… Мне снится, как вырастает голова на животе, Эта голова паршива тем, Что она просит есть, Она просит пить, Она ревёт, она просит её любить. Она врёт мне, что мы семья, Я пытаюсь её душить… © Пирокинезис «До последнего люмена»
Сказать, что Джонатан удивился, осознав, что он лежит в гробу где-то на дне океана, будет, мягко говоря, преуменьшением. Он помнил, как провожал взглядом Эрину с ребёнком на руках прочь с пылающего корабля и думал, кому ещё посчастливиться выжить. Ему самому оставалось жить всего несколько минут, пока он окончательно не задохнётся в дыму, обнимая голову Дио, чтобы тот точно больше никогда не возродился. У Джонатана не осталось сожалений, и он готов был принять свою судьбу, если это поможет спастись невинным людям. Джонатан так и не увидел ни Рая, ни Ада, ни Чистилища, ни чего-либо другого, что должно было ждать каждого после смерти. Его вечность оказалась удивительно тесной и одинокой — кроме Дио, никого рядом больше не было: ни ангелов, ни чертей, ни умерших раньше родственников. Он почти чувствовал привкус разочарования на языке. Будучи археологом, Джонатан много времени посвящал изучению разных существовавших и существующих религий, и это не могло не заставить его задуматься о Боге и вере. Даже если жизнь продолжается после смерти, он сомневался, что священник в церкви, предположительно, никогда не умиравший, может что-то об этом знать. С того света никто не возвращался, никто из умерших никому не передавал своих впечатлений о мире мёртвых. Если такой вообще существует. Похоже, теперь у Джонатана больше опыта в этом вопросе. Где-то глубоко в душе он надеялся встретиться со своей матерью, которую он никогда не знал, ведь она умерла ещё когда он был младенцем. И извиниться перед отцом, что он раньше не заподозрил Дио и не смог его защитить. Ни тогда, на корабле, ни сейчас, в гробу, Джонатан не был готов к такому развитию событий, что он всю вечность проведёт наедине с Дио. Но даже если бы он знал, чем всё обернётся, он сделал бы всё то же самое ещё раз. Может, это его миссия — помочь душе Дио очиститься. В замкнутом пространстве на дне океана занятий особо не наблюдалось, и Джонатан с Дио много разговаривали. Иногда вполне миролюбиво, как друзья, иногда ругались — в такие моменты Дио хотел, чтобы Джонатан заткнулся, но он не собирался молчать, — а могли даже пошутить. Вечность проходила ни хорошо, ни плохо — вполне терпимо. Правда, Джонатан не мог даже предположить, что их с Дио уединение когда-нибудь закончится. Их прервали: какие-то моряки подняли гроб со дна и взломали замок в надежде, что найдут сокровища. Дио только этого и ждал — он сразу же осушил до последней капли этих несчастных. Как выяснилось позднее, он почти столетие ничего не ел, не удивительно, что ему нужно было столько крови, чтобы восстановить силы. Джонатан не успел его остановить. С тех пор Джонатан не выходил на связь — объявил Дио бойкот. Дио было всё равно. Теперь, когда он на суше, среди людей, ему не нужен чужой голос в голове. А то это попахивало шизофренией. К тому же в гробу он часто хотел, чтобы Джонатан исчез, а сейчас можно сказать, его желание исполнилось. Правда, как ни странно, вскоре Дио заскучал без Джонатана. Оказалось, что за почти сто лет посмертия он успел привязаться к нему больше, чем когда они оба были живыми. Сейчас, среди людей, Дио без Джонатана чувствовал себя более одиноким, чем под водой, когда даже от немых рыб он был отделён толстым слоем обитой металлом древесины. Тогда Дио решил «сесть на диету» — несколько дней не пить ничью кровь, чтобы Джонатан вышел к нему поговорить. Дио знал, что это сработает. Как и то, что когда он снова начнёт нормально питаться, Джонатан снова исчезнет. — Ты мог бы пить кровь смертельно больных людей, которым немного осталось. Или пить донорскую кровь. Или кровь животных, — упрекнул его Джонатан. — А если бы тебе хватило смелости, ты бы вышел на солнечный свет и умер. Ты уже прожил достаточно. — М-м-м, спасибо, но не хочу, — только ухмыльнулся Дио. — Зачем ты... ведёшь беспорядочную половую жизнь? — продолжал Джонатан. — Ты ведь совсем не знаешь тех женщин. Что если у них уже есть возлюбленный или жених? Может, у них уже есть муж и дети. А ты... ты даже не думаешь о том, чтобы быть джентльменом! — Потому что я провёл сотню лет в гробу на дне океана, я соскучился по человеческому теплу. И ты, кстати, тоже, не отрицай. — Это не оправдание! Я женатый человек! Пусть даже Эрины, скорее всего, уже нет среди нас... Надеюсь, она прожила долгую и счастливую жизнь... — И нашла себе нового мужа, а то и нескольких? — ухмыльнулся Дио. — Нет ничего плохого в том, чтобы молодая вдова повторно вышла замуж! Не растить же ей ребёнка одной… Дио, мерзавец! Сколько женщин ты толкнул на путь матери-одиночки?! — Не знаю, не считал, — зевнул Дио. — Но если ты не заметил, сейчас мы находимся в Каире, где пирамиды. Неужели ты не хочешь увидеть сокровища фараонов своими глазами? Джонатану даже не нужно было ничего отвечать, Дио и так знал — хочет. — Я могу найти нам провожатого, который тебе проведёт экскурсию и всё расскажет, ответит на любые твои вопросы, — продолжил он. — Правда? — попался на удочку Джонатан. Совсем как ребёнок. Хотя им уже по сто двадцать лет. — Конечно, — ответил Дио. Он уже поручил своим людям найти подходящего экскурсовода и немножко зомбировал его. А как иначе ночью пробраться к пирамидам, в музей и куда ещё Джонатан захочет? — После этого ты прекратишь своё существование? Ты ведь уже прожил достаточно, Дио, пора умирать. — Дай мне время закончить мои дела. — Твоё время уже давно прошло. Но хорошо, не затягивай с этим. Не говорить же Джонатану, что Дио и вечности не хватит осуществить все его планы. Дио даже уступил Джонатану контроль над телом, чтобы тот сам смог почувствовать сухой пустынный воздух, песок под ногами и величественность так обожаемой им древней истории. Чтобы напрямую задавал свои вопросы, а не просил Дио их передать. Дио так немного заглаживал вину перед Джонатаном, которую на самом деле не ощущал. Джонатан почувствовал себя почти живым. При жизни он больше интересовался ацтекскими верованиями, чтобы разгадать секрет каменной маски, но учебная программа в колледже требовала знания и других древних культур, так что он немного знал и про Древний Египет. Теперь, когда каменная маска уничтожена, Джонатан мог направить свой интерес на что-нибудь другое. Почему бы не на пирамиды, раз уж они оказались в Каире? Ну и что, что экскурсия ночью и только для него одного — это вынужденная мера, поскольку тело Дио разрушается под действием солнечного света. Честно говоря, Джонатан от этого только в выигрыше: туристы не толпятся, мешая обзору, и времени у них до рассвета, а не по расписанию, когда нельзя ни на минуту подольше задержаться. Джонатан был доволен ровно до того момента, как Дио не вернул себе контроль над телом и не вернулся к своей обычной жизни — к беспорядочным половым связям с девушками против их желания и кровавому рациону. И если Дио снова скучал по Джонатану и «садился на диету», Джонатан больше не верил ему, не поддавался на провокацию, не выходил на связь. Он молча сидел где-то в глубине их общего тела и наблюдал, раз всё равно не мог перехватить управление на достаточное время, чтобы покончить с собой и Дио.***
Благодаря странной стреле, выточенной из метеорита, Дио обрёл силу, которую Энья называла стэндом. Новая способность пробудилась и у Джонатана. Но поскольку у них одно тело на двоих, Дио мог пользоваться обоими стэндами. Его способность, названная The World, даровала возможность останавливать время. У Джонатана же появилось что-то вроде ясновидения. Фиолетовые лозы показывали образы, в которых Дио, к своему огорчению, смог разглядеть, что род Джостаров не прервался. Когда Джонатан узнал о своих живых потомках, он обрадовался и расстроился одновременно. Он был счастлив, что у него есть такая большая семья, больше, чем он мог предположить, но огорчён, что он даже не знал о беременности Эрины, не смог быть с ней и воспитывать их общего ребёнка, и сейчас мог лишь издалека, через способность стэнда, увидеть своих внуков. У Дио же семьи не было. Сто лет назад он не оставлял в живых ни одну женщину, которая могла бы родить ему ребёнка, а может, его род прервался. Только сейчас у него начали появляться внебрачные дети, как казалось Джонатану, обречённые на несчастливую жизнь в неблагополучных семьях. Он смог насчитать четверых — все исключительно мальчики: Шиобана Харуно, Ракиэль, Унгало и Донателло Версус. — Сколько бы у тебя не было детей, Дио, у меня всё равно будет на одного больше, — сказал Джонатан. Потому что Эрина забеременела и выносила его ребёнка до того, как они с Дио стали единым целым. И теперь все дети Дио также и его дети — общие. Джонатан хотел бы им дать лучшую жизнь, раз уж они родились и по его вине тоже, только не знал, как. Отправить денег явно было недостаточно. — Все твои потомки умрут, и тогда количество не будет иметь никакого значения, — ухмыльнулся Дио. — Нет, ты не посмеешь! Это же ни в чём не повинные люди! — разозлился Джонатан. — Они Джостары, и этого достаточно, — хмыкнул Дио. Как будто он не убивал и за меньшее. Раз уж Джонатан уже нарушил данное себе слово и вышел на связь с Дио, то он попросил для себя кое-что. В хрустальном шаре мелькнуло надгробие с именем Эрины, и Джонатан хотел навестить её могилу. И, неверное, Дио был в хорошем настроении, возможно, был рад появлению Джонатана, раз согласился на такой рискованный перелёт в другую страну. Джонатан смотрел на имя своей жены, выгравированное на могильной плите, на две даты — к счастью, по расчётам выходило, что она прожила довольно долгую жизнь, — и пытался представить, что ей пришлось пережить за все эти годы. Наверное, впервые ему хотелось, чтобы существовал Бог, чтобы он создал и загробный мир, где люди после смерти проводили вечность — не такую, как он с Дио на дне океана, чтобы после смерти было что-то ещё. Чтобы он мог ещё раз встретиться с Эриной и обо всём поговорить, извиниться перед ней... Как раз в этот момент Дио надоело просто стоять у могилы молчаливым свидетелем и терпеливо дожидаться, пока Джонатан закончит свой тоскливый внутренний монолог о давно погибшей жёнушке. А может, такова была его настоящая цель визита на кладбище в другую страну. В любом случае, Джонатан почувствовал, как Дио скапливает побольше слюны во рту, чтобы плевок получился смачнее, и лишь в последний момент смог повернуть голову в сторону, чтобы жидкость не попала на могилу. Дио, кажется, был разочарован, но больше не пытался осквернить место захоронения Эрины. Джонатан хотел дать пощёчину, но пока они делят одно тело на двоих, это вряд ли возможно.***
Среди всех своих сообщников Дио особенно выделял одного молодого паренька по имени Энрико Пуччи, который учился в семинарии и собирался стать священником. Джонатан скривился бы, если бы мог. Ещё до смерти его отношение к религии стало неоднозначным. С одной стороны, это многочисленные человеческие и не только смерти, начиная от человеческих жертвоприношений и заканчивая религиозными войнами, ради Бога, которого, возможно, не существует и никогда не существовало. С другой стороны, благодаря религии развивались астрономия, зодчество, изобразительное искусство, философия и многие другие науки и искусства. Можно привести много аргументов за и против. Но религиозность Энрико Пуччи могла стать опасным оружием в руках Дио. Дио искал путь в Рай. Для этого ему нужен благонадёжный друг — кто-то, способный полностью контролировать себя, кому не будут интересны власть, слава, богатство и сексуальные желания. К тому же для него воля Господа должна быть превыше людских законов. Под «Господом» Дио, конечно же, понимал себя. И подобные качества проще всего было найти у священника. Особенно у семинариста, которого ещё можно перевоспитать под себя. Джонатан почти не сомневался, что взрослый священник разглядел бы всё зло Дио, его ставшую нечеловеческой природу, облил бы его святой водой и провёл обряд изгнания бесов, который, к сожалению, не помог бы. Возможно, Джонатан всё же укрепился в своём безбожии, а может, наоборот, это дали знать о себе походы с отцом в церковь, но он считал, что Рай на земле не может и не должен существовать. И то, как Дио его себе представлял, — губительно для людей. Джонатан должен его остановить. Или хотя бы замедлить, поскольку в своём положении узника в собственном теле он мало на что способен. Ему всего-то и нужно было, чтобы Энрико понял, что Дио не тот, за кого себя выдаёт. Джонатан мог бы рассказать обо всех злодеяниях Дио, до и после его превращения в вампира, но куда нагляднее будет просто показать. Дио не заметил, как Джонатан всего на несколько секунд перехватил контроль над правой рукой и оставил Энрико записку — место и время, куда и когда он должен прийти, чтобы узреть истинную суть Дио. У Дио довольно однообразное расписание. Пока Энрико будет бродить по особняку в его поисках, он наткнётся на сокровища, которыми Дио подкупает своих последователей, а затем и на самого Дио в разгар совокупления с очередной жертвой вокруг обескровленных тел других несчастных убитых. Тогда Энрико отвернётся от него и сможет прожить нормальную жизнь, встать на благой путь, а Дио придётся искать себе нового «благонадёжного друга». В общем-то, так и получилось. Энрико выглядел шокированным и, кажется, потерял дар речи, но даже так Дио заметил его присутствие. Джонатан не учёл только одного — харизму Дио. Всё же не все его соратники служили ему исключительно из-за денег, многих привлекала его натура. Дио умел быть убедительным с помощью одних лишь только слов. Так случилось и на этот раз: — Не все люди такие бескорыстные, как ты, Энрико. Они озабочены мирскими делами, им нужны деньги, чтобы удовлетворять свои низменные потребности. И я могу им их дать взамен на труды во имя общего блага. Для меня эти сокровища бесполезны, но для них жизнь немыслима без денег, — объяснял ему Дио. — А как же... Как же все эти женщины? Вы изнасиловали и убили их! — обвинял Энрико, к которому наконец вернулась былая стойкость духа. — О нет, эти женщины жили пустой и порочной жизнью. Они сами хотели умереть, если их смерть поможет продлить жизнь кому-нибудь другому. К сожалению, человеческая пища мне не подходит, мой нектар и амброзия — это человеческая кровь. Сильный всегда пожирает слабого, это естественный процесс. Но не бойся, Энрико, тебя я никогда и ни за что даже пальцем не трону. Ты отличаешься от всех смертных, ты слишком ценный для меня. Подобным образом Дио отвечал на любое обвинение, выставляя себя Богом в глазах Энрико. И молодой семинарист верил ему, словно загипнотизированный. Самые мерзкие и бесчеловечные преступления на глазах превращались в богоугодные поступки, чуть ли не в чудеса. Вера Энрико в Дио только возросла и окрепла. Джонатан не мог просто так это оставить. Энрико тонул во лжи Дио, сам того не замечая, и Джонатан должен убедить его, что это неправда. Самый лёгкий способ — напугать его, показать, что его жизнь не в безопасности рядом с Дио. У Энрико должен сработать инстинкт самосохранения, он должен бежать отсюда и никогда не возвращаться, навсегда забыть о Дио и его зловещих планах. Джонатан не хотел этого делать, не хотел вредить даже одному единственному человеку. Но на кону стояла судьба мира. Однажды он уже позволил затонуть целому кораблю, полному зомби, лишь бы Дио не выжил, и не знал, сколько пассажиров смогли спастись. Сейчас же цена куда меньше. Джонатан собрал все свои силы, чтобы захватить контроль над телом. Этого было недостаточно, чтобы днём выйти на солнце и сгореть — Дио тщательно баррикадировался, ожидая предательства от настоящего владельца тела, — но этого хватало, чтобы наброситься на Энрико. Разодрать его одежду, когтями разодрать болезненные кровавые полосы. От некоторых, скорее всего, останутся шрамы. Нужно было использовать тело Энрико, как Дио пользовался женщинами: без любви, без заботы, без удовольствия, подчинить и изнасиловать. Это заставило бы Энрико навсегда отдалиться от Дио, и тогда мир остался бы в безопасности чуть дольше. Но Дио успел вернуть себе контроль раньше, чем Джонатан рассчитывал, раньше, чем Джонатан успел навредить Энрико. Дио вживил ему росток из плоти, но ненадолго, лишь чтобы стереть последние несколько минут из памяти и отправить восвояси. Энрико ушёл. Но теперь Дио был зол на Джонатана как никогда прежде. Даже сильнее, чем в детстве. Тогда они тоже враждовали, даже если знал об этом только Дио, но тогда хотя бы были разделены, у каждого было своё тело. Дио нужно избавиться от слабостей, если он действительно хочет покорить весь мир. Джонатан — это слабость, его нужно уничтожить, раз и навсегда выгнать из тела, чтобы оно принадлежало только ему одному. И у Дио была идея, как это можно сделать. Ему нужна кровь Джостаров. Никакая другая больше не подойдёт, чтобы наконец завершить его перевоплощение. Среди ныне живущих он через стэнд увидел старика Джозефа Джостара, женщину средних лет Куджо Холли, подростка-старшеклассника Куджо Джотаро и совсем маленького Хигашикату Джоске, кровь которых хранила память о Джонатане. Дио собирался всех их убить. Кроме, пожалуй, Джоске — его он убьёт чуть позже, когда он немного повзрослеет и будет знать, что такое смерть и как страшно умирать, сможет прочувствовать весь ужас утраты жизни. Убить его сейчас, в детском возрасте, было бы слишком великодушно со стороны Дио, сопляк бы недостаточно страдал перед смертью. Дио уже велел Энье связаться со всеми его наёмниками и приспешниками и передать им новый приказ — уничтожить Джостаров. Методы не важны, а Дио потом щедро наградит героев.