Никому не нужен

      — Николас, — шипит голос над головой, на щеках лежат мертвенно-холодные руки, — как же я скучал. — Найджел улыбается, но это больше похоже на оскал. Звериный, хищный, будто ещё пару мгновений и от молодого человека, чьё лицо находится в хватке ладоней, не останется и следа. Жаль, что Хайд не видит этой эмоции, потому что скован.       Зажат. Напуган тем, что происходит. Его жизнь к такому не готовила, определённо не к этой встрече.       — Н-найджел? — голос слегка дрожит, прикосновения давно забытого человека — а человек ли он? — ощущаются… по-новому. Необычно до холода в желудке. Силясь не закрыть глаза, чтобы тьма не загребла в свои лапы, Николас с трудом сглатывает подступивший к горлу ком. Он напуган. Он потерян. Он не смотрит вверх, боясь встретиться взглядом с ним. Самым страшным и коварным хищником во плоти, обитаемым где-то там, за пределами нормального.       Найджел смеётся, тихо и спокойно, что пугает ещё больше. Так не должно быть, не должен смех сумасшедшего маньяка звучать именно так. Ладони по щекам гладят мягко со всем трепетом, доводят до состояния дрожи то ли от страха, то ли ещё от чего. Хайд всё же прикрыл глаза ненадолго, слишком доверчиво откинув голову назад, и сжал в руках края одеяла. Собирался ложиться спать, но все планы спутал чёртов Найджел. И он же чуть резко потянул на себя за ворот ночной рубахи, уложил голову на своё плечо, убирая одну ладонь на бедро Николаса.       — Ты ожидал увидеть кого-то другого? — то ли урчит, то ли шипит. Не разобрать от того, что внутри всё холодом обдало.       — Нет. Но, Найджел… Как ты меня нашёл?       — Кто ищет, тот всегда найдёт.       Губы прошлись по щеке дорожкой из поцелуев, а когда прибавился язык, — шершавый, мокрый и на удивление горячий — Николас отпрянул, дёрнул головой в сторону. Сосредоточился на том, что это всё сон и Найджела тут нет. И не будет, пока он, Николас Хайд, так думает. Хватка чужой ладони на другой щеке стала сильнее, едва слышно хрустнула челюсть, отчего раздалось слабое мычание. Без слёз. Без обжигающей ненависти к этому хищника.       «Я не боюсь тебя», — думал про себя Николас, пока его поглаживали по бедру. Аккуратно, бережно, словно Найджел боялся сломать горячо обожаемую игрушку. Но дело в том, что при всё своём безумии, удержать то, что не под его контролем, Зверь не мог. Так же, как и не мог переломать все кости Хайда.       — Мой милый друг, — глядя в глаза напуганного Николаса, Найджел расплылся в улыбке, — скажи, ты меня точно не боишься?       — Не боюсь, — но голос подвёл, снова дрогнув под пристальным взглядом тёмных глаз. Николас замер, стараясь не дышать, глаза в сторону не отводить, чтобы хватка на щеке не стала сильнее.       — Это замечательно. — урча, Найджел приблизился к чужому лицу. Коснулся губами губ Хайда в каком-то несвойственном жесте, будто мама-кошка нюхает своего котёнка на наличие чужого запаха на шёрстке. — Кроме меня, ты никому не нужен, Николас.       — Кроме тебя, я никому не нужен. — повторил следом Хайд. Знал, что если он задержится или смолчал, получит по лицу жёсткую оплеуху. Такую, после которой звон в ушах ещё несколько дней будет стоять, а синяк сходить неделями.       Найджел снова смеётся, тихо и мягко, целует нежно. От такого Николаса переполняют разные эмоции: от страха до больного удовлетворения происходящим. Это вводит в ступор, ладонь, что хотела лечь поверх чужой на бедре, застыла в воздухе. Дыхание сбилось, всё потому что язык Зверя проник в рот, пробегаясь по верхнему ряду зубов, обвивая чужой язык.       — Не надо, — сглотнув очередной ком в горле, неуверенно оскалился Николас после поцелуя. Зависшую руку перехватили, сжав до хруста запястья. Лицо скривилось, но Хайд запретил себе плакать — покажешь слабость перед врагом и умрёшь в самых страшных муках.       — Что не надо, Николас? — невинно поинтересовался Найджел, обводя губы напротив языком. Ему нравится, как дрожит его игрушка в хватке рук. Как та силится не заплакать, хотя ещё чуть-чуть и солёные капли потекут по щекам. — Мой маленький, добрый, светлый Николас. Не плачь. Я не люблю, когда ты так делаешь. — в тихом шипении слышится нотка угрозы.       Хайд не плачет, он просто прижимается поближе и прячет лицо в шее Найджела. Холодно, страшно, неизвестность дальнейших событий пугает. Ладонь с щёки сместилась на макушку, перебирая между пальцами тёмные кудри. Зверь тихо урчит, вибрация от такого отдаётся в тело Николаса мелкими волнами, ненадолго успокаивая.       — Ляг, — всё также урчит Найджел, смещаясь в сторону, отчего Николас потерял опору, падая спиной назад. Как только голова коснулась подушки, Хайд облегчённо выдохнул, но ненадолго. На животе и груди сразу возникла тяжесть, холодная и слишком большая. Это Зверь умостился грудью и головой поверх своей игрушки, не переставая подражать довольной от жизни кошке.       «Почему ты так нежен?» — пронеслось в голове Николаса, пока ладонь не смело сжала в кулак волосы Найджела. Тот спрятал лицо в чужой груди, размеренно дыша и обжигая кожу через тонкую ткань ночной рубахи. Немного поёрзав, Хайд тихо позвал:       — Найджел.       — Да?       — Я действительно кроме тебя никому не нужен?       В ответ молчание вперемешку с урчанием, которое волшебным образом потихоньку вгоняло в дрёму. После же шевеление и тяжесть сместилась повыше, а в шею уткнулся ледяной нос.       — Никому не нужен. — подтвердил Зверь, подкладывая руки под спину Николаса. — Кроме меня. Я один тебя понимаю, уважаю и люблю.       — Хорошо, Найджел… — зевок вырвался сам собой. — Это очень хорошо.       Так Николас и заснул с тяжестью на себе. Ему было спокойно всю ночь от чужого присутствия, пока утром он не обнаружил, что остался один. Снова.       «Никому не нужен», — опять возникло в голове Хайда, пока он делал записи в своём дневнике.