая, что он вырос перебирающимся с места на место отряде тал-васготов. Такой милашка, почти плюшевый мишка два метра ростом с рогами до небес, обладал голосом пониже, чем у устрашающего демона гордости, а поступь его сотрясала землю рядом. Его образ смягчали разве что всякого рода украшения: висюльки и побрякушки, которые свисали с его рогов, как украшения. А так с посоха. Очень Хоуку запомнился его посох с человеческим черепом на навершии, а так же привязанные к нему бубенцы. Из чистого любопытства он спросил, на кой ему бубенцы на посохе, разве они не помешают ему в бою концентрироваться и читать заклинания? — Один раз, когда кунари вышли на мой отряд, я застрял в одной пещере. Темной и холодной. Огонь, что я сотворил, помог видеть мне в темноте. А бубенцы, привязанные к посоху, помогли ориентироваться в пространстве. Я шёл туда, где эхо пропадало. И тогда я пробил ударной волной брешь в стене и выбрался наружу. — Угу… — Хоук смотрел на Инквизитора и был уверен, что с его габаритами использование ударной волны было без надобности. А потом, чтобы развить суть разговора, тыкнул пальцем в один из камней, что свисал на веревочке с рога. Похож на сильверит. — А висящие блестяшки на рогах для чего? — Для красоты. Простые насадки на рога — это скучно. Мерриль, в самом деле, была удивлена, что Варрик так долго пробыл рядом с Инквизитором. Она явно в своей голове выдумала куда более ужасающий образ, чем тот, о котором Хоук рассказывал. — Маргаритка, не бойся, — засмеялся Варрик, жуя безе. Все как-то позабыли об этой сладости, но увидав, что закуски к пиву кончились, он снова вытащил красивую коробку орлесианских сладостей и положил на липкий стол. — У Инквизитора были свои… Округлённые черты. Он просто пай мальчик. Если он на муху случайно наступит, то устроит в честь неё пышные похороны, найдет всех её родственников и пригласит их на поминки в главном зале суда Скайхолда. — Только не говори, что на это действительно может пойти бюджет Скайхолда. Инквизитор ведь не дурак, — но сомнение в голосе Авелин уже прорезалось. — Парень спас нас всех от апокалипсиса, дайте ему немного посорить денюшками. Варрик не стал рассказывать, что Инквизитор когда-то потратил баснословную сумму, закупаясь в одной орлейской лавке по продаже мелких драгоценностей. Торгош обещал отправить караван до Скайхолда, что под завязку обещал быть забитым всякого рода блестяшками. Караван не приехал, а Инквизитор который день бился рогами об стенку. Потом Леллиане пришлось работать сверхурочно, чтобы найти воришку. — Поверю на слово, Варрик, — выдохнула Мерриль, складывая ручки на столе. — У вас у всех были такие приключения, столько повидали, столько новых знакомств завели, уму непостижимо. А ведь мы только пару лет назад не вылезали из Киркволла, как птенцы из гнёздышка. Хорошая аллегория. Подрыв Церкви действительно ощущался как удар под зад, после которого ты либо улетаешь далеко-далеко, либо разбиваешься об землю в лепёшку. — И ты не хворала, Мерриль. Я слышал, что благодаря тебе многие эльфы спаслись от бойни. Они до сих пор говорят о тебе, к слову. Можно сказать, ты себя увековечила в эльфских летописях, как мессия. — Ой, Варрик! Скажешь тоже, — эльфийка махнула на гнома и сделала глоток пива. Тут же поперхнулась, стуча по груди. Сколько лет, все равно не привыкнет к пивному. — Но говоря о мессиях, Инквизиции и Орлее… Как вам с Фенрисом пришёлся бал в честь победы над Корифеем? Фенрис, услышав своё имя, хрюкнул во сне и дёрнул ухом. Но так и не проснулся. Хоук с улыбкой выдохнул и покачал головой, отвечая Мерриль: — Были там свои плюсы: драки, предательства и расследования. В общем, орлесианские интрижки. Но были и минусы: бальные костюмы, этикет и безе. — Да чем тебе безе по вкусу не пришлось?! — охнул Варрик уже с двумя порциями за щёками. — Тем, что они, право слово, безвкусные, — протянул Хоук, а после повернулся вновь к Мерриль. — Я лучше о бале расскажу, когда Фенрис очнётся, без его доли история выйдет пресноватой. — Но вы ведь поймали там какого-то страшного негодяя, отправились вместе с ним в Вейсхаупт! И Карвер там был! И вы подрались, никогда не дрались, а тут! Варрик мне что, врал всё это время? — неверующими глазами эльфийка смотрела на Гаррета. А Гаррет посмотрел злыми глазами на Варрика, который сжался прямо на стуле и казался ещё меньше, чем он есть на самом деле. Что только не расскажи, болтуном был, им и останется. За это Хоук гнома, в прочем то, и любил. — «Подрались» — это громко сказано… — даже Авелин приковала своё внимание к этой новости. Неслыханное дело. Чтобы бранились и гавкали друг на друга — это да, привычно, но вот чтобы дошло до рукоприкладства? Авелин ни за что бы не представила младшего Хоука, который поднял бы меч на родного брата. — Мы скорее… Уладили пару вопросов путём неравного поединка. Одноглазый бугай был отправлен в комнату для пыток. И палачом его назначили очень опытного и сильного Стража, который не щадит врагов и даже близких, стоит ему вспомнить о своем старшем брате. Карвер Хоук быстро поднялся в рядах Стражей, стоило ему обучиться школе храмовников. Благо, что лириума глотать ему не приходилось столько, сколько самим церковникам. Карвер стал ходить в опасные походы под землю, часто он был в роли командира, его вполне уважали. Но всегда находились обалдуи, которым хотелось врезать эфесом по лбу. Карвер взрослел, умнел, немножко мудрел, но всё никак не мог изъять из сердца эту боль, с которой он, похоже, жил от рождения. Как-то раз Гаррет заставил Авелин выкрасть Карвера и увезти в Киркволл подальше от Орлея. Стражи обезумели, Карвер это видел и сам чувствовал зов. Но он был уверен, что сможет постоять сам за себя. Годами он питался всякими объедками, ходил по Тропам грязный, потный и уставший. Только лишь ради того, чтобы Гаррет снова напомнил ему о том, что Карвер не способен за себя постоять, не способен себя защитить. Словно думал, что он — идиот, который последует приказу Кларель взойти на пьедестал и отдать свою жизнь для окончания всех Моров на земле. Кларель мертва, Зов прошёл, даже Корифей сгинул, но Карвер всё никак не мог ужиться с тем, что Гаррет до сих пор сует свой нос в его жизнь и не даёт ей всецело распоряжаться. Последнее время он совсем сам не свой, коллеги лишний раз с ним не контактируют, а новоиспеченные новобранцы решают и вовсе обходить стороной. Вокруг него словно витали чёрные тучи, а меч был наточен до блеска. Каждый раз, когда Карвер нервничал, он точил меч. Каждый раз, когда Карвер скучал, он точил меч. И когда он злился до красной пелены перед глазами — он точил меч. И сейчас, ожидая каравана с преступником из Халамширала, он тоже точил меч. Некоторые были в курсе, что Карверу приказали пытать несчастного. И они уже вообразили, в какой цвет окрасится тюремная комната. Жалко даже не узника, а тех, кто будет всё это безобразие отмывать. — Вы полюбуйтесь на это, бедняжка весь на нервах. Ты смотри не начни молнии из задницы метать. — Гаррет. Появление мага было резким и эффектным, как всегда. Не то чтобы он при своем появлении прорвал стену или начал световое шоу. Он просто так же внезапно появляется, как и уходит. Карвер припоминает, что при уходе, едва соображая, он даже не успел с братом попрощаться. Его уже утащили Стражи на своих горбах, а Гаррет смотрел тоскливо вслед. Один из немногих моментов, где старший показывает, что не плевал на младшего с высокой колокольни, а очень даже ценил и любил. Тот момент был — и то давно прошел. Уже как десять лет назад. У Гаррета уже появилась седина на висках. В бороде всего пара волосинок проглядывается. Что насчёт морщин, то у Гаррета их всегда было полно. От стресса, что уж там говорить. И, похоже, с годами их только прибавилось. Как и жира на пузе, в прочем то. Ещё немного, и легендарное одеяние Защитника уже не сможет застегнуться на пару пуговиц. Единственное, что осталось в нём неизменным — это блеск янтарных глаз и красная метка на носу. Гаррет Хоук столько перенёс, а свет его глаз все ещё не угас. Если бы на самом Карвере лежала такая ответственность, как уход за мамой и младшими после смерти отца, так еще и Мора… Будем честны, Карвер бы уже молча повесился в сортире Висельника. Вот метка — это что-то такое, что не поймут даже самые близкие друзья семьи Хоук, даже Авелин, даже Варрик. История её появления очень щепетильная. Непонятно, рассказывал ли Хоук и эту историю трактирному летописцу тоже, но тот явно не сможет понять, сколько она значит для двух братьев. Какие отношения она начала между ними, когда они были всего лишь подростками, валяющимися в грязи и машущими палками. Кабы это сегодня не повторилось. А то что-то руки весь день чешутся. Десять лет с палочкой, а он до сих пор видит в Карвере уязвимого малыша, которого при случае можно и подколоть. Не имеет значения, что Карвер уже отрастил себе солидную щетину (хоть и с большим усилием). Неважно, сколько уважения снискал он в рядах фереледнских воинов во время осады Остагара. Неважно, как высоко он поднялся в Стражах. Гаррет не видел всех восхищённых взглядов новичков, которые смотрели на Карвера Хоука. Как, в прочем, и сам Карвер их не замечал — уж слишком взгляд брата на него давил, да так, что к земле прижимал. Это остаётся неизменной догматой. Что ещё остаётся кардинально неизменным — это вид белой башки и острых ушей около плеча Гаррета. Естественно, как может быть иначе? Вместе с магом пришёл и его любимый магоненавистник. Вот чего только Карвер не мог удумать во время своих учений, что Гаррет закрутит роман с тем, кто проклинал его просто за то, что дышит. Мало того, эти отношения выдержали испытание временем, что ещё сильнее удивило Карвера. Фенрис, каким он его помнил, никогда не казался тем, кого вообще интересуют романы. Но в руки ему как-то попалась «История Защитника», и тогда Карвер прикинул в голове, где вымысел, а где правда. Где автор умышленно что-то приукрашал, а где говорил на чистую воду. Эльф оказался натурой нежной и обездоленной, которой не хватало в своей жалкой жизни ласки и любви. А Гаррет так вовремя смог её предложить. И правда, история для настоящего романтического блокбастера. Кровь, кишки, убийства и голые лириумные задницы. Интересно, как такие интимные подробности Варрик добывал из Хоука. Он наверняка разорился на выпивке в ту ночь, когда записывал все, что Хоук скажет. И ведь знал, хитрый гном, что стоит Хоуку выпить — то язык как помело. — У него были такие формы, ох, как у фарфоровой куколки, Варрик… Плоский живот, тонкая шея, бёдра точёные… Но он был такой властный, кусался весь, за волосы дёргал да и вообще… — Угу, угу… А ты, друг, поведай мне вот кое-что. — А-а? — У него были эти лириумные метки, ну… — Варрик рукой помахал, оттопыривая колено. — Были. Сиськи Андрасте, я тебе больше скажу, они даже светились, стоило только мне прикоснуться, — охнул страдальчески Хоук. А как увидел, что гном сдерживает истерический смех, так вовсе разревелся. — Ну чего гогочешь?! Он сбежал, а я сижу здесь с тобой пиво глушу, вместо того чтобы во всех чувствах признаться! Он прекрасен! Я жить без него не могу! — Так и запишу. Именно так Карвер представлял разговор за кружкой хмельного, когда Варрик толковал с Хоуком о своей книге. Никто ему не скажет, что его догадки были не только правдивы, но ещё и лишены пару подробностей. То что Гаррет с горя поджёг надоедливому забулдыге зад, что на глаза невовремя попался и невесть что орал под ухо, а трактирщика заморозил в услужливой позе, чтобы на него можно было повесить пару вещичек, коль от ночного обсуждения станет жарко. И посетители даже были ему благодарны. Наконец-то вешалка появилась в этом сомнительном заведении. Трактирщика потом разморозили по щелчку пальца. А как Гаррет заходил, так ему авансом подавали за бесплатно около десяти кружек махом. Но возвращаясь к тому, что Карвер видел перед собой результат всех слёз, ухаживаний и стараний старшего брата… За него стоило только порадоваться. Столько лет прошло, а эльф всё ещё выглядит как огурчик и даже те морщины, что у него имелись, были от дурной привычки корчить рожу, как что ему не понравилось. Словно собачка. А значит — верный, лает на обидчиков, а самое главное — кусает их, а дома тает от ласки и лижет руки. Хорошей стороной ему упала монетка, ничего не сказать. Ну, хватит тут уже сидеть, размышлять, анализировать… А то Гаррет на него уже косо смотрит, оглядываясь по сторонам. Явно подумал, что на месте исчез и брат просто недобрым словом его помянул. А то от чего рожа у него такая кислая? — Э-э… Карвер? — Не волнуйся, братец, я тебя вижу и слышу, — выдохнул Карвер, вставая с облюбленного пенька. Наточенный меч он сунул в ножны за спину. — Слава Создателю, — выдохнул расслабленно Гаррет, опуская голову. — А то я уже подумал, что ты взглядом убить меня решил. Не то, чтобы ты раньше много раз не пытался. Тебе всё ещё нужно тренироваться! — Я просто тебя оценивал. — «Оценивал»? Меня??? — охнул Гаррет, прикладывая руку к щитку на груди. Самая бесполезная амуниция, которую Карвер только видел. Она даже от удара в шею не защитить и от копья в сердце. — А что во мне такого оценивать? Понимаю, я уже не тот Защитник Киркволла, не десять из десяти по версии, но всё же… — Семь с половиной из десяти, я бы сказал, — видеть выражение настоящего изумления на лице Гаррета было бальзамом для уязвленной души Карвера. — Жирку хорошо у тебя прибавилось. Стало быть, жизнь в бегах не была такой голодной и бесхозной? — Ты что этим хочешь сказать, Карвер? — Гаррет нахмурился. Никогда не терпел цацканья с младшим и частенько его затыкал. А младший с далёкой юности успел поднатореть. — Ничего. Я могу за тебя только порадоваться. И вот видно, что братья уже готовы начать перепалку, у одного лёд в глазах режущий, у другого огонь пылающий, но как услышали резкий и твёрдый голос, так утухли чуток: — Карвер. — Фенрис? — никогда это чудо ушастое голоса лишний раз не подавало, пока разговор его не касался, а тут. Ну голубки. — Мы привезли узника их Халамширала. Ты его принимаешь или нет? Карвер кивнул, но не смог отказать себе в том, чтобы закатить глаза на высокомерный тон эльфа. Он пошёл к клетке на четырех колёсах и поглядел на громилу, что сидел в ней. По письму Гаррета он выяснил, что эта скала на двух ножках служила своему маленькому и хорошенькому эльфу, не выказывая и слова против. Что-то это Карверу напомнило до боли в голове. Теперь этого громилу ведет Страж поменьше по коридорам катакомб. «Меньше» — это сильно сказано. Карвер почти в титьки ему дышал, а на цепи он шёл как миленький. Сразу видно ручного пёсика, которому лишь бы команды исполнять. Эхо раздавалось по холодным коридорам, и помимо звона кандалов Карвер отлично слышал дыхание этого громилы. Карверу всё страшнее и страшнее становилось рядом с этим уродцем. Он же обезображен ещё на пол лица, жуть какая… Словно на поводке командира порождений тьмы вёл. — Это тот венатори, которого вы искали? — Карвер, к слову, был рад приказу Каллена из Скайхолда, который позволял охотиться на остатки венатори, которые разбились по южному тедасу, как тараканы. И пользоваться посторенней помощью они не брезговали. Собственно, после физического похода в Тень Гаррет ненадолго отдал себя в служение Стражам. И пригодился он им как раз кстати. — Венатори, которого мы искали, прихлопнули как муху прямо в стенах Зимнего дворца. Сдаётся мне, с плитки до сих пор ошмётки его сердца в совочек собирают, — засмеялся Хоук гаденько, а потом подмигнул Фенрису. Тот только улыбнулся, но покрасневшие кончики ушей было видать за версту. Тошно то как стало. — А это просто его цепной пёсик. А он, к слову, неразговорчивый. Как планируешь его разболтать? — Есть много способов. Прижигание, порезы, плеть, удушение, — начал перечислять Карвер по пальцам, от чего Хоук действительно слегка вздрогнул в страхе. Чего его младшего тут только учили все эти года! — Карвер! А словечком крепким нельзя как-то информацию вытянуть? — Угрозы сейчас мало на кого подействуют в наше время. Самый большой страх Тедаса был устранён Инквизитором, когда Корифей исчез в Тени. — Ты ещё скажи, что торг неуместен и этому громиле не на что обменять свою душонку. — Такие, как он, обычно уносят секреты с собой в могилу. Поверь мне. — Я слышал, что появилась какая-то новая школа некромантии. Из Тевинтера родом. Заставляет мертвецов сказать слово-два. «Кто бы сомневался», хотелось очень Карверу съязвить. Но силой воли он сдержал себя от этого нелепого поступка. Конечно, жилка на лбу вылезла, но это ничего. Пустое. — Ты предпочтешь богохульную некромантию лезвию ножа? — Я бы предпочел вообще не пытать кого либо, — Гаррет почесал неловко затылок, не смотря Карверу в глаза. — Но у нас особый случай. Поэтому… Решать тебе. Какое удивительное событие! Сам Гаррет Хоук позволяет с лёгкой руки сделать решение. И Карвер, право слово, что решил. Открыл решётчатую дверцу, завалил туда громилу, усадил на табурет. Как тот не разломался на части — загадка. Запрещено было Хоуку и Фенрису подходить к комнате и следить за пытками. Решётка захлопнулась, окошко закрылось, а Хоук услышал, как лезвие достаётся из ножен. Всё-таки, они своё дело уже сделали, теперь им остаётся только покинуть крепость Стражей и уехать из Андерфелса куда глаза глядят. В голову Хоуку уже закрадывалась парочка мыслей о том, куда им стоит направиться после Андерфелса, но теперь его голову занимает кое-что иное. Он шёл по коридору, который освещен был лишь факелами, а эхо его металлических пластин на ботинках раздавалось на несколько шагов вперёд. Он словно находился в каком-то пузыре, из которого нет выхода. Или он просто застрял в собственных размышлениях. Братик его то ещё благословение Создателя, лукавить Гаррет не будет. С ним всегда были какие-то разногласия, проблемы, склоки. Не то чтобы Гаррет был идеальным ребенком, и уж тем более ответственным старшим за которым ощущаешь себя как за скалой, что от бед укроет. Это скорее он сам приносил кучу бед на голову семье и своим младшим. Родителям в дом часто заваливались недовольные приезжие бароны, которые привозили своих дочек, а так же смотрительница церквушки Лотеринга была частным гостем. Её шаги и трясущиеся чётки до сих пор отлично сохранились в отголосках памяти. С младшими история чуть иная. Вот, если подумать, Бетани была просто Милостью Андрасте во плоти. Она с Гарретом во всём соглашась, за ногу обнимала, пока ещё под столиком ходила, а как подросла, так стала принимать наставления от старшего. Конечно, по большей части он предлагал ради забавы вместо поджечь сарай бесившего их соседа с одержимостью капканами. Как-то Бетани в один такой чуть не наступила, вот и затаил Гаррет обиду. Но Бетани, имея явное преимущество над другими, своей силой не злоупотребляла. Она была умна, добра и хотела лишь тихой жизни. А потом она умерла. Огр раздавил, и если б не отвлекся на остальных, разорвал бы её на две части и по кускам. Гаррет никому не говорил, но она ему частенько снилась, стоило ему не на тот бок прилечь на топчане в доме Гамлена. Она приходила к нему во сне, маленькая и веселая, играла с ним в куклы. Соломенные куклы, которые ей сделала мама. Бетани, в силу своего таланта не могла долго играть с другими девочками. Чуть что — сразу вылезет боком стрельнувшая молния или по прихоти камнем в забияку швырнет прямо из воздуха. Спасало бедняжку лишь то, что по Лотерингу ходили разговорчики, мол, вся в мать аристократку пошла. И пусть лучше было так, пусть лучше её принимали за надменную девицу, чем за магичку. Магия. Она всегда была камнем преткновения в семье Хоуков. Три мага в одном доме — настоящий повод для облавы и осуждения деревни, которая их укрывала, сама того не зная. Если бы рыцарем командором в Ферелдене был не сердобольный Грегор, а Мередит, то деревня пылала бы алым пламенем на большаке близ Имперского моста. Создателю за такое был благодарен Гаррет. И как бы он в детстве не учился контролировать свою магию, у него это выходило хуже, чем у Бетани. У Гаррета, к счастью или горю, голова горячая. А магия — это эмоции, воплощенные в реальность. Приняв форму, они лечат и калечат. А эмоции, саркастичный характер, что только возводился с возрастом в абсалют и прятал все переживания Гаррета, зачастую калечили. И близкие ему люди — самое яркое тому подтверждение. Однажды, холодным и дождливым вечером, Гаррет поссорился с Карвером. Сильнее, чем оно обычно бывало. Они несли брюкву до дома на своих спинах, попутно путая ноги в грязи. Стоит сказать, что брюква осталась лежать в грязи, а братья вернулись домой чуток иными? — Тебе плохо? Пить захотелось? — из вороха мыслей его вытащил Фенрис. Они уже вышли из катакомб и теперь стоят под знойным солнцем Андерфелса, пока вокруг них снуют Стражи. Фенрис протягивает Гаррету флягу с водой. Уж очень капелька соблазнительно потекла и упала с горлышка, от чего маг быстро закивал и сделал пару больших и громких глотков. Закупорив флягу обратно, он начал вытирать мокрую бороду локтем, понимая, насколько отчаянно он выглядел со стороны. И явно покрасневший. — Я же говорил, то что надо было брать больше воды. — Стражи дадут нам пару бурдюков в дорогу, не волнуйся, — выдохнул Хоук, присаживаясь на коробку. Фенрис присел рядом, кладя свой меч рядом. От ярких лучей солнца он блестел ещё сильнее, чем обычно. Меч Милосердия. Его Хоук подарил Фенрису после того, как они воссоединились, и более никакого другого оружия Фенрис с того дня в руки не брал. — Уверен? Мне кажется, не очень-то нас здесь и жалуют, — Фенрис оглянулся, легонько поджав кончик уха. Он прикидывал обстановку на всякий случай, если придётся уходить с боем. — Ты что, Карвера не знаешь? Он всегда был придурком, — Фенрис уже собрался что-то сказать, но его перебили. Хоук от нервов всегда приглаживал мех на воротнике и проверял, крепко ли завязаны узелки нагрудника. — А что до других Стражей… Я ведь причина, почему Страуд не вышел из Тени живым, — и Страуд, как Гаррет мог припомнить, был наставником Карвера. Ещё одна причина, почему тот смотрел на него волком. Как будто старых было мало! — Вина лежит на Инквизиторе, а не на тебе. — А им-то что с того? Мне остаётся только выполнить пару поручений, чтобы отдать должное, — Хоук нагнулся и подтянул завязки на наголенниках. — Лучше мне лишний раз не выпендриваться. — И ты их отдал. Мы можем идти. Ты можешь, — Хоук всегда любил, каким бархатным становится голос Фенриса, стоило тому уйти в сантименты. Аж улыбка расползлась по лицу. — Мы доставили им то, что они хотели. Нас тут ничего не держит. — Тебя, может, и не держит. А вот я хочу обкашлять с братцем пару вопросов, ответы на которое он мне давно задолжал. — Например, завёл ли он себе девчонку спустя десять лет самовольничества? — Если и завёл, то своими рассказами он уже свёл бедняжку в могилу. Хоук и Фенрис засмеялись, почти стукаясь лбами. Фенрис никуда не собирался. Он его не бросит. Его обещанию уже десять с чем-то лет. А оно всё ещё звучит в голове у Гаррета так, будто оно было дано вчера, в зале Каземат. Казематы… И ведь там тоже был Карвер. Сколько было между ними моментов, когда они могли решить свои разногласия, перестать собачиться на ровном месте? Они до этого все никак не дойдут. И душно лишь от одной мысли, что младший таит на старшего вселенскую обиду спустя десятилетия. Возможно, погода переменится. И Гаррет наконец почует холодный, освежающей ветерок на своей коже. Сколько не пытайся, сколько не старайся, из этого бугая не вытянуть ни слова. Словно горошину швыряет об стенку, да и от того пользы больше — сомнительное развлечение. Карвер пытался разговорить его на милых тонах, обращался к нему на Вы. Потом перешёл на угрозы, на крик. Потом всё дошло до рукоприкладства. Щека изуродованная у узника так и горит. Верзилу не пугал ни вид лезвия меча, ни пыточные приборы. Крови с него натекло прилично, но он даже и близко не побледнел. Кандалы, на которых он свисал со стены, холодный каменный пол, пробирающий до костей, удары по костям — всё это его не тревожило. Он сидел с закрытым веком, но Карвер видел — он дышит, и слишком живо для того, кого приговорили к допросу и пыткам. Похож на какой-то тевинтерский эксперимент по выведению идеального человека, ничего не слышащего, ничего не делающего и ничего не говорящего без надлежащего приказа. Карвер не хотел прикасаться к более гадким пыткам, не желал выдирать ногти и зубы, но если для нейтрализации угрозы венатори придётся запачкать руки… — Зачем ты это делаешь? — Что? — Я же вижу, что тебе это всё не в радость, — хмыкнул узник. — У тебя руки дрожат. — Почему пытки должны быть для меня в радость? — Карвер нахмурился. Весёлый настрой заключённого его не радовал, но то что он открыл рот — уже хлеб. — Потому что это твоя работа, — и тут он открыл снова глаз, посмотрел на Стража и нагнул голову в сторону, как недоумевающая собачонка. — Или я ошибаюсь? Как по мне, ты не походишь на роль палача. Не умеешь добиваться желаемого всеми способами. — Умею, — фыркнул Карвер, стараясь выглядеть так, будто его это не оскорбило. — Чем докажешь? Сомневаюсь, что у тебя припасены ещё пара новых игрушек. — Лириум. Прижгу его в сыром виде к твоей коже или заставлю съесть. Ты это должен выдержать, я уверен. И от боли ничего не сможешь говорить кроме правды. — А-а, — протянул уж слишком радостно верзила, зубасто улыбаясь. — Храмовник, значится? Карвер промолчал, хлопнув глазами пару раз. Он попытался вернуть себе лицо, но узник посмотрел на него, как хищник на добычу. На всякий случай он поправил плечи, чтобы почувствовать, правильно ли прикреплены ножны к ремешку не спине. Чтобы быстро и без казусов отрубить узнику башку. Подозрения недобрые закрались в голову. Гаррет сказал, что он не маг. Но Карвер уже не уверен. Он жалеет, что современная наука всё ещё не изобрела кандалы из специального материала, нейтрализующего магию. Но, нет… Дурная идея. — Мы с Малианом много твоих товарищей в длинных юбках повидали, пока добирались до Зимнего дворца — покивал услужливо узник. — А потому я знаю каждый трюк, который ты выкинешь, лишь бы меня разболтать. Ты бы мог притащить в мешке голову Малиана и вывалить её мне на обозрение, но… Охнул Карвер, прикрывая рукой рот. Он явно уже не понимал, что ему нужно сделать для того, чтобы выудить информацию у этого двухметрового недоразумения. Он уже повернулся к двери и собрался оставить это дело на других, у кого кишка не так тонка, но тут услышал, как цепи бьются друг об друга, а верзила вытягивает голову вперёд, чтобы его предельно хорошо услышали. — Но я могу сказать тебе всю информацию за одну маленькую услугу. — Какую? — Карвер тут же оживился, разворачиваясь к нему. Это узника очень рассмешило, от чего Карвер не смог сдержать румянца, полного стыда. — Ты подойдешь и проведёшь ножом мне по шее. Убей меня. — Не могу, — покачал головой Карвер в активном протесте. — Ты ещё нужен нам живым. — Что вам ещё должен сказать простой наёмник?! — крикнул наёмник, от чего Карвер схватился за эфес и уже держал в руках меч. — Я и так умру. Либо вы, либо венатори меня сотрут в прах. Да и жить мне незачем. Моя любовь мертва, я видел его труп, когда меня уводили из Садов. — Любовь?.. — прохрипел задумчиво Карвера. А потом до него дошло. Все это время верзила никак не сопротивлялся, ничего не говорил, вёл себя так покладисто и тихо, даже когда истекла кровью, да так сильно, что её можно было собрать в несколько чаш. — Как долго ты хочешь умереть? — С того момента, как сел в ту клетку на колёсах. Я не верен венатори, я был верен лишь Малиану. А теперь его нет. И потому я тебе сдаю их позиции, — наёмник выдохнул, глядя на Карвера с некой мольбой, от которой злость и жалость сжимаются в сердце. — Моё условие, моё единственное условие, Страж… Ты убьешь меня. Убьёшь ведь? -… Карвер подошёл к узнику ближе, вглядываясь в его единственный глаз. И спросил про позиции венатори без дрожи в голосе. — То, что осталось от армии Корифея, сконцентрировались в Минратоусе, но ты это и без меня знаешь. Те венатори, что угрожают Инквизиции и Стражам, планируют свои операции в Высоком пределе, прикрываясь дезертирами войны за Сегерон. Так же они обосновались на границах Неварры и Тевинтера, в Молчаливых Степях. Ещё несколько лагерей раскинулось на юге, близ Орлея. Лишь вопрос времени, когда они доберутся до Вейсхаупта и устроят здесь кровавую баню. Я надеюсь, добрый Страж, что тебе хватит смелости поднять клинок против такого количества магов. А то ведь могут и на месте тебе кровь вскипятить. В броне — удвоенные страдания, как в котле. — Говоришь из собственного опыта? — Были у нас с Малианом игрища. Карвер наморщился в отвращении, а наёмник только засмеялся, предаваясь воспоминаниям и мечтам. — Хотя, судя по тому, как ты разговаривал с тем бородатым магом, у тебя выработана крепкая ненависть к магии и всему, что её касается. Это выдает в тебе ветерана Киркволльской бойни, знаешь ли. — Долго рассказывать, — тошно Карверу стало. Он нахмурился, смотря себе под ноги. — Конечно, — если б наёмник не висел, он бы услужливо поклонился. — Ну что ж… Я всё сказал. Пора доставать меч, добрый Страж. Никогда Карвер бы не подумал, что убивая негодяев, у него будет щемить сердце. Ужасно. Неправильно. Так не должно быть. Плохой день, гадкий. Рядом стоящий Страж глянул на него, ожидая поручений. — Выноси падаль. Из-под шлема не было понятно, как он отреагировал на приказ. Но по скованным движениям понял, что с Первым Стражем его будет ждать серьёзный разговор. Но ему сперва нужно продышаться. Сырой подвальный воздух сведёт его в могилу быстрее, чем скверна в крови. Когда он выбрался наружу, то не мог не заметить, как на вечно голом небе Андерфелса затянулись хмурые тучи. Ещё хоть раз он был согласился топать с братцем на рынок за демоновой брюквой! Стоило ему только на глаза попасться, так тот его сразу и схватил за шкирку, потащил за собой к лавкам. Мол, будь мил, помоги семье и не ной почём зря. А ведь шёл деловой диалог с одним из наёмников, которые зашли на перевал в таверну Лотеринга. Они изначально в Карвера чуть ли не плевались и взашей не гнали, но его упёртость и изворотливость сделали своё дело. Уже тренировали его бою на мечах, как парировать быстрые удары кинжалов и не поддаваться боевому крику врагов. К несчастью, малого легко было брать на слабо. И наёмники смеялись, что не проживет он на поле брани и пяти минут, потом будет лежать кверху лапками да пованивать себе мирно в поле. От такого Карверу хотелось только сильнее биться. Повстречай он пораньше в своей жизни гнома, он бы ещё тогда узнал про учения берсерков. Он часто разрывался, чему хотелось научиться больше всего. Нести свет правды путём меча или просто кромсать всех, кто его взбесит и попадётся по пути? Во время размышлений его вовремя урвал Гаррет, услужливо извиняясь перед наёмниками за доставленные неудобства. Мол, задолбал вас младший, да, милсдари? Те даже и слова сказать не успели, как дверь трактира страдальчески заскрипела, стоило ей хлопнуть. Младшенькому причитали, что он ноги в бою путает на ровном месте, в стойку никак встать не может. А уж в грязи стоять ровно — это совсем смешное зрелище. — Ой, распыхтелся! Я что, виноват, что ливень нагрянул? — охнул Гаррет, таща на себе, к слову, куда больше. Ему чёлка на глаза прилипла, а он целых два, полных брюквой до верху мешка на горбу несёт. Гаррет силой не обижен, а роскошная борода начала уже потихоньку расти. Горда щетина, можно сказать. Хоть неловкие усики и раздражали каждый раз своим видом, стоило Гаррету только рот открыть. Разница у них лет в семь, от чего Карверу ещё сильнее хотелось утереть брату нос. Сам он напоминал какое-то недоразумение на двух ножках. Высокий, тощий, в руках едва меч с щитом держать может, куда там двуручное оружие. А лицо всё такое же круглое, как новорождённого пупса. У Гаррета буквально есть все плюшки от жизни: сильное тело, приятное лицо. Магия и внимание отца. У Карвера же есть только он сам. Даже если он и Бетани близнецы, а мать всегда рада утешить, это ничего не решает. Карвер смотрит на своего брата с прищуром, пока они идут, пытаясь на застрять в намокшем песке. Как раньше Карвер точно в ногах не запутается, но идти быстрее это все равно не помогало. Старший Хоук играл в молчанку, от чего у младшего только сильнее начал заедать нерв на лбу. Дел у него ещё по горло, а он тут выпросил небольшую светскую прогулку перед отъездом. — Гаррет. — Угу? — Ты позвал меня к демону на кулички для чего-то конкретного или просто потратить моё время? — И то, и другое, — важно кивнул Гаррет, от чего Карвер встал на месте ровно посреди пустыря и поставил руки по бокам. Единственное, что было видно вокруг — острые, как драконьи зубы, горы, одно несчастное зелёное деревце, с которого ветер сдувает зелёные лепестки, а так же вид крепости Вейсхаупт недалеко. — Что? Мне кажется, тебе нужно расслабиться. Отойти от всех дел Стражовых и прогуляться. К тому же, давно мы не общались, как брат с братом не толковали. Вот те хрен в томате, что за диво. Не поздновато ли часом? Гаррет Хоук, соскучился по общению с младешеньким. У Карвера кончик рта нервозно вверх полез, а он скорее подумает на то, что это жара его так скоро доканает. — А моё мнение на этот счёт ты спросить не подумал, я погляжу? — Как-будто я не знаю, что для тебя лучше. — Пф-ф… Удары дождя по броне братья Хоуки активно игнорировали, идя напрямик к тому самому деревцу. Словно оно специально для них выросло и ждало, когда все внутренние проблемы и семейные разногласия вылезут наружу и оно сможет сквозь почву впитать этот сладкий вкус недостатка любви и понимания. — Почему папа не поможет нам донести мешки? — Потому что папа очень сильно занят и учит Бетани контролировать свою магию, — фыркнул Гаррет, поправляя мешки на своих плечах. — Пора бы уже это понять. Карвер не мог никак ответить. Не тогда, когда единственное его преимущество — это длинные и тощие ноги, как у жеребёнка. Он только двумя руками схватился за мешок на плече и шёл дальше, слыша, как гром ударил где-то вдалеке. Там, где Дикие земли Коркари. И понимал, что ливень станет только злее. Гаррет присел на камушек под деревом, вздохнул и посмотрел на то, как капли дождя капают по выставленной железной ладони. Перспектива дождя всегда была немного пагубной, особенно, когда начинаешь носить доспехи. Чистить их, намывать, чтобы не начали ржаветь. Но уж если сталь хорошая, а не то, что он носил в первые три года жизни в Киркволле, то можно и перетерпеть. Не успел он и моргнуть, как погода становилась всё паршивее, и теперь дождь ощутимо бил по затылку, заранее предупредив: будет хуже. Давно он не слышал грома. Слишком далеко провёл времени в пустынных землях, если посудить. Он даже немного соскучился по ощущению липкой чёлки на лбу. — А помнишь, как папа в детстве выбегал из-за угла и пугал нас? — Тебя. Он пугал тебя, — Карвер стоял, положив ладони на эфес меча. Он его вытащил по пути из ножен, ссылаясь на то, что спина у него как-то заныла. И его почтенный средний возраст теперь коснулся. — Да-да, как скажешь, мистер непробиваемая скала. — Гаррет, почему ты считаешь, что можешь сейчас тратить моё время? Я уже не мальчик на побегушках, а высокопоставленный Страж. Меня ждут рекруты, начальство, — Карвер посмотрел на брата косо, прищурившись. Им нужно восстанавливать орден. И быстро. Они не были готовы к прошлой беде и поплатились за это, с одним из последствий Карвер только что разобрался в катакомбах. — Ну значит, переждут. А ты — не борзей. — Разве тебе не хочется провести больше времени со своим ушастым чудиком? Мне сдаётся, он без тебя уже места себе не находит. — Не переводи стрелки, Карвер. — А-а, я понял, — выдохнул Карвер, кивая с улыбкой злой и ядовитой. Морщины на лицо полезли и голубые глаза заискрились недобро. — Тебе просто захотелось покомандовать? То-то же, компашка ведь твоя разошлась по Тедасу кто куда, а своим сердечным ты не покомандуешь — слишком большой риск остаться с грудной клеткой наружу. Знаешь, ты ведь маг. Ты можешь заставить его притухнуть и сделать всё, как тебе хочется. — Что ты несёшь? Брюква упала на землю, мешаясь с грязью. Она, быть может, ещё будет съедобна, если хорошо отмыть и отварить. Но аппетитный вид она быстро потеряла. А Карвер стоял, впиваясь тощими ножками в землю, а в глазах тоска, перемешанная злоба. Воздух, несмотря на холод ливня и гром, становится всё душней. — Магия всё портит. — Магия ни в чём не виновата, Карвер. — Тогда почему она отобрала у меня папу? Почему она отобрала у меня Бетани? — непонятно, то ли это дождь, то ли он плачет сам. Слёзы перемешались с ядовитым дождём и нашли в нём пристанище. — Из-за неё ты меня не воспринимаешь всерьез, потому что я не маг. — Я не воспринимаю тебя всерьез, потому что вместо того, чтобы дотащить брюкву до дома, ты решил разныться на ровном месте. Ветер воет, срывает ветки деревьев, заставляет животных прятаться по домам, по пещерам, по норам. Свет гаснет в виднеющемся Лотеринге. Люди уже ложатся спать — вечерней молитве подошёл конец. Только трактир горит ярко. Карвер зацепился за него взглядом, а после спросил тихо, не дрожа в голосе: — Давай сразимся. — Головой ушибся? — А что? Струхнул? — Карвер достаёт меч из земли, широко расставляет ноги. Гордость Стража, так он назвал этот клинок, когда он окончил обучение навыкам храмовником. Тогда, когда очередной маг радостно учил его жизни, а потом исчез из неё, будто его в ней никогда и не было. Просто как навязчивое воспоминание. И ждал он чего угодно, что Гаррет возмутится, что начнёт тыкать в него пальцем. Но тот стащил со спины посох, покрутил в руке. И лезвие его посоха, заточенное так сильно, так кропотливо, что способно собою проткнуть ткань мироздания. Даже тут старший превзошёл младшего. Карвер покрепче сжал эфес меча. Наёмники, что ещё даже и близко не собирались в путь, смотрели на братьев большими глазами. Они даже всей толпой отказывать начали, мол, нечего вам, щеглам, по ночам с тыкалками ходить и месить друг друга из-за какой то дурацкой брюквы. — Не из-за брюквы это! — крикнул тогда младший Хоук, поглядывая на старшего с нескрываемой злобой и обидой. Тихо так стало в трактире, остальные забулдыги даже глаза вытаращили. Ох, как он покраснел, когда услышал смех одного из наёмников. Гадкий и заливной. Он схватился за лоб, щеря зубы. Но именно он дал им оружие. Их он вытолкнул на улицу с мечами наперевес, для справки интересуясь, знают ли они за какой конец меча держаться. Короткие уроки отца не прошли даром. — Без фокусов, Гаррет. Используешь магию — ты проиграл. — Замолчи и давай с этим уже кончать. Гаррет слукавил бы, если бы сказал, что не захотел поставить мелкого на место. Но биться лишь одним лезвием посоха с двуручным мечом — глупо. Конечно, если припомнить, сколько Гаррету говорили, что он поступает глупо и несуразно, что ему предначертано проиграть, — Гаррет всегда выигрывал. Если так посудить, вся его жизнь пронизана проклятием магии с ног до головы, что родные ему люди видят в нём ничего кроме того, что он маг и способен крутить материей, как ему вздумается. Ох, как он ей вертел. Он всегда был человеком-самородком. Единственный в своём роде Гаррет Хоук, который сразил пещерных жителей в Глубинных тропах, который сразил в честном поединке Аришока, который убил по очереди Орсино и Мередит на пике своего безумия. Теперь ему остается только сразиться со своим младшим братом, с противником, с которым он конфликтует с самого детства. С тем, кто лучше всех умеет надавить на его больные места и не почувствовать стыда. Он проучит младшего, заставит задуматься и, если паук на Расколотой горе свистнет, извинится. Старший замахивается лезвием и слышит, как метал скрипит друг об друга, как он режет ухо, как блеск металла, отчаянно бьющий друг друга, был единственным источником света в этой дождливой бездне. Он должен быть сильным, он всегда был сильным. Как может быть иначе? Разве может быть хотя бы в теории? Хоук совсем запутался. Заврался. Зазнался. Надумал себе лишнего. И как понять, какой из них в этом преуспел больше? Как разуметь, что люди, которые роднее друг другу больше всех на свете, скалят зубы и проводят лезвием меча по мокрой земле, оставляют на ней глубокий след? Как они к этому пришли? Очень просто. Очень легко. Хватало всего одного замаха. Одного удара, который показал старшему, что его авторитет — штука шаткая и невечная, а младшему — что потерять себя куда легче, чем найти. Разрезав лоскут одежды на плече, смотреть как оголяется чужая кожа — его этому учили, он к этому привык. Он хотел показать, что что-то может сам. Он хотел, чтобы Гаррет увидел, как он умеет орудовать мечом, как он мастерски встает в стойку, как он выдерживает нагрудником удары алого камня на наконечнике посоха. Он пристально следил за тем, как Гаррет орудует руками. Не вспыхнут ли в песчаном шторме искры молнии не в небе, а на мозолистых ладонях. Лицо у Гаррета не как раньше — самоуверенное и надменное. Оно грустное, несчастное, морщины стянули его кожу в гримасу тоски. Но он продолжал бой с Карвером. Даже если не нападал, а просто парировал. Нападал только Карвер, настигал его, давил на него ударами. Не как раньше. Не так, как тогда, в Лотеринге, когда Карвер лезвием меча порвал лоскут рубахи на плече братца. Сейчас он тоже коснулся плеча, да порвал кольчугу. Карвер совсем запутался. Кого он видит перед собой? — Прекрати, Карвер! — Замолчи! Пот, дождь и слёзы. Он видит Гаррета, что злобно смотрит на него, желая, чтобы младший со своей твердолобостью и надменностью сгнил под землёй. Он устал, больше не хочет принимать участие в этом фарсе. Он замахивается ладонью, нарушая данное обещание. Прикасается пальцами к своему виску. И младший Хоук летит в сторону на своих длинных ножках в грязь, как неуклюжий жеребёнок. Меч падает из его рук и улетает далеко-о… Гаррет смотрит на то, как он пытается встать, как копошится в грязи. Со стороны его янтарные глаза, уставшие и злые, выглядели как у хищной птицы, смотрящей на мучения своей жертвы. Но Гаррет не мучитель и не хищник. Он берёт обратно мешки брюквы из рук наёмников, которые следили за ходом поединка. Тот, что великодушно дал им клинки, посмеялся и поблагодарил за ночное представление. — Словно бродячий цирк увидал. Молодцом держишься, парень. Если б я мог, как и ты, швырять людей силой мысли, горя бы не знал. — Это ветер просто злой, мессир. Благодарю. Гаррет, с двумя мешками на горбу, поворачивает от трактира к дому и смотрит на лужу, в которой так и продолжал лежать Карвер, он тяжело дышал, даже сквозь туман было видно. Совсем выбился из сил, видать. — Поиграли в дуэль, всё, хватит. Пошли, пока нас не обыскались, — Гаррет, выдохнув, пошёл в сторону дома. Но не услышав в ответ ничего, кроме тишины, обернулся и спросил: — Карвер? Удар — отмеренный, сильный. Он сносит с ног и заставляет упасть на землю. Настолько силён, что лезвие меча покрывается кровью, что аж крик раздался по округе. Люди начали выбегать и выглядывать из своих хибар. Но Карвер не слышит ничего, кроме звона в ушах и собственного тяжелого дыхания. Его меч снова воткнут в песок, чуть ли не касаясь мочки уха Гаррета. Он упёрся коленями в землю, впился в неё пальцами. А Гаррет смотрит на него. Невредимый телесно. Но боли в его глазах стало на немного больше, чем раньше. Карвер, второй раз за всю жизнь, повалил его с ног ударом меча. И как тогда, он слышит громогласный и яростный крик, который пробивается сквозь шум метели:

— Что вы, во имя Создателя, здесь устроили?!

— Хоук… Никогда в Висельнике не было так тихо, как сейчас. Мерриль ладошки к губёшкам прижала и вытаращила на него свои большие глаза. Все смотрели на него большими глазами, полными сочувствия. А вот у Варрика они аж блестели. Он оглядел то, что осталось от его дружной компании и… Улыбнулся, как не странно. — Не волнуйтесь, с Карвером мы всё уже давно уладили. — Хоук, не пойми меня неправильно, но почему ты не поведал мне деталь про метку сразу, как известил о драке с братцем? Вот эта твоя знаменитая метка Защитнника на носу — её тебе в подростковые годы сам Карвуша оставил? — охнул гном. Во имя Андрасте, когда он успел достать перо и кипы бумаг? — Просто хочется для справки знать, будет как приложение с забавными фактами о героях. — Я бы не назвала этот факт забавным, — угрюмо посмотрела на гнома Авелин, от чего тот слегка дрогнул и положил перо на стол. Но убирать все свои принадлежности он никуда не собирался. — Не саму метку, конечно. Но шрам всё ещё есть. Метку наносить я только спустя некоторое время взял в привычку, — Хоук аж почесал переносицу, не мог себе отказать в этом удовольствии. — Я удивлен, как Хмурый, сто раз видев тебя голым, об этой истории не услышал в первых рядах. — О, он всё равно раньше всех узнал, — Гаррет так любовно посмотрел на спящего эльфа, что аж приторно сладко на языке вдруг у всех стало. — Когда увидел нас с Карвером, валяющимися в грязи. — Так он пошёл искать тебя в бурю и нашёл посреди драки с братцем? Как драматично, — фыркнул Варрик, поправляя от такой информации корону на макушке. — И уточни для справки… Что значит «уладили»? Многовековую обиду друг на друга взяли и забыли. — Нет, конечно. Для этого понадобились долгие разговоры за вином, слёзы и обнимашки, — покивал Гаррет, — и без подзатыльнков Фенриса не обошлось. Самое интересное, что он совсем не врал. Такой многострадальный монолог Гаррет слышал только от Андерса в свои лучшие годы, а здесь он в разы больше и несуразнее. Карвер начал с детства и закончил теми днями, когда Гаррет приказал Авелин спрятать его подальше от Орлея. Пьяным он младшего нечасто видел. Что уж там говорить, если в Висельнике Карвер был самым настоящим трезвенником и потом тащил брата домой на себе. В подробностях он не помнит, когда и в какое время суток он посмотрел косо на младшего двадцать лет тому назад. Но он точно запомнит этот день, когда вечно закрытый Карвер наконец ему приоткрылся. И уж теперь Гаррет постарается, чтобы не задеть ни одну из язв. Он плохо понимал, что Карверу нужно. Он просто всегда пытался его защитить. Но за стремление защитить он забывал разглядеть человека, который из себя что-то представляет. — Неужели тебе всегда надо, чтобы тебе постучали по голове, дабы хоть что-то понять? — Не надо стучать, Фенрис. И так тошно. Гаррет сидел, обёрнутый в одеяло в тёплой и тёмной комнате. Фенрис сидел рядом, согнув колени. И заставлял своего большого человека пить куриный суп из чаши, которую Фенрис так услужливо подавал двумя руками. Гаррет делает глоток, кривясь от того, насколько суп пересолён, но старался не подавать виду. Хоть Фенрис всё равно недовольно дёрнул ухом. — Когда ты выздоровеешь, ты пойдешь к своему братцу и извинишься перед ним. А Хоук… молчал. Удивительно, но факт. — Что, никаких пререканий? — Хоук смотрел себе в ноги, сжимая одеяло так сильно, чтобы оно не упало с мокрой головы. Фенрис охнул тихо. Положил тёплую ладонь, погладил и ласковым прикосновением пальцев к подбородку заставил человека приподнять голову. — Он — твоя единственная семья, Хоук. Всё, что у тебя осталось. Родная кровь, — Хоук прекрасно понимал, от чего Фенрис такое говорит. Он знал про ужасные отношения братьев, про их склоки и недопонимания. И, бывало, честно недоумевал, почему их нельзя так просто решить. Фенрис всегда мечтал о семье, о той, которая его приютит и полюбит. Его сестра оказалась фальшивкой, хоть и были они одной крови. Его семьей стал Гаррет. И ему больно видеть, что решить его проблемы он не в силах. — Вы никогда не предавали друг друга, никогда не сдавали врагу и не желали зла. Вы любите друг друга, как иначе бы не считали. Так ведь? — Ну, иногда по утрам, когда мы ещё жили у Гамлена, я насылал ему порчу на понос за то, что тот съел один единственный съедобный ломтик сыра, — маг засмеялся, но резко закашлялся, хватаясь за горло. — Гаррет. Я серьезно. — Я понимаю. Ты прав. Я задолжал ему пару извинений, — покивал виновато Гаррет. Фенрис же поставил чашу с супом в сторону, пригладил обе щеки полотенцем, вытирая колючую бороду, а после прошептал: — Вот он, мой Защитник. Смело идущий наперекор опасности. И поцеловал в губы легко, уходя на кухню за добавкой. Злу повара не было предела — работать сверхурочно на какого-то простудившегося задохлика. Выздоровев, Хоук провёл с Карвером ещё несколько часов один на один, чтобы расставить все точки над И. Если попытаться поднатужить память, то он никогда не чувствовал такого умиротворения и спокойствия рядом со своим братцем. Они сидели на камне под деревом с видом на Вейсхаупт и острые горы. Вокруг них лишь безжизненная пустыня. Фенрис немного нервничал, когда понял, что братья идут в то же место, где он нашёл их в грязи. Но всё равно поддержал любимого и в напутствие хлопнул по выпуклостям, от чего Гаррет взвыл на всю крепость. Когда он собрался уже для профилактики жахнуть ушастого током, того уже и след простыл. Братья ушли. Теперь говорили они о детстве, о Бетани, о маме. Об отце. Вспоминали Остагар, поминали павшего во время Мора Уэсли, тряслись от одного воспоминания о Флемет. Признавались, как они друг за друга боялись, находясь на Глубинных Тропах. И всё вместе с бутылочкой вина и куском свежего ферелденского сыра. — Если честно, я бы расплакался, если бы ты умер там, на Тропах. — Фу! Ненавижу, когда ты плачешь! — крикнул Карвер, от чего у Гаррета глаза стали большие и грустные. — Ты так теряешь весь свой шарм. — Какой может быть шарм у старого мага? — Тебе всего сорок пять! — махнул рукой Карвер, едва не размыкая пальцы. Жалко бы было потерять такое добротное вино. На нём, кстати, нашкрёбано его собственное имя. — К тому же, знал я мага, который был уже одной ногой в могиле. Так он мне такие нагоняи устраивал, только подпалённый зад тушить и успевал! — слышать смех старшего брата для Карвера было намного приятнее, когда он смеялся с его шутки, а не над ним. Наконец-то, ветер перемен. — Он-то меня вместе со Страудом и обучали школе храмовников, пока ты наживал себе славу в Киркволле. Он обещал мне, что когда я освою все примудрости данной школы, то узнаю, как его зовут. — И как? Узнал? — Какой там, — махнул на Гаррета Карвер, удрученно утыкаясь в бутылку. — Он как в лету канул, стоило гонениям на Страуда взять обороты. Мне интересно, где он сейчас. Снова испытывает удачу на Глубинных тропах или поминает Страуда в какой-нибудь из таверн:. — Ты, это, — Гаррет взял неловко бутылку, вино волновалось при каждом неровном движении. — Не серчай за Страуда. Поверь, я бы сам остался в Тени с тем чудовищем, если бы Инквизитор не попал под твердолобое влияние нашего расчудесного Стража. Быть может, если бы я там остался, у тебя был бы боевой товарищ, с которым ты успел сродниться, а я бы не напомнил тебе лишний раз о своём существовании. Гаррет уже собрался сделать глоток, но Карвер положил ладонь ему на плечо, и стеклянное горлышко отпало от губ. Он повернул голову, но увидел лишь то, как младший Хоук падает на него. Не в атаке или в ярости, но в желании крепко обнять. Он положил голову на плечо старшему, уткнулся носом в старый волчий мех. Услышал краем уха, как над ним тихо всхлипывают. И обнимают так же крепко. До хруста костей. — Спасибо, братец. — Ох, я же сказал, что ненавижу, когда ты плачешь, — Карвер похлопал Гаррета по спине, садясь в сторонку. Он забрал бутылку у него из рук и поставил рядом. — Ну что ж… Куда отправишься теперь? — То есть? — С остатками венатори мы разбираемся уже сейчас, при чём успешно. Не без помощи Инквизитора. На небе красуется зелёный шрам, порождения тьмы не вылезают наружу больше раза в неделю, а единственная проблема для мира сейчас — это какое платье наденет Императриа Селина не следующий бал. Остальные проблемы — беда будущего. Именно поэтому я думаю, что настало время передышки. Так что… Куда держишь путь после Вейсхаупта? Гаррет молчал, смотря на брата, который ему скромно улыбался. Он отвернулся. Посмотрел на горизонт, где солнца пряталось за острыми горами, уступая место звёздам и луне. Кажется, сестра Оран Петрархиус писала, что близ Вейсхаупта можно увидеть созвездие Киос, человека, держащего в руках праведный меч, пока его вторая рука покрывается оперением и становится крылом. Созвездие, приносящее беды и призывающее к тому, чтобы их преодолевать. — Домой. — Я бы тоже хотел, брат, но ты ведь и сам в курсе — Лотеринг давным давно утерян ещё со времен Пятого Мора. — А я и не о Лотеринге вовсе, — хохотнул Хоук, смахивая испарину с лба. Ужасная погода. Как Стражи тут вообще умудрились обосноваться? — Нет? — Мы с Фенрисом поедем в Киркволл. Уж больно я соскучился по широкой постели и огромным окнам поместья. — Не из-за того, что Варрик стал наместником и пообещал тебе жизнь в шоколаде? — И это тоже. Когда Гаррет уезжал из Вейсхаупта, брат подошёл к нему в последний раз. Не дать слова напутствия или что-то в этом роде, слишком слащаво для серьезного Карвера Хоука! Но он протянул ему коробку со сладостями, чтобы Хоуку и его ушастому чуду было чем перекусить во время поездки. Дорога от Вейсхаупта через Молчаливые Степи, потом всю Неварру, пересечь горы Виммарк, и вот — Киркволл. Как на ладони. Братья обнялись, поблагодарили друг друга. — Если встретишь Мерриль... — младший Хоук слегка зажался и потопал на месте. — Передай ей от меня привет. От хитроумной лыбы на лице Гаррета у Карвера кишки внутри скрутило. — Непременно. Карвер наблюдал, как старший брат уезжает в колеснице от него, далеко-далеко. И он покачал головой с улыбкой, надевая на голову шлем с грифоньими крыльями. Пора ему тоже отправиться зачистить парочку лагерей венатори. Каково было Гаррета разочарование, когда он нашёл в коробке ничего, кроме безе. Он зарычал, жуя безвкусную и совершенно пустую орлейскую сладость. Но хрустела она достаточно громко, чтобы разбудить спящего Фенриса. Пришлось хрустеть потише и глотать слёзы обиды. И ведь куда они с Фенрисом нос не сунут по дороге домой, везде, святые трусики Андрасте, было это безе! В Неварре их было прилично, а на большой дороге, которая расходилась на две стороны: Орлей или Вольная марка, этой дряни было с достаток! — Что за дрянная мода пошла в рядах кулинаров? Раньше хоть вкусом разочарования отдавало. Теперь что? У художников мода пошла на ничто? — Нам, старикам, этого уже не понять, — важно произнес эльф, делая глоток чая прямо из Ривейна. — Чья бы корова мычала, Фенрис, — буркнул Хоук в кружку. Они сидели в придорожной таверне и орлейский говор с хохотом действовали ему на нервы. — Сам-то ни одной морщинкой не покрылся с того дня, как в эльфинаже Киркволла ты вырвал на моих глазах сердце у человека голыми руками. — Ох, ты так мил. Хоук забурчал ещё сильнее, пытаясь расслабить складки на лбу агрессивными движениями пальцев. Но когда Фенрис встал, направляясь в снятую ими комнату, он попутно поцеловал Хоука в лоб. Чёрные брови поднялись ввысь и морщины чудом разгладились. Ночь в таверне подошла к концу. Мерриль уже покинула братию, говоря, что спать ей захотелось и не терпится снова побывать в доме эльфинажа, в котором она прожила десять лет. Авелин тоже откланялась в силу того, что рано утром ей вставать на службу. И на Варрика так посмотрела, что он тоже вдруг вспомнил о своем государственном долге. Но не постеснялся вместе с Хоуком дойти до Верхнего города с Фенрисом на плечах. Бедный эльф наклюкался в зюзю, а друзья давай его тащить. Старый добрый Фенрис. Варрик передал любимого Хоуку практически на руки, держал он ушастого как невестку. Друзья тихо смеялись, чтобы не разбудить беднягу и перешептывались, пока совсем не стало поздно и до Варрика не дошло, что если он прямо сейчас не ляжет в постель, то на важнейший приём местной знати он попросту не проснётся. Перед тем, как метнуться к замку Наместника, гном обернулся и сказал Хоуку от всего сердца: — С возвращением, дружище. Гаррет помахал ему на прощание, желая не глумиться над тем, как смешно гном бежал по высокой лестнице к замку, попутно проклиная всё, на чём мир стоит. Он развернулся, открывая дверь родного поместья. Тихо прикрыл её за собой, будто мог кого-то разбудить кроме чуда, что мирно дрыхло у него на руках. Но было тяжело, особенно с коробкой, лежащей на мирно спящем. Гаррет прошёл вперёд, поднялся по лестнице и открыл дверцу спальни. Разворованные сейфы, разбитые шкафы. Побитый ножом матрас. Жалко, но спать можно. Смотреть немного грустно, но на ремонт поместья они заработают, и тогда роскошная кровать, покрытая красным бархатом, не будет так скрипеть. Гаррет положил любимого на постель как можно удобнее, взбил подушку, попутно сдувая с неё толстый слой пыли. Закашлялся, но Фенриса ничто не канало. Он уже почти пускал слюни на матрас, но Защитник быстро подложил подушку ему под голову. Какая милая картина: эльф лежал так, будто упал с лестницы, которая соединяла между собой Верхний и Нижний город. Ноги скрючены как попало, рука приподнята, ладонь свисла над головой, а вторая рука и вовсе упала за спину. Словно переломал все кости, в таком положении он уже должен был вопить от боли. Но нет — мирской сон и блаженство. Гаррет улыбнулся влюблённо. Каждый раз — влюблённо. Накрыл эльфа одеялом, которое, удивительно, не украли. Явно местные бандюги им себя накрывали в ночь нужды, вот и не продали на первом блошином рынке. Он пригладил острые плечи, поправил белые пряди, чтобы можно было видеть слегка дрожащие во сне глаза. Что-то ему снилось, явно веселое. Вот, даже слегка заулыбался. Похоже, кого-то он кромсал в фарш. И под кто-то Хоук имеет в виду работорговцев. Чем не сон мечты. Маг поцеловал эльфа легонько, желая ему победы. Отошёл после в сторонку, положил в камин деревяшки и обломки, которые ранее были роскошными предметами интерьера, и поджёг, щёлкнув пальцами. Он смотрел в камин, огонь отражался в его янтарных глазах, и он понимал: Вот он я. Вот мой дом. Я здесь. Весь и полностью. Смотрел на свои руки, ощущая на них остатки огненного заклинания. Один день прошёл с момента, как он вернулся в Киркволл. И всё, что он видел, всё, о чём он говорил, навевало воспоминания. Хорошие и плохие, тяжелые и весёлые. Но во всех из них, в каждом осколке памяти, который Гаррет находил на холодном полу разрушенного поместья, присутствовала магия. Либо её влияние. Дурное иль благое. Сам Гаррет был ходячим сгустком из магии. Он зажигал факела и камины, чтобы в доме становилось теплее. Естественно, с одного взмаха ладонью. Теперь пар не идёт изо рта, но снимать мантию он не собирался. Мантия Защитника. Гаррет встал перед разбитым зеркалом, разглядывая свою фигуру. Эта мантия была знаком того, что маг может добиться чего-то значимого, что его не обязательно заковывать в кандалы и кидать в башню до конца дней. Но и она была его проклятием. Ходили слухи, что кто будет носить одеяния Защитника, тот проклят до конца своих дней. Хоук был рад испытать этот слух на себе, не слишком то веря бабским байкам. Но магия, то, чем является, то, что подарило ему столько возможностей и столько мостов в его жизни сожгло дотла — его проклятие и благословение. Много близких людей Гаррета винило магию во всех своих бедах. Карвер, Гамлен. Фенрис… Многие из них не остались в его жизни. Кто-то нашёл себе занятие вдалеке от него, кто-то посвятил себя борьбе с противной силой. Кто-то умер. И до Гаррета дошла грустная, но правдивая до боли мысль: Защитник Киркволла — ничто без своей магии. Фенрис проснулся довольно рано для того, кто уснул пьяным сном в трактире. Его будет мучать слабое похмелье, но он все равно был рад тому, что проснулся в теплой постели, а не в стогу сена или на сожранным молью топчане в пригородной таверне. Эльф потянулся, зевая. Кончики ушей задергались активно, словно у кошки. И потом он встал, вздрагивая и ойкая от того, какой пол холодный. Оглянулся назад и понял, что камин, согревающий его ночью, давно остыл. Надел тапочки, раскинутые в разные уголки комнаты, а после вышел из неё, опираясь о перила. — Фенрис! — эльф услышал знакомый голос и тут же пошёл вниз, шлепая ногами на ступенькам слегка лениво. — Что-то случилось, Гаррет? — он спустился вниз в зал и увидел, как маг корпел на столике у камина, слышал, как бокалы и тарелки бьются друг об друга. — Пора завтракать. На тарелках было безе, а в руках вино. Гаррет и Фенрис присели на кресла у одного единственно горящего камина. И пока эльф завтракал, Хоук даже не притронулся к своей еде. Разве что немного вина пригубил, да и то — не заполнит голодный желудок. Эльф приподнял бровь, жуя сладость. И тогда Хоук виновато почесал затылок. — Извини, готовкой раньше Бодан да Орана занимались, единственное, на что я сам способен — псовые харчи. Так что мы потом сходим в Розу, закажем пару блюд, и… — Почему ты не ешь? — Я же говорю, что мне не нравится безе. Дрянь редкостная. — Да что оно тебе все поперёк горла встаёт? — продолжить жевать Фенрис. При чём, с небольшим таким удовольствием. Ну да. Он всегда был гурманом. — Потому что оно пустое. Снаружи всё из себя такое помпезное и приятное на вкус, а внутри — ничего. Все с таким восторгом о нём говорят, а как попробуешь — в рот брать больше не захочется. Фенрис поморгал, глядя на любимого. Тихонько убрал тарелку и бокал вина в сторонку. Элегантно выхватил из пальцев Хоука вино, от чего тот возмущенно ойкнул. Но он быстро заткнулся, когда эльф закинул на него ногу и оседлал колени. Придвинулся поближе и смотрел прямо в глаза. Глаза у Гаррета тут же превратились из орлиных в щенячьи и спросил он так робко, будто вот-вот сорвётся с обрыва: — Ты видишь во мне хоть что-то кроме того, что я маг? Что-то кроме оболочки, — если ранее Фенрис ласково и аккуратно брал любимого за подбородок, приглашая посмотреть на себя, то сейчас он властно схватил Гаррета за бороду и заставил на себя смотреть пристально. Тот аж от боли охнул, но не отвернулся. — Десять лет, Гаррет. Десять лет и более я провожу бок о бок с тобой. Я мог оставить тебя после бойни в Казематах. Но я уплыл с тобой в Антиву. Когда ты меня оставил, я пошёл истреблять убийц, которые завели на тебя охоту. Я похоронил твоего верного пса, — Гаррет сглотнул тяжело, а Фенрис продолжал смотреть и говорить. Пленил его зеленью глаз, как витиеватые лозы. — Я затаил на тебя обиду, пытался забыться в спасении рабов и убийствах магистров... Но мы воссоединились спустя один долгий, мучительный год. Воссоединились в Зимнем дворце. Я уехал с тобой в Андерфелс, подтолкнул тебя помириться с братом, и вернулся с тобой в Киркволл. Сижу у тебя на коленях и пью твоё вино без страха быть отравленным. Скажи мне вот что, Гаррет… — Что? — Стал бы я таскаться и тратить свою жизнь на пустышку, которая ничего из себя не представляет, кроме способности творить заклинания? — он явно на кого-то намекал. И Хоук хорошо понимал, на кого. Он молчал. Молчал долго, а в камине трескались угольки. Потом он почувствовал, как краснеют щёки. Как слезятся глаза. И как паскудная улыбка лезет на лицо. — Думаю, нет. — Правильно думаешь. Поцелуй был страстным, жарким. Давно, если подумать, они так не целовались. Не находилось времени и подходящего момента. Чем не лучше момент, когда один сидит на другом, родное поместье согревается светом домашнего очага, а вино горячит кровь? Фенрис вжался в него ещё сильнее, прилегая бедрами как можно ближе. Слегка потерся, принимая удобную позу, впился пальцами в чернявые волосы, коснулся языком ряда зубов, почувствовал на собственном нёбе чужой. И застонал, жарко. Он жаждет продолжения. И Хоук кладет ладонь на его тощий, прекрасный зад, очерчивая пальцем небольшие ямочки. Эльф аж вздрогнул и охнул, прекращая поцелуй. Хоук открыл глаза и фыркнул, заставляя прядку белых волос подняться в воздухе. От желания у Фенриса аж зрачки стали в два раза больше. Совсем как у кошки. Тот потянулся вперёд для продолжения, но Хоук вдруг спросил: — Фенрис, меня вот что интересует… — Ну что ещё? — заворчал эльф, поджимая уши и хмурясь. Само очарование. — Раз ты более-менее доволен этими годами, проведёнными рядом со мной, то ты бы не хотел продолжить так и впредь? — Что? — И чтобы минимизировать риски быть внезапно атакованными обиженными магистрами и красными храмовниками во время любовных утех, я предлагаю спасательный оберег, — хохотнул Хоук. А вот у Фенриса глаза на лоб полезли. — Ибо под взором Создателя, мне кажется, всяко безопаснее.

В своих грубых пальцах Хоук держал золотое колечко, что прелестно сверкало, как в старой сказке.