Melody

Защелкнув дверь класса на замок, Стэнли оборачивается к инструментам. Стоящий у окна рояль уже был занят, тихая приятная мелодия поспешно закончилась, поставив в конце звонкое "ля". От напряжения становилось жарче, белоснежная рубашка чуть липла к коже, а ладони плотно сжимались в кулаки, ногтями впиваясь в кожу. – Что-то срочное? – Ксено спросил даже не повернув головы, так и сидел, спрятавшись за инструментом. Чуть погодя наклонился за сумкой, куда, вероятно, планировал убрать ноты и поскорее уйти. – У меня завтра концерт. Мне нужно готовиться. Так холодно. Ледяняще безразлично после одной лишь ссоры. – Я хотел поговорить. Нам нужно извиниться друг перед другом и мне стоит начать. Стэнли кидает скрипку на ближайший стул и подходит ближе, становится у края и чуть облокачивается на чёрную лаковую поверхность. – Прости меня. – За что? Вопрос Ксено звучал резко. Он хотел знать за что конкретно перед ним извиняются. А свой грех он знал, сидел и винил, не знает как поступить. И от того инициатива друга становится отличным шансом. – За свои резкие слова. И что ушёл не выслушав. И что придумал себе всякого после. Просто... меня действительно ранит твоё отношение ко мне на людях. Именно так. Парой часов ранее, столкнувшись на уроках сольфеджио, Ксено, в очередной раз забыв о своём обещании, отсаживается подальше и словно в раздражении закатывает глаза. Отталкивает в коридоре, не позволяя даже перекинуться парой фраз, игнорирует. В этот раз Снайдер больше не мог терпеть. Он не желал истерик, не хотел публичности. Взял под локоть и увёл туда, где меньше народа. Держался до последнего, сжимая губы в немом возмущении, но сдался, позволив себе недопустимое. С тяжёлым вздохом, Хьюстон закрывает крышку клавиш, поднимается со своего места и становится рядом, кладёт руки на чужие плечи и виновато кивает. – Хорошо, я принимаю твои извинения. Но мне тоже надо извиниться, всё же, изначальная проблема во мне. Ты ведь знаешь что я люблю тебя, зачем тебе подтверждения и здесь? Но мне действительно... стыдно. От чего-то я беспокоюсь, что если мы будем рядом, что-то обязательно произойдёт. Снайдер понимает. Отвечает объятиями, прячется лицом в волосах. – Ничего не будет если мы сядем вместе или поговорим. Больше вопросов возникает сейчас, не думаешь? – Такая глупая причина для ссор... ничего не будет, правда, но меня все-равно это тревожит. Возможно, дело в том, что я уже привык тянуться к тебе. Куда проще вообще не видеться, чем быть рядом, но не иметь возможности получить желаемое. – Мы обсуждали это прежде. Не здесь, будет обидно поймать отстранение на последнем году обучения.. Но ты можешь целовать меня когда мы одни. Например... –... Сейчас? Ксено заканчивает фразу, за мгновение оглядывает все углы под потолком, убеждаясь что камер нет, и, чуть приподнявшись на носки, целует. Сжимает плечи крепче, чувствует, как смыкаются в замок ладони под поясницей, толкается настойчивее и кусает губы. Стэнли не тянет, отвечает, проходя языком вовнутрь и проходя тем вдоль зубов. – Неужели эти три часа разлуки так тебя томили? – Снайдер немного отодвигается от рояля уже чувствуя, как побаливает копчик. Обнимая, проходит правее, к крышке, на которую аккуратно усаживает Ксено. – Говори проще, Стэн. Конечно я скучал, час, три или сотня особо не имеет значение. – Ты слишком осторожный, мне это даже нравится. Хотя, ты и об этом знал. – А ты закрыл дверь на замок. Значит сразу знал за чем придёшь. В этом разговоре лишние уши и глаза были не к месту, предусмотрительность, не более. Белая рубашка Стэнли довольно быстро оказывается расстегнута до конца, пояс брюк небрежно висит не придерживая одежды. Руки были заняты, торопливо снимали с Хьюстона его мягкую жилетку и рубашку, та аккуратно спала с одного плеча так и оставшись, обнажив новое место для поцелуев. И Стэн этим пользовался, припадая к груди лицом, касаясь языком мягкой кожи и чуть кусая. – И все же, это ужасные риски, Стэн. – Всё в порядке. Дверь заперта, камер нет, окна прикрыты. Просто расслабься. Яркий румянец на щеках Ксено даёт понять, что это не так просто. Но он доверял, достаточно чтобы принять что дверь действительно закрыта, а за окнами ничего не видно. Опускается на ноги и аккуратно толкает друга в плечи, назад, к табурету, усаживая. Сам опускается перед на колени и тянется к ширинке. – Музыка отвлечёт любопытных. Ты ведь сыграешь что-нибудь? Заодно сняв и пояс, кладёт тот рядом и наклоняется ближе, зубами захватывая край белья и стягивая вниз, совсем немного обнажая уже покрасневшую головку. – Я не начну пока ты не заиграешь. Я ведь не прошу что-то конкретное, Стэнли. Чуть погодя, Снайдер все же поднимает крышку и зажимает аккорд. Чувствует влажное касание, выдыхает и начинает играть по настоящему. Внимание сбито, как и ноты, пальцы вовсе не попадали по клавишам, но били в чётком ритме, общем с движением головы внизу. Поняв, что уже знакомые композиции не подходят, Стэнли отпустил правила, стараясь передать через звуки свои ощущения. Периодически опускал одну ладонь к чужим волосам, крепко собирая те в кулак, а после поглаживая. Уингфилд старался угодить не меньше, испытывал особенный энтузиазм, намереваясь удивить и услышать что-то большее. Проводил губами от самого основания и до кончика, целовал и ласково прикусывал, брал глубже обычного, до першения в горле и отпускал лишь когда услышит ноты третьей октавы, звонкие и чистые, смешанные с напряжением в мышцах и мурашками. Будучи уже на пределе, Снайдер одёргивает руки от клавиш и опускает взгляд вниз, ловит чужой, улыбающийся, губы Ксено были чуть опухшими, в щеки и подбородок испачканы слюной. В целом, его это не волновало. Юноша поднимается на ноги и позволяет снять с себя брюки и бельё. Его скромные достоинства прикрывает лишь край рубашки, но лишь до тех пор, пока под ту не проскальзывают ладони, гладят по животу и бёдрам, крепко сжимают кожу докрасна. – Как ты хочешь? – Шёпотом, чуть шипя от болезненных касаний. – Сыграешь мне? – Словно издеваясь отвечает Стэнли, и, приподнимая за бока, усаживает Ксено на инструмент. В раз прижатые клавиши страдальчески воют, грязно и совсем немелодично, давят на ягодицы, гарантируя оставить после себя след. – Тебе даже не понадобятся руки. Так кстати оказавшийся рядом пояс прочно затягивается на поднятых вверх запястьях. Такие методы примирения были далеки от нравственных идеалов, но работали, этого достаточно. – Должен признать, это довольно элегантно и смело. – Хьюстон довольно расплывается в улыбке и немного съезжает ниже, давая больший доступ. В качестве опоры укладывает ногу на плечо Стэнли, что сразу же проводит по той рукой в пути до самого сокровенного. Главное аккуратно начать, вводя сначала один палец, щедро смоченный смазкой, словно знал что однажды пригодится, Стэн носил её в своей небольшой сумке. После второй, на этот раз внимательно поглядывая на лицо напротив, чтобы не причинить лишнюю боль. Веки Ксено перестают содрогаться и именно тогда можно продолжать, мягко сгибая один из пальцев внутри, находя особенные точки даже сейчас. Третий палец заходит куда проще, наконец завершая этап и позволяя перейти к основному. Ещё раз уточнив готовность, Снайдер входит, сначала немного, после неторопливо, но настойчиво до самого основания. Музыка слышится грохотом, но отлично заглушает стоны, мажет сильнее с каждым толчком, словно кто-то решил прокатиться по клавишам несколько раз. Впрочем, эти нескромные звуки можно было назвать ничем иным, как мелодией их отношений, сбитая, пребывающая в конфликте, но при этом вечно находящаяся в сложно переживающем огне страсти, сопротивляться которому буквально нет сил. Сменяя вздохи словами, Ксено просил о немногом. – Передышка, всего-то пара минут. – Неужели уже устал? Скоро закончим, Ксено. Я потороплюсь. Как и было сказано, темп действительно увеличился, значительно и крайне ощутимо. Стэну приходится развязать пояс и дать свободу рукам, чтобы держаться, и те сразу же опускаются вниз, небрежно нажимая клавиши рядом. От этого безумия кружилась голова, а в глазах мутнело, держали в себе лишь поцелуи, бесконечно покрывающие лицо и шею, и руки на бёдрах, оставляющие пальцами синяки. А ещё топот за дверью и чужая речь, неразличимая и проходящая мимо, но чётко слышимая даже за звуками рояля. В какой-то момент и вовсе раздаётся стук. Снайдер замедляется и прижимает палец к своим губам, давая знак молчать, отвечает сам, кратким извинением за неудобство. Женщина с той стороны уходит, оставляя за собой бешеное сердцебиение у двоих, Ксено, казалось, и вовсе перестал дышать, лишь бы скрыть своё присутствие, побледнел ещё сильнее. – Слишком шумно, Стэнли, одного предупреждения достаточно чтобы в следующий раз зашли без стука. – И что ты предлагаешь? Ответа не последовало, заместо того была аккуратно зажата очередная клавиша. А после и октава, всей ладонью, чётко в очередной удар бёдер. Только сама мысль о происходящем заводила сильнее, они, два студента консерватории, заперлись в классе чтобы заняться сексом на рояле, так, чтобы раскачать ножки инструмента, чтобы их слышали на весь коридор. Риск бодрил и возбуждал. Это осознавали оба, до момента пока между специфичной музыкой не вырвался стон. Громкий, протяжный, точно дающий понять что произошло. Стэн выходит и целует, заглушая голоса, и заканчивает следом, пачкая живот. – Быстро не вышло, прости, Ксено.